Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      Вэй Усянь стоял на коленях у семейного алтаря. Он заглянул ненадолго в Юньмэн, чтобы почтить память предков, и теперь всем сердцем сожалел, что не может сделать это как полагается. Позади него, на пороге, стоял Цзян Чэн и сверлил его спину взглядом. Вэй Усянь полагал: чтобы предки услышали, нужно говорить с ними вслух или хотя бы вполголоса. Но как он может сделать это в присутствии Цзян Чэна? Скажи он: «Я пришёл сказать, что у меня всё хорошо, я счастлив с Лань Чжанем», — и что из этого получится? Цзян Чэн непременно взбеленится. А Вэй Усяню так хотелось рассказать шицзе о том, что он счастлив! Оставалось лишь надеяться, что шицзе и без его слов об этом знает, потому что духи знают всё на свете, или выдворить Цзян Чэна из Храма Предков.       — А ты не можешь стоять где-нибудь в другом месте? — спросил Вэй Усянь, покосившись на Цзян Чэна. — Ты мне на нервы действуешь.       — Вэй Усянь! — тут же взвился Цзян Чэн. — Я позволил тебе войти в Храм Предков, а ты ещё и оговариваешься?       — Вот именно об этом я и говорю, — поморщился Вэй Усянь. — Не даёшь мне спокойно поговорить с шицзе. У меня слова в горле застревают, когда ты мне в спину пялишься. А теперь ещё и орать принялся, и я позабыл что хотел сказать. Не можешь побыть где-нибудь ещё, непременно нужно торчать тут?       — Пристань Лотоса принадлежит мне. Где хочу, там и стою, — свирепо отрезал Цзян Чэн. — Не тебе мне указывать, где мне стоять и… на кого пялиться! Хочу и пялюсь.       «Мужика бы тебе хорошего, — подумал Вэй Усянь, — он бы тебя мигом приструнил». Тут же он похлопал пальцами по губам, потому что думать о подобном в присутствии духов предков явно было проявлением неуважения. «Ну, это не моя вина, а Цзян Чэна», — оговорился тут же Вэй Усянь.       — И вообще… торчишь тут уже полчаса. Наверняка болтаешь что попало, предки уже тебя слушать устали, — ещё сварливее продолжал Цзян Чэн. — По лицу твоему вижу, что ничего толкового ты им не сказал.       Вэй Усянь слегка нахмурился. Впрочем, он уже злоупотреблял гостеприимством, в этом Цзян Чэн был прав: Вэй Усянь не считал, что имеет право оставаться в Пристани Лотоса надолго. Чувство вины и горечи никуда не делось, он лишь забылся за мысленным разговором с шицзе. Какое право он имел рассказывать ей о своём счастье, когда по его вине она лишилась своего? Вспомнив об этом, он сразу же почувствовал себя неуютно.       — Я уже ухожу, — сказал Вэй Усянь, поднимаясь на ноги и выходя из Храма Предков. Лицо его стало холодно и непроницаемо — начисто лишённое эмоций, совсем как у типичного Ланя.       Цзян Чэн растерялся. В его планах было выдворить Вэй Усяня из Храма Предков, но не из Пристани Лотоса. Они давно не виделись, он собирался зазвать Вэй Усяня опрокинуть пару чарок по старой памяти… Внезапное отчуждение, исходящее от Вэй Усяня, сбило его с толку.       — Вот так возьмёшь и уйдёшь? — резковато спросил он, идя за ним. Вышло недружелюбно, Цзян Чэн поморщился.       — Мне уже пора, — сказал Вэй Усянь, — я обещал вернуться до второй стражи.       Они уже шли по деревянным подмосткам, огибающим внутренний двор. Адепты, выстроившись рядами, тренировались с мечами. Вэй Усянь приостановился, ощутив болезненное ностальгическое чувство. Обычно Цзян Чэн тренировался до потери пульса, а он, Вэй Усянь, бездельничал в тенёчке в компании фруктового вина (что, впрочем, не мешало ему одерживать победу, если дело доходило до «тренировочного боя», вернее, до потасовки, в которую его втягивал Цзян Чэн, рассерженный, что Вэй Усянь праздно проводит время и бессовестным образом хлещет у него на глазах вкуснейшее фруктовое вино, охлаждённое должным образом, когда сам он на солнцепёке вынужден размахивать тяжеленным мечом).       — Много новых учеников, — проронил Вэй Усянь, заметив, что большинство из тренирующихся юношей размахивают мечом неумело, вовсе не в стиле Юньмэн Цзян.       — Я популярен среди молодёжи, — несколько кичливо сказал Цзян Чэн, довольный, что Вэй Усянь остановился и снизошёл до разговора.       Адепты, заслышав голоса, закрутили головами, а увидев Вэй Усяня, нарушили строй и принялись шептаться: «Старейшина Илина… Это Старейшина Илина!.. Верно люди говорили: если придёшь в Орден Юньмэн Цзян, непременно увидишь его однажды». Цзян Чэн, услышав это, побагровел лицом. Вэй Усянь с трудом сдержал смех.       — О да, я не сомневаюсь в твоей популярности, — фыркнул он.       Цзян Чэн обрушил свой гнев на адептов:       — Кто позволил вам остановиться? А ну встали в нужную позицию! Я вам ноги переломаю, если будете головами по сторонам вертеть во время тренировки!       Адепты всполошились, снова построились и принялись махать мечами. Физиономии у них при этом были унылые до невозможности! Пот катил с них градом, пыхтение заглушало стук бамбуковых часов.       — Ты бы им дал передохну́ть, — заметил Вэй Усянь, — не то они у тебя передо́хнут на солнцепёке.       — Пусть терпят! В Юньмэн Цзяне нет слабаков! Если не смогут выдюжить до конца тренировки, пусть идут в Гусу Лань и бумагу марают! — рявкнул Цзян Чэн.       — Ну, ты явно недооцениваешь Гусу Лань, — возразил Вэй Усянь, — бумагу-то они марают стоя вниз головой, на руках. По мне так уж лучше мечом на солнцепёке размахивать.       Цзян Чэн, как ни странно, после этой реплики подобрел и позволил адептам напиться из колодца. На самом деле не потому, что пожалел изнывающих от жары учеников, а потому, что Вэй Усянь нелестно отозвался об Ордене Гусу Лань. Такое случалось редко, обычно Вэй Усянь старался сказать что-то в пику самому Цзян Чэну и непременно принимался расхваливать этих треклятых Ланей.       — И почему Цзинь Лин всё ещё там? — скривил он губы, стараясь не показывать свою радость. — Ему нравится стоять на руках? Как так вышло, что он променял собственного дядю на…       — На Старейшину Илина? — прыснул Вэй Усянь. — Ну, ты же знаешь, что в Облачные Глубины он пришёл исключительно ради меня… Наказывают его, кстати, часто: характер у него не сахар, не умеет держать язык за зубами, — но с ферулами он ещё не познакомился, так что можешь гордиться племянником. Ты-то с ними пятьдесят раз познакомился, хе-хе.       — А по чьей милости? — вспыхнул Цзян Чэн.       — Пить я тебя не заставлял, — возразил Вэй Усянь и спохватился: — Что это я… Заболтался тут с тобой, а меня дома ждут…       Цзян Чэн дёрнулся на это «дома ждут», но умело скрыл раздражение и мотнул головой в сторону трапезного зала:       — И даже вино не попробуешь? Новый урожай.       Зная характер Вэй Усяня, можно было предположить, что такого случая — надраться задарма — он не упустит, а значит, Цзян Чэн сможет побыть с ним ещё какое-то время. Вино и закуски он приготовил заранее, как только получил письмо, что Вэй Усянь заглянет почтить память предков.       Вэй Усянь с сомнением поглядел на столик с вином и закусками, потом на солнце и проговорил:       — Мне уже пора.       — Ха, — сказал Цзян Чэн, — неужто совсем огусуланился и променял вино на травяные настои?       При упоминании о травяных настоях у Вэй Усяня скулы свело.       — Не напоминай… — выдохнул он, ненадолго закрывая глаза. Тот сокрушительный удар, что нанёс его вкусовым рецепторам традиционный травяной суп, когда он впервые его попробовал, Вэй Усянь помнил до сих пор и всегда вспоминал не без содрогания. Это верно, сейчас он уже обвыкся, мог есть его спокойно, без позывов к рвоте, но если представлялась такая возможность, то семейные трапезы Вэй Усянь непременно пропускал.       Закуски на столе выглядели аппетитно. Судя по цвету, они были щедро приправлены специями.       — Ну… если только пару чарок, — уступил Вэй Усянь.       