***
— Вставай, глава Не, — на лицо плеснули водой и Минцзюэ, очнувшись, нехотя раскрыл глаза и, приподнявшись, увидел перед собой Чжулю. От пренебрежительного тона такой шавки, как он, стало неприятно и тошно. Хотя сейчас привередничать и возмущаться он не мог, находился совершенно не в том положении, чтобы позволить себе такую роскошь, как проявление характера в виде слов. В горле пересохло и единственное, что было доступно — жалкий хрип. От этого и было принято решение молчать в тряпочку, игнорируя слова Чжулю и Жоханя, если тот вспомнит о нем и решит навесить. — Ты ничего не съел, — Чжулю пнул носком сапога одну из тарелок, где еда была уже не в самом лучшем состоянии и было бы куда разумнее убрать её. Однако был ли в этом смысл, если пленный не ел? Обычно им вовсе не давали новую пищу, если старая была не тронута или съедена не до конца. Для главы Не сделали небольшое исключение, но он так и не ел. Лишь иногда пил воду. Это было заметно по тому, как Чжулю самолично наливал ее в кружки и точно помнил, сколько там было. Однако разница была ничтожна, от чего легко можно было сделать вывод, что Минцзюэ пил лишь столько, сколько требовалось для поддержания жизни. Или существования? Да. Это слово в разы уместнее, учитывая условия, в которых он обитал, — не будешь есть — умрёшь. И не поможешь брату. Он ещё жив. Но может повторить судьбу Яо. Глава убил его быстро, но лишь из-за его заслуг и худо-бедной хорошей службы. Твой брат же лишён подобной роскоши, подумай об этом. С этими словами Чжулю, под пораженный и недоверчивый взгляд Минцзюэ, поставил новую порцию еды на пол и удалился их камеры, лишь прикрыв её. Этим действом он как бы подчеркивал тот факт, что Минцзюэ немощен и теперь без золотого ядра. Каждый чёртов раз это угнетало и злило до одури, но не сейчас. Сейчас была лишь надежда. Надежда, что Хуайсан и Сичэнь хотя бы живы и не подвергаются пыткам. А большего ему и не надобно было для счастья. Желудок подал признаки существования и Минцзюэ решил обратить на него внимание, всё же дотронувшись до еды, он положил один кусок в рот, не прожевав, проглотил. Силы ему понадобятся. Хоть ядра и не было, но мускулы никуда не делись, они были на месте и ждали своего часа, когда их наконец разомнут.***
— Глава, думаю, что он поверил, — Чжулю стоял позади Жоханя, глядя строго вперёд совершенно безразличным взглядом, с прямой спиной и гордо поднятой головой. Идеальный солдат. Теперь без единой слабости, которой он лишил себя самостоятельно, убив ту, что могла повлиять на него. Жохань расхохотался, довольно улыбаясь, он не сводил глаз с неба, на котором не было ни одного белого облака, ни одного проблеска голубого неба и яркого солнца. На небе уже который день были тучи. Угрюмые, темные тучи, от которых вечерами и по утрам создавалось впечатление, что пойдет кровавый дождь, ибо они приобретали грязно-алый цвет, от взгляда на который не возникало ни одной позитивной мысли и ассоциации. — Посмотрим, что он будет делать, зная, что его драгоценный братец у нас, — глава Вэнь шире улыбнулся и, повернувшись вполоборота к Чжулю, взглянул на него. Послушный пёс без своей воли, желаний и чувств. И он самостоятельно убил в себе это. Жохань лишь чуть-чуть помог, подтолкнул к этому. От этого выигрывали все. Жохань приобретал мощное оружие без уязвимостей, а Чжулю имел хоть какую-то цель в своей жизни, — это должно на него подействовать. — Подействовало, глава, он начал есть, — Чжулю так и не смотрел на своего господина, смотря