Тридцать первая весна

Ты собираешься почти бесшумно, стараясь не разбудить меня. Еле слышный плеск душа за плотно закрытой дверью ванной сливается с монотонной капелью дождя за окном. Через закрытые веки я будто вижу, как твоя фигурка мелькает в дверном проёме, скользя взглядом по мне, лежащей в той же позе, что и прежде, так же плотно укутанной в одеяло, которым ты заботливо накрыла меня ночью. С облегчением отмечаешь, что не разбудила, и крадешься на кухню одеваться, после чего влезаешь в обувь и аккуратно снимаешь с крючка куртку. Ты надеваешь её уже в подъезде, там же шнуруешь ботинки. А я, услышав короткий щелчок замка, перестаю притворяться спящей и, выждав для верности пару минут, сбрасываю с себя одеяло и направляюсь на кухню в поисках сигарет. Как это случилось с нами, Светка? Несколько дней назад в нашей квартире в очередной раз выбило пробки. Это происходит почти каждый раз, когда я включаю обогреватель, колонки и что-то ещё одновременно. Ты обычно ворчишь и идёшь вкручивать новые. Понимая, что ты вернешься нескоро, и не сумев отыскать фонарик, я позвонила на пост в твою лабораторию. В тот день я узнала, что ты там больше не работаешь. Две недели, Светка, две недели ты уходишь рано утром и возвращаешься под вечер, а я никак не наберусь смелости выяснить, где ты пропадаешь всё это время. Я боюсь услышать правду и знаю, что тоже нечиста перед тобой. Мы не спим вместе уже несколько месяцев. Я выключаюсь на разложенном возле компьютера кресле, допоздна засиживаясь в аське, а ты ложишься на кровать, прижимаясь к стенке и оставляя мою половину свободной. Возможно, рассчитываешь, что ночью я переползу к тебе, а может, просто по привычке. Думаю, что скорее второе. Я ещё помню те времена, когда ты просыпалась посреди ночи и, не обнаружив меня рядом, непременно находила заснувшую где-то в углу с гитарой или истлевшей сигаретой в руке. Ласково провожала в постель, говорила, что не можешь спать без моего тепла и запаха у себя под боком, что замёрзла и видишь кошмары. И вообще: Динь, я так соскучилась... Сонная тёплая Светка, щепчущая на ухо нежности, где ты теперь? После первой ночи на кресле я обнаружила себя обернутой в плед, заботливо подоткнутый мне под бока. Потом туда перекочевала подушка. Из свойственного мне упрямства я оставалась засыпать на кресле день за днём, ждала, когда ты наконец придёшь за мной и возмутишься, скажешь, что я обалдела, а ты - околела, истосковалась по мне, устала от моего сидения по вечерам за компьютером. И я бы послала всё к чёрту, надолго, но не слишком, на недельку, например, чтоб потом ты опять пришла за мной, недовольно причитая, что я вкрай обнаглела, а ты бесконечно и недопустимо нуждаешься во мне. Люблю, когда ты меня возвращаешь. Но ты только хозяйственно застелила кресло простынью и сменила наволочку на моей подушке, а я молча пережевываю свою обиду, понимая, что схема дала сбой, а сама я теперь точно не приду - это ведь значило бы, что я приняла поражение, так ведь? Упорно провожу вечера в аське, надеясь, что чаша твоего терпения однажды переполнится. Вчера ударил мороз, и ты, заявив, что из окна дико сифонит, забралась на табуретку и принялась обклеивать щели. Сказала, что пока температура не поднимется выше нуля, курить позволено только в подъезде, ну или в туалете на крайняк. Видимо, у тебя третий глаз на затылке, потому что как раз в этот момент я достаю сигарету из-за правого уха и подношу её ко рту. Послушно покидаю квартиру, бросив напоследок испытующий взгляд на табуретку - вроде устойчивая, ну ладно. Накидываю первую попавшуюся под руку куртку - оказывается, твою - и выхожу в парадную. Останавливаюсь у окна, вглядываюсь, как струя дыма разбивается о стекло, по привычке опускаю руки в карманы. Мгновенно ощущаю пока ещё необъяснимое оживление и беспокойное покалывание в районе солнечного сплетения. Руки, опережая мысли, методично обыскивают карманы, извлекая из них предметы - возможно, среди них есть что-то, что приблизит меня к разгадке твоей тайны. Я воровато озираюсь, оправдываю себя тем, что в этом нет ничего дурного, ведь у нас с тобой давно всё общее. Но мелкая дрожь и суетливость движений подсказывают мне, что есть. Плевать. Счастливый трамвайный билетик. Не