От лица Файера
Моя мать умерла при родах. А отец всю недолгую жизнь с ребенком на руках винил меня в этом. В смерти моей мамы, которую я даже не видел. Папа убрал ее фото, хранил их у себя в шкафу и никогда мне не показывал. Это так глупо — не знать, как выглядела женщина, подарившая тебе жизнь. Погибшая за тебя. Мне было шесть, когда отец разбился на машине. А больше родственников у меня не было, поэтому вскоре я познал, что такое детский дом. Пробыл я там всего год. Зато узнал, что моё призвание — одиночка. Убийца, одиночка, изгой. Было больно. Взрослые люди приходили, забирали детей, уходили, на следующий день приходили снова. В детском доме надо мной издевался Арон — заносчивый, разбалованный мальчишка, он любил ставить мне подножки, подшучивать над умершими родителями и едко подмечать, что я никому не нужен. Не нужен. Я никому не нужен... Мне исполнилось семь. В то пасмурное осеннее утро я смотрел в окно детского дома и сгорал от обиды и несправедливости. Я считал себя изгоем, но явно был подобрее, чем Арон. И именно его забирала из детдома под ручку невысокая пухленькая женщина с радушной улыбкой. Арон был счастлив. А я остался там, на подоконнике, понимая, что у меня, маленького семилетнего изгоя, нет никого. Ни мамы, ни отца, ни братьев или сестер. Было больно. Я в который раз понял, как был прав Арон. Я никому не нужен. Но потом мне исполнилось восемь. И... Не знаю, для чего Джонсонам нужен был ребенок, и почему они взяли меня — уже взрослого для таких решений, замкнутого мальчика в поношенной серой кофте. Так я попал в очень богатую семью. Думаю, я должен быть благодарен Джанет и Лео за то, что усыновили меня, за то, что даровали другую, богатую жизнь. У меня было все: безопасный престижный дом, большая обустроенная комната. Дорогие одежды — пожалуйста, трать деньги с карт и наличными; еда на любой вкус — личные повара с надоевшим: "любое меню!"; новая модель телефона — конечно, как только сломаешь старый... Меня окружали опекунские деньги, уважительные взгляды от упоминания фамилии Джонсон, огромный дом, где не было уюта. Но они не считали меня своим сыном. Сперва мне было плевать на это. У меня есть родители! Меня забрали с детского дома! Много денег, никакой нищеты! Теперь я — член семьи Джонсон!... А потом у меня с Джанет случился разговор почти десятилетней давности, но я помню его до сих пор. — Я неважно себя чувствую, — подошел я тогда к женщине, держа в руках кружку с чаем. — могу пропустить школу завтра? Джанет сидела за компьютером в своей спальне в домашнем халате, без укладки каштановых волос и макияжа. Но даже так ей удавалось немыслимым образом сохранять вид строгой бизнес-леди. Она повернула ко мне голову и сухим, будничным тоном без капли беспокойства произнесла: — Хорошо, если будешь хуже себя чувствовать — я вызову врача. Уголки ее губ немного дернулись вверх, изображая подобие улыбки. И черт его знает, зачем я тогда захотел ответить Джанет: — Хорошо. Спасибо... мам. Я был восьмилетним идиотом, когда кто-то потянул меня сказать это чертово "мам" в конце. На что я надеялся? Джанет не была моей матерью, скорее играла роль далекого богатого родственника, не имевшего детей и приезжающего навестить родню раз в три года. Роль успешной тети, которая совсем не знает своего племянника, его увлечений, вкусов, и дарит просто деньги, ссылаясь на "его выбор". Джанет не моя мать, нет. Я считаю себя наивным идиотом, ведь в тот злосчастный вечер я надеялся на то, что она улыбнется, что поцелует в лобик, что обнимет или назовет сыном, в конце концов!!! Но я не был ее сыном, женщина это знала и не хотела забывать. Спустя секунд десять молчания я думал, что Джанет меня ударит, накричит, накажет. Детский страх и воображение вырисовывали в сознании яркие картины, как Джанет запирает дверь комнаты из-за проклятого "спасибо, мам"... Ответ оказался хуже. Статная опекунша холодно глянула на маленького меня, подметила, что я жду ее реакции, натянуто улыбнулась и все же нарушила молчание: — Джанет, Файер. Я Джанет. Без наказний и криков, без объятий и поцелуйчиков, она дала понять — не потерпит таких обращений. Только по имени. Было больно? Немножко...