исключительно вперёд и при этом не замечая ничего вокруг, словно слепой, лишенный зрения насовсем, а не мужчина, что видел лучше многих юных людей и мог похвастаться действительно орлиным взором, видящим все и вся, — но Нехуайсан так и относится настороженно. Похудел. Сичэнь тоже, но понемногу он ест. Наверное, думает, что сможет спасти себя и брата. — Ты оставил ему ядро, Чжулю? — ухмылка сошла с лица Жоханя и он впервые за весь диалог серьёзно и без шутливости глянул на подчинённого. Конечно, он знал, что тот не предаст его, не смог бы из-за своих моральных принципов. Принципов, что были лишь на руку главе Вэнь и его самым омерзительным и чудовищным планам. Но не подразнить и не поиздеваться он не мог, душа требовала хотя бы малого насилия психологического. — Никак нет, глава Вэнь, каждый из пленных, не считая Хуайсана из-за неразвитого ядра, лишены его. И даже Усянь, который ещё не у нас из-за стремления к мести у вашего сына, Вэнь Чао, — Чжулю говорил ровно и монотонно, так и не отнимая взгляда от окна. Он все также не видел ни туч, ни интерьера комнаты, ни самого главу. Ничего, одним словом. Он лишь моргнул, даже не шелохнувшись в ответ на обвинения и претензии со стороны Жоханя, которому он служил исключительно верой и правдой. — Ладно, ступай, — глава Вэнь вновь обернулся к окну, не удостоив Чжулю больше ни единым взглядом, ни единым словом и хоть каплей внимания. Он уже давно потерял интерес к долгому поддразниванию своего лучшего слуги. Чжулю же, уважительно поклонившись несмотря на то, что Жохань уже не видел, после бесшумно удалился из покоев своего господина, оставляя его в гордом одиночестве. Сам же Чжулю направился в комнату к Нехуайсану, дабы проверить его. Следующими на очереди были Сичэнь, Ванцзи, Цзян Чэн, Гуаншань, Цзинь Цзысюань и Цзян Яньли. Сжигающий ядра тяжко вздохнул и, шагая чуть медленнее, чем мог бы, задумчиво глядел вперёд. Что было бы, будь жива Юй Цзыюань? Эта женщина, что была несчастна в браке по расчёту, могла бы быть счастлива с ним, с Чжулю. Он бы отрёкся от фамилии, восстал бы против Жоханя, если бы ему вновь дали выбор: любимая или верность господину. В тот раз он допустил ошибку и теперь исправить ее не способно ничто. Своим решением он самостоятельно надел себе на шею строгий ошейник и вручил поводок Жоханю, который теперь мог безо всяких проблем дёргать тогда, когда ему вздумается. И если раньше Чжулю ещё хотел лишить себя простого поводка, то теперь все хуже, чем было. Сжигающий ядра сжал ладони в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и ускорил шаг, едва заметно тряхнув головой. Нет. Он не мог ослушаться. Он бы обрёк на вечные бегства Юй Цзыюань. На вечный страх за себя и своих детей. А сейчас она спит спокойно. Он позаботился о том, чтобы она была похоронена как человек, а не как безродная псина. Резко остановившись возле нужной двери, Чжулю аж немного проскользил. Глубоко вдохнув, он тихо выдохнул и зашёл к Нехуайсану. Некогда красивый и с румяными щеками, с алыми губами, на которых часто играла улыбка, с хорошим и миловидным телосложением сейчас был бледнее самой смерти, с тоской в глазах, а губы, что не так давно были алыми, сейчас были словно обескровлены. По крайней мере, верхняя, нижняя была в ранках и чуть распухшая. Одежды висели на нём, словно это была не хорошая ткань, а такая, из какой шили одежды пленным. Грубая, колючая, неприятная. У Нехуайсана дела обстояли получше, чем у многих, кто был здесь, но это не сделало ему лучше. — Что