***
Бархатов сидел в своём кабинете и приводил в порядок документы, накопившиеся за прошедшее лето, как в дверь постучал дежурный и сообщил, что его хочет видеть товарищ Лебедев. Игорь поморщился и сказал, что сейчас подойдёт. Вообще, он терпеть не мог встречи с большим начальством, хоть Лебедев и был неплохим руководителем и очень ценил Бархатова. Тянуть время смысла не было, поэтому следователь допил чай из гранёного стакана, и направился в кабинет Прокурора города Ленинграда. — Я позвал тебя по деликатному делу, — снимая очки, миролюбиво произнёс Александр Иванович. — По очень деликатному, можно сказать… — Да? — изобразив интерес, отозвался Игорь. — Помнишь, через нас проходило дело об убийства семьи Чичериных? — Да, помню. Суд признал виновным Кирилла Павелецкого. — Верно. Он приговорён к высшей мере, но… — Но? — Тут такое дело, — вздохнув, Лебедев угрюмо посмотрел на свои руки. — Мне совесть не позволит спать спокойно, если я не буду уверен на все сто, что казнили виновника. — Вы сомневаетесь, что Павелецкий — убийца? — откровенно удивился Бархатов. Он помнил, что все улики указывали именно на этого типа. — Нет, но… он слишком уж крепко стоит на том, что не виноват. То плачет, то просит… Я прекрасно понимаю, что это может быть глупо, но мне бы хотелось, чтобы ты провёл расследование. Ты ведь никогда не ошибаешься. Если скажешь, что убийца Павелецкий, то я с облегчением вздохну и смогу спокойно спать! — Александр Иванович, но ведь там и расследовать нечего. Всё указывало на Павелецкого: его обнаружили на месте преступления, пьяного в хлам, в руке он сжимал нож, был весь в крови. Я не понимаю, какие могут быть сомнения. — А ты проверь! — Лебедев положил ладонь на сердце. — Пойми, я за сорок лет службы в прокуратуре не приговорил ни одного невиновного. Это просто вопрос чести. Если ты считаешь, что там и расследовать нечего, это хорошо, проведи дежурную проверку, лишь бы уважить меня, старика. Я, конечно, доверяю следователю Никулину, но ты вне конкуренции… — Я… — Двойная премия обеспечена! — Хорошо, — вздохнул Бархатов. — Если вы так настаиваете, я проведу повторное расследование. В тот же день, в шестом часу вечера, Игорь уже проходил из бюро пропусков в здание, где содержался Павелецкий. «Кресты» всегда внушали пришедшим сюда если не ужас, то смутную тревогу. Ещё бы: в кровавые тридцатые в камерах по семь квадратных метров содержались до семнадцати заключённых, обвинённых в антисоветской деятельности. До этого дня Бархатову доводилось бывать в «Крестах» лишь дважды и нельзя сказать, что эти посещения не вызвали в нём негативных эмоций. Дежурный надзиратель провёл следователя в помещение, где ему было суждено встретиться с обвиняемым. В нём пахло хлоркой, стены были ободраны, а стол исполосован ножом или лезвием. Спустя некоторое время дверь отворилась, и всё тот же строгий надзиратель завёл в помещение бледного мужчину с короткими чёрными волосами и тёмными кругами под карими глазами. На нём была просторная тюремная роба, руки сковывали наручники. Надзиратель усадил Павелецкого напротив Бархатова и вышел, оставшись караулить за дверью. Когда-то Кирилл Павелецкий был элегантным и ухоженным мужчиной с идеально уложенными по пробору волосами и чуть высокомерным взглядом исподлобья. У него был небольшой рот, что, впрочем, компенсировалось широким мужественным лбом и ямочкой на подбородке. Сейчас же это был почти что истощённый и затравленный человек, не живущий, а существующий. — Добрый день. Меня зовут Игорь Бархатов. Я — следователь ленинградской прокуратуры. — Д-добрый… — Кирилл пристально уставился на гостя, в его тёмных глазах мелькнула надежда. — Вы не против ответить на несколько вопросов? — Спрашивайте… — Вы утверждаете, что не убивали Чичериных, хотя ваша вина была доказана. Вы в курсе, что чистосердечное