In the middle of the night, (Посреди ночи) I don't understand what's going on (Я не понимаю, что происходит…) It’s a world gone astray. (Мир сбился с пути.)
Within Temptation — In the Middle of the Night
10 лет спустя
Утро Готэма порадовало, наконец, заскучавших жителей редко выходящим из-за туч солнцем. Уже с раннего часа поднялась такая жара, что даже в тени нельзя было спрятаться от нее. Несмотря на то, что был выходной день, люди еще не спешили покидать свои уютные квартиры. Даже с учетом того, что в бедных домах не было такой роскоши, как кондиционеры, они предпочитали домашнюю прохладу уличной жаре. И это при том, что конец апреля. В такое время года тепло обычно только начинает проникать на улицу, постепенно прогревая ее. Но в этом месяце, похоже, погода решила распорядиться иначе. Стены Блэкгейта, поддавшись капризной погоде, уже успели нагреться, а потому тепло проникло внутрь. Заключенные, забыв о прохладе своих камер, изнывали от жары так же, как и другие благочестивые жители Готэма. Это было неудивительно — тюрьма, к недоумению любого приезжего, находилась в черте города. В отличие от лечебницы Аркхем, которую все же догадались построить в пригороде. Блекгэйт возвышался совсем недалеко от центра, в восточной его части. Вероятно, это было сделано для того, чтобы близким преступников было легче посещать их. Видимо, Аркхем и попал в пригород потому, что его заключенных, как правило, просто-напросто не посещали. У окна своей камеры (в отличие от других, весьма прилично обставленной), стоял Пингвин. Глава мафии, нахмурившись, глядел на пустынные улицы. Словно игнорируя шалости погоды, Освальд Кобблпот был одет в любимый фиолетовый фрак, идеально сочетающийся с такой же черной жилеткой. Даже галстук был туго затянут, облегая рубашку, застегнутую на все пуговицы. Готэмский франт пренебрегал любыми погодными условиями, лишь бы выглядеть идеально. Даже в тюрьме. Вздохнув, Кобблпот отошел от окна. Чтобы скоротать время, он уселся за рабочий стол, желая отогнать из головы дурные мысли. Отодвинув в сторону складной цилиндр, Освальд взял черновой образец письма, которое он написал для Эдварда Нигмы. Даже после того, как Джим Гордон заключил его, Пингвин по-прежнему оставался авторитетом. В стенах тюрьмы были его люди, в городе ползали его шпионы, и многие, как это ни странно, в действительности ждали его возвращения. До него доходила каждая мелочь, творящаяся в Готэме, и он по-прежнему имел влияние даже на самые незначительные события. Мафия все еще была в его жадных руках, в тюрьме он находился или на свободе. До него дошли и слухи о том, что Эдвард Нигма выжил (видимо, кто-то разморозил его и помог в момент года апокалипсиса Готэма), а затем его посадили в Аркхем после неудачной попытки ограбить банк. Как выяснилось, Загадочник доверился не тем людям. А может просто просчитался в вычислениях (до Освальда доходили слухи, что Загадочник уже не так умен, как раньше). «Конечно», фыркнул в тот день Освальд, читая о заключении Нигмы. Доверия в Готэме нет и не было, а у Эдварда был только один человек, которому он в действительности мог довериться, и тот уже сидел в Блэкгейт. Десять лет, проведенных в тюрьме, дают много времени для размышлений, а потому у Освальда была возможность простить Нигму за все, что тот сделал много… очень много лет назад. А потому Пингвин намеревался освободить своего бывшего друга из психиатрической лечебницы, как только выйдет из тюрьмы. Как много лет назад. Он уже не боялся, что Эдвард снова его предаст. Мужчина надеялся, что ледяной плен и десять лет в Аркхеме добавят его другу немного мозгов. Его срок должен был закончиться со дня на день, и Кобблпот с удовольствием потирал руки в ожидании скорейших действий. Все, что он надеялся осуществить по освобождении, давно было заучено в его голове до мельчайших деталей. План для освобождения Загадочника был также составлен и подробно изложен в письме, которое Освальд перечитывал, когда дверь камеры неожиданно отворилась. — К тебе гости, Пингвин! Охранник