Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      Улыбка Вэй Усяня становилась всё шире и шире, пока рот не растянулся буквально от уха до уха.       — Вэй Ин, — устало сказал Лань Ванцзи, который прекрасно понимал, что когда Вэй Усянь так воодушевляется, то ничего хорошего обычно из этого не выходит.       Вэй Усянь довольно потёр руки и воскликнул:       — Никогда бы не подумал, что однажды доведётся и мне!..       Хотел того Лань Цижэнь или нет (или нет, однозначно, если бы кто-нибудь спросил о том самого Лань Цижэня!), но Вэй Усянь в Облачных Глубинах пользовался популярностью у младших адептов и приглашённых учеников, а поскольку иногда снисходил до того, чтобы вести уроки, то они считали его учителем и называли соответственно. Но всё-таки именно «зелень» могла похвастаться, что только они четверо являются учениками Вэй Усяня. Он никогда и ничему их прямо не учил, скорее подкидывал темы для размышлений, но, как выяснилось, это было лучше каждодневной зубрёжки в классе. Лань Цижэнь глазам не поверил, когда увидел, что Лань Цзинъи и Оуян Цзыжэнь штурмуют библиотеку, пытаясь отыскать ответ на загадку, которую им загадал Вэй Усянь: оба юноши старательностью не отличались, в библиотеку их и силком было не затащить! В общем, пришлось признать, что с учительством Вэй Усянь справляется, пусть и не общепринятыми способами. Но когда Вэй Усянь шёл проторенным путём?       С Лань Сычжуем нареканий вообще не было, он перенял от Ханьгуан-цзюня старательность, а от Вэй Усяня любознательность, и по праву считался лучшим учеником Облачных Глубин. А вот Цзинь Лин был учеником строптивым.       — Головная боль, а не ученик! — сказал как-то Лань Цижэнь.       — Раньше вы меня так называли, — заметил Вэй Усянь. — Неужели вы наконец-то изменили обо мне своё мнение, уважаемый свекор?       — А ты непреходящая мигрень! — отрезал Лань Цижэнь. Если у него и были мысли похвалить Вэй Усяня, то они тут же улетучились.       — Я получил повышение! — радостно сообщил Вэй Усянь, развернувшись и поглядев на Лань Ванцзи.       — Вэй Ин… — покачал головой тот.       — Ну, — нетерпеливо сказал Лань Цижэнь, — сделаешь ты это или нет?       — О да, — сказал Вэй Усянь, потирая руки.       Цзинь Лин был несдержан на язык, и это часто приводило к ссорам и даже потасовкам между учениками, да и характер у него был не сахар, так что его частенько наказывали. Пользы от этого не было никакой: перевоспитывать уже поздно, а от телесных наказаний — Вэй Усянь знал — проку не будет. Разве сам он перестал нарушать правила, когда его в юности отлупили ферулами за попойку?       — Он твой ученик, он должен тебя слушаться, — пилил Лань Цижэнь Вэй Усяня, когда Цзинь Лина в очередной раз ставили на колени за свару с кем-то из приглашённых учеников.       — Да ладно, много я вас слушался, когда в Облачных Глубинах учился? — возразил Вэй Усянь.       — Не напоминай! — страдальчески закатил глаза Лань Цижэнь. — Он не только твой ученик, он ещё и твой племянник. Возьмись за него хорошенько, или он дождётся, что я вышвырну его из Облачных Глубин!       Последней каплей стала Фея, которая увязалась за хозяином и пряталась в Кроличьем лесу до поры до времени: Цзинь Лин в очередной потасовке настолько распалился, что позвал собаку-оборотня и натравил её на обидчиков. Фея лениво гоняла приглашённых учеников по двору, даже не пытаясь их догнать, но они были в таком ужасе, что орали во всю глотку! Лань Цижэнь всё это увидел, рассвирепел, выдал каждому лично по пятьдесят ударов ферулой по мягкому месту. Цзинь Лину бы успокоиться, но он страшно оскорбился наказанию и покрыл Лань Цижэня парочкой выражений, которые так любил использовать его дядя Цзян, но которые не полагалось произносить не только главе клана, но и вообще никому. Разъярённый Лань Цижэнь прибавил ещё сто к тем пятидесяти, что Цзинь Лин уже получил, и решил вызвать опекунов Цзинь Лина в Облачные Глубины. А Вэй Усяня — отрядил с ними разговаривать.       — Никогда бы не подумал, что доведётся и мне… — с широченной улыбкой сказал Вэй Усянь. Что «доведётся» — он не договорил, но Лань Ванцзи предположил, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет, поэтому встал и поклонился Лань Цижэню:       — Дядя, он и мой ученик. Я считаю, что тоже должен встретиться с опекунами Цзинь Лина.       Вэй Усянь набычился на него и буркнул:       — Никаких заклятий молчания, ясно?       Он прекрасно понимал, почему Лань Ванцзи вызвался участвовать в воспитательной беседе.       Лань Ванцзи пристально на него посмотрел. Вэй Усянь ответил тем же. Лань Цижэнь раздражённо махнул рукавом:       — Убирайтесь оба! Идите флиртовать куда-нибудь ещё!       — Лань Чжань, мы разве флиртовали? — удивился Вэй Усянь, оказавшись за порогом.       — Мгм? — с явным сомнением отозвался Лань Ванцзи.       — Лань Чжань, выходит, твой дядя разрешил нам флиртовать, разве нет? «Идите флиртовать куда-нибудь ещё» — разве это не прямое указание к действию?! — воскликнул Вэй Усянь, хлопая в ладоши.       — Вэй Ин… — напряжённо сказал Лань Ванцзи, поскольку Вэй Усянь рьяно принялся за дело, а проходящие мимо адепты от них шарахнулись в сторону. Для Вэй Усяня, кажется, «флиртовать» и «приставать» означало одно и то же.       С каким же удовольствием Вэй Усянь вошёл в Зал бесед, где его уже ждали — не зная, что ждут именно его! — мрачный, как грозовая туча, Цзян Чэн и госпожа Даньян, кормилица Цзинь Лина. Оба считали себя опекунами Цзинь Лина, и каждый решил, что в Облачные Глубины вызывают именно его. Теперь они сидели и сверлили друг друга убийственными взглядами. Кормилица Цзян Чэна на дух не переваривала! Она полагала, что все проблемы с Цзинь Лином именно из-за его воспитания. Цзян Чэн отвечал тем же.       Лань Ванцзи вошёл в Зал бесед первым. Цзян Чэн, ждавший Лань Цижэня, предположил, что беседовать по поводу поведения Цзинь Лина придется с ним. Вообще сложно было представить беседу в истинном смысле с Ханьгуан-цзюнем: его немногословность была притчей во языцех. От него редко слышали больше трёх слов за раз, не считая «мгм». С Вэй Усянем, впрочем, Лань Ванцзи был относительно разговорчив, но об этом знал только сам Вэй Усянь.       Следом за ним в Зал бесед вошёл Вэй Усянь. «Ещё и этот…» — скривился Цзян Чэн, полагая, что Вэй Усянь будет присутствовать при беседе в качестве слушателя или свидетеля: он всё-таки был учителем Цзинь Лина. Но Вэй Усянь, к совершенному изумлению всех присутствующих, исключая Лань Ванцзи, уселся на место старейшины Ланя и один за другим степенно подвернул рукава.       — Это ещё что такое? — сказал Цзян Чэн, оттянув подбородок вниз в гримасе крайнего презрения. — Хватает у тебя наглости занимать чужую подушку!       Госпожа Даньян Вэй Усяня не любила, но сейчас — в пику Цзян Чэну — приветствовала Вэй Усяня с нарочитой вежливостью. К тому же Цзинь Лин, её ненаглядная булочка, о Вэй Усяне отзывался тепло. Как могла она расстроить воспитанника своей неприязнью?       — Уж конечно учитель Вэй знает, какую подушку ему занимать, — с ехидной улыбкой сказала она Цзян Чэну.       