Тридцать первая весна

В конце ноября мы с тобой поехали в Москву давать концерт в одном из небольших местных клубов и решать вагон организационных вопросов, связанных со скорым внедрением в группу электрического состава. Также нас ждали визит на одну из радиостанций, интервью и фотосессия, организованная Лосевой для предстоящего мини-тура. Прошёл месяц после моего первого визита к Анжелике, и наша переписка в аське стремительно развивалась, приобретая день за днём всё более фривольные формы. Каждое утро меня ждало сообщение, относительно невинное и в то же время дьявольски волнующее. "Сегодня мне снились твои руки". Или "Не смогу быть днём - много работы, но вечером - если хочешь - я вся твоя". В ответ я бесстыдно заигрывала с ней, виртуальность происходящего странным образом подзадоривала и развязывала мне руки. Я не обмолвилась и словом о запланированной поездке в Москву, потому что одна лишь мысль о её присутствии на нашем концерте приводила меня в ужас. Я не вышла на связь ни в день концерта, ни утром следующего дня. К обеду получила встревоженное смс от неё. Узнав, что я в Москве, она, конечно же, предложила встретиться. А я, разумеется, не смогла отказаться. Ты в тот день чувствовала себя неважно, и когда я вызвалась отвезти фотографии в редакцию газеты, с облегчением осталась в номере ждать моего возвращения. Мы встретились совсем ненадолго. Узнав о прошедшем концерте, она воскликнула: что ж ты ничего не сказала! В ответ я лишь пожала плечами. Дурой она никогда не была - сразу прочитала ответ по моим бегающим глазам и ссутулившейся позе, усмехнулась и добавила: ну фотографии хоть можно посмотреть? Мы сидели в кафе у метро и пили кофе, файл со снимками лежал на лакированной поверхности столика. Я кивнула. Она достала фотографии и стала внимательно изучать одну за другой. Пересмотрев все, зашла на второй круг, подолгу задерживая взгляд на твоём изображении. - Правду говорят, что люди, долго живущие вместе, становятся друг на друга похожи, - резюмировала она после длинной паузы. — Вынуждена признать, что Света очень красивая. Шесть лет назад я этот факт как-то упустила... Она продолжила с любопытством перелистывать снимки, а я взяла чашку и сделала большой глоток. Немудрено, что упустила, под тремя свитерами и с вечно всклокоченными из-за шапки волосами. Другое дело - ты в чёрной майке с голыми плечами. К тебе прикованы все взгляды - мужские, женские, от тебя без ума дети, хоть ты и утверждаешь, что они инопланетяне. Я точно знаю, что как бы я ни рвала струны, все парни у сцены будут смотреть только на тебя, даже если ты будешь просто скромно стоять в тени с бубном в руках. Можешь спорить хоть до посинения, но я видела эти взгляды. Как-то я устроила тебе допрос с пристрастием на тему, какие мужчины тебе нравятся. Ты замешкалась всего на пару секунд, затем, приняв свой самый целомудренный вид, взялась перечислять добродетели. Талантливые, добрые, с чувством юмора... Чего же ты не спишь с Тхаем, - не дала я тебе закончить, - только не говори, что из-за меня. Ты посмотрела на меня удивлённо и смутилась. Может быть, потому, что он мой друг, а может быть, потому, что я этого не хочу, - сказала ты, когда поняла, что в покое я тебя не оставлю. Следующие пять минут мы спорили о причинно-следственных связях, после чего ты попросила тайм-аут. Обещала подумать и вернуться с исчерпывающим ответом. Через несколько дней мы были в гостях. Ты приклеилась к телевизору, где по музыкальному каналу крутили клипы. Подозвав меня, указала на экран и сказала: он. Я сразу поняла, о чём речь, и уточнила: Бутусов? Ты уверенно кивнула, не отрывая заинтересованный взгляд от изображения. - Серьёзно? - Да, ему бы я не отказала. Я ничего тебе не ответила тогда, но мысленно осудила за блядство. До того московского вечера в кафе все темы, касающиеся нас с тобой, благополучно избегались, и мне удавалось упоминать о тебе исключительно иносказательно. Две параллельные реальности, успешно уживающиеся во мне до того момента, необратимо столкнулись. Эффект оказался тягостным, поэтому, допив кофе, я спешно ретировалась. В декабре тебе подвернулась работа в медицинской лаборатории. Я осталась дома одна и дико затосковала. Пока ты высевала и разглядывала под микроскопом свои бактерии и грибы, я, изведённая скукой и нетерпением, звонила