Цзян Чэн с деланным равнодушием сделал пригласительный жест. Состроить недовольное лицо было очень сложно, он готов был начать ухмыляться от уха до уха: где чарка, там и две, а где две, там и десять! В идеале бы вообще напоить Вэй Усяня в стельку и оставить в Пристани Лотоса…       — Неплохое вино, — сказал Вэй Усянь после третьей чарки. Вино было крепкое, крепче «Улыбки императора», но он умел пить, так что был бы ни в одном глазу и после пятой, и даже после десятой.       — «Неплохое»? — возмутился Цзян Чэн, вино которому ударило в голову. — Ты смеешь называть моё вино всего лишь «неплохим»?!       «Да он уже наклюкался», — подумал Вэй Усянь и торопливо сделал одобрительный жест.       — Хорошее, первоклассное просто, — сказал он, — лучше не бывает.       — То-то же, — сказал Цзян Чэн. — Это тебе не та мерзость, что подают на банкетах в вашем паршивом Гусу Лань! Настоящее преступление называть вином разбавленный водой фруктовый сок!       «Это да», — невольно подумал Вэй Усянь. Цзян Чэн приободрился: он назвал Орден Гусу Лань «паршивым», а Вэй Усянь опять это мимо ушей пропустил. Выходит, не так уж ему и нравятся Облачные Глубины.       — Мог бы чаще заглядывать в Юньмэн, — хмуря брови, изрёк Цзян Чэн. — Сетью божественного плетения тебя сюда тащить, что ли? Торчишь там безвылазно…       — Живу там вообще-то, — возразил Вэй Усянь, — но раз уж ты признался, что соскучился…       — Бессмертный, что ли, такое мне говорить? — резко отозвался Цзян Чэн и снова пожалел, что вышло резко.       Вэй Усянь допил чарку, отставил её и поднялся:       — На этом откланяюсь. Я уже и так задержался тут дольше дозволенного.       — «Дольше дозволенного»? — вскипел Цзян Чэн, тоже вставая. — Так ты ещё и разрешения у этого твоего Ланя выпрашивать должен, чтобы прийти в Юньмэн?!       Вэй Усянь вообще-то имел в виду не это и говорил вовсе не о Ханьгуан-цзюне, а о самом Цзян Чэне. Но Цзян Чэн всегда неверно истолковывал его слова или поступки, вот и сейчас понял превратно. Вэй Усянь закатил глаза и следующие шесть или семь минут выслушивал нелестные слова в адрес всех этих «гусуланьских монахов». Перепало и Лань Ванцзи. Вэй Усянь недовольно дёрнул бровью:       — Цзян Чэн, я же тебе сто раз уже говорил: меня ругай хоть последними словами, а Лань Чжаня не смей.       — И что ты мне сделаешь, если я буду продолжать его ругать? — насмешливо спросил Цзян Чэн, вытаскивая Саньду и поигрывая им.       Об уровне духовных сил Вэй Усяня и о том, что его Золотое Ядро слабо, Цзян Чэн знал. Вернее, это он так думал, что знает. Чего он не знал, так это того, что Вэй Усянь времени зря не терял и значительно продвинулся с момента их последней встречи. Мускулов это ему не нарастило, поскольку он практиковался в духовном совершенствовании, так что выглядел Вэй Усянь по-прежнему слабым и хрупким, и Цзян Чэн полагал, что справиться с ним сможет за считанные секунды. К тому же Вэй Усянь явился в Пристань Лотоса безоружным: ни меча, ни флейты, — так Цзян Чэн думал.       — Цзян Чэн, не вынуждай меня… — начал Вэй Усянь, отступив от него на пару шагов.       — Не смеши меня! Я тебе сейчас продемонстрирую, насколько я хорош! — сказал Цзян Чэн, продолжая размахивать мечом. — Теперь тебе со мной не сравниться!       — Поверю тебе на слово, — нервно отозвался Вэй Усянь. — Цзян Чэн, убери меч. Я не хочу с тобой драться. Правда, не хочу. Не заставляй меня.       — «Не хочешь» или «не можешь»? — фыркнул Цзян Чэн. — Не на том поле боя ты в Гусу Лань потеешь!       Вэй Усянь вспыхнул и встал в боевую стойку:       — Цзян Чэн, ты сам напросился.       — Ха! — крикнул Цзян Чэн, переворачивая стол, и обрушился на Вэй Усяня с мечом.       Раздался скрежет, на каменные плиты посыпались искры. Удар Саньду Вэй Усянь принял на зачехлённый Суйбянь.       — А, так ты всё-таки не забыл взять меч! — воскликнул Цзян Чэн.       — Ты же не думал, что я от Гусу до Юньмэна пешком шёл? — фыркнул Вэй Усянь. — Я на мече прилетел.       — Ну надо же, у тебя теперь хватает сил рассекать на мече по Поднебесной! — насмешливо сказал Цзян Чэн, обрушивая на Вэй Усяня ещё несколько страшных ударов.       — Цзян Чэн, а ты не сдерживаешься. Зачем бить в полную силу? — воскликнул Вэй Усянь, легко отпрыгивая в сторону и выставляя перед собой Суйбянь. — Руку мне сломать хотел?       — А ну дерись в полную силу! — рявкнул Цзян Чэн. — Как ты смеешь смотреть на меня свысока?!       «Опять этот его дурацкий дух соперничества и состязательности!» — подумал Вэй Усянь недовольно. Не то чтобы он не понимал, почему Цзян Чэн всё это делает, но ввязываться в бессмысленную драку только потому, что Цзян Чэну вино в голову ударило и он забыл, почему вообще пытался удержать Вэй Усяня в Пристани Лотоса, — в его планы не входило.       Вэй Усянь не стал уклоняться от следующего удара. Он отбил меч Цзян Чэна Суйбянем и впечатал ему в грудь ладонь. Цзян Чэн отлетел на десять шагов, схватился за солнечное сплетение и харкнул кровью. «Вот чёрт, перестарался!» — мысленно ругнулся Вэй Усянь, поглядев на свою ладонь. Он приложил больше духовной силы, чем планировал.       — Вэй Усянь! — хрипло сказал Цзян Чэн. — Когда это ты стал таким сильным? Хочешь сказать, что твоё Золотое Ядро сильнее моего?       — Моё новое Золотое Ядро сильнее моего старого, — не удержался Вэй Усянь.       Цзян Чэн дёрнулся, сплюнул кровь на землю:       — Ты не мог за столь короткий срок укрепить его должным образом! Мо Сюаньюй был слабаком, не способным даже встать на меч!       — Однако же, — возразил Вэй Усянь негромко, — сил, чтобы меня призвать, у него хватило.       — Как ты его укрепил? Что за недостойные техники ты для этого использовал? — прицепился к нему Цзян Чэн.       Вэй Усянь беспокойно поглядел на солнце:       — Цзян Чэн, мне уже пора возвращаться. Ты перебрал, угомонись. Как-нибудь в другой раз на эту тему поболтаем. Я пошёл.       — Никуда ты не пойдёшь! — побагровел лицом Цзян Чэн и крикнул кому-то: — Эй, не выпускайте его! Переломайте ему ноги, если потребуется, но он из Пристани Лотоса уйти не должен!       Вэй Усянь выгнул брови и обернулся. У арочных ворот, через которые он собирался покинуть Пристань Лотоса, появились двое дюжих молодцев, каждый на четыре головы выше Вэй Усяня. Он невольно присвистнул:       — Цзян Чэн, где ты взял этих переростков?       — Ха, и что теперь будешь делать? — с ухмылкой спросил Цзян Чэн, вкладывая меч в ножны и вытирая губы. — Ты не покинешь Пристань Лотоса, пока я тебе не позволю!       Вэй Усянь вздохнул. Вообще-то он прекрасно мог покинуть Пристань Лотоса и без позволения Цзян Чэна минимум двумя способами: вскочить на меч и улететь или воспользоваться жемчужиной перемещения. Но с какой стати ему уходить задворками, если он вошёл через парадный вход?       — Цзян Чэн, не вынуждай меня… — на всякий случай попросил Вэй Усянь, но увидел, что Цзян Чэн его не слушает: он подбадривал верзил и подначивал их на драку.       — Бессмертные кролики, да что ж ты за человек такой! — закатил глаза Вэй Усянь.       Цзян Чэн торжествующе ухмылялся. Вэй Усянь устало сказал:       — Ладно, но потом не говори, что я тебя не предупреждал.       И он вынул Суйбянь из ножен. Пожалуй, потасовка с Цзян Чэном разгорячила его кровь, чего давненько уже не случалось: на ночной охоте Вэй Усянь не пользовался и десятой долей своих духовных сил, потому что добыча попадалась слабая, щелчком зашибить можно, только и годится, чтобы на ней ученикам тренироваться; Лань Ванцзи с ним всерьёз не сражался, хоть Вэй Усянь и просил, а других противников у него не было. Почему бы не воспользоваться любезно предоставленным шансом и не жахнуть во всю силу? Вэй Усянь ухмыльнулся и провёл рукой вдоль лезвия Суйбяня, зачаровывая его.       — Вэй Усянь! — крикнул Цзян Чэн, меняясь в лице и моментально трезвея. Ему показалось, что сейчас он увидел того Вэй Усяня, каким знал его шестнадцать лет назад, — Вэй Усяня времён Аннигиляции Солнца.       