Вэй Усянь вовсе не собирался становиться на чью-то сторону, поэтому взгляды обоих благополучно проигнорировал и ровным голосом сказал:       — Мы сегодня собрались, чтобы обсудить поведение Цзинь Лина. Он ведёт себя неподобающе. Боюсь, это результат вашего воспитания, глава Ордена Цзян и госпожа Даньян.       — Заткнись! — рявкнул Цзян Чэн.       — Я полномочный представитель старейшины Ланя, прояви уважение.       — Где ты таких слов нахватался? — фыркнул Цзян Чэн.       — Я тут не только тахту полирую, — парировал Вэй Усянь (не слишком понятно для кормилицы), — но и занимаюсь самообразованием. Нужно навёрстывать упущенные годы. Может, скоро напишу трактат о другом использовании заклинательских мечей…       — Вэй Ин.       Глаза Вэй Усяня стали узкими, как щелочки.       — Это всё его воспитание! — сварливо сказала кормилица, кивнув на Цзян Чэна. — Сам невыносим и племянника испортил.       — Кто бы говорил! — не остался в долгу Цзян Чэн. — Эта старая карга его избаловала, поэтому Цзинь Лин такой несносный.       — Оба хороши, — однозначно сказал Вэй Усянь. — У никчёмных нянек дитя — юная госпожа! Так, кажется, говорится?       — Не так, — проронил Лань Ванцзи.       — Глава Ордена Цзян, вы вспыльчивы, грубы и несдержанны на язык, чуть что — бросаетесь с кнутом на любого, кто посмеет сказать вам наперекор. Неудивительно, что Цзинь Лин перенял это от вас, — сказал Вэй Усянь.       Кормилица со значением хмыкнула.       — А вы, госпожа Даньян, чрезмерной опекой его избаловали, поэтому Цзинь Лин вырос капризным и несносным, — продолжал Вэй Усянь.       — Я заберу Цзинь Лина в Юньмэн, — хмуро сказал Цзян Чэн, — воспитанием должен заниматься мужчина. К тому же он будущий глава клана Цзян.       — Я заберу булочку в Башню Золотого Карпа, — сказала кормилица, сверля Цзян Чэна яростным взглядом, — знаю я его воспитание, ругань и сплошные побои! К тому же он будущий глава клана Цзинь!       — Да я его ни разу и пальцем не тронул! — взвился Цзян Чэн.       — Цзинь Лин останется в Облачных Глубинах, — громко сказал Вэй Усянь, перекрывая их перебранку. — И неважно, главой какого клана он станет впоследствии.       — Это старейшина Лань так решил? — спросил Цзян Чэн.       — Это я так решил, — возразил Вэй Усянь. — Я, если забыли, тоже его дядя, так что право голоса имею. Лань Чжань, твоё мнение?       — С какой стати ещё и его мнение спрашивать? — вспылил Цзян Чэн. — Кто он Цзинь Лину, чтобы в его судьбу вмешиваться?       — Хм… — призадумался Вэй Усянь. — Кем там у нас приходится муж дяди племяннику?       — Ты!!! — взъярился Цзян Чэн, ломая в пальцах чашку.       — Спокойно, спокойно, — урезонил его Вэй Усянь, — не перебивай, когда старшие разговаривают. Я всё ещё твой шисюн… Хм, а кем приходится муж шисюна…       — Вэй Ин.       Вэй Усянь скорчил недовольную гримасу, но взгляд Лань Ванцзи ясно дал ему понять, что если он не уймётся, то его ждёт скорая расправа в виде заклятья молчания.       — Я считаю, Цзинь Лин должен остаться в Облачных Глубинах и продолжать обучение, — проронил Лань Ванцзи.       — Ха, ты годовой запас слов, похоже, исчерпал за один раз, — насмешливо сказал Цзян Чэн.       — Глава клана Цзян, — спокойно сказал Лань Ванцзи, — надеюсь, вы не считаете, что я не могу наложить заклятье молчания и на вас?       Цзян Чэн побагровел:       — Не посмеешь! Я глава клана…       На губах Лань Ванцзи совершенно точно появилась ухмылка, очень похожая на ухмылку Вэй Усяня, только ухмылялся Лань Ванцзи одной стороной рта. Выглядело, признаться, жутковато. Цзян Чэна передёрнуло.       — Да-да, — поддакнула госпожа Даньян назло Цзян Чэну, — булочке лучше остаться тут, под присмотром таких замечательных наставников. Совершенно с вами согласна. Как будущий глава клана Цзинь, он должен стать таким же выдающимся человеком, как Ханьгуан-цзюнь.       