съела, видимо, оставила на голодные времена. Мелочь, карамели "раковые шейки", три штуки, белый хлопковый платок, флакончик "Нафтизина", горстка семечек... Ничего подозрительного, кроме... Золотисто-медного цвета ключа-бабочки на брелке-открывашке с круглой рукояткой, красной с белыми полосами, символизирующими флаг Дании. Мы купили его в Копенгагене во время нашего первого совместного путешествия за границу, где были счастливы и любили друг друга. А теперь он здесь - в сцепке с ключом от неизвестного чужого дома. Кто ждёт тебя там, Светка? Не дует ли там из окон? А сегодня резко потеплело, всю ночь шёл дождь, сменяясь время от времени мокрым снегом. Мне лень обуваться, поэтому я отодрала форточку и курю на кухне. Перед твоим приходом прилеплю обратно - ты ведь так старалась. Бумага легко отклеилась от отсыревшей рамы, почти ни в одном месте не порвалась, так что ты даже ничего не заметишь. Докуриваю и иду включать компьютер. Там каждый день я встречаюсь с Ней. Ты не знаешь, с кем я переписываюсь, потому что видишь на экране монитора только её ни о чём тебе не говорящий никнейм, а я стараюсь направляться к компьютеру как можно более непринужденно и медлительно, когда ты рядом. Для тебя я просто осваиваю интернет и удовлетворяю свою потребность в общении, замирая надолго перед экраном и ритмично отстукивая по клавишам. Почти каждый день у меня появляются новые прозвища. Сперва я пустила корни в кресло и превратилась в растение. Потом растение обрело статус дерева. Я машинально уточнила какое. Ты озадаченно вздернула брови и задумалась на пару секунд, внимательно изучая меня взглядом. Мой вопрошающий и излишне серьезный вид вызвал у тебя внезапный приступ смеха, ты потрепала меня по волосам и ответила - "вечнозеленое!", после чего, улыбаясь, скрылась в кухне. Как-то ты вернулась домой под вечер в дурном настроении и взялась меня отчитывать. Как это так - говорила ты, - не меняя позы, Диан Сергевна умудрилась напиться как свинья и загадить вокруг себя всё пространство! Направляясь к окну, ты споткнулась о пустую пивную бутылку, наверное, больно ударившись пальцем. Прихрамывая, всё же добралась до окна и распахнула створки, демонстративно отмахиваясь от сигаретного дыма и причитая что-то про моё сидение в полной темноте. Я встала с кресла, намереваясь подойти к тебе, качнулась от резкого головокружения и ухватилась руками за мебель. Вот только не нужно так смотреть на меня - просто отсидела ногу в неудобной позе. Оставаясь на месте, я склонила голову на бок и примирительным голосом произнесла: Светик, я не свинья, я - дерево!.. Получилось как-то елейно и по-пьяному неровно. Я просто сегодня ещё не разговаривала - дело только в этом! Но ты этого не знаешь и смотришь на меня разочарованно улыбаясь. "Арбенина, ты - мебель". Говоришь мне это уже в дверном проёме и уходишь на кухню переодеваться. А мне обидно, хоть я и знаю, что ты права. Включаю свет и собираю стеклотару, разбросанную по полу. От обиды в горле внезапно собирается ком, пытаюсь сосчитать бутылки. Удается не сразу. Восемь. И тут ты права, становится стыдно. И жалко. Тебя, себя, нас и деревья. Деревья, которые однажды превращаются в мебель. Ты заметила, что мы почти перестали разговаривать? Ты больше не рассказываешь мне свои сны. А помнишь, как тебя первое время нервировала моя манера раз за разом просить рассказать мне одну и ту же историю? Ты думала, я не слушаю. А мне просто нравилось наблюдать, как эмоции сменяются на твоём лице, как шевелятся твои такие манящие губы, как ты помогаешь себе руками, активно жестикулируя. Я медленно приближалась, не отрывая глаз от твоего рта, прикасалась к нему пальцами, будто желая потрогать твои слова, а ты внезапно смущалась и замирала. Сперва твой голос становился тише, речь замедлялась, а после и вовсе обрывалась. Наполняющийся поволокой твой взгляд становился пристальным и изучающим, дыхание частым и неровным. И тогда я говорила: ну и что она тебе ответила, чем всё закончилось-то? Ты растерянно моргала, будто стряхивая ресницами морок, и медленно продолжала. Я ждала, когда ты наберешь темп и потеряешь бдительность, время от времени заинтересованно кивая головой. Когда твой голос приобретал прежние краски и