тебе по два-три раза за смену. К телефону подходил постовой и, тяжело вздыхая (они очень быстро наловчились узнавать меня по голосу), удалялся прочь по длинному коридору звать тебя, предварительно брякнув пластмассовой трубкой о деревянный стол. Через две минуты ожидания из динамика уже доносился твой запыхавшийся голосок: - Алло, слушаю. И тогда я говорила тебе что-то вроде: - Светик, преломление световых лучей в атмосфере, 9 букв? В трубке на несколько секунд повисала полная тишина. - Реф-рак-ция, - старательно чеканила ты, опуская голос почти до шёпота. А я представляла, как ты, смущённо поглядывая на постового, прикрываешь ладонью губы, прижатые к микрофону. - Хорошо. Кажется, подходит. Вот ещё, ты должна знать. Семь букв. Один из видов бактерий в форме палочки. - Какие буквы известны? - Есть одна, но я тебе её не скажу. Надо же как-то проверить твой ответ. - Тогда не знаю. Пока, — ты сердилась на меня, но трубку класть не спешила. - Ладно, кузнечик, не кипишуй, будь по-твоему, шестая - "л"! - Ну... - задумчиво тянула ты, - попробуй "бацилла". Динь, я не могу долго занимать телефон. - Хорошо. Последний. Сплав железа с углеродом! - Не знаю... не помню, Динь... - В твоём голосе появлялась рассеянность и отстраненность. - Прости, тут очередь собралась, нужно заканчивать. - Ладно, заяц, подумай насчёт сплава и перезвони мне, слышишь?! Едва я успевала договорить, как связь обрывалась, и из трубки уже доносились короткие гудки. Ты всегда слышала меня. Иногда даже перезванивала. Приближались новогодние праздники, ты всё чаще пропадала на работе, а я с головой погрузилась в свою круглосуточную виртуальность. В начале января мама, тятя и Тоха собрались приехать в Москву и провести там неделю отпуска. Ты набрала праздничных смен, надеясь уладить все наши денежные проблемы с помощью двойных ставок за работу в выходные дни. А я решила рвануть в столицу на встречу с родителями, рассчитывая провести выходные у Анжелики. Она была рада встретить меня в этот раз на пороге своей квартиры. Затащила внутрь и крепко обняла, проникая тёплыми руками под полы расстёгнутой куртки. В квартире вкусно пахло едой, ёлкой и цитрусами. Она достала из холодильника початую бутылку Бакарди. Мы скоропостижно распили её, радостно беседуя и зажевывая мандаринами, дольки которых она вкладывала в мою руку уже заботливо очищенными от кожуры. Выпить больше было нечего, но очень хотелось. И тогда выяснилось, что мы ждём гостя с добавкой. Некоего Калугина, коллегу и приятеля, которому в недавнем времени выпала честь служить переводчиком какому-то иностранному делегату от науки. Собственно, в этом качестве он и оказался одним из героев передачи, выходящей в эфир тем вечером по телеканалу "Столица". Калугин желал разделить свой успех с подругой, о чём было условлено несколькими днями ранее. За полчаса до установленного времени он позвонил и бодрым голосом поинтересовался, какие алкогольные напитки брать и какая в наличии имеется закуска. Анжелика вспомнила о договоренности в момент телефонного разговора и, преувеличенно бодрым голосом сообщив Калугину, что мы его нетерпеливо ждём, остановилась в центре комнаты и глубоко задумалась. Телевизор был задвинут в угол и выглядел довольно заброшенно. Антенна, в нескольких местах перемотанная изолентой, лежала отдельно. По Анжеликиному виду читалось, что она видит во всём этом некоторую проблему, и я, вдохновлённая алкоголем, вознамерилась безотлагательно её решить. Следующие десять минут, с разных сторон подступаясь к телевизору, мы по очереди взбирались на табуретку и пытались приладить к нему распадающуюся в руках антенну. В результате было принято решение залезть на тумбу по разные стороны от телевизора и продолжить манипуляции уже оттуда. В результате мы обе оказались в тесной нише деревянной стенки, окружённые со всех сторон полками и перегородками. Она удерживала на поверхности телевизора корпус антенны и послушно выполняла все мои инструкции, пока я фиксировала спицы в единственно правильном положении. Несколько раз я поймала на себе её внимательный задумчивый взгляд, отметив, на каком волнующе близком расстоянии от меня находится её лицо. Я ощущала весь груз возложенных на меня надежд, поэтому действовала сосредоточенно, не отвлекаясь на лишние разговоры. Дело было почти