Вэй Усянь молча указал пальцем на себя. Кормилица покривилась, но прибавила:       — И ему есть чему поучиться у его дяди.       — Это чему же? — хмыкнул Цзян Чэн. — Вино хлестать или развратничать, как он всегда делал в Юньмэне? Невелика наука!       — Знать, когда нужно заткнуться, — сказал Вэй Усянь хмуро. Эти слова, он заметил, нисколько не понравились Лань Ванцзи. «Придётся с ним объясняться сегодня», — мысленно поморщился он. И с чего Цзян Чэн взял, что Вэй Усянь в прошлой жизни был развратником? Да он даже не целовался ни разу… ну, то есть почти ни разу… и ни одну девушку и пальцем не тронул, только сыпал комплиментами и подарочками. Каким боком это разврат?! Да и вообще девушки сами к нему липли, он и усилий-то особых не прилагал, чтобы им понравиться.       — Вечно ты ко мне придираешься, — сказал Вэй Усянь, состроив улыбку, — особенно когда дело касается личной жизни. Цзян Чэн, если будешь продолжать в том же духе, я решу, что у тебя ко мне не братские чувства!       Сам того не зная, он ударил по самому больному. Лицо Цзян Чэна дёрнулось, но он заставил себя усмехнуться и ядовито сказать:       — Определённо не братские. Как называются чувства, когда хочешь переломать человеку ноги, да ещё и шею свернуть, при одном только взгляде на него?       Вэй Усянь широко улыбнулся:       — Определённо любовь!       Цзян Чэн всегда был груб и даже жесток с Вэй Усянем, не стеснялся в выражениях и был скор на расправу. И его прямо-таки наизнанку выворачивало, когда речь заходила о Ханьгуан-цзюне. Лань Ванцзи уже давно это заметил, ещё во времена их общего прошлого в Облачных Глубинах. Цзян Чэн всегда оказывался рядом в неподходящие моменты и старался отвлечь или увести Вэй Усяня под каким-нибудь благовидным предлогом, а если не получалось, то кидал на них такие взгляды… Лань Ванцзи тогда ошибочно полагал, что это неприязнь или братская ревность: Цзян Чэн всегда подчёркивал, что они с Вэй Усянем не хозяин и слуга, а братья, пусть и не по крови. Но время шло, Лань Ванцзи становился опытнее и мудрее, а поступки Цзян Чэна перестали вмещаться в рамки «братских чувств».       С каким торжеством Цзян Чэн смотрел на Лань Ванцзи, когда ему удалось забрать Вэй Усяня в Юньмэн после его возвращения с горы Луаньцзан!.. Тогда Лань Ванцзи ничего не мог сделать, только стоять и чувствовать, что сердце в груди рвётся в клочья.       После смерти Вэй Усяня они оба ринулись на поиски его души. Никто не верил, что Старейшина Илина сгинул бесследно.       Цзян Чэн всем объявил, что убьёт Вэй Усяня, если отыщет его, и десятки, а может, и сотни людей, которых он счёл подозрительными, запытал до смерти в темницах Юньмэна.       Лань Ванцзи никому ничего не объявлял, он покинул Облачные Глубины и шестнадцать лет бродил по свету, уничтожая злых духов и ничего не требуя взамен. Может, он пытался выполнить то давнее обещание, что они с Вэй Усянем дали во время праздника фонарей: искоренять зло, помогать людям и прожить жизнь с чистой совестью. Может, это было искуплением его греха: если бы он не колебался, если бы бросил всё и встал рядом с ним… Это были шестнадцать лет терзаний и сожалений, и душевные раны болели сильнее, чем шрамы от дисциплинарного кнута.       Но вот Вэй Усянь нашёлся. Цзян Чэн все силы приложил к тому, чтобы вернуть его в Юньмэн. Лань Ванцзи не позволил. Что из этого вышло? Вэй Усянь теперь принадлежит ему. Навсегда. И никто и ничто у него Вэй Усяня не отнимет. У него даже хватило решимости объявить это публично, в присутствии глав всех кланов: «Вэй Усянь — мой». Его нисколько не волновало, что подумают о нём люди. Он отказался от всего, даже от поста Верховного Заклинателя. С этого момента и навсегда, его мир начинался и заканчивался Вэй Усянем. Всё прочее было несущественно.       