сочность, приходило время попробовать его на вкус. Ты снова замолкала, быстро сворачивая рассказ, а я требовала продолжить. Но это всё, - говорила ты. "Как она выглядела, опиши мне, я хочу её представить". Никого я не собиралась представлять, мне было нужно, чтоб ты звучала, я хотела получить тебя всю - овладеть этим голосом и блеском в глазах, всеми твоими эмоциями, мне нужно было взять всё без остатка. И ты делала то, о чём я просила, раздражаясь и заводясь одновременно, ты всегда улавливала мою игру. Очередное пришествие Анжелики в мою жизнь случилось вскоре после появления у нас дома компьютера с интернетом. Спустя три месяца интенсивной переписки назрела встреча, которую я с одинаковой силой хотела и боялась. Она ждала меня в Москве. Тогда я впервые обманула тебя, сказав, что еду развеяться с друзьями на выходные, а заодно прошвырнуться по музыкальным магазинам в поисках примочки на твою новую скрипку. Все последующие разы я опять была вынуждена врать, учитывая, какой оборот приняли мои с Анжеликой отношения. Чем больше мы с тобой отдалялись друг от друга, тем стремительнее и бесповоротнее делалось моё сближение с ней. А ты изменилась, - сказала она, - у тебя были красивые волосы, не жалко? Мы стояли друг напротив друга во дворе её дома и курили, пока она бесцеремонно рассматривала меня, бесплодно пытающуюся успокоить внутреннюю дрожь и решиться посмотреть ей в глаза. Я вспомнила, как полтора года назад, впервые увидев меня обритой налысо у себя на пороге, ты расплакалась. В тот день я прилетела из Магадана, в парикмахерской с меня не взяли ни копейки, посчитав, видимо, что мне эти деньги нужнее на лечение моей лысой головы. Обрывая все попадающиеся на пути клумбы, я бежала к тебе, дрожа от нежности и мыслей о том, как же ты тут смогла прожить без меня эти бесконечные три недели. Потому что сама истосковалась до боли в груди. Моя маленькая, хрупкая, ставшая почти невесомой от болезни девочка, бледная, придерживающаяся за косяк двери и оплакивающая мои волосы... Динька, я их так любила, - ты всхлипнула, обнимая меня и утыкаясь носом в мою шею, а я обхватила тебя руками и физически ощутила, какая ты стала худенькая. А я люблю тебя, - сказала я, - и хочу быть на тебя похожа, прости, что оставила тебя так надолго. Теперь мои волосы отросли, но я продолжаю стричь их коротко, у нас с тобой по-прежнему одинаковые причёски. А она тоже неслабо изменилась - короткие стильные кудряшки развеваются на ветру, падают на глаза, выбиваясь из-под черных очков, которые она закрепляет на голове подобно обручу; синяя джинсовая куртка с голубыми звёздами, чёрные укороченные брюки, кеды, отсутствие косметики. Это уже не та загадочная леди без возраста - и мне это неожиданно нравится, нет больше той пропасти, разделяющей юную угловатую девчонку и взрослую изысканную даму с ореолом тайны над фетровой шляпкой, которую в Магадане можно носить в любое время года. Но осталось главное - испытывающий прямой взгляд прищуренных глаз, хитрая полуулыбка, готовая в любой момент озарить лицо, всегда внезапно и оттого завораживающе, сметая всю его строгость и опасность и делая очаровательно мягким. В её маленькой квартире светло и уютно. Судя по обстановке, живёт она в основном на кухне - здесь есть диван, стол для письма, пепельница, нашпигованная окурками, и многочисленные книги, тетради, блокноты, листы с прописным и печатным текстом. Ими устланны почти все поверхности. Тут же находится компьютер, отсюда она ежедневно выходит со мной на связь. В маленькой комнате прохладно, пахнет апельсинами и бергамотом. Там она только спит и хранит вещи. В первый день мы гуляем по Москве, я заново привыкаю к ней, исподтишка рассматривая. Она, конечно же, замечает мою робость и тактично отводит взгляд, давая мне возможность беспрепятственно наблюдать за ней, много шутит, обходит щекотливые темы и всячески старается быть комфортной. С ней легко, и я даже забываю о тебе и нашей неспокойной питерской жизни. Вечером мы распиваем коньяк, взобравшись с ногами на маленький кухонный диванчик, я расслабляюсь и позволяю себе подолгу всматриваться в огоньки, переливающиеся в её карих глазах, задерживать взгляд на губах, выпускающих сигаретный дым, линии шеи и