сделано, Анжелика притихла и, как мне показалось, немного загрустила, по крайней мере, у задумчивости в её глазах появился легкий налёт меланхолии. Но ненадолго. Как только белый шум на экране вытеснила чёткая цветная картинка, у меня невыносимо защекотало в носу. Не успевая донести руку до лица и задевая ею проклятую антенну, я пронзительно чихнула. Из динамиков вновь послышалось шипение, изображение пошло волнами. Чувствуя что-то близкое к отчаянию, я разогнула затекшую спину и тут же налетела затылком на торчащую из ниоткуда книжную полку. - Твою... ебаную дивизию... - взвыла я от боли и сквозь звон в ушах услышала Анжеликин заливистый смех. Вдруг стало ещё и жутко обидно. Всем своим суровым видом демонстрируя порицание, я попыталась исправить ситуацию с антенной. Анжелика с подчёркнутой покорностью удерживала "рожки" в указанном мною положении и по требованию подавала кусочки изоленты. Вот только никак не могла прекратить свои надоедливые приступы хохота и стереть с лица раздражающую улыбку. Улавливая мои укоризненные взгляды, она старалась придать виду серьёзность, после чего опускала голову, и тогда плечи её тряслись. Кончики антенны тоже тряслись, и я, теряя остатки терпения, прошипела: - Анжелика, я сейчас тебя стукну! Она подняла на меня неожиданно собранный взгляд и кокетливо произнесла: - Ты не посмеешь. После чего лукаво улыбнулась и, мигом преодолев десятисантиметровое расстояние, чмокнула меня в нос. Повергнув в абсолютный шок. Легко читаемый на моём лице, надо полагать. Она опять засмеялась, а я, выйдя из ступора, спрыгнула с тумбы и встала перед ней во весь рост, уперев руки в пояс. - Ну-ка давай слезай! - сказала я ей тоном, не терпящим возражений, и протянула руку. Она с опаской посмотрела мне в глаза, по всей видимости, оценивая риски, и слезать отказалась. Пять секунд мы упрямо глядели друг на друга, после чего я подошла вплотную и обвила рукой её колени. Похоже, она всерьез поверила в кровожадность моих намерений, потому что, резко дернувшись, освободилась от моей руки и спустилась на пол самостоятельно. Решив сменить тактику, она сделала нерешительный шаг ко мне навстречу, будто приближаясь к дикому животному, и вкрадчиво произнесла: - Дай я посмотрю, не сильно ли ты ушиблась... Я, разумеется, не собиралась её бить, но проучить было бы не лишним. И, конечно же, она абсолютно зря прикоснулась к моим волосам, выискивая там шишку или ссадину, или чёрт знает что ещё. Не раздумывая ни секунды, я притянула её к себе и поцеловала. Сперва она охнула от неожиданности и напряглась, но не оказала ни малейшего сопротивления. Затем ответила мне - уверенно, но без напора, удивительно чувственно, но без попытки перехватить инициативу. Она казалась невероятно податливой, совершенно противоположной той, что жила в моих воспоминаниях и фантазиях. Эта Анжелика кипела и переливалась под моими ладонями, и меня до крайности заводила мысль, что причиной этому являюсь я. Анжелика из прошлого никогда не дрожала в моих руках. Теперь же она отзывалась на каждое моё прикосновение, а мою кожу обжигало её сбившееся дыхание. Нас прервала трель дверного звонка. Анжелика мигом выскользнула из моих объятий и поспешила в прихожую, ненадолго замедляясь у зеркала и всматриваясь в своё отражение. Калугин оказался высоким лохматым парнем с большим, звенящим бутылками, пакетом в руках. В другой ситуации я бы назвала его приятным, но в этой он был для меня неуместным и несвоевременным, а потому раздражающим. К тому же по уши влюбленным в Анжелику. Она вела себя с ним очень тонко, задействуя всё своё женское обаяние и при этом удерживая дистанцию. Я никак не могла переключиться и перестать прокручивать в голове произошедшее, злилась на неё, когда она присела на диван, выбрав место рядом с ним, когда намеренно избегала встречаться со мной взглядом, с интересом поддерживала темы, которые не лезли мне в голову. Как только последняя бутылка была допита, а тема телевизионного дебюта замусолена до дыр, Калугин наконец засобирался. Простояв в прихожей ещё не менее четверти часа, он наконец ушёл. Еле дождавшись, когда дверь закроется, я притянула Анжелику к себе и крепко обхватила за талию. Она улыбнулась и аккуратно положила руки мне на плечи. Удерживая минимальное расстояние между нами, она будто испытывала меня