Лань Ванцзи уже ясно осознавал, что Цзян Чэн за неприязнью и грубостью скрывает не только собственные чувства, но и досаду, что они остались неразделёнными, потому что ему не хватило смелости сказать это вслух. Для Вэй Усяня он всегда был лишь младшим братом, шиди, ради которого он мог пойти на чудовищные поступки — вырезать собственное Золотое Ядро, к примеру, или устроить кровавую резню. Но иногда Вэй Усянь был страшно нечуток и невольно жесток к Цзян Чэну. Сейчас он определённо причинил ему боль шутливым: «Можно подумать, что у тебя ко мне не братские чувства!»       Лань Ванцзи на секунду стало жалко Цзян Чэна. Тот быстро справился с собой и ответил, как обычно, грубо и насмешливо, но после — Вэй Усянь не знал, а Лань Ванцзи проследил — весь вечер напивался в кабаке в Гусу, вместо того чтобы сразу вернуться в Юньмэн.       — А вот и причина всех моих несчастий! — воскликнул Цзян Чэн, заметив Лань Ванцзи. Тот молча сел напротив него, окинул стол взглядом. Цзян Чэн опустошил уже пять сосудов.       — Пришёл посмеяться надо мной? — продолжал Цзян Чэн. — Давай, валяй, вы постоянно оба надо мной насмехаетесь! Кичишься своим положением любимого муженька?       — Думаешь, мы не заслуживаем этого выстраданного счастья? — негромко спросил Лань Ванцзи.       — Выстраданного? — насмешливо переспросил Цзян Чэн. — Да что ты знаешь о страданиях!       Лань Ванцзи поджал губы. Цзян Чэн пьяно захохотал и опрокинул ещё один сосуд вина.       — Выстраданное счастье… Мне от таких словечек блевать хочется! — воскликнул он, разбив сосуд об пол. — Почему? Почему ты? Почему именно ты? Чем ты так хорош? Что он в тебе нашёл? Почему я всегда недостаточно хорош для всех? Мой собственный отец любил его больше меня! Моя сестра любила его больше меня! Мой единственный племянник любит его больше меня! Я люблю его больше, чем себя самого! Чем он так хорош? Что в нём такого? Почему именно он?!       — Ты к нему несправедлив, — нахмурившись, прервал его Лань Ванцзи. — Когда ты напоминаешь ему о прошлом, ты причиняешь ему боль…       — И что? Я полное право имею мучить его! У меня на это больше прав! Он это полностью заслужил! Я из-за него каждый день как в аду горю! — крикнул Цзян Чэн, багровея лицом. — Разве он не мучит меня? Почему это непременно должен быть ты! Почему не я?       Лань Ванцзи не сдержался:       — Может, потому, что у тебя не хватило смелости сказать это ему в глаза? То, что Вэй Ин для тебя не просто брат?       Цзян Чэн вздрогнул и замер, после выдавил:       — Я не о… таких чувствах говорю.       — В самом деле? Тогда, может, ещё осмелишься заявить, что Вэй Ин тебя не любит? — спросил Лань Ванцзи, на его лицо поползла краска. — Может, осмелишься заявить, что он не ради тебя вступил на Путь Тьмы?       Лицо Цзян Чэна перекосилось. Он приподнялся, будто хотел выхватить меч. Лань Ванцзи пригвоздил его спокойным взглядом и чётко сказал:       — Что бы ты ни говорил и ни делал, этого ты никогда не изменишь. Вэй Ин — мой.       Он поднялся, церемонно поклонился и вышел из кабака.       — Ну и что это за разборки? — спросил Вэй Усянь, поджидавший его за углом.       Лань Ванцзи вздрогнул, невольно попятился. Вэй Усянь так хорошо скрыл своё присутствие, что он его не заметил.       — Вэй Ин… — с болью сказал Лань Ванцзи.       