Не может быть!

Елена не спеша шла на работу. Эту ночь она провела в квартире родителей. Почти не спала из-за нервного возбуждения, которое появилось после разговора с Ольгой и никак не отпускало. Окрылённая напутствием своей новой знакомой «лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть о несделанном», полночи придумывала, как и что она скажет Ане. Даже по пути на работу продолжала выстраивать всевозможные варианты событий, пытаясь предугадать все, чтобы быть во всеоружии. Идя по тротуару, спускаясь в подземный переход, в сотый раз, как мантру, повторяла мысленно: «Сперва попрошу у неё прощения за свои слова и поведение. Постараюсь объяснить ей, что говорила, будучи на эмоциях. И эти две недели всё время думала о ней, о нас. Поняла, что очень по ней скучаю и, если она не будет против, хочу предложить ей более тесное общение, чтобы узнать друг друга получше… А если она скажет, что у неё есть девушка и ей не нужно близкое общение со мной?» — Елена даже остановилась, так эта мысль поразила её своей очевидностью. Почему же такой вариант раньше не пришел ей в голову?! Она стояла возле подземного перехода и смотрела на проносящиеся по дороге машины. Автоматически отметила, что одна вдруг притормозила, замигали фары аварийной сигнализации. Из машины вышла женщина, и ещё одна… Аня?! Аня! Елена стряхнула с себя оцепенение, в котором до сих пор пребывала. Она видела, как та девушка подошла к Ане близко и поцеловала. Из-за корпуса машины было видно Анину руку, обхватившую шею девушки. Казалось, поцелуй длился вечность. — Вот вам и Анна Николаевна! А какая же тихоня! — ошеломлённо выдохнула Лариса Петровна, которая застыла на тротуаре, не дойдя до этой машины метров пятьдесят. Ошибиться она не могла, обретя к своим пятидесяти пяти приличную дальнозоркость: руки женщины, обнимающие Анну Николаевну за талию, плавно опустились на поясницу, поглаживая ткань плаща. Сама же Анна Николаевна положила руки на шею той женщине, подавшись навстречу. Сердце наблюдавшей заколотилось в праведном гневе. В мозгу уже клубились сцены выведения на чистую воду этой развратницы, этой жуткой… как их там называют… Лесбиянки! Лариса Петровна даже зажмурилась от грандиозности предстоящего: педсовет, расширенное заседание профкома, собрание… Она притаилась за огромным стволом каштана, стараясь остаться незамеченной. Наблюдала, как та женщина села в машину и уехала, а скромница-извращенка, как окрестила она про себя Анну Николаевну, нырнула в подземный переход. Крыса Петровна заторопилась следом, пыхтя от усердия — вдруг, ещё что-нибудь интересное произойдёт. Спускаясь по ступенькам, Аня думала о поцелуе: «Так неожиданно… Какая же Оля бывает безбашенная! Целоваться на улице! — сердце Ани сжалось от страха. — Но ведь ещё и восьми утра нет, — попыталась она себя успокоить, — редкие прохожие спешат на работу. Праздно гуляющим ещё не время. Те, кто в машинах, не в счёт. Всё нормально!» Ах наивная Анна Николаевна! Если бы ты только знала, как спешит девяностошестикилограммовое возмездие по подземному переходу, как злобным восторгом горят её глазки… «Это даже хорошо, что Оля меня поцеловала! — рассматривала вторую сторону медали Аня. — Этот поцелуй — мой щит от Елены Владимировны, — печально улыбнулась она. — Увижу её — вспомню о поцелуе, об Олиных руках, которые опустились…» — Здравствуйте, — ошеломлённо прошептала Аня, выйдя на улицу. Мысли о поцелуе-щите как ветром сдуло. Она смотрела на такое красивое лицо Елены. Невероятно захотелось дотронуться до него, поцеловать эти губы… — Здравствуйте, — послышалось в ответ. — Вы сегодня не на машине? — удивлённая констатация факта. — Да. А вы? — Елена смотрела пристально, изо всех сил пытаясь совладать с болью, которая росла, напухая в области сердца. Ей было так обидно! Горечь разочарования, злость, желание ударить по лицу эту дуру, смотрящую такими честными глазами! Ей захотелось снять очки с Ани, обхватить лицо руками и впиться в эти губы, целуя до исступления… — А меня подвезли, — мысли Ани метались как безумные: она видела или нет тот поцелуй? И словно в ответ: — Я видела, — губы Елены задрожали, ещё чуть — и заплачет. Резко отвернувшись, она почти побежала прочь от Ани. Та же так и осталась стоять, смотря ей вслед, впрочем, как и Лариса Петровна, застывшая на ступеньках. Бедняжке пришлось довольствоваться немой сценой! Она ещё никогда не видела директора такой странной! Ах, до чего же хотелось подбежать к этому соляному столбу, Анне Николаевне, и, дёрнув за рукав, спросить: «Что она тебе сказала?! А ты ей что?» И вбирать рассказ глазами, ушами, ноздрями, чтобы запомнить всё в мельчайших подробностях. Крыса Петровна даже сорвалась было, но инстинкт самосохранения интриганки, взращиваемый десятилетиями плодотворной работы на педагогической ниве, удержал от непродуманного шага. «Нужно всё обмозговать хорошенько», — решила она, неспешно поднимаясь из подземного перехода, благо Анна Николаевна пошла в сквер. Камнем, выпущенным из пращи, летела Елена по дорожке. Купидончик едва за ней поспевал. «Как же хорошо всё было вчера! Даже ещё сегодня! — сокрушался он, интенсивно махая крылышками. — А потом эта сцена! Ой-ё-ёй!» — в отчаянии схватился за голову, представив, как циклопчик просыпается и Немезида докладывает Зевсу… …стоят они с Афродитой на какой-то трассе. Их обгоняют жуткие машины с этими ненормальными людьми… И дорога на Олимп заказана! Он содрогнулся от жуткого зрелища. «Надо что-то придумать! Обязательно что-то придумать», — лихорадочно шептал он, усаживаясь на плечо к Елене Владимировне. — Я ведь так надеялась, что всё будет хорошо! Я ведь так старалась! Я ведь так… — Елена шептала эти слова, судорожно всхлипывая и вытирая рукавом злые слёзы.