Воспоминания Учиха Мадары

      Что малявка умела, так это задавать неудобные вопросы, задевать неудобные темы и вообще… Мелочь была неудобной. Иногда это казалось забавным (потому что было чужой проблемой), а иногда напрягало. Потому что, в конце концов, неудобные вопросы она задавала не только своим соклановцам. (Или потому что, в конце концов, он тоже был ее соклановцем.) — Мадара, — окликнула она его, задумчиво вертя в руках ободок с кошачьими ушками подозрительно знакомого образца. Такие неко требовали надевать от детей-Учиха, когда те еще не понимали, что на самом деле это не необходимость, а всего лишь невинная шутка кошек. — М? — откликнулся он, не подавая виду, что уже перевел все свое внимание на девчонку. — А ты знал, что чтобы ниннеко приняли тебя за своего, нужно надеть такие вот ушки? — лицо держать было сложно, но Мадара старался. Так и есть. Еще одна жертва масштабного розыгрыша. Взрослые члены клана чаще всего поддерживали эту игру, и несложно было понять, почему. Маленькие Учиха, носящиеся по землям доброжелательно настроенного союзника с ушками на голове и старательно подражавшие неко, зрелищем были забавным. Обычно Учиха старались не показывать уязвимости, пусть даже перед союзниками, но связь клана с ниннеко была куда сильнее человеческих связей. И в конечном итоге Учиха вместе с ниннеко умилялись с «котят».       Все эти мысли пронеслись в его голове со скоростью ветра, и Мадара уже приготовился для себя поддерживать иллюзии внучатой племянницы, когда дело обрело неожиданный (но ожидаемый, вообще-то, хотя и невероятный: как можно додуматься до такого?) поворот. Впрочем, до этого поворота мужчина еще успел сам насладиться своей иллюзией. — Конечно, — фыркнул он с уверенным видом, мол, даже не сомневайся. Со стороны девочки раздалось задумчивое: «Хм-м-м…». Мыслительный процесс запустился, видимо. Если догадается, будет, разумеется, хорошо… Вот только в этом возрасте, слушая старших, на шутку велись даже дети поумнее. Так что нет, не догадается. — Кру-у-уто! — ну вот, говорил же. Купилась. — Это что же, кошки реально думают, что все те, у кого есть ушки, тоже кошки? Ха-ха-ха, какие глупые!..       Не удержавшись, Мадара сам улыбнулся и даже фыркнул от смеха. Только он смеялся не с «глупых» кошек, а с нее. — Хо-ро-шо, наверное, все-таки, что у меня призыв — это вороны, — проговорила Изуна в странном ритме: сначала медленно и чеканно, а после почти сгороговоркой. — А то как-то странно получается: я-то думала, ниннеко — мастера маскировки, а чужую маскировку, даже такую глупую, опознать не могут?       Шутка трещала по швам. Мадара держал покерфейс, втайне поражаясь: ладно он, ладно его братья и какие еще более-менее сообразительные соклановцы, но эта девчонка додумалась так быстро сопоставить факты и… — О, но если они воспринимают нас так же, как мы — их, тогда наверное они просто так умиляются, что ничего не замечают! — и не сделать очевидный вывод. — Я тоже, когда на кошек смотрю, даже странных, не буду слишком много думать… — Наверное, — пространно ответил он. — … о том, что это может быть ниннеко. А даже если и да, какая разница? — болтала девчонка без остановки и даже почти не делая перерывов на дыхание. — Кста-а-ати, Мадара. — Что? — подвоха он не почуял, удара для своих нервов не предвидел, а зря. Неожиданный поворот событий был все ближе. — А ты же был целым Главой? — Изуна умиленно захлопала ресницами, корча настолько восхищенную моську, что лидерство в клане показалось чем-то сравнимым с подвигами Рикудо-сеннина. Впрочем, для Учиха так оно и было. Иерархия была очень сильна, а Глава стоял на ее вершине. — Да. — А до этого наверняка был наследником? — Разумеется. — А с ниннеко встречался? — У меня был с ними контракт. — А когда маленьким был? — И когда маленьким, и когда большим. — А в их город ездил? — Много раз. — А-а-а, — протянула мелочь, пытаясь сформулировать следующий вопрос, и Мадара тут же воспользовался этим временем, чтобы передохнуть. Но рано было расслабляться. — А, Мадара, если ты и в