с моим братом? — трусливый, застенчивый и опасающийся собственной тени брат главы Не сейчас стоял прямо, с горделиво поднятой головой и глядел без страха в глазах. Сейчас было как никогда видно, из какой семьи происходил Не Хуайсан. До сего момента это было не видно и не заметно по его поведению и поступкам, но сейчас сомневаться не приходилось, — где он находится? — Ваш брат находится в менее хороших условиях, чем вы. Советую быть благодарным и сильно не возмущаться, если не хотите увидеться с ним в скором времени, — Чжулю едва заметно вздохнул и чуть уставшим взглядом посмотрел на Не Хуайсана, по которому было видно, что ответом он не доволен. И почему он должен возиться с этим строптивым, противным мальчишкой? И хотя ответ он чудесно знал, легче от этого не становилось. Временами странности его господина ему были совершенно непонятны и эта одна из них. Если главной целью был другой человек, то к чему мучить столько народу? — Да лучше бы я был рядом с ним, чем здесь! К чему вы нас здесь держите?! Я каждый чёртов вечер слышу чёртовы крики! Крики и стоны мучеников! Откуда мне знать, что это не мой брат?! Откуда?! — Хуайсан шмыгнул носом, но быстро утёр нос рукавом ханьфу, не шибко заботясь о внешнем виде. Если раньше он тщательно следил за собой, то сейчас его не волновало то, в чём он, то, что творится у него на голове и как выглядит его лицо. Он хотел увидеть Минцзюэ. Он волновался за брата, его сердце ныло и требовало его от не совсем братской любви. И от этого ему было лишь больнее и хотелось реветь чаще и пуще. Впрочем, он себе в этом не отказывал. Глаза были красными, словно он ревел не прерываясь и не спал ни минуты. И это почти было правдой, спать было невыносимо и спал он лишь тогда, когда организм уже не справлялся и сознание покидало его, — неужели вы действительно не знаете о любви?! Неужели слухи о вас и мадам Юй лишь с… Чжулю в пару шагов пересёк комнату и влепил Хуайсану оплеуху, от которой тот аж потерял равновесие и грохнулся на пол с писком, схватившись за щеку, по которой пришёлся удар. — Хочешь к брату? Я передам Жоханю. Он устроит, — смотря также безразлично, Сжигающий ядра не стал более говорить ничего и, развернувшись на пятках, шустро направился вон из комнаты. — Вы любили ее… Все же любили, — Хуайсан сказал это для себя, а Чжулю не стал останавливаться. Даже не дрогнул, не глянул на юношу, лишь хлопнул дверью. Все итак было понятно. Без слов. Второй наследник ордена Не сел на полу и, прижав колени к груди, уткнулся в них лицом, бесшумно разревевшись. Выдавали его лишь трепещущие плечи и общая дрожь во всём теле. — Раз любили, то почему так… Так жестоки… — тихо всхлипнув, он сжал одежды под руками и едва сдержал крик, наполненный болью и отчаяньем. Он мог позволить себе лишь шёпот. Едва слышимый и различимый, от чего создавалось впечатление, что он просто шевелит губами, — дагэ… Я скучаю, так скучаю…***
Чжулю шел, не сбавляя шага, стараясь не думать о словах этого мелкого сорванца, но они не выходили из головы. Совершенно не выходили и даже не думали. Как минимум, в ближайшее время, покидать мысли. Он словно знал, куда давить, о чем и как говорить, дабы вывести на эмоции. Ещё и момент подобрал самый удачный, чёрт бы его побрал. Чжулю не сразу понял, как очутился в совершенно противоположной стороне замка главы Вэнь, где были заточены те, кто его не шибко интересовал и кто был на стопроцентном попечении Чжулю. Именно он решал, что с ними делать. И легче или проще от этого