Вэй Усянь вздохнул, подошёл и ткнулся лбом ему в грудь:       — Лань Чжань, я не настолько тупой, чтобы не заметить этого.       — Ты… знал?       — Всегда знал. Мы же выросли вместе, я его лучше других знаю.       Лань Ванцзи, помедлив, положил руки ему на плечи. Вэй Усянь, кажется, засмеялся и хорошенько потёрся носом о его грудь.       — А ты тоже хорош, Лань Чжань! — сказал он, задирая голову, чтобы посмотреть ему в лицо. — Что это за манифест был? «Вэй Ин — мой, теперь живи с этим»?       — Я не так сказал, — возразил Лань Ванцзи, стремительно краснея. — Просто… предупредил, чтобы он не вздумал пытаться отнять тебя у меня.       — Лань Чжань… ты ведь не думаешь, что кто-то в состоянии увести меня у тебя?       — Он пытается.       — Лань Чжань…       — Ты просто не замечаешь.       — Лань Чжань…       Вэй Усянь посмотрел на Лань Ванцзи с лёгким удивлением. Отголоски ревности в его голосе чувствовались, но сейчас Лань Ванцзи походил на большого ребёнка, у которого попытались отнять любимую игрушку.       — Лань Чжань, ты что, выпил? — с подозрением спросил Вэй Усянь, принюхавшись.       — Нет.       Вэй Усянь подумал, что Лань Ванцзи надышался алкогольных паров в кабаке. Он чуть отличался от себя обычного. Не настолько, чтобы буянить или падать замертво, но всё-таки лёгкая неадекватность в нём чувствовалась. На трезвую голову Лань Ванцзи Цзян Чэну такого бы не сказал.       — Лань Чжань, Лань Чжань, — мягко сказал Вэй Усянь, поглаживая Лань Ванцзи по груди, — пойдём домой.       — Это твой дом, — проронил Лань Ванцзи.       — Да.       — Облачные Глубины твой дом.       — Да.       — Я твой дом.       — Да, да, пойдём уже…       — Не он, — заключил Лань Ванцзи, подразумевая Цзян Чэна. — И никто не в состоянии любить тебя сильнее, чем я! Я тебе покажу, как сильно тебя люблю, когда в Цзинши вернёмся.       «Когда хмель развеется, Лань Ванцзи головой в стену начнёт биться, если вспомнит, что наговорил!» — подумал Вэй Усянь и ласково сказал:       — Я знаю, Лань Чжань, нисколько не сомневаюсь.       — Мгм, — одобрительно кивнул Лань Ванцзи.       Вэй Усянь взял его под локоть, чтобы увести. Лань Ванцзи безропотно шёл за ним, ноги его слегка заплетались, но через несколько минут шаг его стал ровным. Вэй Усянь понял, что хмель выветрился из его головы.       — Лань Чжань? — позвал он.       — Мгм? — отозвался Лань Ванцзи.       — А давай куда-нибудь сбежим? — предложил Вэй Усянь. — Не будем сегодня возвращаться домой? Давай сбежим в Цветочный Посёлок? Прямо сейчас? Возьмём лодку и до рассвета будем заниматься любовью посреди цветущих лотосов?       Лицо Лань Ванцзи залила краска.       — Вэй Ин…       — Что за смущение? Ты мне сам только что предложил, — возразил Вэй Усянь, — вернуться в Цзинши и проверять кровать на прочность. Пусть сегодня это будет не кровать, а лодка.       — Тогда… — медленно сказал Лань Ванцзи, — нужно взять лучшую лодку… самую крепкую…       Вэй Усянь кивнул и бесцеремонно потянул его за Бичэнь:       — С нетерпением жду, когда ты возьмёшь меня к себе на меч…       — Вэй Ин!!!       — …и полетим в Цветочный Посёлок, — невозмутимо закончил Вэй Усянь. — Я Суйбянь дома забыл.       Вернувшись из Гусу, Цзян Чэн пил ещё неделю. Адепты и слуги держались от него подальше, зная, как глава клана страшен во хмелю. Из банкетного зала то и дело слышался звон разбитых сосудов и грохот опрокидываемой мебели. Глава клана что-то невнятно выкрикивал, но ни у кого не хватало смелости подойти и подслушать.       — Это всё он виноват! Этот чёртов истукан из Гусу! Он увёл у меня брата! Из-за него у нас с братом ничего не получилось! А я тряпка! Почему я не смог сказать это ему первым? Кто первый, тот и выиграл! Опоздал! Опередил! Эта ледышка человека! Эта статуя с камнем вместо сердца! Увёл у меня бра… увё… увёл… бра… бра… Вэй Ина…       Цзян Чэн рухнул на трон, тяжело дыша. Сосуд выкатился из его пальцев, вино вытекло в бесформенную лужу. Челюсть у Цзян Чэна заходила ходуном, он заскрежетал зубами, но слёзы всё равно прорвались.       — Паршивец! — прорычал он. — Да кто ты такой, чтобы я так из-за тебя убивался? Лучше бы тебя мертвецы Луаньцзана в клочья разорвали, чтобы ты вообще никому не достался, чем видеть тебя с этим куском льда из Гусу!       Слова вырвались сами собой, Цзян Чэн вздрогнул и примолк. Он вспомнил, как Вэй Усянь однажды подшутил над ним, прислав приглашение на собственные похороны. Те десять или двенадцать часов, пока он не узнал, что это всего лишь шутка, были для него настоящим адом. Он скривился и ударил себя по губам. Такое нельзя говорить даже в сердцах. Он подобрал сосуд, потряс его надо ртом.       — Эй! — рявкнул он на всю Пристань Лотоса. — Принесите мне ещё вина!       Кто-то из слуг робко заглянул в банкетный зал и сказал:       — Господин, вино кончилось. Вы всё выпили.       Цзян Чэн выругался, пнул пустые сосуды. Те с грохотом раскатились в разные стороны. Он взял Саньду и вышел из павильона.       — Господин, куда вы? — переполошились слуги.       — Искать вино.       Выглядел глава клана Цзян не лучшим образом после недельного беспробудного пьянства: волосы его растрепались, от несвежей одежды разило потом и алкоголем, глаза были красными от проступивших вен. Но слуги не решились предложить ему привести себя в порядок перед выходом: он бы непременно схватился за кнут. Ученики, когда он проходил мимо тренировочного поля, начали махать мечами в три раза усерднее, но он не обратил на них внимания. Когда он скрылся из виду, они побросали мечи и с облегчением выдохнули. Но разговор у них вышел не слишком весёлый.       — Если продолжит пьянствовать, мы непременно отведаем кнута.       — Что могло произойти в Гусу? Он с того дня только и делает, что пьёт.       — Кажется, это из-за его племянника. Не ладится у него обучение в Облачных Глубинах.       — Нужно вызвать в Юньмэн Вэй Усяня.       — Зачем?       — А кто ещё за нас вступится, если глава клана продолжит пить и буянить?       — А ты не думаешь, что они будут пить и буянить вместе? Забыл, как они в прошлый надрались?       — Тогда нужно вызвать ещё и Ханьгуан-цзюня.       — Зачем?       — А кто ещё за нас вступится, если Вэй Усянь станет пить и буянить вместе с главой клана?       — А если Ханьгуан-цзюнь составит им компанию?       — Ханьгуан-цзюнь не пьёт.       — Забыл, как он побил главу клана в прошлый свой визит в Пристань Лотоса? Он определённо был пьян.       — Не в прошлый, а в позапрошлый.       — Какая разница! Если Ханьгуан-цзюнь такой буйный, когда надирается, кто за нас вступится?       — Тогда нужно вызвать ещё и Цзэу-цзюня.       — Ты что, все Облачные Глубины сюда зазвать собираешься?       Они долго спорили, но в итоге всё же решили позвать в Юньмэн и Вэй Усяня, и Ханьгуан-цзюня. Если уж и сцепятся все трое, то пусть друг с другом! Им уж точно будет не до учеников! Старший из учеников сел писать письмо в Гусу и так старался, что даже высунул кончик языка от напряжения, а остальные стояли вокруг него и вперебой подсказывали, что ещё написать.       