подмигнул, вызвав у того недовольную реакцию. Он был человеком Кобблпота, который позволял тому принимать тех посетителей, которых в обычных условиях бы не пустили. Тех, кто мог влиять на события, происходящие в городе. Иначе Пингвин бы не смог вести столь активную деятельность из-за решетки. Кобблпот знал, как устроен этот мир, а в особенности — этот город, и позаботился обо всех сторонах, сделав свое пребывание в тюрьме вполне приемлемым и, можно даже сказать, комфортным. Во всяком случае, намного приятней, чем оно было в Аркхеме. — Кто? — Освальд поднял голову, откладывая письмо. — Девушка. Симпатичная, — и мужчина ухмыльнулся, от чего Освальду захотелось выцарапать ему глаза. Он встал из-за стола и стремительно подошел к нему. — Так чего стоишь? — нетерпеливо прошипел мужчина. — Пойдем! Охранник в удивлении поднял брови. И было чему удивляться. Во-первых, к Пингвину впервые пришла по собственной воле девушка. А во-вторых, он еще не видел босса более взбудораженным, чем сейчас. А босс был одним из самых эмоциональных и вспыльчивых людей, которых он знал. Для встречи заключенного с его посетителями была выделена отдельная комната. Как и в обычной тюрьме, она состояла из двух половин, разделенных пуленепробиваемым стеклом. К стеклу с обеих сторон примыкали столики со стульями. Обычно в самой комнате находилось четыре охранника. Двое со стороны заключенного, двое со стороны посетителя. Для Кобблпота делалось исключение. Как правило, в комнате в момент встречи не присутствовала охрана. Иначе как бы он мог спокойно вести свою деятельность. Остановившись перед дверью в комнату для свиданий, Кобблпот многозначительно посмотрел на охранника. Тот кивнул, понимая, что никого не должен впускать. Освальд толкнул дверь и вошел в комнату. Он сразу увидел ее. Виктория стояла, прижавшись к стеклу, и, как только хлопнула дверь, сразу посмотрела на Освальда. В ее глазах сияла та самая искренняя радость, которая загоралась в девушке каждый раз, когда она видела Кобблпота. Освальду не верилось, что она вновь стоит перед ним. Десять лет прошло с их последней встречи, когда в последний раз он обнимал Викторию, посреди руин Готэма. Такой мимолетной и долгожданной после разлуки. Если бы тогда Кобблпот знал, что она окажется последней, он бы ни за что не отпустил ее, отдавая в руки брата. Мужчина за пару шагов преодолел расстояние, отделяющее его от стекла, и остановился. Они оба стояли, прижавшись вплотную к стеклу, разделенные им. Освальд жадно пожирал Викторию глазами. Десять долгих лет он не видел ее. Память о ней не угасла ни на один день. Девушка повзрослела, и это было заметно. На ней скромное бордовое платье с юбкой до самого пола, а светлые волосы сзади убраны в аккуратный пучок, а еще она нежно улыбалась. На шее блестел тот самый медальон, который он подарил ей много… много лет назад. Но в его памяти Виктория навсегда осталась той безумной девушкой с необычными глазами, которых он еще не видел ни у кого. Которая смотрела на него так по-особому и так влюблено, и точно так же она смотрела на него сейчас, десять лет спустя. Освальд опустил взгляд. Виктория приложила руку к стеклу. Словно в тумане, Освальд приложил свою ладонь к тому месту, где с другой стороны находилась ладонь Виктории. Холод стекла вместо ее теплого прикосновения. Все годы их что-то разделяло, и даже сейчас судьба не давала ему просто прикоснуться к ней. Кобблпот прижался лбом к стеклу и, устало выдохнув, закрыл глаза. Так они могли простоять целую вечность. Каждый чувствовал умиротворение от того, что, наконец, увиделся со своим любимым. Их любовь умудрилась не угаснуть за столько лет, и сейчас они вновь чувствовали себя теми, кем были в миг их знакомства. Начинающий гангстер и наемница. Никто из них не знал, как судьба поступит с ними, когда Виктория в тот день наставила на него пистолет. — Освальд, — прошептала Виктория, и Кобблпот вновь посмотрел на нее. — Я так скучала. Сколько нежности и любви было в ее голосе. В ее счастливых от встречи глазах стояли