взглядом, скользящим по губам, и побуждала к действию. И тогда я снова поцеловала её. И уже не могла остановиться. Через пять минут, не отрываясь друг от друга, мы оказались на диване. Я подмяла её под себя, заламывая руки, пытающиеся пресечь мои поползновения проникнуть к ней под свитер. Её неуверенное сопротивление я расценила как игру, потому что она продолжала отвечать на мои поцелуи, а в её полузакрытых глазах без сомнения бурлило желание. Освободив руки, она упёрлась ими в мои плечи и тихо, но уверенно произнесла: - Диана, стой, остановись... - Но я хочу тебя, - прошептала я и вновь потянулась к её губам. Она уклонилась от поцелуя и немного привстала, опираясь на локти. Ненадолго задумалась, рассматривая потолок, потом опустила на меня прямой проницательный взгляд и сказала: - А я хочу персик, достанешь мне его? Я повисла над ней, растерянно хватая губами воздух и пытаясь уловить смысл сказанных ею слов. Она продолжала наблюдать за мной молча. - Что?.. - наконец промямлила я. - Только ты недолго. И смотри, выбери хороший, спелый, - она откровенно издевалась надо мной. - Какого черта, Анжела? Какого хрена ты меня дразнишь, думаешь, можешь прокатывать меня как этого своего Калугина?! - я постепенно выходила из ступора и начинала заводиться. - О да, я думаю, что могу, - она потянулась за пачкой и достала из неё сигарету. - А Калугин хочет от меня не секса, а любви. Поэтому я с ним и не сплю. Так что из нас двоих Калугин - это скорее я, а дразнишь ты себя сама. Я присела на край дивана и обхватила голову руками. Для моего заторможенного алкоголем мозга такой вираж оказался слишком крутым. Я всё ещё горела от желания и отказывалась воспринимать её слова всерьёз. - Я не понимаю... - Выспишься - поймёшь. Выключи свет, как будешь выходить, я включу ночник... Утром, когда я вышла из душа, она уже готовила завтрак. Заметив меня в проёме двери, сказала: - Диана, прости меня, пожалуйста, за вчера. Я выпила лишнего и мне ужасно неловко. Давай забудем вчерашний вечер, будто его никогда не было? Её слова прозвучали тепло и искренне. Мне на какое-то время стало легко. Она улыбнулась, а я ответила "проехали" и села за стол. Остаток дня прошёл так, будто вчерашнего вечера на самом деле не существовало в природе, в чём была исключительно её заслуга. А сев в поезд до Питера, я остро почувствовала, что забыть ничего не получится. Мысли о её словах преследовали меня повсюду, и я гоняла их в голове по кругу, бесконечно, как заезженную пластинку. Чувствовать себя отвергнутой было неприятно, и её утренние слова я восприняла как очень удачную попытку списать всю неловкость сложившейся ситуации на алкоголь. Но как только эмоции улеглись, картина предстала передо до мной во всей своей ослепительной ясности - неловкость она испытывала перед откровенностью вырвавшихся из неё слов. Она хотела меня. Гораздо сильнее, чем я могла предположить. Хотела намного большего, чем я могла ей дать в тот пьяный вечер на кухонном диване. От сознания этого дико дурманило, рассудок мутился, а в памяти всплывали кадры: её влажные, розовеющие от поцелуев губы, пальцы, осторожно скользящие по ёжику моих волос, помутневший от возбуждения взгляд из-под полуприкрытых век. Я не знала её такой - мягкой, слабой, уязвимой - и мечтала узнать. Фантазии изводили меня. Мы, как и прежде, ежедневно встречались в сети. Она была приветлива и многословна, но более сдержанна и избегала двусмысленностей. Не менее навязчивой стала мысль про дурацкий персик. Меня не покидало ощущение дежавю, будто он уже существовал где-то на задворках моего сознания, как не дающее покоя забытое слово, крутящееся на кончике языка. Я невольно выискивала персики на прилавках и магазинных полках. Я даже остановилась возле старушки у метро, продающей с рук потрёпанные книжки по садоводству, открыла ту, что привлекла меня изображением сочных персиков на обложке, и задумчиво пролистала. Сорта персиков: Белый лебедь, Посол мира, О. Генри... Меня будто ударило током. Я вернула книгу на место и изо всех ног устремилась домой. Страничка с рассказом прогружалась вечность. Я нетерпеливо курила и суетливо раскачивалась в кресле. О.Генри, "Персики". Ну конечно! Вот откуда этот персик. Дочитав рассказ, я откинулась на сиденье, блаженно улыбнулась и наконец почувствовала долгожданное облегчение.