Моя боль в твоих глазах

От Локи пахло табаком и свежестью, он выглядел лучше, чем когда Питер навещал его в башне. Возможно, прогулка пошла ему на пользу, потому что на лице бога читалось спокойствие и умиротворение, которого Паркер не видел давно. Войдя в отель, трикстер стал осматривать холл, по которому сновали туда-сюда люди в одинаковой одежде, помещение было заполнено разного рода мебелью: креслами, диванами и небольшими столиками, за которыми днём собирались постояльцы. В дальнем углу расположился бар, где сидел какой-то явно перебравший с выпивкой мужчина в деловом костюме. Подняв голову, Локи увидел огромную люстру, которая висела у самого потолка здания и опускалась почти до третьего этажа. Выглядело пристанище по-мидгардски пафосно, без лишнего золота и блеска, как это обычно бывает в Асгарде, это богу и понравилось. Питер стоял в нескольких метрах и ждал, пока Лафейсон пойдёт за ним, он видел, что Локи никогда не был в подобных местах, это и не удивительно. Трикстер походил на маленького ребёнка, в глазах горела неподдельная заинтересованность, и это делало его похожим на человека. И это казалось странным, потому что Локи всегда выглядел и вёл себя как бог, проживший тысячу лет, и которого мало чем можно удивить. Возможно, лишившись магии, Лафейсон сам перестал считать себя богом, но для Питера он всегда был и будет богом, потому что подросток считал, что сущность зависит не столько от способностей, сколько от опыта и знаний. А Локи знал больше всех Мстителей вместе взятых, даже Старку есть чему у него поучиться. Питер осознавал, что мир трикстера перевернулся с ног на голову, он потерял ту часть себя, которая всегда отличала его от остальных, и теперь он думал, что недостоин своего звания. Питер надеялся это изменить. Подросток тихо кашлянул, чтобы привлечь внимание Локи, который засмотрелся на переливающийся в электрическом свете хрусталь люстры. Бог слегка дёрнулся, будто не ожидал, что его кто-то может позвать и, посмотрев на Питера, быстрыми шагами направился к стойке регистрации, где его уже ждала молодая девушка со светлыми волосами, выглядевшая слишком свежо для такого времени суток. Трикстер поравнялся с Питером, глядя на то, что его спутник собирается делать дальше.  — Добрый вечер, — поздоровался Питер, — можно выдать второй комплект ключей в триста тринадцатый?  — Да, подождите секунду, — администратор открыла какой-то журнал и стала искать кого-то в списке с именами, — Мистер Лафейсон? — поинтересовалась она, обратив взгляд на Локи, который в ответ кивнул. Девушка открыла ящик стола и достала карту, на которой жирным шрифтом было выведено: «313», протянула карту Локи, который как-то растерянно принял её, не зная, что делать с новым приобретением. — Приятного вечера. Питер коротко попрощался и позвал Локи за собой, они направились в сторону лифтов.  — Ты разве не попросил ключи? — с непониманием спросил бог, осматривая пластиковую карту. Подросток улыбнулся. Локи знал всё об устройстве Вселенной, разбирался во всех точных науках и мог колдовать, когда-то мог, а разобраться с электронной ключ-картой не смог.  — Это замена ключам, — пояснил Питер, нажимая на кнопку вызова лифта, — более практичная и современная замена. Лафейсон коротко кивнул, явно не поняв, что Паркер имеет в виду. Они вошли в кабину лифта, Питер нажал на третий этаж, двери закрылись, и они тронулись вверх.  — И в чём же твой сюрприз? — поинтересовался Локи. Он не совсем понимал, что они здесь забыли.  — Всё ещё впереди, — уклончиво ответил парень, выходя на нужном этаже. — Мне показалось, ты с кем-то разговаривал у входа в отель.  — Да, попросил у девушки зажигалку. — Без особого энтузиазма ответил Локи.  — А… почему ты вдруг решил начать курить? — с явным сомнением поинтересовался Паркер. — Обычно это просто так не случается.  — Мне осталось жить не так уж и долго, Питер, — протянул трикстер тоном человека, который принял свою участь, — могу позволить себе парочку спонтанных решений. — Они замолчали, идя по коридору, который должен был привести их к нужному номеру. — Странная штука. По людским меркам я прожил неимоверно много лет, а сейчас, когда осознаю, что мне осталось меньше половины столетия, кажется, будто я и не жил вовсе.  — Это нормально, — после молчания ответил Питер, которому не понравился настрой трикстера, — тем более, для тебя двадцать лет — это как пара недель, а для нас… за это время можно изменить жизнь. — Он нашёл дверь с нужным номером, — а ещё я думаю, что ты нас всех переживёшь. Ты же Локи. Лафейсон хмыкнул. Ему нравилась эта наивная вера. Паркер даже не осознавал, насколько пророческими и трагичными станут его слова в будущем. Парень открыл дверь, но Локи не увидел ничего, кроме темноты. Через секунду Питер попросил бога войти внутрь. Питер не стал включать основное освещение, а вместо этого начал зажигать свечи, расставленные по всей комнате, их мягкий оранжевый свет осветил место, где Локи так неожиданно для себя оказался. Номер состоял из двух смежных комнат. Пафосный и деловой интерьер явно не сочетался с мягкими подушками и пледами, которые Паркер положил на большую кровать, перед ней он поставил проектор, свет которого падал на стену, проецируя изображение какого-то пейзажа. Откуда-то звучала мягкая и лёгкая музыка. В комнате пахло какими-то полевыми цветами и травами, от чего Локи вспомнился Асгард, с его блестящими и невообразимо яркими пейзажами, но наваждение быстро спало. И он обратил внимание на ароматические палочки, которые дымились в углу около окна. Всё это выглядело так… мило, так притягательно. В этом месте хотелось остаться навсегда  — Это… — начал Питер, пребывая в явной нерешительности, — я решил, что немного уюта и спокойствия не помешает. Я хотел предложить тебе посмотреть какой-нибудь фильм, не знал, какой ты захочешь выбрать, да и вообще захочешь ли… В общем, я думаю нам стоит выбрать вместе. Лафейсон замер. Всё это было так странно и непонятно, что у него спёрло дыхание. Он так давно не получал подобной заботы, да и получал ли он её вообще? Он не считал себя достойным хоть какого-нибудь проявления доброты и нежности.  — Тебе… не нравится? — спросил Питер с какой-то дрожью в голосе, — можем убрать проектор…  — Нет. — Отрезал Локи, глядя Паркеру прямо в глаза, — это… прекрасно. — Его тон тут же стал мягче. — Я не привык, чтобы кто-то делал меня что-то, хотя бы близко похожее на это. Питер волновался, это читалось в его взгляде, но слова Локи будто бы придали ему уверенности, и он улыбнулся.  — Пойдем. — Он пригласил трикстера следовать за собой в следующую комнату. В другой комнате подросток также стал зажигать свечи. Здесь уже не было кровати, которая занимала большую часть помещения, здесь стояли диван и небольшой стол, посередине комнаты оставалось довольно много места. Обратив внимание на стол, Локи увидел на нём множество ярко разукрашенных коробок с разными надписями.  — Я принёс свои любимые настолки, — предвидя вопрос бога ответил Паркер, — это игры… Я подумал, что мы можем весело провести время.  — Именно это мне сейчас и нужно. — Взгляд Локи посветлел. Мужчина даже стал выглядеть моложе. Он смотрел как-то игриво и радостно. Уже много недель Питер не видел в нём хотя бы намёка на положительные эмоции. Локи начал снимать пальто, в котором стало жарко, но Питер остановил его, подойдя сзади, и сам снял одежду.  — Ты ухаживаешь за мной, будто я какая-то дева, — он сказал это без грубости или раздражения, скорее с долей своего трикстерского веселья. Локи вовсе и позабыл, что любая забота для него выглядит, как проявление жалости. Вообще всё стало иным, как только он переступил порог номера. Все тягостные мысли ушли, злость и ненависть затихли в груди, отпуская сердце. Он забыл обо всех своих планах мести, о своём будущем, даже боль, пустившая чёрные щупальца в его тело отступила на задний план. Это всё больше походило на сон, из которого его вот-вот выдернет в гнетущую реальность, где он безумен, беспомощен и полон зла и грязи.  — Вовсе нет, — начал оправдываться парень, вещая пальто на вешалку, стоящую около двери, — я совсем не хотел тебя обидеть…  — Ты когда-нибудь перестанешь меня стесняться? — поинтересовался трикстер, плюхаясь на диван. Это движение отдалось волной боли, прошедшей по всем мышцам, но он проигнорировал её, смотря на Паркера.  — Я не… — он осёкся под немым укором Локи, который явно не верил заявлению Питера, — это сложно. Но я попытаюсь.  — И с чего же мы начнём? — спросил Локи, оглядывая все игры, стоящие на столе. — Только учти, я поддаваться не стану.  — Ну, а честная игра мне хотя бы светит?  — Смотря как будешь себя вести. — Локи начинал веселиться. В груди колыхалось какое-то непонятное и светлое чувство, незнакомое, но такое желанное, что бог боялся его упустить. Питер кивнул и подошёл к столу, разгребая коробки. Они решили начать с Дженги. Паркер быстро объяснил Локи принцип игры, которая богу сразу понравилась. Подросток перевернул продолговатую коробочку, и они начали играть. Первые брусочки выходили легко, оба игрока не прилагали особых усилий, дальше становилось сложнее. Питер начала что-то говорить про физику и центр тяжести. Локи махнул рукой, сказав, что сам всё прекрасно знает, но в итоге в первом раунде потерпел поражение, задев пальцем несущий брусок. Башня разрушилась за секунду, чем вызвала разочарованный вздох проигравшего бога, почти сразу же потребовавшего реванш. Во вторую игру трикстер был уже куда более внимателен, чем в начале. Он выглядел сосредоточенно, будто от того, как он вытащит брусок, зависела его жизнь. Питер же наоборот играл слегка расслаблено, уделяя больше внимания своему сопернику, чем самой игре. Он радовался лишь от того, что Локи выглядел счастливым, и было совсем неважно выиграет он или нет. По итогам второго раунда Питер оказался проигравшим.  — Ты поддавался. — С такой несвойственной и почти детской обидой сказал Локи, глядя на подростка, который несмотря на поражение улыбался.  — Нет. — Опомнился Паркер. — Игра была честной.  — Вспомни, кого ты пытаешься обмануть. — с деланной надменностью продолжил трикстер.  — Нет-нет-нет, — настаивал на своём Питер, — я просто засмотрелся на тебя. Я знаю, что это был лишь отвлекающий манёвр, чтобы я потерял бдительность.  — Общение со мной плохо на тебя влияет. — Хмыкнул Локи, после чего они оба засмеялись. Третий раунд оба играли очень сосредоточенно и серьёзно. Питер от усердия постоянно закусывал нижнюю губу, будто это как-то могло ему помочь. Раньше Локи ничего не стоило бы победить в этом пустячном сражении, с помощью магии он мог бы управлять брусками, или же мог свалить их на ходе противника. Но теперь он всё делал честно, а желание сжульничать даже не появилось на горизонте. Паркер одержал победу, чему очень обрадовался, а Локи лишь хмыкнул, сказав, что ему просто повезло. *** Следом за дженгой они решили сыграть в UNO. Паркер начал объяснять Локи правила, но тот остановил его и попросил листочек, на котором было прописано всё то, что хотел сказать богу подросток. Локи читал около десяти минут причём с самым заговорческим видом, после чего заявил, что готов начать. Питер не думал, что Локи так хорошо будет играть, тем более он делал это в первый раз. Трикстер сразу понял, какие карты лучше класть сначала, какие оставить под конец, и здесь он уже не смог отказаться от лёгкого жульничества. Трикстер постоянно отвлекал Питера, когда у того оставалось три или две карты, чтобы, заговорившись, парень забывал крикнуть: «uno», и Локи говорил быстрее, за что Питер получал по две карты. Паркер проиграл в сухую, ни разу даже не приблизившись к победе. Следом они клеили друг другу на лоб бумажки со словами, которые писали друг другу, и один игрок должен был угадать, что написано у него на бумажке по ответам другого. По началу дело не очень пошло, потому что, как выяснилось, земные знаменитости, которых обычно и пишут в подобных играх, трикстеру были неизвестны. После того, как Локи не смог угадать Мадонну, Питер, распинавшийся около пяти минут, называя песни, описывая внешность и биографию певицы, разочарованно всплеснул руками.  — Ты как будто не с нашей планеты, — эмоционально заявил Паркер, шумно выдыхая. Локи одарил его взглядом, типа: «Да ладно, умник, как ты догадался?»  — Ой… — виновато выговорил подросток, вспоминая, что Локи на Земле не так уж и давно. Дальше они стали писать друг другу неодушевлённые предметы или известных исторических личностей, которых, как оказалось, Локи знал ещё с асгардской школы.  — У вас там есть школа? — почему-то удивился подросток.  — А ты думал, мы с рождения образованные? — усмехнулся трикстер. Наивность подростка одновременно умиляла и смешила. — Не знаю, можно ли назвать это школой. Думаю, обучение длится немного дольше, чем на Земле.  — У нас это в среднем одиннадцать лет, можно остаться на двенадцатый, если хочешь поступить в колледж, — начал рассказывать Паркер, — я остался, поэтому сейчас доучиваюсь в выпускном классе.  — Напомни, сколько тебе лет? — зачем-то спросил Лафейсон.  — Восемнадцать, исполнилось три месяца назад. — Сказал Питер.  — Я тебя даже не поздравил… — смотря в пол, проговорил трикстер, будто почувствовал себя виноватым.  — Тебе не до того было… Ты… был в отключке. — Вспоминал Питер не очень приятные подробности, — я приходил в тот день к тебе в палату, принёс торт и свечку.  — Я… я плохо помню, — лицо трикстер стало каким-то детским и расстроенным, — тогда... тогда мне больше хотелось умереть, на самом деле, не самое приятное время. Так они закончили разговор на эту тему, Питер мысленно ругал себя, что напомнил Локи о том, что с ним случилось, хотя вряд ли он хоть на мгновение забывал, что лишился магии. Паркер даже представить себе не мог, каково это, любопытство подталкивало его спросить, как ощущается потеря сил, но вежливость и банальное нежелание заставлять трикстера вспоминать, как ему было больно и что он чувствовал, останавливало подростка. Он для себя решил, что если бог захочет поделиться впечатлениями, то обязательно это сделает. Парень хотел вытащить Локи из всего этого, и, конечно, ему бы очень помогло знание о том, что испытывал Локи, ведь так он мог оценить ущерб, нанесенный психическому и физическому здоровью бога, но, на самом деле, он не был уверен, что смог бы перенести подробности. Его… влюблённость заставляла чувствовать боль Локи, иногда Питеру казалось, что он сам лишился чего-то важного. Паркер не знал, догадывается трикстер или нет. По этому поводу однозначных мыслей не было. Если трикстер не догадывается, то это очень странно, потому что обычно он читает намерения людей ещё до того, как они появляются. Возможно, конечно, он просто не уделял такого пристального внимания подростку, который постоянно крутился вокруг него, воспринимая подобное поведение как некий акт юношеского максимализма, но в это верилось с трудом. Конечно, Лафейсон что-то подозревает. Но… почему тогда не подаёт виду? От мысли, что Локи всё знает, у Питера вставал ком в горле. Значит, он просто игнорирует тот факт, что Питер в него влюблён. Принимает это, как должное. Хотя винить в этом бога было бы крайне глупо. Возможно, он просто из жалости не говорит Паркеру, что всё знает и просто не хочет хоть как-то разъяснять этот факт. Но и за это можно было поблагодарить, ведь при репутации и состоянии Локи, он имел полное право послать подростка ко всем чертям, как сделал это практически со всеми жителями башни, но вместо этого, он проводил с ним время, и ни разу не сорвался на нём, если не считать тот случай со Страком. За синяк на пол лица Питер не злился, потому что там, на полу в палате, он увидел во взгляде трикстера сожаление, что стало для Паркера поводом забыть про тот досадный случай, будто его никогда и не было. Думать о том, что бог может ответить ему взаимностью, Питер позволял себе очень редко. Иногда, лёжа ночью в постели, подросток думал о том, как они вместе проводят время, как Локи гладит его по щеке, целует… Это всё так глупо и нелепо. Тысячелетний бог и подросток, которому только-только исполнилось восемнадцать. Даже звучит смешно. Но иногда Лафейсон давал поводы думать, что все фантазии Питера возможно воплотить в реальность. Например, когда согласился пойти с ним ночью неизвестно куда и зачем, это доверие, которое со стороны бога обмана смотрится нереально и фантастически, будто бы говорит, что некая симпатия всё-таки присутствует. Паркер тряхнул головой, чтобы отогнать мысли, которые зароились в голове. Не время об этом думать, он здесь прежде всего не для себя, а для Локи.  — Что дальше? — поинтересовался трикстер, когда они сыграли во всё, что принёс Питер. Несмотря на то, что они потратили на игры почти полтора часа, Локи не выглядел хоть немного уставшим.  — Нужно подождать буквально десять минут. — Загадочно сказал Питер, глядя в телефон. Ночная доставка работает гораздо медленней, чем дневная, и это немного сбило планы Питера. — А пока, у меня есть предложение. — Питер стал рыться в рюкзаке, который, казалось, таскал везде. Он выудил откуда-то из глубины своей сумки какое-то непонятное устройство приятного голубоватого цвета.  — Что это? — поинтересовался Локи, осознавая, как мало знает о Мидгарде, хотя прожил здесь уже полтора года.  — Полароид. — Ответил Паркер, что никак не сделало вещицу понятней для Локи. — Это фотоаппарат, думаю, ты слышал о таких.  — Да, слышал, но выглядит немного иначе. — Заметил Лафейсон, приглядываясь к устройству.  — Он сразу печатает фотографии, их можно потрогать и положить в бумажник, например. — Подросток почему-то вновь почувствовал смущение от мысли, что Локи будет хранить его фотографию. — Я хочу, чтобы эта ночь запомнилась, и, когда нам обоим будет сложно, мы могли посмотреть на фото и подумать о чём-то хорошем. Локи кивнул. Питер подошёл к дивану, где расположился бог, и сел рядом с ним, поднимая полароид, чтобы сделать фото. Лафейсон подумал, что они сидят слишком далеко друг от друга, поэтому положил свою руку на талию Питера и притянул его к себе, от чего подросток смущённо охнул.  — Как я помню, — начал трикстер, — в такие моменты нужно улыбаться. Питер попробовал улыбнуться, но получилось как-то слишком натянуто, потому что рука на талии вызывала напряжение, с одной стороны, хотелось, чтобы трикстер продолжал делать то, что делает, а, с другой стороны, неловкость парализовала Паркера. Локи, увидев, что с подростком что-то не так, начал его щекотать. Питер дёрнулся, пытаясь вырваться, но бог оказался, куда сильнее, чем Питер предполагал изначально, поэтому его попытка выбраться из тисков трикстера провалилась. Из-за неожиданного нападения парень случайно нажал кнопку, и комнату озарила вспышка. Через несколько секунд земное устройство выдало маленькую карточку, на которой запечатлелся улыбающийся Локи и красный от смущения Питер, прижатый к богу, но всё равно счастливый.  — Я оставлю это себе, — заявил Локи, рассматривая получившееся фото, — выглядит… отлично. Затем они решили сделать такую же для Паркера, на этот раз трикстер так же решил засмущать Паркера, потому, когда парень собирался нажать затвор устройства, трикстер легонько поцеловал его в щеку, чем заставил тихо вскрикнуть то ли от удивления, то ли от смущения. Фото вышло душевное, будто искрящееся.  — Ты совершенно нефотогеничен, — заявил Лафейсон, рассматривая получившиеся фотографии.  — А ты, я гляжу, профессионал по части фотографий? *** Они решили посмотреть фильм ужасов, на этом настоял трикстер. Питер рассчитывал на что-то вроде Криминального Чтива или какой-нибудь комедии с Джимом Керри, но, услышав сочетание «Люди» и «Умирают в муках и страхе», Лафейсон наотрез отказался от других вариантов. Смотрели «Звонок» — классику ужасов, но фильм бога больше развеселил, чем напугал. Не удивительно, если учесть, сколько лет он прожил и сколько всяких монстров повидал.  — К чему вся эта тягомотина? — Спросил Локи на финальных титрах. — Почему, если злобная сила хотела расправиться с парочкой смертных, то не сделала это сразу? К чему оставлять семь дней и лазейки к тому, как победить?  — А ты бы сразу действовал?  — Определённо, такая цель не требует особой подготовки, но я бы, скорее всего, не стал бы таким заниматься, потому что в конце не получил бы значимой выгоды. Удовольствие от убийства, это, конечно, прекрасно, но за много лет наскучило.  — Эм… это же фильм, это всё сделано, чтобы поднять волнение в зрителе, пощекотать ему нервы.  — Из меня, должно быть, паршивый зритель. Трикстер откинулся на спинку кровати, укутавшись в плед. Он выглядел слишком по-домашнему для божества, которое недавно пыталось захватить Нью-Йорк. Локи расслабился, позволил себе смягчиться, вылезти из панциря боли и злости, в который забрался за недавние месяцы. Питер испытывал от этого истинное удовольствие, ведь цель всего вечера была достигнута, внутри разлилось ощущение спокойствия и счастья. Как бы хотелось, чтобы этот миг никогда не кончался, чтобы весь мир остановился, давая им побыть вместе чуточку дольше, чем уготовила судьба. Паркер знал, что как только они покинут этот номер, всё снова испортится, Локи снова станет таким, каким был до этого — разбитым, обозлённым и холодным. Возможно, Питер пытался изменить то, чего изменить нельзя. Нельзя быть уверенным, что кому-то можно помочь, если не пережил то, что пережил этот человек. А Питер даже близко не понимал, каково это — быть Локи. Да, Паркер тоже пережил немало — потеря родителей, травля в школе, сверхспособности, свалившиеся на голову, стычка с отцом девушки, которая ему, кажется, нравилась. Но, несмотря на всё, Питер был благодарен судьбе, потому что каждое событие в его жизни привело его к этому моменту, где он лежал с Локи на кровати, укутавшись в плед и чувствуя, как в груди разгорается нечто до этого неизведанное. Паркер поднялся, уходя в соседнюю комнату, ему в голову пришла безумная идея, но раз они оказались здесь, то, возможно, Вселенная даст ему шанс. Удивительно, что в номере такого отеля нашёлся радиоприёмник, Паркер подошёл к нему, включил в розетку и оставил первую попавшуюся станцию. Видимо, судьба была настроена позитивно, ведь по всему номеру разлилась приятная и медленная музыка. (Автор советует включить IDONTWANNABEYOUANYMORE — Billie Eilish) Локи, услышавший музыку, поднялся с кровати, двигаясь на звук. Он застал Питера, который стоял посередине комнаты в крайней растерянности, и нахмурился.  — Локи… — тон у подростка был нерешительный, но очень манящий, — я хотел у тебя кое-что попросить. — Паркер повернулся к трикстеру, чтобы посмотреть ему в глаза. — Мне в детстве всегда говорили — если чего-то очень сильно хочешь, оно обязательно сбудется, я всегда загадывал желания на падающие звёзды, но они никогда не исполнялись. И я подумал, может, я просто не к тем обращался? И теперь, когда передо мной стоит настоящий бог, я решил попытать удачу ещё раз и загадать желание. Локи скрестил руки на груди, опершись на дверной косяк, внутри что-то треснуло, когда его назвали богом. С недавнего времени трикстер перестал считать себя таковым. Он кивнул, не найдя слов на достойный ответ.  — Ты потанцуешь со мной? — его голос дрогнул, но руку он всё равно протянул. Глаза трикстера расширились от удивления и смятения, он растерянно выдохнул.  — Ты знаешь, что я уже не бог. — Мрачно ответил Локи, глядя на протянутую ладонь. — Да и танцы… Теперь я вряд ли стану хорошим партнёром.  — Для меня ты всегда будешь богом. — Питер сказал это быстро, не очень-то обдумав фразу. — Ведь… Это не зависит от того, кто ты есть, а зависит от того, что я верю… в тебя. — Глаза Питера наполнились какой-то надеждой с привкусом отчаяния, Локи видел это и не знал, что ему стоит сделать. Пугал отклик где-то внутри сознания. Смертный подросток сказал то, чего он не слышал за тысячу лет жизни даже от близких. И Локи не чувствовал лжи в его словах… Это пугало, потому что давало надежду, что не всё ещё не потеряно, что есть какой-то иной выход, что можно избавиться от прожигающего чувства в груди без кровавой расправы. Лафейсон понимал, что это слабость, которая сделает только хуже. Он не должен был позволять ей проникнуть в душу, но, прислушавшись к себе, понял, что сделал это давно, когда Паркер впервые решился поговорить с ним. Впервые хотелось, чтобы появился демон, который выльет свою мерзостную речь, переубедит, но его не было, в сознании стояла пугающая пустота. Бог понимал, что стоит на пороге выбора, от которого должен отказаться. Он принял ладонь Питера, выходя на центр комнаты. Трикстер знал все дворцовые танцы, тысячи раз исполняя их на балах, но сейчас казалось, что эти знания ему не понадобятся. Паркер положил руки ему на плечи, делая шаг, Локи же поместил ладони на талии подростка. Музыка заполнила всё пространство, вплетаясь между Локи и Питером, они начали медленно раскачиваться, кажется, даже особо не попадая в ритм песни, но все эти условности остались где-то позади. «I… don’t wanna be you anymore» Локи никогда не вслушивался в слова земных песен, будучи уверенным, что никогда не увидит в них смысла. Что могут знать люди, чего не знает он? Разве есть что-то такое, что неведомо ему? Но сейчас, стоя в незнакомом пристанище, на чужой планете, без ориентира на будущее, без сил, ощущая под ладонями сбитое дыхание, он действительно желал бы быть кем-нибудь другим. Возможно, таким же смертным, чья жизнь заключена в одно столетие, чьи познания о Вселенной малы и скудны. Ему бы хотелось думать о том, как оплатить счета за воду или свет, хотелось бы волноваться при собеседовании на новую работу, хотелось бы проводить вечера на крыше какого-нибудь огромного здания, глядеть на звёзды, и не знать, какие тайны они хранят. Локи разгадал большинство тайн Вселенной, от того она стала уже не так интересна. И да, глупо думать, что, став смертным, он бы полюбил эту жизнь, ведь миллионы людей на этой планете ненавидят то, какими родились, ненавидят собственную недолговечность, им омерзительна слабость. Это парадокс. Ни одному смертному не понять, каково это — быть богом, с несколькими тысячелетиями в запасе, с силой и властью, а ни одному богу не понять, каково это — быть простым человеком, со свободой, яркостью моментов, с обыденными проблемами и таким же обыденным счастьем. Каждый из них несчастлив по-своему. Они такие разные, и им вряд ли когда-то удастся понять друг друга. Но сейчас эта грань практически стёрлась, а бог и смертный чувствовали, как соединяются воедино. Нельзя объяснить это, не преувеличивая некоторые аспекты. Может быть в реальности всё было куда более банально и нелепо, может быть со стороны они смотрелись, как парочка неудавшихся танцоров, но изнутри всё выглядело и чувствовалось иначе. Питер смотрел Лафейсону прямо в глаза, будто старался найти в них ответы на все вопросы, подросток держался за Локи, как за последний островок, за которым лежал лишь океан неизвестности и страха. Несмотря на всё, Питер не видел в трикстере раненного и побитого жизнью неудачника, который достоин только жалости. Питер смотрел на него, как на бога, смотрел так, как не смотрело ни одно существо за все столетия его жизни. Впервые за очень долгое время Локи почувствовал покой. Он знал, что этот покой эфемерен и закончится сразу же, как они покинут отель, но думать об этом не хотелось. Бог отпустил себя, позволил чувствам править собой, всего пару часов слабости, которые казались эликсиром, который усладит неспокойное сердце. Возможно, трикстер совершал одну из самых больших ошибок, но, если подумать, не сделай он этого, ничего бы особенно не изменилось, а так казалось, что его жизнь не только полоса потерь и неудач. Питер положил голову на плечо Лафейсона, прикрыв глаза, ему хотелось запомнить этот момент, чтобы потом, когда станет совсем плохо, вспоминать его, и, может быть, это воспоминание принесёт боль, но свет, струящийся внутри грудной клетки, стоил того. В Локи таилось столько загадок, каждый раз смотря в его глаза, Питер видел очередную тайну, но сейчас осознал, что не хочет разгадывать их. Возможно, эта таинственность делала Локи самим собой…  — Локи… — он сказал это совсем тихо, но сердце непривычно громко застучало в груди. Чутьё подсказывало, что его слова могут многое изменить, в лучшую или в худшую сторону не знал никто. Волнение захватило разум. Слова, которые Паркер собирался сказать, могли принести за собой всё, что угодно, но они так сильно рвались наружу, что становилось больно. Питеру казалось, что он стоит на краю пропасти, и если прыгнуть, то в полёте могут раскрыться крылья. Или же он бросится прямо на скалы, которые разорвут его тело на куски. Сделав глубокий вдох, парень сделал шаг в пропасть. — Мне кажется, я… это всё, конечно, очень глупо, особенно для тебя, ты, наверное, эти слова слышал много раз, но… Я сталкиваюсь с таким впервые, теперь я понимаю, что такое со мной действительно в первый раз. Они перестали танцевать, музыка сменилась, Локи, кажется, перестал дышать.  — Мне кажется, я… тебя люблю. — Он по-детски зажмурил глаза, всё ещё прижимаясь к трикстеру, он хотел, как можно дольше касаться его, ведь ожидал, что сейчас его оттолкнут, но вместо этого почувствовал, как холодные ладони с талии переместились на спину, а после сильнее прижали к себе. Молчание угнетало, но Локи не знал, что сказать. Он знал… Было бы глупо отрицать, но всё равно оказался к этому не готов. Это всё неправильно. Не сейчас, не когда пути назад уже нет. Если он признается сам себе, то загонит в ловушку их обоих, и всё осложнится в десятки раз. Нужно бы оттолкнуть паренька, который ещё ничего не понимает, который, возможно, перепутал своё великодушное желание помочь с любовью. Но… «Это не спасёт» — подумал про себя трикстер. Они уже в ловушке, и она захлопнулась. Лафейсон шёл ко дну и тянул Питера за собой, как бы тот не пытался вытянуть их обоих. И будет, наверное, несправедливо отрицать, что они связаны. Локи мог разбить Питеру сердце, он знал слова, которые оттолкнут и растопчут то трепетное и нежное, что зародилось внутри парня, но… тогда он сделает больно и себе. А он устал чувствовать боль. Да, Локи чувствовал то же, что и Питер. Он пытался доказать себе обратное, но, как итог, лишь обманывал самого себя. Заставят ли эти чувства отказаться от того, что он задумал? Нет. Он уже не сможет жить, как раньше, зерно мести проросло и пустило корни так глубоко в его душу, что если попытаться вырвать его, то Локи уже не выживет. А умирать вот так, жалким и раненым не позволяла гордость. Паркер так или иначе станет испытывать боль — либо от разбитого сердца, либо от того, что люди, которые ему дороги попытаются убить друг друга. А сдаваться трикстер не собирался. Принимать такое решение сложно. Стоило поступить, как любящий человек — попытаться спасти того, кого любишь… Но трикстеру так хотелось быть любимым, хотелось почувствовать взаимность, тепло, свет. Хотелось увидеть хотя бы иллюзию счастья. И это желание ослепило его, потому он решил позволить себе побыть слабым. Питер, будто почувствовавший решение Локи, поднял голову, заглядывая прямо в душу. То, что он там увидел, видимо, заставило его совсем целомудренно и нерешительно поцеловать Локи, который застыл в оцепенении. Питер испуганно отстранился, не почувствовав ответа, в его взгляде загорелся страх. За секунду в голове успело пронестись столько мыслей… Вдруг он ошибся, и Локи не чувствует того же, что его особенное отношение — это лишь плод воображения Паркера, который так сильно хотел увидеть ответ, что обманул сам себя. Но вскоре все эти мысли растворились, не оставив за собой даже неприятного послевкусия, ведь Локи, положив руку на затылок парня, сам поцеловал, более уверенно, без дрожи, с таким напором, чтобы Питер точно получил ответы на все свои вопросы. У Паркера подкосились коленки, он не мог поверить в то, что происходит. В груди, будто стали взрываться тысячи фейерверков, слепя своим светом. Губы Локи были холодными, это заставило табуны мурашек пробежаться по коже.  — Питер, — сказал Лафейсон, тяжело дыша, — ты… ты не понимаешь. Я не тот, кто тебе нужен, поверь мне. Я принесу тебе только боль, я рушу всё, чем дорожу, такова моя натура. — Он немного отстранился, чтобы заглянуть Питеру в глаза, это была последняя попытка поступить правильно. Локи не простил бы себе, если бы не попытался. — Я не хочу вредить тебе, не хочу, чтобы ты страдал. Я — не лучший выбор.  — Но это моё решение. — Он сказал это неожиданно твёрдо. — Я осознаю, что меня ждёт, но я всё равно выбираю тебя, и мне нужно лишь знать, выберешь ли ты меня. Эти слова вызвали у Локи улыбку. Он всё ещё мальчишка, полный наивных и светлых идей.  — Ты не знаешь меня, не знаешь, что было в моём прошлом…  — Мне это неважно, потому что там я уже ничего не смогу изменить, — он обхватил лицо Локи ладонями, стараясь подарить всё тепло, что у него есть, чтобы доказать трикстеру — вместе они смогут всё преодолеть, — но я знаю, что могу изменить твоё будущее, если ты мне позволишь. Эти слова сломили все сомнения Лафейсона, заставив на мгновение поверить в то, что сказал Питер. Это звучало так привлекательно, так маняще. Слова вселяли надежду. И Локи сдался. Сдался своим чувствам и желаниям, позволяя им править балом, потому он вновь затянул Питера в поцелуй, на этот раз более глубокий, наполненный страстью и верой, трикстер старался вложить всё, что у него было, лишь бы передать Паркеру взаимность. Трикстер чувствовал, что судьба Питера в его руках. Он будто держал в ладонях хрупкую птичку, которая сама прилетела в его плен. Это ощущение было так упоительно приятно, никто так слепо не дарил ему свою жизнь, никто не верил в него так, как верил этот мальчишка. Доверие — вещь, которую Лафейсон для себя давно считал потерянной, даже внутри себя Локи уже не мог найти доверия хоть к кому-нибудь, даже к собственным мыслям. Но Питер… Питер заставлял ему доверять, потому что не нёс в себе злого умысла, потому что полюбил именно Локи, не его силу, не его положение в обществе, а душу, прогнившую и мглистую, израненную, злобную. Бог не понимал, как его можно полюбить, как можно принять все его недостатки. Даже семья отказалась любить его, используя его способности для собственной выгоды. Но теперь кто-то решился любить, не совсем понимая, во что ввязывается. Локи знал, что в будущем разобьёт Паркеру сердце, что сотрёт в прах его старания. Но, может быть, когда всё закончится, парень сможет принять его, сможет простить, и тогда, трикстер пообещал себе, что попробует измениться. Они целовались неприлично долго, пока в лёгких не закончился воздух.  — Ты когда-нибудь до этого целовался? — спросил Локи, на лицо которого легла добрая ухмылка.  — Да. — Прозвучало не очень уверенно. — Пару раз, но это было давно. Трикстер хмыкнул. Какой же перед ним ребёнок. То, что они сейчас делали переходило все рамки дозволенных норм. Наверное, это стоило прекратить, хотя бы потому что Питер ещё слишком молод даже по земным меркам, не то что по Асгардским. Но когда Локи загонял себя в рамки моральных принципов? Раньше он мог позволить себе всякого рода развлечения, не брезговал ни женщинами, ни мужчинами, но здесь… здесь всё иначе. Паркер — не просто развлечение на одну ночь, он давно стал Локи другом, а теперь они перешли и этот порог. Мстители точно попытаются его убить уже за то, что поцеловал парнишку, не говоря уже о чём-то большем. Хотя, если признаться, плевать бог хотел на их мнение, оно с недавних пор перестало быть авторитетным в его глазах. Без сомнения, каждый из них обвинит трикстера в том, что он затуманил парню мозги, применил свой многолетний опыт манипулирования, чтобы насолить им, и, конечно, Локи был старше и должен был на корню пресечь эту связь, поступая как взрослый человек. Но разве это важно?  — Локи, скажи мне честно, — начал Питер, не отрывая глаз от трикстера, — ты хочешь убить Старка? Вопрос повис в воздухе, внося в обстановку некую напряжённость. Паркер ожидал правды от Бога обмана — довольно глупо и наивно с его стороны. И Лафейсон понимал, зачем Питер спросил. Ему хотелось успокоить совесть, он ведь герой, должен стоять за добро, пренебрегая своими желаниями и чувствами. Сейчас он принимал сторону Локи, потому от ответа зависело, как подросток будет чувствовать себя в дальнейшем. Врождённое злорадство шепнуло Локи соврать, сказать то, чего Питер боялся услышать, чтобы увидеть в глазах смертного метание, отторжение или же принятие, но трикстер заглушил в себе это желание, и сказал правду.  — Нет. «Я собираюсь сделать нечто более ужасное» — этого Лафейсон уже озвучивать не стал, пускай ребёнок спит спокойно. Питер снова поцеловал Локи на этот раз более уверенно, с большим напором. Постепенно стеснение и нерешительность отходили на второй план. Паркер оказался слишком охвачен эйфорией, чтобы соблюдать условности, к которым был приучен с детства. Ему хотелось получить то, чего он так долго желал. Ведь он даже близко не ожидал, что его просьба потанцевать заведёт их так далеко. Подросток чувствовал в Локи напряжение. Это неудивительно, если учесть его положение. Ему никогда полностью не доверяли, а теперь, несмотря на потерю магию, на него и вовсе косо поглядывали, ожидая мести. И это было вполне рационально, если учитывать прошлые поступки, но почему-то никто не подумал, что ему просто нужна помощь, нужны принятие и любовь, которых у него никогда не было. Паркер уже давно сделал для себя вывод, что люди не становятся злыми просто так, ими правит обида и боль, пробуждающие худшие качества души. Ни один злодей не счастлив, это утверждение оказалось подтверждено практикой, потому Питер считал, что каждый достоин второго шанса, каждый достоин помощи. Он прижался к Локи всем телом, будто пытался доказать, что отдаст всего себя ради него, что не бросит и не оставит, как бы больно ему не было. Он хотел, чтобы бог поверил ему. Питер чувствовал, что его трепещущее сердце в ладонях Локи, и он волен делать с ним всё, что душе угодно, от этого становилось чуточку страшно, ведь доверять себя кому-то другому, значит, отпускать ситуацию, отдавая управление в чужие руки. Всё это — опьянение от неожиданного ответа на его чувства, страх, пробирающийся на задворках сознания, поцелуи трикстера, сводящие с ума, и бешено колотящееся сердце, отключило в Питере мыслительный процесс в любом его виде, и он уже ровным счётом ничего не решал и не соображал, полностью доверяя свою судьбу Локи, в котором, несмотря на всё, оставалось много разумных доводов, почему они должны не делать ничего большего, чем поцелуи. Но у бывшего мага тоже были потребности, тоже были желания. И он так же, как и Питер, испытывал чувства, потому ожидать, что трикстер поведёт себя более рационально, не стоило. Сколько у Локи не было близости? Этот вопрос он не хотел себе задавать, чтобы не оказаться неудачником даже в своих глазах. Но сейчас, когда Питер буквально повис на нём, ответить хотя бы самому себе пришлось. В последний раз это случилось… Во время нападения на Нью-Йорк. Да, определённо. Ему нужно было выпустить пар, немного расслабиться и позволить себе забыться. А после такой возможности не было. Да куда уж там. Сначала суд в Асгарде, тюрьма, где никто ему любовниц и любовников не водил, потом нападение тёмных эльфов, смерть матери, битва в Свартельвхейме, чуть не ставшая последней, разговор с Одином, неожиданно ставший удачным для царевича, а после жизнь на Земле, во время которой Локи нашёл гораздо больше интересных развлечений, чем связь с кем-то. Питер принялся расцеловывать его шею, стараясь вложить в свои действия как можно больше уверенности, чтобы, видимо, не показаться неопытным в глазах бога, Локи несомненно было приятно, эта неумелость заводила даже больше. Он положил свою большую ладонь на макушку парня, зарываясь пальцами в завивающиеся волосы.  — Питер, — позвал его трикстер, усмиряя сбившееся дыхание. Парень, перешедший на ключицы с явным нежеланием отвлёкся, — послушай, у меня… я, — очень мало кто мог заставить Локи потерять дар речи, — сейчас... мы подходим к черте, и я не уверен, что потом смогу остановиться. — Он хотел поумерить пыл подростка, которому ситуация затуманила голову. Это неудивительно, ведь в молодости всё воспринимается по-другому, кажется ярче, важнее, и от этого срывает крышу. Потом, когда до Мстителей дойдёт слушок, что между Паркером и Богом Обмана что-то есть, они непременно обвинят трикстера в том, что использовал подростка, который молодой и глупый, да и вообще ничего не понимает, а Локи плохой и нехороший, поэтому во всём виноват. Но Локи и не думал пользоваться Питером, ему наоборот хотелось уберечь его от ошибки, о которой он, возможно, потом станет жалеть.  — Локи, — парень остановился, чтобы заглянуть богу в глаза, ведь он чувствовал в нём сомнение, — я не хочу, чтобы ты останавливался.  — Ты не понимаешь, Питер, — попытался вразумить его Локи. Он не и не подозревал, как для бога важно всё то, что здесь происходит, это буквально решит его судьбу, — всё уже не детские игры, это куда более серьёзный шаг, чем кажется на первый взгляд.  — Ты боишься? — В глазах Паркера явно появилось разумное мышление, которое до этого куда-то запропастилось. — Или может быть не хочешь? Я не буду настаивать. Локи расхохотался, игнорируя боль в груди, начавшую пульсировать от такого резко сокращения в лёгких.  — Ты правда не понимаешь? — эта фраза вселила в Питера страх, обычно после неё говорят какие-нибудь гадости, разбивающие сердце, — я хочу этого куда больше, чем кажется. Но сейчас неважно, чего хочу я, важно то, как мои желания повлияют на тебя. Я не хочу тебе вредить, ты можешь обижаться, но я правда не хочу делать тебе больно, потому что это… это более значимо для меня, чем все думают. — Локи сам удивился от откровенности и заботы, которые появились в его речи. Это странно, он никогда не говорил ничего, не подумав, а сейчас слова вырвались сами собой. — И я не могу. — Локи сделал шаг назад. Он предпринял последнюю попытку поступить правильно, ему не хотелось уходить, не хотелось заканчивать этот вечер на подобной ноте, но так было разумно и безопасно прежде всего для Питера. На свою безопасность царевич давно перестал обращать внимание. Ему слишком хотелось завладеть Питером полностью, а доверять своим желаниям, Локи понял, затея опасная и скорее всего проигрышная. Трикстер развернулся, намереваясь покинуть номер. Внутри бурлил целый коктейль так и не вышедших наружу эмоций, казалось, что кто-то пытался прорваться через его грудную клетку, чтобы зайтись в бешеном крике. Со стороны могло показаться, что он просто сбегает от ответственности, потому что побоялся последствий. Возможно, так оно и было. Локи никогда не был трусом, и всегда готов был принять роль виноватого, если действительно таким являлся, но сейчас… Локи не мог понять, почему не взял то, что само шло ему в руки, ведь он так сильно этого хотел. Впервые за много лет внутри его сердца появилось странное чувство, которое вело его за собой, диктовало решения, направленные на сохранение жизни Паркера. Вот и нашёлся ответ. Локи не хотел быть рядом с парнем, потому что не хотел вредить ему из-за эгоистичных желаний. Пока шёл до двери, бог вроде бы и разрешил внутренний нравственный конфликт, справился с разочарованием по поводу испорченного вечера и уверил себя в правильности действий, но у Питера, видимо, были другие планы.  — Локи, пожалуйста, — голос его понизился, наполняясь мольбой и истомой, — одну ночь. Подари мне всего одну ночь. Трикстер застыл на месте, будто поражённый молнией. Одна фраза. Питеру понадобилась всего одна фраза, чтобы разрушить все правильные и умные решения Локи, на которые он с таким трудом пошёл. Лафейсон обернулся, в голове бешено метались мысли, искавшие лучший выход из этой ситуации. При всём своём внешнем холоде трикстера всегда был излишне эмоционален и проклинал себя за эту черту. Со временем, становясь старше, Локи научился выгодно для себя использовать эмоции, перенаправляя их силу в нужное русло, но жилось ему от этого не особенно легче. Поэтому он с детства приучил себя к аналитическому мышлению, чтобы сохранять рассудок, когда чувства брали над ним верх. Столетиями он приучал себя откладывать гнев и прочие переживания, ведущие за собой импульсивные решения, вот и сейчас Локи анализировал ситуацию, хотя с точки зрения романтизма это было совсем некстати. Но бог редко когда делал что-то, не обдумав это предварительно десять раз, он называл это осмотрительностью, другие — трусостью, но это качество всегда выручало и помогало избежать ошибок. Глаза Локи метались по комнате, будто не могли сфокусироваться на чём-то конкретном, после трикстер начал буравить взглядом Питера, но парень видел, что бог где-то глубоко в своих размышлениях, ожидание убивало, но Паркер был готов дать богу время. В Локи схлестнулись две противоположные ипостаси — тёмная и светлая, если бы демон не решил пропасть на денёк, то без сомнения победила бы тёмная, но в отсутствие злобного адвоката, Локи не понимал, как ему поступить. Если бы он действовал только в своих интересах и интересах того плана, что зрел в его голове, то без колебаний взял бы Питера, не беспокоясь о его чувствах, но лгать себе Лафейсон не стал, поэтому признал, что вредить Питеру он хочет меньше всего, даже больше, Локи готов был его защищать, даже от самого себя. Светлая сторона призывала Локи отказаться от соблазна, отказаться от плана мести, ради Питера, ради его детских идеалов и надежд, чтобы его старания не оказались пустой тратой времени, но и эту сторону трикстер полностью принять не мог в силу природной мстительности и непомерной гордыни. Решение пришло неожиданно. Своеобразный компромисс появился в голове Лафейсона. Да уж, такого бог от себя не ожидал, но почему-то решение принялось спокойно, сердце не йокнуло, не заныло жалостливо, нет, оно билось ровно, и даже с каким-то облегчением. Как там говорят мидгардцы — из двух зол выбирай меньшее? Локи выбрал самый безобидный вариант для окружающих, а для себя… для себя в этом решении он выгоду тоже углядел. Если судьба всё же решит, что его жизнь немного ценнее, чем он сам считал, то это станет точкой — никаких больше метаний, никаких размышлений о сердцах и чувствах окружающих, только холодное и безжалостное следование намеченному плану, и неважно, кто ляжет жертвой, главное только, чтобы не Питер. Эту оговорку Локи посчитал весомой, потому позволил себе в будущем заботиться только о безопасности подростка, но безопасность исключала из себя понятие любви, ведь, чтобы Паркер остался цел и невредим, ему нужно будет держаться подальше от Локи, но бог надеялся, что до этого не дойдёт, что никому страдать не придётся, и всё закончится меньшими жертвами и гораздо раньше. «Это лотерея» — подумал Локи про себя. Такую цену он назначил себе за вечер с Питером, и, наверное, если бы подросток был бы более тщеславен, то оценил бы, но он даже представить не мог, что творилось в голове Локи, и, сказать честно, боялся представить. За ту минуту, что трикстер молча смотрел на него, Питер успел обдумать сотни вариантов, но так и не сдвинулся с места, он ждал и надеялся, что его слова проняли Локи. И его надежды оправдались. Локи моргнул, будто возвращаясь в мир, и сразу же кинул взгляд на Питера. Парень понял, что Лафейсон принял решение. Бог поманил Паркера рукой, а сам скрылся в смежной комнате, заставив подростка нахмуриться. Трикстер что-то задумал, это читалось в его глазах, там загорелся какой-то странный огонёк, от которого нутро сводило приятной истомой. Питер полностью полагался на Локи, позволяя тому делать, что посчитает нужным, в таких делах, парень был уверен, Лафейсон куда более опытный игрок, чем он сам. Молодой супергерой медленно шагал в сторону комнаты, в которой стало значительно темнее, видимо, бог потушил светильник и несколько свечей. Паркер глянул на часы, висевшие на стене, они возвещали, что недавно минула половина третьего ночи. Он даже не заметил, как прошло время, в компании Локи он мог потеряться хоть на месяц. Питер глубоко вдохнул, сделав шаг в полутёмную комнату, в которой всё ещё витал приятный аромат ягод и фруктов, он хотел осмотреться, чтобы понять, чего хотел от него трикстер, но не успел, потому как оказался вжат в стену, а все вопросы потухли в поцелуе, который выбил весь воздух из лёгких. Теперь в нём чувствовалось куда меньше нежности, а страстный огонь, завладевший Лафейсоном, передался и Питеру, у которого всего на пару минут голова прояснилась, от того, что угроза ухода Локи повисла в комнате, но теперь сладкий туман с утроенной силой захватил разум, и Питер уже не знал, кто он, и что из себя представляет, но душу успокаивала мысль, что Локи знает это за двоих. Сильные руки забрались под рубашку, водя по животу и груди, от холодных ладоней по спине пробежались мурашки. Локи всегда был холодным, несмотря на погоду и температуру в помещении, Паркер находил в этом поэтическое отражение характера бога в реальности. На секунду Локи перестал терзать губы парня, чтобы взглянуть в глаза, по обыкновению чистые, как майское небо, а теперь мутные от возбуждения. Зрачки Питера оказались расширены, а тело так чутко реагировало на каждое прикосновение, что Локи пробирала дрожь. Инстинкты бога говорили ему торопиться, взять, что положено, но сознание, пока ещё находящееся в рабочем состоянии, убеждало растянуть удовольствие, чтобы этот момент навсегда отпечатался в памяти, чтобы горел, как сверхновая, грея и сжигая одновременно. Локи схватил Паркера под колени, поднимая его на полом, ещё сильнее прижимая к стене и заставив парня обхватить ногами поясницу Локи, от этого движения Питер выгнулся и громко охнул. Трикстер чувствовал, что парень пытается сдерживать себя, сдерживать реакцию на его действия, чтобы не выглядеть глупо или чего хуже неопытно. Локи мысленно посмеялся, почему-то все подростки хотят казаться старше, считая отсутствие опыта чем-то постыдным. Он вспомнил себя в этот возраст осознал, что был точно таким же. — Тебе страшно? — спросил Локи, прислонившись губами к уху Питера. — Нет. — Ответил Питер в полубреде. — Ты должен помнить, кому ты врёшь, — сказав это, трикстер прикусил мочку Питера, от чего тот простонал и, видимо, испугавшись получившегося звука, приложил ладонь ко рту, — но мне нравится, что хоть когда-то ты начал меня бояться, — Лафейсон поднял подбородок Питера, чтобы тот смотрел ему в глаза, — это меня возбуждает. Питер глянул на ладонь, держащую его за подбородок, и зачем-то укусил, будто хотел показать, что готов радовать бога, сколько его душе угодно. Локи улыбнулся, обнажив зубы. Паркер смотрел на него и понимал, что сейчас он выглядит, как тогда, до неудачного эксперимента. В нём угасла обида, притихла боль, а наружу вышла трикстерская натура, смешанная с какой-то нежностью и даже трепетом. Со стороны казалось, что Локи действует грубо, с излишним напором, но Питер чувствовал, как сильно Локи себя сдерживает, как сглаживаются его жесты, как он медлит, чтобы не причинить боль, и это грело душу. Забота Лафейсона была спрятана за внешней холодностью и грубостью, она вплеталась в его действия, в его слова, смягчая углы его характера, и эту теплоту можно заметить только, если ты проявляешь её в ответ. Быть с Локи, будто быть между двух стихий — холодной, колючей, но привлекающей своей аристократичной манерой, и горячей, сносящей всё на своём пути. Локи сочетал в себе так много противоположных граней, что казалось, будто он просто не может существовать. Его движения, сдержанные и выверенные, никак не складывались со взглядом, который выражал лишь бешеную страсть и желание, Питер не ожидал, что Локи, до этого остававшийся равнодушным ко многим подобным вещам, мог так пылать изнутри. Трикстер продолжал изводить Питера своими ласками, которые даже не смотря на ситуацию, не переходили грани, бог считался с молодостью партнёра, поэтому, видимо, решил оставить свои фантазии, перенаправив пыл на то, чтобы контролировать своё тело. За это Паркер был безмерно благодарен Лафейсону, потому что страх, сковавший его в начале, отступил, позволяя полностью расслабиться и отдаться счастливому шансу, так неожиданно выпавшему ему. Питер, как и многие подростки, думал над тем, как и с кем пройдёт