не становилось. Лишь наоборот. Как только он вошёл, в глаза сразу же бросились Сичэнь и Чэн, сидящие спиной к спине и болтающие о какой-то ерунде. А если присмотреться ещё чуть лучше, то можно было заметить, что они держались за руки. Удивительно, как этим двоим разные камеры были не помехой совершенно. Они пользовались тем, что не были прикованы и что их разделяли лишь металлические прутья, через которые возможно было коснуться друг друга. Мило и трогательно. Могло бы быть, если бы Чжулю так сейчас думал и чувствовал. Сейчас парочки вызывали лишь раздражение и желание разделить, разъединить, чтобы помучились. Однако это было бы кощунством. Если он не смог сделать счастливой Юй Цзыюань, то пусть счастлив будет хотя бы ее сын. Уж ему-то она точно желала лишь добра, уж точно любила его. Однако идиллия прервалась, как только Цзян Чэн заметил Чжулю. Лёгкая улыбка мгновенно сошла с губ и он, отпустив руку возлюбленного, мгновенно подскочил и, пылая праведным гневом, подхватил какой-то камушек с пола, которым запустил в Чжулю. — Сволочь! — Крикнул он, в то время как Чжулю поймал маленький камушек и небрежно опустил его из рук, — ты… Ты убил моих родителей, а сам ходишь и радуешься жизни, да?! Хорошо тебе, ничего не скажешь, тварь! Чжулю очень хотел бы позволить себе хотя бы взглянуть на Чэна с сочувствием, хотя бы взглядом, губами шепнуть, что он не хотел, что была б его воля, он бы сохранил жизнь даже его отцу, пожелай того он иль Юй Цзыюань, он бы сделал всё ради него, а в особенности ради его матери. Но позволить себе он этого не мог. Ни взгляда, ни шёпота. И уж тем более полноценные слова. А хотелось. Хотелось отпустить, встать пред ним на колени и просить прощения. За Юй Цзыюань, за него самого, за сестру, за всех. Отдать свою жизнь в руки этого юнца. Но нельзя. Жохань легко мог убить его. Особенно учитывая, что этот юнец без ядра. — Я пришёл проверить, принесли ли вам еду, — вот и все, что позволил себе Чжулю вместе с безразличным, словно безучастным взглядом. Хотя в глубине его глаз и плескалось сочувствие и просьба о прощении. — Да пошёл ты! — Крикнул Чэн напоследок, а после, повернув голову, взглянул на тоже поднявшегося Сичэня, что стоял, настороженно прислушиваясь к диалогу возлюбленного и одного из псов Жоханя. И не просто пса, а лучшего и самого верного. С ним шутить не стоило и Сичэнь, если бы понадобилось, был готов встать на защиту Чэна. Но, к счастью, этого не потребовалось. И не потребовалось бы. Вдохнув и шумно выдохнув, Чэнь подошёл к месту, где сидел до этого и сел вновь. Сичэнь, бросив последний недоверчивый взгляд на Чжулю, сел рядом с Чэном. Наследник Цзян сразу взял его за руку, сжав ладонь. Первый нефрит Лань лишь мягко улыбнулся и тихо выдохнул. Наблюдая за ними, Сжигающий ядра всё же понял, что был рад. Он был рад, что хотя бы Чэн и Яньли, сидящая в одной камере со своим женихом, Цзинь Цзысюанем, обрели любовь. И хотя долго и счастливо не для них они будут счастливы хотя бы сейчас. Переведя взгляд на другую сторону, где находилась как раз таки камера Яньли и Цзыюаня, он позволил себе выдохнуть. Заметив на себе взгляд Чжулю, наследник Цзинь прижал Яньли к себе, глядя на врага с ненавистью и с готовностью рвать и метать за Яньли. Девушка же, зашевелившись, зевнула и открыла глаза. Очнувшись от дрёмы, она без страха и ненависти взглянула на Сжигающего ядра. Она мягко улыбнулась ему и понимающе посмотрела, прильнув ближе к жениху. Она все понимала. И не боялась. Знала, что он не