плечах, скрывающихся под домашней футболкой с широким воротом. Теперь мне кажется, что смущена она, и я не могу в это поверить. Она резко замолкает и облизывает губы. Тянется к бокалу и делает глоток. Я с готовностью встречаю её выразительный взгляд, мысленно отмечая, что она, кажется, флиртует с мной. Внезапно она улыбается, рассеивая всю многозначительность момента, и стремительно продолжает свой рассказ с того же места, на котором прервалась. Нет, всё-таки показалось, - думаю я и понимаю, что испытываю по этому поводу некоторое сожаление. Она стелит мне в спальне, сама же остаётся спать на диване. Я долго лежу поверх одеяла и не могу уснуть. Наполняющая квартиру атмосфера обжитости и комфорта вселяет в меня давно забытое чувство дома. Наша с тобой кочевая жизнь исключает любую возможность устроенности и уюта. Все квартиры, которые мы снимали за эти шесть лет, кишели тараканами и очень скоро превращались в проходной двор. Помнишь, как мы с тобой мечтали о нашем общем доме? Ты со всей присущей тебе страстью вдалбливала в меня, что я невероятно талантлива, вплоть до гениальности, и была так убедительна, что я сама в это поверила. На нас вот-вот должно было обрушиться благополучие, но годы шли, а мы по прежнему оставались нищими. Сперва ты твердила, что нужно просто продолжать бить в одну точку и не вешать нос, а по возвращению из больницы долго бродила по квартире с задумчивым видом. Динь, - сказала ты, - а я дома. Я вижу, Кузнечик, - ответила я тогда. Нет, ты не поняла, - ты присела мне на колени и положила голову на плечо. - Я тут недавно осознала, что ты - и есть мой дом, а обстановка абсолютно не важна. С тех пор мы осели на Казанской, и я с удовольствием наблюдала, как в этих стенах твоё тело наполняется прежней силой, а глаза обретают былой блеск. Мне почти удалось на какое-то время почувствовать себя абсолютно счастливой. Но в ту первую ночь в Москве я отчётливо осознала, как далека я от этого сейчас. В воскресенье Анжелика провожала меня на поезд. Я шла по перрону в её джинсовке с голубыми звёздами, моя куртка, насквозь промокшая под проливным дождём, была аккуратно сложена в пакет и упакована в рюкзак, болтающийся за плечом. Днём мы гуляли по паркам, прыгали с тарзанки, запивали пивом купаты, опять гуляли и много и увлечённо разговаривали. Я дурачилась, а она хохотала, отпуская комплименты моему остроумию. Потом врезал бешеный дождь, и мы побежали по парку, рассекая скользкие октябрьские листья, в поисках укрытия. Отрываясь немного вперёд, она несколько раз оборачивалась, проверяя, не отстала ли я. В очередной раз оказавшись позади, я увидела перед собой её протянутую ладошку. Весь оставшийся путь мы преодолели, крепко сцепив руки - и не размыкали их, даже осознав всю бесполезность нашей спешки. Во двор зашли уже до нитки промокшие, вяло переставляя ноги в отяжелевших штанинах и лениво зачерпывая ботинками воду из луж. Через несколько часов, согретые и одетые в сухую одежду, мы засобирались на вокзал. В прихожей она сняла с вешалки куртку, в которой встречала меня днём раньше, и в ответ на мои скромные возражения заявила: вернешь, когда приедешь в следующий раз. Выходя в тамбур покурить, я каждый раз поднимала воротник и улыбалась, вдыхая её еле ощутимый запах, исходящий от тёплой ткани. Когда я вернулась, ты была дома и встретила меня вопросом с порога: - Ну что, купила?! - твой взгляд был полон воодушевления, а руки уже помогали стаскивать со спины рюкзак. - Купила что? - озадаченно уточнила я. - Ну дисторшн! Осознание поразило меня внезапно, словно молния. Вдруг сделалось дико совестно. Пока я топталась на пороге, растерянно моргая глазами, сочинять оправдание стало уже поздно - ты отступила на шаг, задумчиво потёрла подпободок и, внимательно изучив мой наряд, повела бровью. Затем напустила равнодушный вид, развернулась и зашагала на кухню. Монитор приветственно озаряется синим цветом, нетерпеливо щелкаю мышью по иконке с зелёной ромашкой. Аська встречает меня новым сообщением: "Приезжай сегодня. О деньгах на билеты не беспокойся и о подарке тоже. Просто позвони мне." Торопливо бросаю в сумку вещи, оставляю тебе записку на кухонном столе - "уехала в Москву, вернусь в понедельник" и выхожу из квартиры.