его первый раз. Конечно, в его фантазиях всё проходило идеально, но реальность не оказалась разочаровывающей. Пока Питер отдавался чувствам и мыслям, Локи проклинал отсутствие магии, которая не раз его выручала в подобных делах. Оглядев комнату, трикстер не нашёл ни намёка на смазку, что означало — Питер не планировал, что события приобретут такой оборот. Раньше бог мог бы произнести пару слов и всё необходимое моментально материализовалось бы, а сейчас… пришлось импровизировать. Паркер с присущим ему подростковым пылом начал расстёгивать рубашку трикстера, с таким напором, будто бедный предмет одежды его как-то обидел, на последних двух пуговицах терпение парня лопнуло, и он одним жестом разорвал помешавшую ему лицезреть тело бога ткань. Несмотря на худобу, трикстеру удалось сохранить прежнюю привлекательность, да и не зря проходили его тренировки с Чёрной Вдовой, ведь мышечную массу, которая значительно убыла за то время, пока он был отключке, удалось нарастить обратно. Паркер даже и не заметил, как они оказались на кровати и как ехидные зелёные глаза начали прожигать его до самого нутра. Питер рвано дышал, потеряв всякое понятие реальности, ему казалось, что вне этой комнаты нет ничего, что в этом мире существуют только они вдвоём, что нет никаких людей, нет мнений, осуждений моралей и прочей лабуды, которая сейчас не представляла никакой ценности. Было бы хорошо, если бы это действительно оказалось так, и утром их не ждали бы сложности, спровоцированные их действиями. Несмотря на внешнюю тонкость, Локи оказался тяжёлым, это Питер понял, когда Локи, немного замешкавшись, слегка прилёг на него. Парень вспомнил, как Тор говорил, что плотность их тел куда больше, чем человеческая, а сам Локи сказал, что весит примерно двести килограммов. Лафейсон, будто заметивший неудобство Питера, сразу же поднялся на руки. Он уже и забыл, какие смертные хрупкие, и что даже без магии он был куда более силён, чем человек. Пускай способности Питера позволяли ему вынести вес и больше, но Локи решил, что эта ночь для парня пройдёт идеально. Конечно, было бы проще, если бы Паркер занял позицию сверху, но, вспомнив, что у него это скорее всего в первый раз, трикстер решил, что может пренебречь своим комфортом ради него. Вариант занять пассивную позицию Локи тоже не устроил, потому что Паркер явно не справился бы с этой ролью, как ему хотелось бы, а после чувствовал бы себя, как минимум, неловко. — Питер, — тяжело дыша начал трикстер, — тут есть что-нибудь вроде масла? — Нет. — выдохнул парень, сдерживая стон, ему не нравилось, что Локи остановился. — Тогда будет больно. — Решил не церемониться трикстер. Питер ощутимо напрягся, но попытался скрыть мимолётный страх, пронзивший всё тело неприятной волной, от которой пробежались мурашки. Они всё ещё могли остановиться, если бы Питер, испугавшись спонтанности ситуации, попросил бы трикстера прекратить, тот бы, наверное, выполнил просьбу парня. У Бога был опыт в любовных делах, потому контролировать себя, даже в пылу страсти, он мог. Выдержка, тренированная столетиями, распространялась на все сферы жизни. Лафейсон продолжал свои мучительные ласки, доводившие Питера до края, ему казалось, что ещё немного и он просто сгорит изнутри. Его тело, доведённое до совершенства мутацией, было гибким и податливым, откликаясь на каждое прикосновение. Сверхсила сделала кожу куда более чувствительной, поэтому от движений трикстера пробирала приятная дрожь. Бывший маг чувствовал, что несмотря на выдержку, подходит к пику. Ему казалось удивительным, что Питер, явно не имевший умысла, заставлял его терять самообладание. Локи решил перейти в фазу более решительного действия, начиная подготавливать Питера, который, наверное, не особенно представлял, что у однополой связи есть свои нюансы. Паркер полностью доверился Локи, позволяя тому делать, что считает нужным, пускай с рациональной стороны это выглядело глупо. Что стоило Богу обмана, прославившегося своими коварными расправами, уничтожить мальчишку, который, не стесняясь, подставлял ему самые уязвимые места? Это казалось настолько просто, что даже Локи не позволил бы себе подобное. Хотя, признаваясь, самому себе, Лафейсон вряд ли даже подумал бы о том, чтобы причинить Питеру вред. Он ругал себя за пагубную привязанность, стараясь задвинуть её куда-то в глубину подсознания, игнорируя её существование, но сейчас, когда Паркер буквально был в его руках, и бог испытывал от этого истинную эйфорию, отрицать, что Локи привязан к мальчишке, было бы верхом глупости. В смешение ярких и незабываемых ощущений ворвалась неприятная тянущая боль, от которой Питер сжался, сжимая челюсти, он знал, что Локи делает необходимое, чтобы этот момент прошёл, как можно более гладко. Трикстер что-то зашептал Питеру на ухо, но парень не смог разобрать ни слова, стараясь перетерпеть неприятные ощущения, а ведь они ещё даже не перешли к главному действу. Но, несмотря на боль, в голове Питера не зародилась мысль бросить всё, остановиться и забыть всё, что произошло, будто этого никогда и не было. Тогда Паркер ещё не сильно задумывался о последствиях, хотя бы потому что не хотел портить такой момент мрачными мыслями, ведь иной окрас они иметь не могли. Если Мстители узнают, то неизвестно что могут предпринять. Можно обойтись немым осуждением, а можно нарваться на запрет видеться с Лафейсоном, ведь взрослые супергерои точно знают, с кем лучше водиться, а с кем нет. Возможно, Старк не позволит себе решительных действий после того, что сотворил с богом, но не исключено, что безопасность Питера он решит поставить выше искупления вины перед трикстером. — Перестань думать, — сказал Локи, увидев, что Питер посерьёзнел, а лицо стало ещё более напряжённым, — я чувствую негатив в твоих мыслях. — Договорив, Локи решил не дожидаться ответа и вновь поцеловал Питера, начавшего ёрзать. — О том, что будет потом, поговорим завтра. Иногда Питер удивлялся проницательности бога, который лишь по немому выражению лица мог прочитать, что тревожит человека, это казалось Питеру невероятным, ведь ему думалось, что ошибается Локи редко. Отвлекая парня на разговор, чтобы тот не концентрировался на боли, Лафейсон продолжил его растягивать. Из-за отсутствия смазки приходилось подготавливать Паркера с особым усердием. Трикстер старался не торопиться, чтобы свести неприятные ощущения до минимума, но собственное терпение начинало подводить. Сдерживать себя с каждой секундой становилось всё тяжелее, поэтому пришлось немного ускорить процесс, дабы исключить вероятность того, что бог сорвётся, доставив Питеру боль, а не наслаждение, как планировалось изначально. Локи не простил бы себе, если бы навредил Питеру особенно в такой момент, когда парень так слепо отдался в его объятия. Лафейсон, как бы смешно не звучало, ценил чужое доверие, которого не видел ни в себе, ни в других уже лет пятьсот. Мало кто мог довериться Локи, и у этого были разумные причины, но для лжеца доверие — самое желанное лакомство, которое практически никогда не удаётся отведать, в частности из-за того, что его репутация шла впереди него, поэтому, не успев даже узнать бога, как следует, люди начали судить его, а о каком доверии могла идти речь в таком случае? Благодарность за то, что Локи все заранее знали не в очень хорошем свете, можно высказать Тору, который в своё время любил неуёмно чесать языком, рассказывая каждому встречному, какой у него умный и хитрый брат и какие коварные планы и козни он строит. Поэтому к совершеннолетию бога обмана не осталось в Асгарде жителя, который не смотрел бы на него косо. Локи тряхнул головой, воспоминания о прошлом не должны занимать его голову в принципе, а особенно сейчас, потому что он должен полностью сконцентрировать своё внимание на Питере, который в нём так отчаянно нуждался. Парень выглядел в крайней степени растерянно и смущённо, Локи получал от этого несказанное удовольствие, хотя, наверное, не должен был. Первый толчок дался тяжело, Паркер весь сжался, на его глазах навернулись слёзы, от чего Локи скривился. Он знал, что неприятных ощущений избежать не удастся, но ничего поделать с этим не мог. Трикстер стал что-то шептать, наклонившись к уху подростка, стараясь успокоить его, отвлечь от боли, даль привыкнуть. Питер глубоко дышал, сдерживая болезненный стон, рвущийся наружу. Локи начал двигаться настолько плавно и спокойно, насколько позволяло его самообладание. Он чувствовал, как Паркер пытается держаться, как пытается не выдавать своей неопытности, как пытается преодолеть боль. С каждым движением Питер расслаблялся всё больше, позволяя приятной истоме завладеть телом. Локи был прекрасен: сдержан, но раскован в одно и то же время. Они сливались в единое целое, с каждой секундой становясь всё ближе друг к другу. Питеру казалось, что он чувствует, как бьётся сердце трикстера в его грудной клетке. Ощущения, захватившие разум и тело, переполняли, снося крышу. На задний план отошло всё, что до этого беспокоило парня, будто ничего никогда и не существовало до этого момента, будто никогда не было никакого Питера Паркера и никакого Локи Лафейсона. Казалось, что они всегда были вместе, что их не разделяли столетия жизни бога и печальная судьба подростка-сироты. Хотелось верить, что так будет всегда, что эти минуты, проводимые вместе, станут чем-то привычным и им обоим больше никогда не придётся думать о том, как жить друг без друга. Паркер так сильно в это верил, что позволил себе отпустить все мысли о будущем, полностью отдаваясь моменту. Ничего не осталось в этом мире — только длинная ночь и две души, ищущие спасения друг в друге. *** Тор плохо спал этой ночью, как и все ночи до этого. Сознание просто не могло позволить себе расслабиться, зная, что где-то там его брат страдает, потому что старший не сумел уберечь его от очередной каверзы судьбы. Мысли путались, мешаясь в клубок, который с каждой минутой всё туже стягивался, разрывая голову на куски. Одинсон давно не жил в башне, не сумев видеть Мстителей, которых начинал глубоко в душе ненавидеть. Громовержец только-только начал верить, что всё налаживается, становится, как раньше: он живёт в мире с Локи, его поддерживают боевые товарищи. Но только сейчас, лёжа один в пустой и тёмной коробке, именуемой квартирой, он понимал, что как раньше стать не могло. Слишком много произошло за эти года, слишком сильно изменился Локи и он сам, но, если бы не этот дурацкий эксперимент, они могли бы стать ещё ближе, чем до этого. Тор больше бы не стал перекрывать потенциал Локи своей гордыней и всеобщей любовью, не стал бы говорить ему, знать своё место, не затыкал бы его, когда тот пытался сказать что-то дельное. Он бы стал его слушать, уважать его выбор и действия, а взамен надеялся, что Локи отпустил бы все свои обиды, готовый идти дальше. Они были так близки к этому… Казалось, что оставалось всего пару шагов… А теперь между ними разверзлась Бездна, холодная и непреодолимая. А ведь Тор был готов даже уступить брату трон, чтобы доказать свою любовь и верность. Давно стоило признать, что правитель из него никудышный. Он ничего не понимал в политике и плохо разбирался в дипломатических отношениях. Он не умел понимать намерения собеседника по его мимике и жестам, не умел читать между строк, от чего всегда и страдал. Для него более привычно было решать конфликты силой, что выходило до определённого момента. Но, правя государством, нельзя всё решать силой, ведь это могло стоить жизни кому-то невинному. А Локи умел это всё, умел расправиться с противником, принеся меньшие жертвы, умел манипулировать и шантажировать. Раньше Тор считал эти качества низменными и грязными, а теперь понимал, что жизнь без этого куда более сложная и тяжёлая. Из мыслей вырвало лёгкое головокружение, сменившееся ярким видением. Он стоял посередине тронного зала, как обычно сияющего позолотами. Присмотревшись, Тор увидел Одина, привычно горделиво восседающего на троне.  — Отец? — Одинсон не связывался с Асгардом с того момента, как Локи лишился силы. Он понимал, что в высшем мире сейчас и так полно проблем после нападения тёмных эльфов.  — Тор. — поприветствовал его Всеотец, кивнув головой.  — Что происходит? — Громовержец не понимал, почему вдруг царю понадобилось с ним связаться.  — Ты нужен мне в Асгарде. — Сказал Один, поднимаясь с трона.  — Что? Зачем? — Тор был ошарашен. Он не ожидал, что отец обратиться к нему так скоро. — Асгарду что-то угрожает?  — Нет. — Коротко, но с явной долей раздражения ответил Один, не привыкший, что кто-то смеет сомневаться в его приказах. — Я чувствую, что приближается мой сон. Кто-то должен принять бремя властвования на себя.  — Я не могу. — Растерявшись, Тор глупо развёл руками. — Ты знаешь, что случилось с Локи?  — Да. — Один нахмурился. — Но это не отменяет твоих обязанностей перед своим народом. Слишком долго ты защищал чужой мир, пора бы позаботиться и о своём.  — Я не оставлю его здесь одного. — Одинсон начинал злиться. Какого чёрта отец ничего не предпринял, видя, что случилось с Лафейсоном. — Забери его в Асгард. Я знаю, что он этого не хочет, но так будет лучше. Ему там помогут.  — Нет.  — Что? Почему? — Тор повысил голос. — Он твой сын. Неужели ты даже каплю усилий приложить не можешь, дабы спасти его? Или это нынче не в интересах Асгарда?  — Годы идут, а ты не меняешься, сын мой. Сначала идёшь напролом, а только потом узнаёшь правду.  — О, так поведай мне, великий Всеотец, в чём же правда? — Тор понимал, что стоит сбавить обороты, чтобы вновь не разругаться с родителем, но ничего не мог с собой поделать. Ярость разгоралась внутри сильнее вспыхнувшего пожара.  — Ныне я не имею власти над Локи.  — Ты же Всеотец!  — Я дал клятву. — Один начал спускаться по ступеням. Было видно, как сильно он не хочет рассказывать сыну про сделку с Локи. — Перед тем, как покинуть Асгард твой брат взял с меня клятву, что я не стану более влиять на него.  — О, только не говори, что это долг чести! Он умирает, неужели ты не понимаешь?  — Ты глупый мальчишка! — Один ударил Гунгниром по ступени, от чего весь зал наполнился неприятным звоном. — Эта клятва магическая, мы заключили её на крови, потому её нарушение грозит пагубными последствиями.  — А что ты попросил взамен? — поинтересовался Тор.  — Что твой брат более не станет вредить Асгарду и будет действовать только в пользу трона и того, кто на нём сидит.  — Ты от него просто откупился! — у Тора перехватило дыхание. Один, боясь, что Лафейсон снова решит заполучить власть, просто дал ему то, чего тот всегда хотел — свободу! Просто избавился от неугодного, получив при этом выгоду. — Ты жалок. Он же твой сын. Ты растил его вместе с матерью. Думаешь, она бы одобрила то, что ты сделал?!  — Твоей матери здесь больше нет! — Он перешёл на крик. — Локи получил то, чего желал. Теперь без его согласия я не могу ни к чему его принудить. Он сделал свой выбор, и не тебе осуждать меня. Если он так сильно жаждал свободы, то должен уметь принимать последствия своего выбора! И если он не хочет возвращаться, я не могу его заставить.  — Зато я могу! — Тор не хотел сдаваться. — Я ему клятв не приносил.  — И чего ты этим добьёшься? — Один подошёл практически вплотную. — Локи умирает, и ему ничем нельзя помочь. И если он хочет оставаться на Земле, то позволь ему это. Думал ли ты над тем, чего хочет он? Ты хочешь, чтобы Локи был рядом, потому что он тебе нужен, потому что ты привык, что он решит за тебя проблему, а нужен ли ему ты? Видимо, нет. Так перестань бегать за тем, кого тяготит твоё присутствие. — В зале повисло молчание, нарушаемое лишь громким дыханием Тора. — Я даю тебе время попрощаться с товарищами и братом, а после ты отбудешь домой, где тебя ждут твои обязанности. Довольно тебе прозябать. Видение оборвалось, растворившись в ночной мгле морозным туманом. Тор не сомкнул глаз до самого утра. *** Утро пришло неожиданно и куда менее приятно, чем ожидалось. Проснувшись, Питер почувствовал спазм, прошивший всё тело, мышцы ныли, будто он вчера разгружал товарный поезд, до отвала набитый тяжёлыми булыжниками. В глаза светило утреннее солнце, пробившееся через щель в занавесках. Вокруг стояла тишина, заставившая Паркера насторожиться. Вчерашний вечер медленно всплывал в голове, как приятное, яркое сновидение, заставившее табуны мурашек пробежаться по коже. Неужели они действительно сделали это? Подросток шумно выдохнул. Это… это просто невероятно! В груди смешались в одну кучу самые разные эмоции. Во-первых, Питеру было невероятно стыдно за свой поступок, ведь он просто так взял и… и… отдался Локи, который изначально был против. Получается, что Паркер ещё и настаивал… Какой он идиот. Но в то же время парень не мог не вспоминать без дрожи все те прикосновения и поцелуи, которые подарил ему бог. Это было волшебно. Паркер месяц назад даже подумать не мог, что сумеет так сблизиться с Локи. А ещё Питеру стало страшно. Что теперь скажет Локи? А вдруг он попросит сделать вид, будто ничего и не было? Вдруг всё это просто ошибка? Или он сделал это из жалости, просто потому что Питер попросил? Питер зажмурился и закрыл лицо руками, он чувствовал, как его щёки залились румянцем.  — Как будто до этого моя жизнь была недостаточно сложной. — Сказал парень, откидываясь на подушки. Через несколько минут, когда потрясение и лёгкий шок от вчерашнего сошли, Питер обнаружил, что соседняя половина кровати пустует. Подросток поднялся с постели, желая найти трикстера, чтобы… А, собственно, чтобы что? Поговорить? Да Питер даже приблизительно не знал, что нужно говорить в подобной ситуации. Локи не клялся ему в любви, даже не сказал, что Питер ему симпатичен в романтическом плане, он просто… переспал с ним, потому что Паркер попросил. В голове творился настоящий бардак. Питер мог с уверенностью сказать, что заслуживает титул главного неудачника этого города. Чтобы одеться, парень потратил минут пять, пытаясь попутно собрать вещи, разбросанные по всей комнате. Локи он нигде так и не нашёл, от чего на душе с каждой секундой становилось всё мрачнее и мрачнее. Неужели трикстер просто оставил его? Это было бы слишком даже для Лафейсона. Хотя бог ничем Питеру не обязан. Паркер стоял посередине комнаты, он собрал все свои настольные игры и покрывала, отключил проектор и даже зачем-то заправил кровать. Теперь, стоя в одиночестве в этом номере, в котором не осталось и следа вчерашнего вечера, Паркер чувствовал себя опустошённым. Вот он уже собирался выйти из номера, погрузившись в пессимистичные размышления, навеянные огорчением, как дверь сама открылась и в ней показался трикстер, который держал в руках поднос, видимо, с завтраком. Локи удивлённо посмотрел на подростка.  — Уже спешишь сбежать? — в его голосе слышались еле заметные нотки разочарования.  — Я… эм, — Питер попытался оформить роившиеся мысли в слова. Не мог же он прямо сказать, что подумал, будто Лафнейсон его оставил, это выглядело бы отвратительно, — не нашёл тебя, поэтому подумал, что ты где-то внизу. Локи чувствовал ложь в его словах, прекрасно понимая, что подумал подросток на самом деле, но решил опустить этот момент. Факт недоверия к собственной персоне не вызывал в Локи обиды уже лет триста пятьдесят, да и не хотелось выяснять отношения сейчас, когда между ними и так повисла недосказанность.  — Твой завтрак. — Перевёл тему трикстер, указывая взглядом на поднос. — У вас, мидгардцев, есть вопиющая привычка слишком долго спать, жил бы ты во дворце уже давно лишился бы трапезы.  — Но сейчас только девять утра. — Взглянув на часы, недоумённо запротестовал Паркер.  — О, если для тебя это рано, то не буду смущать своим этикетом. — Они так и продолжили стоять в дверном проёме, от чего неловкость, нараставшая с того момента, как они взглянули друг в другу в глаза, достигла апогея, подстёгнутая тем, что поводы для разговора на отчуждённую тему закончились. Простояв несколько секунд в появившемся из ниоткуда ступоре, Питер замешкался и суетливо отошёл с дороги Лафейсона, который, по всей видимости, собирался поставить еду на стол. Про себя бог отметил, что Паркер уже успел собрать все вещи, что показывало, как сильно его задело отсутствие трикстера в постели. Локи и сам-то был не очень рад тому, что покинул подростка, но не мог же он сказать, что совсем не спал этой ночью, мучаясь мыслями о том, что будет утром. Он винил себя за это, ведь потратил слишком много драгоценного времени спокойствия на эти думы, которые, к слову, ни к чему не привели. Продвинувшись вглубь номера, Локи оставил еду на столе, неуверенный, что Питер к ней притронется. Разговор так или иначе придётся начать, и бог решил, что должен что-то сказать первым, хотя бы потому что он старше на тысячу лет.  — Питер, — бог, до того стоявший спиной к Паркеру, обернулся. Лицо его выражало чистую и незатуманенную волнением серьёзность, чего нельзя было сказать о внутреннем состоянии, — я думаю, ты в полной мере осознаёшь, что мы должны обсудить... вчерашний вечер. — Питер весь сжался, будто готовился получить удар по лицу. Локи мысленно проклинал эти мгновения, потому что не мог предугадать то, что произойдёт и какой оборот приобретёт их разговор.  — Я… эм… — Паркер так и не смог сказать ничего внятного, не понимая, что конкретно хочет сказать. Он понимал, что в случае, если Локи отвергнет его, то он даже не сможет ничего ему предъявить, хотя потому что трикстер изначально отказался от… отказался.  — Я не могу смотреть на это твоё… дурацкое смущённо застенчивое лицо. — Фраза прозвучала странно и будто не к месту. Это показывало глубину внутренних переживаний трикстера. — Я не собираюсь говорить, что всё это было лишь глупой ошибкой, и предлагать забыть, будто ничего не было. Питер шумно выдохнул. Он всё никак не мог привыкнуть, что Локи читает его как открытую книгу. Внутри будто развязался узел, поднявшийся к горлу.  — А… а…что это тогда было?  — Послушай меня, — Локи попытался сформулировать фразу так, чтобы донести свою мысль и не сказать чего-то, что Питер мог понять в неправильном ключе, — ты прекрасно знаешь, что это было, поэтому не заставляй меня в чём-то признаваться. Я бы с удовольствием повёл себя как истинный джентльмен, предлагая тебе разделить со мной остаток жизни, но мы оказались не в том месте и не в то время. Я не смогу дать тебе того, чего ты заслуживаешь, но и оставить тоже не могу. И да… Я не знаю, что делать, возможно, второй раз в жизни. — Правдивы эти слова были лишь частично. Локи знал, что делать, но разумным выходом это назвать было сложно, потому он решил, что преподнесёт всё именно так. — Я понятия не имею, что делать дальше, потому что мы загнали себя в ловушку, из которой нет безболезненного выхода. И этот вопрос требует того, чтобы его тщательно обдумали и ты, и я. Нужно переварить это всё. — Локи остановился, смотря за реакцией подростка, который выглядел напугано. — Думаю, Мстителям вряд ли стоит знать, что происходит между нами, довольно того, что все они уже достаточно повлияли на мою жизнь. Я считаю, что нам нужно время побыть наедине со своими мыслями, а потом предложить варианты того, как каждый видит дальнейшее развитие событий. Это будет справедливо. Локи говорил это, зная, что сделать так, как он предлагает, не получится. Он врал Питеру, слыша зарождающийся хохот демона внутри черепной коробки. Питер лишь глупо кивнул. Вариант Локи показался ему логичным, даже правильным. Возможно, слишком правильным. Зерно сомнения засело в груди, но Питер шедеврально проигнорировал его, свалив всё на волнение. Они позавтракали, а после разошлись, подарив друг другу на прощание поцелуй, который отдавал горечью долгого расставания и неизбежной беды. *** Вернувшись в башню, Локи принялся отчитываться перед Наташей, которая практически сразу начала спрашивать, где он провёл ночь. Врать ей было легко и даже немного приятно, трикстерская натура ехидно извернулась внутри от мысли, что у него теперь есть тайна, из-за которой Мстители всё-таки решат его добить. Пожалуй, разговор с Романофф был последним моментом, заставившим Локи улыбнуться. После он не мог избавиться от мысли о грядущем. Красочная ссора с демоном, который вернулся сразу же, как Лафейсону удалось остаться наедине с собой, лишь показывала правильность того решения, которое Локи принял. Лотерея. Так в его стиле: никакой определённости, игра на грани, бросающая игрока из крайности в крайность. Оставалось лишь выждать момента, когда башня опустеет. А такой момент удачно намечался в конце недели. Всех членов команды вызывали на какой-то совет, и присутствие на нём оказалось обязательным. Локи подумал, что, возможно, это знак. На несколько дней Локи притих, готовясь к, возможно, важнейшей игре с судьбой. Он нашёл, всё, что ему было нужно в лаборатории Беннера, довольный тем, что учёный не заметил пропажи пары склянок. И всё бы ничего, если бы не излишне внимательная Наташа.  — Скажи мне Локи, — начала она, стоя в дверях комнаты Лафейсона перед тем, как отправиться со всей командой на заседание совета, — нет, пообещай мне, что, когда мы вернёмся, всё будет в порядке и башня останется стоять на месте.  — С чего вдруг такие вопросы, мисс Романофф? — Локи улыбнулся.  — Можешь назвать это чутьём.  — Эта работа сделала из тебя параноика.  — Пообещай.  — Обещаю. — Локи поднял руки в знак правдивости своих словах, стараясь всем своим видом показать, что ситуация крайне комичная и неловкая. По прошествии пары часов, Локи отправился в ванную, расположенную на его этаже. Вы, наверное, уже загорелись интересом, что же он собирался сделать? Локи решил дать себе последний шанс поступить правильно. Ночь с Питером показала, что всё то, что кипело в нём все эти месяцы — нечто большее, чем простая привязанность. Это куда более масштабно и обширно, чем Локи мог представить. Внутри разверзлась настоящая пропасть. Трикстер знал, что не откажется от плана мести Старку, но и Питеру навредить тоже не сможет, потому его извращённый разум придумал не менее извращённый выход из ситуации. Лафейсон решил доверить всё в руки Норн, позволяя им вершить его дальнейшую судьбу. В склянке, которую бог умыкнул у Брюса, хранился нейротоксин, смертельный для человека, но вряд ли смертельный для Локи. Яд должен был лишь замедлить регенерацию. Локи решил сыграть в лотерею. Возможно, кто-то назовёт его трусом, но ему было наплевать. Умирать ему не в первой, но в этот раз Локи надеялся, что всё пройдёт удачно. Трикстер решил вскрыть вены, позволяя себе истекать кровью через раны, который не станут заживать из-за действия токсина, и, если его путь действительно всегда заключался в том, чтобы умереть, то так оно и случится, но если же прядильщицы судьбы приготовили ему нечто большее, то он выживет, спасённый случайностью, пути для свершения которой трикстер непременно оставит. Он не станет закрывать дверь в ванную, в случае, если кто-то вернётся в башню и успеет найти его, так же Локи оставит рядом склянку с противоядием, которое нейтрализует токсин, восстанавливая регенерацию, которая мгновенно заживит порезы. К тому же, он выбрал не самый быстрый способ, поэтому будет время, чтобы спасти его. Лафейсон осознавал, что, только умерев, сможет полностью обезопасить Питера, оставив в покое его сердце. Мальчик непременно будет страдать, станет винить себя, что не сумел спасти, излечить искалеченную душу, но всё это лучше, чем видеть в его по-детски наивных глаза искреннее разочарование и отрицание. Локи не хотел видеть, как Питер теряет светлое чувство, пробуждённое им, а что хуже, не хотел видеть, как подростку придётся принимать чью-то сторону, не хотел, чтобы он шёл против Мстителей ради него, и не хотел, чтобы тот примкнул к ним, заткнув любовь чувством долга. Пускай всё будет куда прозаичнее и проще. Локи окажется слабаком, который не сумел справиться, опустил руки и повёл себя, как конченный эгоист, облегчив свои страдания. Пускай он станет ничтожеством в глазах Питера, ведь это поможет ему в будущем отпустить все свои чувства, возможно, даже превратить их в ненависть или призрение. Всё, лишь бы он остался цел и невредим, а судьба, Локи был уверен, ещё подарит ему человека, который сможет сделать его счастливым. Этот вариант был наиболее желаемым. Если же богу удастся каким-то чудом выжить, то больше сентиментальности и привязанностям он не позволит мешать свершению священной мести, тогда он не станет жалеть никого и ничего, даже чувства Паркера, сделав поправку лишь в том, что не станет угрожать его жизни. И пускай полностью гарантировать безопасность подростка в таком случае не получится, он обещал себе, что приложит для этого все усилия. Если Локи выживет, то уже ничто не сможет остановить его, и он наконец увидит, как рушится Старк, сгорая синим пламенем, как погибает всё, что ему дорого. *** Кафель неприятно холодил стопы. Локи забрался в ванну, предварительно оставив пробирку с противоядием на видном месте. Страшно не было. Мысли о смерти перестали пугать с того момента, как он разжал руку, вися над Бездной. Сумев переступить через себя однажды, сделать это повторно куда легче. На душе стояло спокойствие, нарушаемое лишь истеричными криками двойника, который метался по клетке сознания, как обезумевший зверь. Он орал проклятия, называя своего носителя самыми скверными и мерзкими словами, на какие был способен. Но все его потуги превращались лишь в еле заметный ропот на фоне важности происходящего события. Лёгкий мандраж охватил трикстера, пробежавшись холодком по спине. Эта игра, которая определит не только его будущее, но и будущее Мстителей. Он не сомневался, что в случае, если сумеет открыть глаза на следующий день, его успех неизбежен, и судьбы будут разлетаться на осколки, как хрупкая хрустальная посуда. Вдох-выдох. Последние секунды растянулись, обретая какую-то символичную яркость. Пускай Локи больше не мог чувствовать и видеть, как раньше, но ему захотелось запомнить этот момент. Было обидно, что его жизнь заканчивается именно так — в одиночестве. Хотя глубоко в душе он знал, что другого исхода ему не было уготовано. Но, говоря честно и признавая эту постыдную слабость, ничего, кроме облегчения, он не чувствовал. Осушив бутыль с ядом в один глоток, Локи поморщился от отвратительного вкуса. Реакция последовала незамедлительно. Начал неметь язык и ноги. Значит, работает. Локи чуть заметно растянул губы в улыбку, доставая из рукава припасённый кинжал. Поднеся лезвие к руке, он лишь на мгновение замешкался, позволяя себе секундный ступор, во время которого успел лишь подумать о Питере, который даже не подозревал о том, что происходило и, наверняка, думал о том, какое будущее их ждёт. Согнав наваждение, бог быстрым и точным движением сделал первый разрез. Из-за яда, притупившего боль, он практически ничего не почувствовал. За первым порезом последовали второй, третий. Багровая, почти чёрная кровь брызнула на белоснежную поверхность ванной, моментально внося хаос в этот идеальный и практичный интерьер. Закрывая глаза, Локи представил Питера, улыбающегося ему. Пусть этот светлый образ станет последним, что запомнит бог, так самоубийство казалось менее унизительным способом решения проблемы. Секунды текли медленно, но трикстер чувствовал, как замедляется сердцебиение, как плывёт сознание, как холодеет тело и как утихает режущая боль в руках. Что ж, видимо, Вселенная дала ему жизнь лишь для того, чтобы в один прекрасный момент отобрать её…