слезы, блещущие годами разлуки. — И я скучал, Вики, — прошептал Освальд. — Ты по-прежнему такая красивая. — А вот ты немного поднабрал в талии, — она улыбнулась, заставив Освальда улыбнуться в ответ. — Минусы сидячего образа жизни. Они рассмеялись. Годы прошли, но словно ничего не изменилось. Время просто стерло, затмило собой ту боль, которую они хранили в своих сердцах. — Расскажи, как ты живешь, Вики, — попросил Освальд, все еще не отрывая руки от стекла. Девушка опустила глаза в неуверенности. — Обязательно расскажу, — Виктория посмотрела на него взрослым многозначительным взглядом, каким еще никогда не смотрела. — Но прежде, я хочу кое с кем тебя познакомить. Не дождавшись ответа, девушка выскочила из комнаты. Освальд нежно улыбнулся. Он так скучал по ней все эти годы. После того, что случилось в Готэме, когда они победили, не прошло и пары дней, как Гордон схватил его, бросив в клетку. И Освальд не смог вернуться к Виктории. Помочь. В этот момент он даже был рад, что не успел убить ее брата, потому что знал, что она хотя бы была не одна, и Виктор уж точно не оставит ее. Власть Пингвина была не безгранична. Он узнал, что Зсасов больше нет в Готэме, и никто не мог найти их или связаться с ними. Кобблпот просто потерял ее, а она, видимо, не захотела подвергать их жизнь опасности и приходить к нему. А вот теперь узнала, что он выходит из тюрьмы и… Виктория вновь зашла в комнату. На миг у Освальда замерло сердце. Она подвела к стеклу мальчика и положила руки ему на плечи. — Познакомься, — улыбка Виктории сияла таким счастьем, что Освальд невольно засмотрелся на нее. А потом снова опустил взгляд на ребенка. Несмотря на жару бледный мальчик, которому на вид, очевидно, лет десять, одет в модный черный костюм. Черные волосы взъерошены в причудливой прическе. Он с неким испугом смотрел на Освальда, но не отрывал от него ясного взгляда голубых глаз. Такого, каким на этот мир смотрела Виктория. Освальд потерял дар речи. Он не в силах был что-то сказать. Перед ним стоял его сын. Его собственный, родной… — Как его зовут? — охрипшим от нахлынувших эмоций спросил Освальд. — Элайджа, — Виктория погладила сына по голове, ероша волосы еще сильнее, — Элайджа Кобблпот. Услышав имя, Пингвин зажмурился. Слезы навернулись на уцелевший после последнего боя в его жизни глаз. Увы, искусственный, с нацепленным на него моноклем, оставался сухим. Кобблпот не видел его целых десять лет. Он вообще видел его впервые. Он столько всего упустил, оставив на Виктории тяжелую ношу. — Пожалуйста, сынок, подожди меня в другой комнате. Элайджа смущенно кивнул и вышел из комнаты. — Все это время я жил с одной лишь мыслью, что оставил вас одних, находясь здесь, — Освальд наконец смог овладеть собой. — И просидел бы еще лет десять, если бы не выторговал себе освобождение. Мой отец бросил меня, а теперь я… — Ты не виноват, — произнесла Виктория. — Он еще очень мал. Теперь ведь у тебя есть возможность вернуться к нему? — Конечно, — воскликнул Освальд. — А ты говорила ему… кто его отец? — Говорила. Он знает все. Просто он… очень скромный и часто скрывает свои эмоции. Он любит тебя и очень ждет. Каким бы ты ни был. Ты его отец. Элайджа твоя точная копия. Каждый день, глядя на него, я все время вспоминала о тебе. Ты даже не представляешь, какой он умный! И другие дети не обижают его, он не позволяет им этого. Виктория говорила быстро. Потоком хлынули слова, хранившиеся в ее голове годами. Ее голос перебивался всхлипами, так как она, как и Освальд, не выдержала напор, сдерживаемый десятилетием эмоций. — Если бы ты только видел, как он растет! Как он плакал вечерами, как смеялся и учился ползать. Его первое слово, он попытался сказать «дядя». Первые шаги. Освальд вновь зажмурился, вслушиваясь в каждое слово. У него есть сын! Есть смысл, ради которого ему стоит жить. Теперь есть новая цель, к которой он может стремиться, и это сохранение своей семьи. То, что отняли у него в один миг. Отняли так несправедливо. — Джим Гордон заплатит за то, чего лишил меня, — в ярости