по началу. В восемь лет мне не хватало мамы и отца, хотелось кого-то обнять, рассказать о ночном кошмаре, попросить почитать сказку. Просто, чтобы настоящие родители проводили меня до школьного автобуса, а не личные водители услужливо открыли дверцу дорогих авто. Я видел, как росла маленькая девочка в доме через дорогу. Ее звали Джулия Вильям, но все называли ее Шпулей. Ее мама активно участвовала в жизни дочери: помогала с уроками, учила готовить, возила на кружок по рисованию. Я откровенно радовался за нее. А потом я вырос. В школе друзей найти так и не удалось — я был изгоем в семь лет, в десять, в тринадцать, остался изгоем в свои восемнадцать. Лео — мой приемный...отец — тоже был загружен работой, поэтому на меня и у него времени не находилось. Так мы жили восемь нудных лет. Они — по командировкам, а я... Старался не думать ни о чем. Пока мне не стукнуло целых шестнадцать. И вот случился разговор с Джанет. Очень странный, мстительный разговор. Опекунша вернулась домой на день раньше, чем ее муж, застала меня в своей комнате, где я сидел на подоконнике и слушал тяжелый рок. Я не был депрессивным, я был закрытым. Тогда она заговорила: — У тебя завтра день рождения. Как бы ты хотел его отметить? Удивления не было — они каждый раз спрашивали это, каждый раз облегченно вздыхали, слыша ответ, устраивающий и их, и меня. Вот и тогда я не стал их разочаровывать: — Хочу пропустить школу и погулять по городу. Потом побыть дома в одиночестве. Подарков не надо. Восемь лет сделали Джанет более старой и...грустной, возможно. Ее холодность уходила с каждым днем, морщинки подступали, волосы седели. Женщина присела на стул, стоящий неподалеку, постаралась улыбнуться, глядя мне в глаза. — Хорошо, но позволь хотя бы подарок вручить, сын. И если внутри я успел здорово усомниться, действительно ли передо мной Джанет, а не умелый косплеер, то внешне я ответил ей той сухой и натянутой улыбкой, какой улыбалась она мне в моем детстве. — Файер, Джанет. Я Файер. Меня за такое могут осудить и будут правы. Возможно. Все ведь возможно. Даже то, что в Джанет наконец проснулась материнская любовь, направленная ко мне, а я взял и перерезал эти маленькие корни ее любви. Да, это была месть. Да, сладкая. Да, это было эгоистично. Но по-другому я ответить не мог. Джанет, должно быть, очень глупа, раз подумала, что я таю от одного ее ласкового "сын". Я не сержусь на нее, надеюсь, она на меня тоже не держит зла, но теперь я не смогу назвать ее матерью и не потерплю подобного обращения к себе. Кажись, слишком поздно. Если у меня будут дети — я отдам им всю свою любовь, до последней капли. Потому что знаю, что такое детство без родителей. Джанет шумно втянула воздух, медленно поднялась. Ее лицо ничего не выражало. Уже возле двери моя фраза догнала женщину: — Подарков не нужно, я уже подумал. В тот день рождения я действительно получил удовольствие. Пропустил занятия, гулял под дождем по городу, такому же одинокому, как и я. Был незабываемый день. Наступила не менее незабываемая ночь. Сидя на крыше какой-то постройки, я видел, как засыпает город, как гаснут огни в окнах, как одинокие прохожие кутаются в плащи и прикрываются зонтами. Совестные мысли о моей последней фразе для Джанет иногда всплывали. Я сделал ей больно, она этого не забудет. Но тогда приходило осознание: Она ведь мне не мать. Я отплатил той же монетой.***