детстве с кошками встречался, и в Сора-ку был, и даже клан, наверное, представлял…       Глаза девочки вспыхнули нешуточным энтузиазмом. — Значит, ты и ушки носил?! — воскликнула Изуна громко и обличающе, но после ее крика повисла гробовая тишина. Мадара держал лицо. Мадара очень старался держать лицо, уверяя самого себя, что постыдные дела прошлого — это дела прошлого, да и что будет такого, если он скажет правду? Разумеется, ничего хорошего не будет, но лгать смысла не было. А малявка… Поверещит, похохочет, одернется да и успокоится. — Да, — отвечая односложно, Мадара взглядом дал понять, что намерен свернуть разговор об этом, и перевел тему на вопрос поинтереснее: — Ты собираешься в Сора-ку? — Ага! — девочка активно закивала, сжимая в руках ободок с неко-ушками. — Я поеду туда как представительница! Представляешь?       О да. — Представляю, — как хорошо, что ниннеко всегда относились к юным Учиха со снисхождением. Мужчина не сдержал ухмылки. — Даже жаль пропускать такое веселье.       Секунда понадобилась внучке, чтобы понять, что, говоря о «веселье», он имеет вовсе не саму поездку. Еще пара — чтобы возмущенно пооткрывать-позакрывать рот, и еще одна — чтобы резко успокоиться, выражая обиду лишь надутыми щеками. Внезапно, и дуться Изуна перестала, вместо этого вдруг посмотрев на него с заметным сочувствием. Способность от неправильных выводов идти к правильным, а потом обратно в исходную точку, была отличительной чертой юной химе. — Ну да, тебе же нельзя теперь в Сора-ку… — вздохнула девочка тяжко, продолжая смотреть на него чуть ли не с жалостью. Мадара даже не спешил развевать ее больные фантазии. — Ты поддерживаешь связи с воронами, но с кошками, наверное, нет? Ты не скучаешь по ним?       По ниннеко-то? Отвечать Мадара не спешил, сам обдумывая этот вопрос. Не для нее, так для себя. Пожалуй, сказать, что не скучал совершенно, было бы ложью: все-таки кошки окружали всех Учиха с детства, и за ним самим в раннем детстве присматривала ниннеко отца. Однако кошки уж точно не были теми, по кому он мог скучать в первую очередь. Учитывая, что он отказался от того, что было ему куда дороже их, можно даже сказать, что он вовсе не скучает. Да, можно и сказать. — Не скучаю, — фыркнул он без лишних сомнений, — и, чтобы ты сразу понимала, поясню: с ниннеко на связь мне выходить нельзя никоим образом. Это не вороны, они не станут хранить такие секреты от своих основных контракторов. — А я бы скучала, наверное, — она-то, конечно, да. Изуна умудрялась скучать даже по нему, не то что по кошкам и прочим созданиям, которые могли вызвать у нее симпатию. — Кстати, а почему воронам ты доверяешь больше, чем кошкам? По-моему, они не менее общительные, хоть у них и контрактов меньше. — Они не общительные, — поправил внучку Мадара, про себя замечая, что сделать такой вывод Изуна могла и без своей уникальной логики. Потому что в ее компании разумные существа действительно становились более открытыми. Даже он в конечном итоге общается с ней сейчас, отвечая на все вопросы без левых мыслей и проявляя безграничное (и не свойственное ему) терпение. — Вороны никогда не раскрывают тайны одного своего контрактора другим. Ниннеко же язык за зубами держат с трудом. — Понятно…       Когда за этим тихим «Понятно…» не следует ничего больше, Мадара, в общем-то, не спешит расслабляться. Или, скорее, не считает их диалог законченным. И просто ждет, пока внучка придет к каким-то своим мыслям. Ждать приходится не так уж долго: всего минуты две, за которые и он сам успевает многое обдумать и даже соскучиться по этим необременительным разговорам. — Но все равно как-то грустно, что ты в Сора-ку никак не попасть не можешь, — выдает наконец Изуна и поднимает взгляд с зажатого в ее руках ободка на него. — С ниннеко пообщаться не можешь. У тебя ведь там наверняка воспоминания! И даже ушки поносить их не!.. Можешь?..       