прошипел Пингвин. Ведь если бы детектив не посадил его, ничего этого бы не было. Мальчик знал бы, что такое отец, Виктория — что такое заботливый мужчина рядом, а Освальд — настоящая семья. — И еще как заплатит! — Виктория ухмыльнулась и вновь стала похожа на ту, кем была много лет назад. На безумную наемную убийцу, в которую Освальд так сильно и безвозвратно влюбился. Затем ее голос смягчился, словно она вспомнила, что все это было давно, и теперь не имеет никакого значения. — Освальд. Она произнесла его имя с такой трепетной любовью, что у Кобблпота защемило сердце. — Виктория, — прошептал он, прижавшись к стеклу еще сильнее, одним взглядом показывая, что его слова не пустые, — я больше никогда не отпущу тебя. Его возлюбленная согласно кивнула и нежно улыбнулась в ответ. — Я люблю тебя, — слова которые он не мог произнести пятнадцать лет, наконец, столь легко слетели у него с языка. И он произнес это, совершенно не задумываясь. — А я люблю тебя, Освальд, — Виктория вновь прижалась к стеклу, желая коснуться своего любимого. Какая ирония, столько лет между ними не было ничего, но они боялись даже коснуться друг друга и сказать то, что действительно было у них на душе. А теперь единственное, чего они хотят, это быть вместе, но между ними стекло. Жалкая насмешка судьбы, вечно ставящая между ними препятствия. — Я буду… нет… мы будем тебя ждать, — Виктория встала. Встал следом за ней и Освальд. — Обязательно, милая. Но перед этим… Он хотел сказать «я убью Джима Гордона!», но промолчал, подумав, что это было бы не совсем уместно. Но Виктория лишь согласно кивнула. Она все поняла. Потому что она всегда понимала, прекрасно зная, что творится в голове Пингвина. Между ними всегда существовала эта связь, не позволяющая по-настоящему разлучить их. Напоследок они перекинулись многозначительными взглядами.***
Со счастливой улыбкой Виктория вела сына за руку по улицам Готэма. Десять лет они прожили в Смолвиле, а теперь, когда девушка услышала об освобождении Освальда, решила, что пора вернуться в родной и любимый город. Она действительно не хотела, чтобы ее сын рос в месте, полном зла и насилия, в котором происходит столько плохого. А также, в котором есть его отец, который находится в тюрьме. Проще огородить ребенка от этого, увезя в другой город. И самой Виктории было бы тяжело жить в там, где рядом есть Освальд, но он недосягаем. Виктории было тяжело вынести мысль о его заточении, когда она узнала об этом. Смириться с тем, что осталась одна, вместе с ребенком, что его отец, которого она так сильно любила, который, наконец, признал, что они могут быть вместе, теперь не будет рядом. У нее больше не было возможности спасти его. В Готэме появился новый порядок, Гордон стал комиссаром, а сама Виктория решила сложить оружие. И если бы она могла взять его ради Освальда, то совершенно не могла сделать этого из-за младенца на руках. Поэтому выбор оказался очевидным. Благо, что Виктор не бросил ее, а помог, увез ее из Готэма. Вставал по ночам вместе с ней и помогал укачивать малыша. Не давал ей впасть в депрессию, постоянно подбадривая. И элементарно, добывая денег, чтобы ребенка было на что кормить. В этом у них недостатка не было. И теперь единственная мечта Виктории — чтобы ее сын увидел своего отца, наконец, осуществилась, и она была поистине счастлива. Наверное, впервые за всю безрадостную жизнь. Ей не хотелось впутывать сына в этот жестокий криминальный мир, ведь ради этого она и увезла его из города. Каждый в Готэме признал бы в нем сына Пингвина. Но неделю назад у Элайджи был день рождения, и он не желал ничего, кроме как встретиться с Освальдом. И в этот раз, узнав не так давно, что Освальд должен выйти из тюрьмы, Виктория не смогла отказать сыну. Девушка нежно прижала Элайджу к себе. Ее маленький любимый сынок, единственная радость в жизни. Каждый день рядом с ним был наполнен счастьем и любовью. Десять лет она отдавала ему ту любовь, которую не могла подарить Освальду. Не успела Виктория дойти до конца улицы, на которой возвышался