От лица Файера
— Что здесь произошло? — Нолик старался аккуратно переступать через битое стекло. Верта оглядела небольшой зал, вздохнула и выдала весьма логичное предложение: — Определенно что-то плохое. Опечатано полицией, значит, нужно отсюда убираться. Все действительно было опечатано яркой желтой лентой. Кровь брызгами застыла на полу, стенах, мебели. Книжную полку повалили вместе с книгами и статуэтками, а лампочки в люстрах лопнули. Отчаянно попытался представить, кто мог такое устроить. — Здесь кого-то убивали? — Фрайарс пальцем прикоснулась к кровавому пятну на старом диване. Возможно, что и убивали, и пытали, и делали все то, чего не хотелось бы озвучивать. Обстановка на месте преступления напоминала вечер в доме семьи Фрайарс, когда Верта лишилась отца. Обломки предметов, щепки, кусочки ткани и стекло под ногами издавали неприятный хруст, а я наблюдал за пейзажем в разбитом окне и удивлялся, как знакомо мне это место. Низенький дом напротив, только с перекрашенным забором, узкая дорожка, только теперь отремонтированная, шум с главной улицы. Где-то я это видел. Обернулся, провел рукой по волосам. Попытался вспомнить. Ну конечно. Как я мог забыть?.. — Симка, — обратился я к молчавшей девушке. — Кому, говоришь, принадлежал этот дом? Рыжая бровь выгнулась, Симелиана повторила: — До нас в доме жила наша бабушка. — Угу, — покачал головой. Нолик и Верта с интересом покосились на меня, в ожидании, что я скажу дальше. — А до вашей бабушки? Уокер-младший наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Симка ответила без труда, видимо, не жалуясь на память вообще: — Бабушка купила этот дом у одного мистера несколько лет назад... Он вроде еще с ребенком был. Не помню, мне тогда только пять или шесть стукнуло... Я усмехнулся и, выбрав место без осколков и пыли, сел прямо на пол. Точно ведь... Я тоже кое-что помню из своего не очень счастливого детства. — Твою бабушку звали Венера Никсонс, верно? Огляделся, но Нолика и Верты уже не было в разрушенной гостиной. И куда они делись? Симелиана распахнула глаза, недоверчиво посмотрела на меня. А потом догадалась. — Так это ты продал ей этот дом! — от чего-то Симка даже руками всплеснула. — Вернее, твой отец, получается... Она плюхнулась рядом, помассировала пальцами виски, вздохнула. — Думаешь, не случайность? — И правильно думаю. — Это смахивает на паранойю. — Тогда мы оба стали параноиками. — И не поспоришь. Что делаем? — Сперва нужно выяснить, что здесь произошло. Начинаем понимать друг друга с полуслова. Это радует. Мы поднялись в тот момент, когда со стороны бывшей и такой же разгромленной кухни вышли Фрайарс вместе с младшим братом Симки. Их лица не выражали ничего хорошего. — Из окна с другой стороны дома, — начала беспокойным шепотом Верта. — мы увидели несколько полицейских машин. И, похоже, шериф идет сюда. Нужно выбираться, пока нас не засекли и не посчитали за преступников. Вот черт! Только копов нам не хватало для полного счастья. И так все идёт...не по плану, если выражаться мягко. Непрошенно вспоминается детективная мудрость, что убийца всегда возвращается на место преступления... Глаза ребят забегали по комнатам и проходам. Если через дверь нам просто так не выйти, нужно... Я поймал долгий многозначительный взгляд Симки на себе. Девушка посмотрела на меня, а потом кивнула на самую маленькую комнату, которая когда-то была моей. Только я знал, что там, задвинутый тяжелыми шкафами, находился маленький проход на задний двор. Так я обычно сбегал от отца, когда тот в порыве гнева кричал о смерти мамы... Только я знал...