Представив, что может означать эта заминка, Мадара незамедлительно поспешил уверить девчонку: — Конечно, не мо… — «…гу». Однако перетараторить внучку даже ему не было по силам. — А! Точно! У меня ведь есть запасные! Мадара, а хочешь я дам тебе второй ободок? И ты сможешь прошлое вспомнить, и я потренируюсь! Давай, я буду ниндзя, который притворяется неко, а ты как будто неко и есть?! И скажешь, если у меня плохо получаться будет! — выдала Изуна на сверхскоростной, с той же скоростью впихнула ему в руки неведомо откуда взявшийся второй ободок (с ушками… даже прикасаться неловко) и нацепила первый себе на голову, успев еще и выдернуть челку из-под него. — Что?.. — воспринимать настолько быструю речь было тяжело даже когда он хотел это сделать. А Мадара не думал, что ему понравится то, что его внучка сейчас сказала. — Я буду притворяться неко, а ты будешь меня проверять, — пояснила девочка, поправляя волосы. Судя по всему, она пыталась прикрыть дужку ободка волосами, для большей натуральности. — И, разумеется, тебе тоже нужно надеть это.       Мадара перевел взгляд на «свой» ободок и содрогнулся. Ни в чем не повинную вещь захотелось с брезгливостью отбросить. Белая и пушистая… В его руках это смотрелось, мягко говоря, несуразно. Но он не отбрасывал. Примерно так же странно смотрелось и его времяпровождение с внучкой, но он же не отказывается от этого. — Это? Ни за что, — однако держать «это» в руках и надевать это на голову — разные вещи. Мадара бы даже на спор не согласился… — Но как же маскировка? Это ведь обязательная часть маскировки? Как ты можешь играть неко, перед которым я буду играть неко, если у тебя даже ушей нет? — спросила Изуна с искренним негодованием и непониманием. Стоит ли ей сказать, что это все розыгрыш?.. Пожалуй, это спасет его от участи быть задолбанным насчет «маскировки», да и ей, как представительнице, поможет…       Мадара кинул короткий взгляд на внучку. Несмотря на цвет, ободок ей очень даже шел и явно ей нравился. Отвел взгляд. Задумался. Снова вернул… Девочка с немым ожиданием похлопала ресничками и сложила руки в молитвенном жесте. Это… Ни за что.       Ни. — Если это правда маскировка такая, то ты же не должен смущаться? — Изуна склонила голову набок, призадумавшись.       За. — Конечно, нет, — фыркнул он, вспоминая, что в свою первую поездку в Сора-ку, на самом деле, очень смущался такой «маскировки». И что, узнав правду, бесился целых два дня, выказывая возмущение не только кошкам, но и отцу. Тому, разумеется, нечего было сказать в назидание (как он обычно делал), так как в действительности этот маскарад не имел особого смысла. Просто взрослые устраивали детям игру. — Но неко притворяешься ты, мне-то оно зачем?       Что. — Ну… — протянула девочка, вытягивая губы, корча умилительное выражение лица. Опустила взгляд в «сомнении», мелко затрепетала ресницами, на мгновение подняла, впиваясь взглядом прямо ему в глаза, снова опустила и вновь подняла, уже закончив приготовления к своей манипуляции. — Чтобы было весело?       И захлопала ресницами, воздействуя на него прямой, очевидной, громоздкой, заметной даже для слепца… и работающей, к великому сожалению, манипуляцией.       Разумеется, этот проклятый ободок он не надел, несмотря на все старания мелочи (надо отметить, она очень старалась). Зато, чтобы та не расстраивалась из-за отказа, играл Мадара с ней целый час. То есть, «тренировал» ее целый час, конечно же, тренировал. Но ощущение было, будто он на чаепитие с куклами пришел: хоть с ободком, хоть без, роль-то ему досталась… — Знячит, вы хотите закупить у няс удвоенную партию куняев? — спросил Мадара, подыгрывая довольной, как кошка, Изуне. — Ня-я-ясно.       Под вопросом оказалось, что более унизительно, таскать на башке детский аксессуар или някать через слово. Но нельзя сказать, что он хоть на миг ощутил желание уйти. В конце концов, что здесь такого, это просто игра… То есть, треняровка.       Возможно, он слишком потакал капризам внучки. Даже самые мягкие из его знакомых шиноби, казалось, не опускались до такого… Но Мадаре хотелось им потакать и причин отказывать (ей или себе) он не видел или не хотел замечать. До какой бы крайности это не доходило.