причинит вреда ни ей, ни брату, никому из тех, кто сидел здесь, как минимум. — Здравствуйте, господин Чжулю, — Яньли вновь зевнула и уложила голову на плечо Цзыюаня лишь после того, как Сжигающий ядра кивнул ей в ответ на приветствие. Все совершенно никак не прокомментировали такую доброту со стороны девушки, думали, что это из-за мягкости и добродушия ее сердца. Ванцзи же сидел в третьей камере со стороны камер Сичэня и Чэна, но чтобы его увидеть нужно было подойти ближе, ибо он сидел в углу, совершенно неподвижно и бесшумно. Тот был одинок и по нему было видно, что он тоскует. Чжулю видел это, как никто другой, ибо ему это было близко и знакомо. Убедившись, что молодые люди относительно целы и невредимы, он сам себе кивнул, отметил, что слуги работают на отлично, потому что в каждой камере была свежая еда и вода. С этой мыслью он вышел в коридор и на пару мгновений остановился. Остался Гуаншань и он свободен. Глубоко вдохнув и выдохнув, Чжулю направился в сторону других камер, где находился Гуаншань, Цижэнь и Минцзюэ. Радовало, что его интересовал лишь первый, а вторым занимался исключительно глава, что вызывало немало вопросов. Но Чжулю научился не задавать вопросы. Если ему не сказали ничего, то, значит, так надо. И точка. Он уже давно это усвоил и исправно придерживался этого правила.***
Входя, Чжулю сразу же заприметил странный звук, похожий на чавканье. Нахмурившись, он пошел на этот звук и, чем ближе он подходил, тем больше убеждался в том, что не ошибся. Звук шел из камеры Гуаншаня. Дойдя до неё, Сжигающий ядра сразу понял, что дверь открыта и отворил ее. Встретил его резкий запах гниющей плоти и тихие хриплые стоны далеко не от удовольствия. Опустив взгляд вниз, он увидел, что на Гуаншане сидел живой мертвец девушка. Она забвенно, не отвлекаясь, отрывала куски кожи с плеч, рук и груди бывшего главы ордена Цзинь, пока он, едва живой, то стонал, то просил о пощаде. Она делала все аккуратно, так, чтобы он не умер сразу от кровопотери. Она то просто кусала, прокусывая кожу, то отрывала ее куски. — Ты опоздал. С чем ты так долго возился? — Жохань, которого Чжулю сразу заприметил у стены боковым зрением, внимательно смотрел на Гуаншаня, не отрываясь, — он так любил женщин, но не оценил Яню*. А зря. Она обидчивая. Яню, ощутив запах другого человека, отстранилась от своей жертвы и, повернув голову на сто восемьдесят градусов, улыбнулась, обнажая клыки, испачканные кровью. А после, резко повернувшись, вонзила зубы в шею своей жертвы. Гуаншань конвульсивно дёрнулся и навсегда замер, а Яню продолжила трапезу. — Я возился с юнцами. Они довольно строптивы и самовольны, — Чжулю даже не скривился, не отвернулся, когда мертвец перегрызла горло Гуаншаню. Он все также продолжал смотреть на него и подметил, что на полу валялся кусок плоти. По предположениям Чжулю, это был кусок полового члена Гуаншаня, ибо остальные куски являлись кожей. А по имени девушки было понятно, кем она была при жизни. — Неужели мне тебя учить тому, как усмирить мелочь? — Хмыкнув, Жохань перевел взгляд на слугу, а после, свистнув, дождался, когда Яню подойдёт к нему, — умница девочка. Ступай на место. А ты, — посмотрев на Сжигающего ядра, глава Вэнь подошёл к нему, — приведи мне в покои Цижэня. Не дожидаясь ответа, Жохань вышел из камеры и направился к себе. Чжулю же, обернувшись, подошёл к Гуаншаню и, сев на корточки, закрыл ему глаза. И только после этого он поднялся и направился в соседнюю камеру, к Цижэню. *** Яню — глотающая нефрит.