Блэкгейт, как вдалеке замаячил знакомый силуэт. Джеймс почти не изменился, только появилась непривлекательная щетка под носом. А его пристальный горделивый и молча осуждающий взгляд остался прежним. Виктория и Джим поравнялись друг с другом, остановившись. — Какая встреча! — Гордон натянуто улыбнулся. Викторию в тот момент ему не удалось достать ни по одной статье, как он ни пытался. У нее была безусловно чистая история и дружба Харви, который всеми силами не позволял другу тронуть невинную девушку, но Джеймс хотел упрятать ее по принципу — дружишь с Пингвином — ты преступник. Виктория до сих пор помнила, каким презрительным взглядом он смотрел на нее в тот день. — Приветик, Джим, — Виктория улыбнулась одним уголком рта. Девушка бросила взгляд вниз. Джеймс вел за руку высокую красивую девочку с яркими рыжими волосами, повязанными цветными лентами. Взгляд малышки был истинно отцовским. Взгляд, так и жаждущий справедливости. — Прелестная дочка, не знала, что вы с Ли… — Это Барбара, — Джим перебил ее, — в честь ее матери. Виктория широко раскрыла глаза. Какое лицемерие! Любить Ли, а дочь завести от Барбары. Известной, между прочим, преступницы. Которая теперь, видимо, при всех деньгах растила дочь, так как девочка была одета в самые лучшие вещи. И это при том, что ее бедный малыш рос без отца! Что она сама все эти годы жила без Освальда… При мысли об этом счастливая улыбка Виктории быстро померкла. — А это… — Джим кивнул в сторону маленького Пингвина. — Это Элайджа, — Виктория любовно погладила сына по взъерошенным волосам. Мальчик посмотрел на нее в ответ с такой же любовью. От этого зрелища Гордона передернуло. Ему вспомнилась ночь в клубе Кобблпота, когда этот взрослый психопат смотрел на свою мать такой же больной любовью. Джеймс внимательно оглядел Элайджу с ног до головы, делая в голове собственные выводы. В еще чистых и невинных глазах ребенка он уже увидел будущего убийцу. Мальчик был истинной копией отца, словно Джим смотрел на уменьшенного Пингвина. И заранее он понимал, что ничего хорошего из его сына на вырастет, только лишь его подобие. — Что ж, увидимся, Виктория. — Несомненно, Джим, — Виктория ядовито улыбнулась в ответ, обнимая сына, словно так могла защитить его от любого зла этого мира. Девушка проводила Гордона взглядом, чувствуя, как сын прижимается к ней. — Пойдем домой, солнышко, — обратилась она к сыну, и его глаза радостно засияли. Была уже поздняя ночь, Виктория только уложила Элайджу спать, рассказав ему сказку и закрыв дверь его комнаты, как в квартиру громко ввалился Виктор. Он выругался и кинул на пол прихожей окровавленную винтовку. — А ну, тише, ты разбудишь ребенка! — шикнула Виктория, мгновенно подбежав к нему, и наемный убийца в защитном жесте поднял руки. — Меня вообще-то чуть не убили, — заметил он, стягивая перчатки и отстегивая ремни портупеи. — И что теперь, это повод сбивать ему режим? Виктор ничего не ответил и прошел в ванную. Виктория посмотрела на пол, где лежала брошенная винтовка, вздохнула и ушла на кухню. За все это время она, как и клялась много лет назад, так и не взяла в руки оружие, поэтому не собиралась убирать его за братом. Кровь она потом тоже заставит его вычистить самому. Через час Виктор вышел из ванной, прибрал в коридоре, а потом направился на кухню, где сидела Виктория с книгой и чашкой чая. Мужчина достал бутылку виски и стакан. Он налил себе немного, отхлебнул, а потом налил еще и уселся за стол напротив сестры. — Ты ходила к Пингвину? — спросил Виктор, отхлебывая из стакана и с интересом глядя на сестру. В ответ она лишь кивнула и снова уставилась в книгу. — И что Элайджа? Виктория довольно улыбнулась и подняла взгляд на брата. — Был очень счастлив, но… ничего не сказал ему. Перед сном только спросил, что ему делать, когда отец выйдет из тюрьмы. — Сказать ему уходить обратно? — предложил мужчина. — Виктор! Зсас в ответ лишь пожал плечами. Он любил племянника всей душой еще с того момента, как тот родился, но до сих пор терпеть не мог его отца. — Ну, а