смогло бы изменить вашу судьбу? — Вы думаете, меня не старались заставить взять на себя чужую вину? — мрачно улыбнулся Павелецкий. — Заставляли. Я отказался. Я не убивал. — На суде вы признались, что состояли с убитым Валерием Чичериным в романтических отношениях, — потерев подбородок, задумчиво произнёс Бархатов. — Да, всё так. — Расскажите подробнее о ваших с ним отношениях. — Мы познакомились в восемьдесят шестом. Сидели рядом в кинотеатре «Уран» на показе фильма какого-то итальянского режиссёра. Он спросил у меня что-то насчёт сюжета, так и завязался разговор, — взгляд Павелецкого расфокусировался, он уплывал в море воспоминаний. — Я уже не помню, как именно наши отношения перешли из разряда дружбы в романтические. Но это случилось, и я ни секунды не жалею об этом. — Валерий проживал вместе с матерью, так? — Да. — Вы были знакомы с ней? — Она хорошо ко мне относилась. Увы, последние три года Ольга Кирилловна не вставала с кровати… — Кто за ней ухаживал? — Женщина из бюро добрых услуг. Тамара, — потерев переносицу, сосредоточенно ответил Кирилл. — Хорошо. Что случилось в тот злополучный день, точнее, ночь? — откинувшись на спинку стула, спросил Игорь. — Я позвонил Валере, хотел помириться. Мы накануне поссорились, я был виноват. Он сказал, что будет ложиться спать. Тогда я набрал своего брата и сказал, что приеду. Мне хотелось отвлечься и не более. По дороге к его дому я купил много алкоголя, — напряжённо глядя в лицо Бархатова, Павелецкий сцепил пальцы в замок. — Я приехал, мы поговорили, я изрядно налакался, а дальше провал. Не помню, что делал. Очнулся в квартире Валерки, в крови… Меня повязали и всё, упекли за решётку. — Вы совершенно не помните, как добирались туда? — Да… — У вашего брата Дмитрия диагноз "дебильность", верно? — заглянув в свои записи, поинтересовался Бархатов. — Да, — мрачно ответил Кирилл. — Он утверждает, что я напился и выбежал из квартиры, не сказав, куда собираюсь. Наверное, так и было. — Вы хотите сказать, что вас подставили? — Я не знаю, похоже на то. Я никогда бы не убил Валеру, я любил его, — на последних словах голос Павелецкого дрогнул и он разрыдался, приложив скованные руки в лицу. Казалось, что он прячется за кулаками. — У него были враги? — помолчав, глухо спросил следователь. — Вроде бы, нет. Он говорил, что на работе его пытается компрометировать какой-то тип, Николаев, кажется. Но это не слишком сильно его расстраивало, больше смешило, — с трудом взяв себя в руки, Кирилл громко шмыгнул носом. — У него остался кто-нибудь из родных и близких? С кем я смогу пообщаться. — Крёстная мать, живёт на Васильевском, точный адрес не помню, вроде, 10-я Линия. Ещё у него есть друг Денис Жарков. Не знаю, где он теперь живёт, недавно переехал. — Напишите мне всех, с кем контактировал Валерий, — вырвав листок из блокнота, Бархатов положил его и ручку перед Павелецким. Тот как-то странно посмотрел на следователя и молча принялся за дело. Закончив писать, он отложил ручку и заговорил обрывисто, нервно, с надеждой: — Вы ведь хороший человек. Я вижу, что хороший. Прошу вас, помогите мне. Да, я был пьян, но я никогда бы не убил Валеру. Мы ссорились и мирились, я знал, что мы помиримся, у меня не было повода… Я не хочу уходить на тот свет с клеймом убийцы самого дорогого мне человека! Это несправедливо и неправильно! Бархатов на миг задержал дыхание, глядя на отчаяние мужчины, затем взял ручку и листок блокнота, и спрятал их во внутренний карман кожанки. — Я постараюсь докопаться до истины. До встречи, Кирилл Андреевич. Игорь шёл мимо золотистого профиля Дзержинского, красующегося на стене, с каким-то смутным ощущением. Он не мог подобрать ему слово, но оно явно было не из приятных. Одно он знал точно — чтобы распутать это дело, необходимо сделать вид, что никакого Павелецкого в нём никогда не существовало.***