пока не переехал. И почему сразу не сообразил!? Кивнув девушке и оставив ее объясняться перед Вертой и Ноликом, убежал в комнату. Новые хозяева приобрели для себя дорогую мебель под стиль новой...детской!? Да, теперь эта была детская. Поваленные кроватки-качельки, голубые мишки в пыли и штукатурке, вещи для младенцев... Какая чертовщина творится. Я поспешно отшвырнул носком кроссовка одежду, сдвинул край шкафа. Бежевыми обоями новые владельцы заклеели драгоценный выход отсюда. Но отчаиваться было рано. Когда в детскую следом за мной вломились Уокеры и Верта, я уже резал обои по контуру потайной дверцы карманным ножом-бабочкой, который всегда был при мне. — Так это правда? — подал голос Нолик. — Дом раньше принадлежал тебе, Файер? Отвечать не хотелось, да и времени не было. Откинув кусок обоев в сторону, потянул на себя мини-дверку. Ужасный скрип на секунду оглушил нас всех, ржавчина осыпалась мелкой редкой крошкой. — Прошу всех поочередно. — хмыкнув, пригласил я. — Девочки, Нолик, у кого есть фонарик? Фрайарс похлопала по карманам штанов, достала маленький фонарик размером с мой мизинец (уж не знаю, откуда), протянула мне. Беспокойно оглянулась на дверь. — Вперед. Пародия на старый мультфильм "Каролина в стране кошмаров", и мы, четверо одаренных подростков, пробираемся через толщу паутины и пыли, вдыхаем этот застоявшийся тухлый воздух. Освещать фонариком путь одной рукой, а второй пробираться через этот узкий тоннель... Хреновое удовольствие. — Кто там последний? — спросил я, откашливаясь от грязи и слоя пыли, забившегося мне во все щели: в нос, в рот, в глаза и волосы. — Я. — послышался голос Нолика. Какой-то странно далекий... О черт, он еще в комнате. — Нолик, залезай скорее! — прикрикнула Верта. — И попытайся закрыть дверь. Парень, судя по тишине, так и оставался на месте. А ругательства с той стороны лились прямым непрекращаемым потоком, так что я понял о ничтожности своего лексикона. Симка тяжело вздохнула и тоже зашлась кашлем. — Он клаустрофоб. — пояснила нам. — Боится замкнутых, тесных помещений. Панически. Че-ерт... — Нолик! — Верта шла третьей, после меня и Симки. — Нолик, прошу, сейчас не до этого! — Вдохни, выдохни и заходи! — поддержала брата Уокер. — Как...как учила Лора! Я же продвинулся дальше, отмахиваясь от паутины и грязи, обливаясь потом и помяная последним словом теней, чтоб их... — Там... Там полиция! — Залезай и закрой дверцу, живо! Нолик, все в порядке, ты... — опять кашляя, старалась успокоить парня Симелиана. — Ты справишься. Видишь, с нами ничего не случилось! «Кроме того, что копы нагоняют, и если они увидят нас здесь...» — подумал я. И вот — выход. Я толкнул дверку, сощурился от света, выскользнул на улицу. Следом помог выбраться девушкам, а потом...Нолик все же решился и нырнул в проход, предварительно прикрывая дверь. Все мы, потные, уставшие, с дрожащими руками и ногами, пытались отдышаться. Зато свободные. Потерянные в другом городе, без документов и запасной одежды, но свободные...***
От лица Нолика
— И что думаете? — Верта потянулась к своему коктейлю, помешивая содержимое трубочкой. Мы были настолько изголодавшие, что облазили все карманы, неимоверно радуясь двадцатке долларов, нашли скромное кафе недалеко от нашего бывшего дома. Задумчиво жуя пиццу, Файер выдал: — Тени. Было слишком много значимостей, чтобы списать все на случайность или совпадение: смерть Сабрин, пропажа Шпули и Игрека, опустевшая академия и портал, который выбросил нас сюда... В дом, с которым связанно...много чего. — голос парня дрогнул. Молчание повисло над нашим столиком. Я взглянул в окно: рассветало. Небо окрашивалось в нежный розовый, синие облака постепенно уходили во тьму... Мне ужасно хотелось спать. Я жутко волновался за свлих друзей, за Альта, даже за...