что, он слишком переживает. Чувствительный больно, весь в Кобблпота. Только не говорит так же много, как он, — с этими словами Виктор встал, зажал бутылку в руке и направился из кухни. — Я спать. Виктория вздохнула. На больше не брат никогда не способен. Но он прав, Элайджа и в самом деле разговаривал очень мало, хоть и был очень умным. Может, он просто не такой эмоциональный, как они с братом, а может, скромным, как Освальд в детстве, Виктория этого не знала. За этот день она очень устала, ведь навалилось столько всего. Слишком много для одного лишь дня. Девушка вышла на балкон, облокачиваясь о перила и вдыхая полной грудью. Хотелось просто побыть в одиночестве и подышать воздухом. Хорошо было бы сейчас покурить или выпить. Но она не делала ничего из этого с тех пор, как родился сын. Виктория вообще от многого отказалась ради того, чтобы ее ребенок рос счастливым и ни в чем не нуждался. Трудно было избавиться от многих своих зависимостей, но время и люди рядом с ней помогли ей справиться с этим. Где-то на улице раздался женский крик, и Виктория вздохнула. Да, это Готэм. Их любимый типичный город. Они снова дома. Виктория почувствовала порыв сильного ветра, и прикрыла глаза ладонью. На мгновение перед ее глазами мелькнуло что-то, словно перед ней пролетела какая-то птица или летучая мышь. Этих созданий полно было по ночам в Готэме. Но это произошло так быстро, что Виктория даже не поняла, что это было. Погода сегодня чересчур не подходила Готэму. Слишком спокойная и ясная. Даже на небе не было ни единой тучи. Оно было черным, на нем ярко выделялась каждая сияющая звезда, а посреди ярко светила огромная полная луна. Выйдя с балкона и дойдя до комнаты, Виктория закрылась в своей комнате и приготовилась ко сну. Уже лежа в кровати, она счастливо улыбнулась, вспоминая встречу с Освальдом. Он и вправду сказал ей, что любит ее… Прошло столько лет, столько боли и слез. Она мечтала услышать от него эти слова еще тогда, когда сама поняла, что влюблена, и желала ответной взаимности. Не решалась сама произносить это вслух, не веря в то, что это может быть любовь, или что они могут быть вместе. Единственное, чего она хотела тогда — быть рядом с ним. Но каждый раз что-то мешало. Но теперь. Когда Освальд выйдет из тюрьмы, все будет иначе. По-другому. Они снова будут вместе, теперь уже не имея между собой ни единой недосказанности, ни единой причины, чтобы разойтись. Все будет хорошо, так, как должно быть. Прошло столько лет, и они, наконец, заслужили свое вымученное счастье. Именно с этими мыслями Виктория и уснула, кутаясь в одеяло с довольной улыбкой. В окно ярко светила полная луна, освещая комнату бледным светом сквозь раскрытые шторы. Выделяя силуэт спящей девушки посреди пустой комнаты. И нечто, что показалось Виктории лишь птицей или летучей мышью, мелькнувшей в темноте, вновь появилось за стеклом. Эта ночь, такая неправильная для Готэма. Такая спокойная и тихая, впервые за всю историю города лишенная преступлений и ночных убийств, с чистым темным небом и огромной полной луной, освещающей целый город, заглядывая в окна каждого дома. Сегодня она породила очередного монстра, который еще не один год будет терроризировать город и некоторых его слишком беспечных жителей. Существо, которое родилось из того ужаса, из которого состоял этот город, из бесконечной череды преступлений и отсутствия правосудия. Из-за бесчисленного количества злодеев, таких, как Освальд Кобблпот, Эдвард Нигма или Виктор Зсас. Как Кармайн Фальконе и Джонатан Крейн. Как близнецы Валеска. Из той боли, которая томилась в сердце каждого жителя этого больного и неправильного города, который требовал возмездия и спасения за то, что с ним происходило все эти годы. Возможно, именно в эту ночь в Готеме, наконец, родилось правосудие. Засыпая с надеждой на завтрашний день, с верой в светлое будущее и любовью в сердце. С мыслью, что теперь она наконец-то обретет настоящую семью, и все они будут счастливы. Виктория не знала, что так, как должно быть уже никогда не будет.