Алиса попыталась устоять на ногах, но Кривошеева так сильно пнула её под колено, что девочка упала, ударяясь локтями об асфальт. Раздался весёлый смех. Данишвили так сильно раскрывала рот, хохоча, что могло показаться, что туда может пролезть голова младенца. Странно было думать об этом в том положении, в котором находилась Соловьёва, но не думать не получалось. — Так, что тут такое?! — сурово прикрикнула появившаяся буквально из ниоткуда преподавательница физкультуры Татьяна Валентиновна. — Быстро все в шеренгу! Алиса с трудом поднялась и потёрла ушибленные колени. Ткань спортивных трико на них порвалась, демонстрируя оцарапанную кожу. — Соловьёва, ступай в медкабинет. Слышишь? — озабоченно произнесла физручка. — Да, сейчас, — стараясь не смотреть на одноклассниц, тихо ответила девочка и поплелась в сторону здания школы. Кабинет оказался закрыт и, немного подумав, Алиса решила, что на сегодня с неё хватит. Пройдя в женскую раздевалку, она облачилась в школьную форму, спрятала спортивную в портфель, и вышла из здания школы, радуясь, что вахтёрша Вера куда-то отлучилась. Алисе было жаль, что её закадычная подружка Светка уже пятый день болела ангиной. Соловьёвой приходилось все перемены коротать в одиночестве, потому что в классе её не очень-то любили. Задержавшись возле газетного киоска, Алиса задумчиво рассмотрела своё отражение. А ведь не хуже всех! Да, невысокая, с короткой стрижкой, зато глаза голубые. Вот что Соловьёвой в себе действительно не нравилось, так это нос. Немного широковат, совсем не аристократичен. Поймав на себе взгляд продавщицы газетного киоска, Алиса смущённо вспыхнула и пошла прочь. Пройдя пару кварталов, она остановилась у ларька с мороженым и купила себе шоколадный пломбир. Мимо проехал автобус № 13 и девочка подумала, что могла бы сесть на него и поехать к своему другу из старой школы, Лёшке. Там её любили. Странно, что подростки, живущие в одном городе, могут быть такими разными! Жуя мороженое и пиная камень, Алиса пыталась решить, стоит ли ехать к Митину. Тот ведь, должно быть, в школе… Соловьёва бы звонила ему каждый день, но в их новой квартире не было телефона. Вздохнув, девочка пошла прочь. Прогуляться тёплым осенним деньком не так уж и плохо. Алиса, погружённая в воспоминания о своём прежнем классе, не заметила, как вышла в заброшенный сквер. Под ногами шуршала прошлогодняя листва, рассеянный солнечный свет, бьющий сквозь жёлтую листву клёнов и дубов, скользил по лицу. Соловьёва улыбнулась, как-то вмиг забывая горести сегодняшнего дня. — Девочка, это ты не шапочку уронила? — раздался приятный голос где-то совсем близко. Алиса обернулась и, с хитринкой прищурившись от солнечного света, откусила от пломбира: — Нет, не я. — Странно, лежала прямо позади тебя, — рассеянно улыбнулся мужчина, покручивая в руке вязаную синюю вещь. — У моей дочери похожая. — А сколько вашей дочери лет? — Наташе четырнадцать, а тебе небось все шестнадцать? — Что вы, мне тоже четырнадцать! — рассмеялась Алиса. «Хороший человек. На папку похож», — с теплотой подумала она. — А кажешься такой взрослой! Давай я тебя провожу, нам по пути, видимо. Тут ведь одна дорога. — Идёмте, — кивнула Алиса. Она рассказывала о школе и одноклассниках, а он с интересом слушал. Когда впереди показался старый шлагбаум, сигнализирующий, что здесь выход из сквера, мужчина вдруг остановился и внимательно посмотрел на девочку: — Как тебя зовут-то? — Алиса, — ответила школьница, тоже останавливаясь. — Красивое имя, — шепнул мужчина и приложил к её лицу большую ладонь, скрытую кожаной перчаткой. Девочка пыталась вырваться, но попытки оказались тщетными. Сделав несколько шагов в сторону знакомого оврага, мужчина швырнул в него свою добычу, после чего поднял с земли портфель и, безумно оглядевшись, сиганул следом.