***
— Не прыгаешь, не орешь, как полоумная, — перечислял Мадара лениво, посматривая на непривычно тихую Изуну, — заболела, что ли? Он пытался добиться этого месяцами, но… встретившись с девочкой вновь спустя две недели после того инцидента с зубом, оказался очень удивлён подобными метаморфозами. И уже сам не мог сказать, тишина ли была ему нужна. — Разговаривать не хочется, — тихо прошелестела Изуна, мрачно поблескивая глазами на него из-под челки. «С тобой» словно не хватало в ее словах. — Сдурела? — говоря это, Мадара вспыхивает не от слов химе, сказанных в реальности, а от тех, что услышал за ними. Изуна обиженно поджимает губы. И ничего не говорит. — Рассказывай, — излишне жёсткий тон звучит как приказ. Девочка послушно начинает докладывать о каких-то своих, неинтересных ему мелочах, но ее голос не искрится радостью. Она выдавливает из себя слова, и обманываться не приходится: не хочет девчонка с ним разговаривать, и все. Мадара уверен, что знает причину такого поведения. И, хотя кто-то сказал бы, что высокомерно во всем видеть свое влияние, Учиха не ошибся. Впрочем, на то, чтобы исправить ситуацию, сделать первый шаг, Мадара не решается еще долго, считая, что не испытывает вины да и не должен. Не нужно было ко мне лезть, — думал он, однако… День, когда Учиха прищемил свою гордость, однажды настал. — Не болит зуб? — спрашивать об этом почти месяц спустя, конечно, поздновато, но раз уж мелкая до сих пор ту ситуацию переваривает… — Ты же мне его выбил, — отвечает Изуна с большей охотой, чем пару недель назад, правда, все еще без обожания и восторга в голосе. Даже с какой-то дерзостью. — Как может болеть то, чего нет? Мне тоже интересно, — подумал Мадара мрачно и раздраженно. Он не считал себя виноватым, но все же задал этот вопрос. — Не придуряйся. Изуна тут же опускает взгляд, притихая. Молчит секунду, две… — Все нормально, — бурчит она и добавляет как бы с оптимизмом: — хорошо, что зуб молочный был! Уже растет, а то если б коренной… Молочный. «Детский» зуб. Этот факт немногое должен менять, но он отчего-то меняет восприятие. На первый план выходит мысль не «она шиноби», а «она ребёнок». И это позволяет окончательно расставить акценты. Сколько ей лет? Девять? Восемь? Успеет еще набраться разума, понять, что значит быть ниндзя. — Покажи, — велит он, не зная, зачем. А когда девочка подходит ближе и широко открывает рот, внимательно рассматривает белый выступ в десне — новый зуб. Действительно, он выбил молочный. Подумать только, в этом возрасте у детей ещё не все зубы коренные (как вояка, в лучшем случае, политик, в подобных вещах Мадара плохо разбирался). — Мне ещё долго держать? — невнятно спросила Изуна. Вместо ответа мужчина просто закрыл ей рот. Ему самому теперь было о чем подумать. Все-таки он тогда погорячился. Но извиниться… стоит ли? Гордость не позволяла.Молочные зубы
9 сентября 2021 г. в 13:00
— Хы-хы-хы-хы, — хихикала девчонка, сидя перед ним и прижимая к щекам кулаки. Хотя какие там кулаки — кулачки уж. Мадара медленно, но верно начинал ощущать раздражение, потому что причин ее смеха не понимал. Она просто пришла, села перед ним, и смеется. Смотрит то на него, то в пол, и хихикает над чем-то лишь ей понятным.
— Что смешного? — спросил он ледяным тоном, едва сохраняя самообладание.
— Грэндпа, — девочка не сочла нужным подавлять очередной смешок, — а угадай, кого мы сегодня изучали?
— Труп? — бросил Мадара, даже не пытаясь задуматься над правильным ответом. Его больше интересовала связь изучаемого бестолковой химе с ее смехом над ним. Настроение уже несколько дней было отвратительным: источник знаний, которые он постигал последние два месяца, оказался в корне ошибочным. Все, что базировалось на нем, соответственно, — тоже. В Коноху Учиха пришел не из великой нужды, а поддавшись глупой мысли, что здесь он ощутит покой. Возясь с этой малявкой, он мог оставить ненадолго размышления о риннегане и плане вечного сна. Однако мелочь надежды не оправдала, больше нервируя, чем успокаивая.
Глаза химе округлились, а рот приоткрылся. Какое глупое выражение лица. Лица Изуны…
— Труп?! — воскликнула она возмущенно. — Мадара, ты чего? Мы тебя изучали! На уроке истории!
— Неужели? — это было неожиданно (впрочем, если бы он задумался над ее вопросом хоть на секунду, легко бы догадался), но не объясняло в полной мере ее смех.
— Да-да, — девчонка с энтузиазмом закивала, а после посмотрела на него с чистым, незамутненным восторгом. — Это правда, что вы с Шодай Хокаге перетащили наш дом из бывшего селения Учиха за одну ночь?!
Мадара на секунду аж онемел. Это они изучают на уроках истории клана?! Упомянутый «подвиг» он совершил будучи пьяным в дрова, и уж точно не хотел, чтобы новые поколения составляли свое мнение о нем, исходя из этого.