Возле ног Вэй Усяня заклубился чёрный туман, поднялся вверх, обвивая его фигуру так любовно, словно пылкий юноша на свидании с зазнобой. В радужке мелькнули красные искры дьявольского огонька.       — Вэй Усянь!!!       Арочные ворота содрогнулись от удара духовной силы, закачались и обрушились. Верзилы, по счастью, отскочили в разные стороны, поэтому отделались лишь синяками да шишками.       — Вот чёрт, — сказал Вэй Усянь виновато, — это я переборщил.       — Ты что творишь! — рявкнул Цзян Чэн, быстро подходя к нему и хватая его за плечо.       Вэй Усянь состроил улыбку:       — Говорил же, чтобы ты меня не принуждал к драке… Укрепить-то Золотое Ядро легко, а попробуй его контролировать…       — «Легко»?! — разъярённо переспросил Цзян Чэн. — Вэй Усянь, я у тебя в последний раз спрашиваю: каким таким паршивым способом ты его укрепил! Как могло твоё Золотое Ядро так укрепиться за жалкие пару лет?!       — У Мо Сюаньюя был врождённый талант к заклинательству, вот и всё. Ничего особенного я не делал. Медитировал только.       — Медитировал? — насмешливо протянул Цзян Чэн. — Хочешь, чтобы я поверил в эту чушь? Да я же прекрасно знаю, что ты терпеть не можешь медитировать! Ты и десяти минут в медитации просидеть не мог: ёрзал так, словно тебя на муравьиную кучу посадили!       — А теперь выучился. В Гусу Лань учителя хорошие, — с долей язвительности возразил Вэй Усянь.       — Спорим, я тебя пересижу в позе лотоса! — Лицо Цзян Чэна покрылось пятнами, он вложил Саньду в ножны и бухнулся прямо на землю, подгибая под себя ноги.       — Э-э… Цзян Чэн?.. — растерянно позвал Вэй Усянь. — Цзян Чэн, я же тебе говорил, что тороплюсь…       Цзян Чэн сделал вид, что не слышит его. Вэй Усянь цокнул языком, почесал в затылке и тоже сел в позу лотоса. Попытайся он сбежать, Цзян Чэн опять схватится за меч, а ничего хорошего из этого не выйдет. «Ладно, — подумал Вэй Усянь, — дождусь, когда он заснёт, и смотаюсь отсюда». Он отложил Суйбянь, положил руки на колени и прикрыл глаза.       Цзян Чэн то и дело на него косился. Вэй Усянь сидел прямо, практически не шевелился, иногда только крылья носа дёргались: каменная пыль от разрушенной арки всё ещё клубилась в воздухе и мешала дышать ровно.       — Посмотрим, надолго ли тебя хватит! — проворчал Цзян Чэн.       Вэй Усянь не отреагировал. Вообще-то он просто-напросто задремал, вернее, погрузился в полумедитативную дрёму. Он так часто это практиковал на семейных банкетах и собраниях в Гусу Лань, что приноровился спать даже стоя! Этим приобретённым умением Вэй Усянь безмерно гордился, но о достижениях на этом поприще благоразумно помалкивал. Пожалуй, об этом только Лань Ванцзи и знал. Ну и, быть может, Лань Сичэнь догадывался, потому что всегда начинал загадочно улыбаться, когда Вэй Усянь такое проделывал.       Цзян Чэн весь извёлся. Проигрывать Вэй Усяню ему не хотелось, но сидеть спокойно у него получалось с трудом: и пыль мешала, и солнечное сплетение болело, и вино своё дело сделало. Он вытерпел час или чуть дольше и начал клевать носом, а потом и вовсе повалился на бок и заснул, захрапев. Вэй Усянь его храп услышал, но медитацию не прервал.       Он ощутил, как на него повеяло сандалом сзади, и расслышал, что камни хрустят под чьими-то сапогами. И он прекрасно знал, под чьими!       Лань Ванцзи изумлённо озирался. Разрушенные арочные ворота, перевёрнутый стол с закусками и разбитые сосуды с вином… и глава Ордена Цзян, валяющийся прямо во дворе в неподобающей позе. Величаво восседающий посреди этого хаоса Вэй Усянь поразил его ещё больше разгрома в Пристани Лотоса!       — Вэй Ин, что тут произошло? — спросил Лань Ванцзи потрясённо.       Вэй Усянь приоткрыл один глаз и, пожав плечами, ответил, с трудом сдерживая смех:       — Ничего особенного. Просто два героя Юньмэна Золотыми Ядрами мерялись!