за Меган. Она ведь не виновата, что стала стражем. Она не... Не знает ничего, вероятно... И сейчас ее держат взаперти тени, а возможно, они уже ее...убили... — Ждите здесь. — Симка поднялась, поправила порванные штаны, пригладила волосы. Файер последовал за ней. Интресно наблюдать, как эти двое стали...сближаться. За соседним столиком сидела немолодая женщина. Седина тронула ее тугой хвост длинных волос, морщинки скопились вокруг глаз, а она сама вчитывалась в названия блюд. Сестра и Файер подошли к ней. Мы с Вертой переглянулись и навострили уши. Симка лучезарно улыбнулась. — Доброе утро, миссис... – девушка поступилась. На удивление, женщина оказалась приветливой, не смотря на явную сонливость. — Айвенс, деточка. Приятно познакомиться. — подсказала она. — Миссис Айвенс, можем мы присесть? — Джонсон указал на свободный диванчик и аккуратно взял Симку за руку. Они ломают комедию, где являются либо примерными братом и сестрой, либо чуть ли не семейной парой! Недовльно цокнув, прислушался. — Я Файер...Рикмат. Да, Файер Рикмат. А это моя...— я подавился своим лимонадом. — моя девушка. Верта чуть покраснела и изо всех сил пыталась скрыть хитрую улыбку. Обольстительница, тоже мне. Если же Симелиана и удивилась своему новому титулу, то виду не подала — смущенно улыбнулась краешком губ. Кстати, почему Файер не назвал свою настоящую фамилию?.. — Мы недавно приехали в этот город, чтобы навестить ее родителей. — продолжил спектакль парень и провел руками по грязным волосам. — Правда, напоролись на группу...не очень вежливых молодых людей. — И Файер недвусмысленно указал на синяк под глазом и разбитые костяшки. Симка печально и дерганно вздохнула, отлично отыгрывая страх минувшей "встречи". — Ужас! — женщина всплеснула руками, едва не задев при этом солонку на столе. — Как же так можно!? Кулаками, даже на девочку! Фрайарс глянула на меня, одними губами прошептав: — Отличные актеры. Согласен с Вертой, вполне согласен. —... Да, они еще твердили о каком-то переполохе в доме... Милый, не подскажешь, что за улица? — Выдала Уокер. Сестра, жжет, однако. И это "милый" было сказано больше с иронией, нежели с теплотой. Файер принял игру: — Припоминаю, любимая. — он тихо фыркнул. — Милам-стрит, кажется... Губы женщины превратились в неширокое "О". — Милам-стрит... — собеседница, явно местная, наморщила лоб. — Дом в том районе взят под расследование. Там произошло...убийство, громкое убийство. Владельцы переехали в тот дом много лет назад. Жили спокойно, никого не трогали, врагов не было. Но... Буквально неделю назад семейную пару нашли...кхм. — она выразительно заглянула в глаза каждому: Симке, после и Файеру. — И разгромленный дом. Жуткий беспорядок, говорят. Среди обломков нашли нетронутого ребенка. Мальчик — единственный, кто выжил из семьи Браун. Ребята встрепенулись, услышав, что женщина проговорилась, выболтав фамилию погибших. Браун... Что же нам даст эта фамилия!? Сплетница несколько испуганно посмотрела на Симку и Файера, начала озираться по сторонам, а потом спешно выдала: — Что же, мне...мне пора. Удачи вам, молодые люди... — Миссис Айвенс попыталась улыбнуться. Прихватив маленькую сумочку, она стремительно шла к выходу, игнорируя официанта, который готовился подойти и принять заказ. Браун... Выжил лишь ребенок... Странная дамочка испугалась, что сказала лишнее... И к черту логику, раз даже здесь творится непонятная дичь. Но внимание привлек все тот же официант, который подошел к телефону на ресепшне, поспешно что-то ответил, а потом кинул в нашу сторону: — Мисс Фрайарс, это ведь вы? Вас к телефону... Представились мистером Альтом Дэвисом....