— Правда, — выдавил сквозь зубы он. «О-о-о» со стороны внучатой племянницы радости не вызывало.
— А правда, что Лес Смерти Шодай Хокаге вырастил после того, как вы с ним набу… буха…пи…? — маленькая химе озадаченно нахмурилась, пытаясь вспомнить слово. Мадара хмурился по иным причинам. Они собираются обсуждать его пьянки? — Набухапились! Правда?
Детская манера, в которой девочка путала слова, вызывала лишь большую злость. Такая мелочь, как она, судит о нем исходя из того, что ей говорят взрослые. Те, кого он когда-то вел за собой.
— Нет, — с тихим рычанием ответил он и, не сдержав порыва, добавил: — Это полный бред. Хаширама вырастил этот лес своей последней техникой и умер он много лет спустя после меня. Не хватило ума догадаться, почему этот лес называется «Лес смерти Хаширамы Сенджу»?
Осознание, блеснувшее в глазах ребенка, сильно настроение не улучшило.
— А его все просто Лесом Смерти называют, — пропищала химе и вынесла вердикт: — Люди очень ленивые.
Секунд пять между ними стояла тишина, во время которой Мадара пытался успокоиться. Какое ему дело до того, что говорят о нем сейчас? У него есть более важные задачи, чем разбираться со своей посмертной славой. Пяти секунд было достаточно, чтобы осознать это и отпустить сожаления, но…
— А правда… — начала девчонка вновь, своевольно опираясь руками на его колени и приближая лицо слишком близко, так, что до него доносится ее взволнованное дыхание. Нервы, едва успокоившиеся, взрываются.
— Нет! — рявкает Мадара, рукой отпихивая внучку от себя. Он не собирался бить, но запланированное прикосновение для ребенка все равно что удар. И этот удар, пришедшийся на лицо, заставляет химе упасть, соскользнуть с его коленей, дополнительно удариться о жесткий пол.
И раздражение утихает удивительно быстро, заменяемое опасением. Изуна, имеющая привычку вскакивать и идти дальше доставать его после того, как он ее оттолкнул, продолжала лежать, схватившись за лицо.
В гробовой тишине слышно лишь тихое хныканье, приносящее некоторое облегчение: жива. Мадара даже не костерит себя за бессмысленную опаску: удар был совсем слабым, — потому что тело ребенка гораздо более хрупкое, чем взрослого. Но, хотя он и знает точно: живая, Учиха все равно задает риторический вопрос:
— Жива? — подразумевая под этим «ты в порядке?». На звук его голоса мелочь не реагирует, однако спустя секунды начинает шевелиться, пытаясь встать. Недолго думая, Мадара подходит к ней, помогает.
От представшего зрелища его внутренне дергает. Ему не привыкать к крови, к развороченным внутренностям, искаженным болью лицам, но… С лица девочки, мешаясь со слезами, капала кровь. Алая жидкость сочилась между пальцев, которыми она зажимала рот.
Слишком сильно ударил, — бьет осознание, и Мадаре, как ни странно, немного совестно. Изуна молчит и молчит, лишь трясется и плачет, отчего это противное чувство (вина) понемногу усиляется.
— Открой рот, — вздыхает он, показательно сохраняя спокойствие. Пусть не думает, что произошедшее — трагедия. Если она шиноби, ей стоит свыкнуться с мыслью, что широкая улыбка без пробелов не будет с ней вечно. Химе упрямо трясет головой. Мадара увеличивает напор. — Открой.
Мужчина проводит по зубному ряду пальцем, пересчитывая мелкие детские зубы, но долго считать не приходится — палец замирает на одном из них. Расшатан, вот-вот выпадет. Мадара убирает палец, но легкого движения хватает. Дождавшись, пока он уберет конечности из ее рта, Изуна сплевывает кровь на пол. В небольшой алой лужице белеет зуб. Девочка сверлит его тупым взглядом, словно пытаясь осознать происходящее. Оседает на пол, невидимыми нитями едва не утягивая его за собой. Но Мадара держит себя в руках и остается стоять, наблюдать сверху.
— Ты… ты… ты… — повторяет она без конца, шмыгая носом и заливая все уже не кровью — слезами. — Ты мне зуб вы-ы-ыби-и-ил! А-а-а!..
Вой бьет по барабанным перепонкам и разрушает нервные клетки. Почему-то Изуне не хватает мозгов понять, что если ей из-за ее настырных вопросов выбили зуб, то рыдать в голос при том же человеке — не лучшая идея.
— На, вытрись, — Мадара не столько бросает, сколько сам затыкает девчонке рот чистой тряпкой, краем сознания отмечая, что крови действительно многовато. И отчего-то все равно удивляется наглости опекаемого создания, когда то пытается заехать ему в челюсть пяткой. Учиха не успевает задать мелочи интересующее его: «какого хрена?», потому что в следующий миг Изуна выбегает из комнаты, прижимая к лицу больше не белую тряпку и рыдая.
Слишком много слез для шиноби. Ниндзя не должны плакать от боли и уж тем более так истерить из-за выбитого зуба (хотя потерять его даже не в бою, должно быть, унизительно). В конце концов, не улыбкой же она врагов собиралась сражать. Будет теперь лучше думать перед тем, как подобные вопросы задавать.