Разговора с Лань Ванцзи избежать не удалось. Вэй Усянь думал, что ночь, проведённая в Цветочном Посёлке, заставит Лань Ванцзи забыть о словах Цзян Чэна, и хорошенько постарался отвлечь его, не щадя живота, вернее, зада своего. Были бы возле лотосового пруда люди, смогли бы насладиться невиданным зрелищем: на пруду появились волны, как будто это не пруд был, а море. Расходились они от раскачиваемой Лань Ванцзи и Вэй Усянем лодки. По счастью, лодка выдержала, но Вэй Усянь потом всё равно соскользнул в воду, чтобы охладить полыхающее жаром тело. Лань Ванцзи сел прямо, запахнул одеяние, но и оно, и волосы прилипли к телу намертво.       — Иди сюда, — позвал Вэй Усянь. — Искупайся. Ты красный, как рак.       Лань Ванцзи свёл брови к переносице:       — Нет.       Вэй Усянь только пожал плечами, выкупался, даже нырнул пару раз и залез обратно в лодку, заливая дно водой. Он небрежно отжал край одеяния и плюхнулся Лань Ванцзи головой на колени.       — Буду лежать так, — объявил он нахально.       Лань Ванцзи помолчал немного и проронил:       — Что там насчёт твоих похождений во времена былой юности?       Вэй Усянь закатил глаза, поняв, что отвлечь Лань Ванцзи не удалось:       — Лань Чжань, ты ведь ему не поверил? Цзян Чэн сам не знает, что болтает! Я, может, и несколько вольно себя вёл, но черту никогда не переступал. И ты ведь знаешь, с кем я впервые…       Он замолчал.       — Что впервые? — уточнил Лань Ванцзи.       — Всё впервые, — широко улыбнулся Вэй Усянь.       Мочки ушей Лань Ванцзи заалели.       — Сам не знаю, почему о Старейшине Илина такое болтают, — продолжал Вэй Усянь. — Чего мне только не приписывали! Будто я на горе собрал десять тысяч девственниц для собственного гарема. Можешь себе представить, Лань Чжань? Откуда бы я взял эти десять тысяч? Как бы с ними справлялся? Ха-ха…       — Он не о тех временах говорил.       — Да какая разница! Цзян Чэн завидует просто. Девушки всегда на меня внимание обращали. А у него вечно такая мрачная физиономия была, что девушки разбегались при одном взгляде на него. Что дурного в том, чтобы пожелать девушке доброго дня, подарить ленточку для волос или поболтать о пустяках? И это он называет развратом…       — Никогда так не делай, — велел Лань Ванцзи после продолжительной паузы.       — Не делать — чего?       — Не желай девушкам доброго дня. Не дари им ленточек для волос. Не болтай с ними о пустяках.       — Уй… Лань Чжань, я же о былых временах говорю… Девушки на меня теперь и не смотрят, — возразил Вэй Усянь.       Лань Ванцзи знал, что это не так. Девушки на Вэй Усяня до сих пор заглядывались, да и не только девушки, но заговорить с ним никто не решался. И дело было вовсе не в репутации бывшего Старейшины Илина, а в самом Лань Ванцзи, который испускал такую убийственную ауру, когда кто-то обращал внимание на Вэй Усяня, что от них все держались на два чжана, не меньше! Вэй Усянь тоже об этом знал и нередко над Лань Ванцзи подшучивал, принимаясь строить глазки каждому встречному и заигрывать с торговками. Но шутки никогда не заходили слишком далеко.       — Если хочешь, могу поклясться перед Небом и Землёй, — предложил Вэй Усянь.       — Не надо — отозвался Лань Ванцзи.       — Точно? Если тебе будет спокойнее, ты только скажи.       — Мгм.       Волны на пруду наконец затихли, лодка слегка покачивалась, лотосы постукивали о борта. Вэй Усянь устроился на коленях Лань Ванцзи ещё удобнее и заставил его положить руку себе за пазуху. Лань Ванцзи не слишком сопротивлялся, и его длинные красивые пальцы едва заметно шевелились, поглаживая Вэй Усяня в области солнечного сплетения.       — А у самого-то ни одной девушки не было, — пробормотал Вэй Усянь, и Лань Ванцзи понял, что он говорит о Цзян Чэне. — На что угодно поспорить готов, что он только свой второй Саньду полирует!       — Вэй Ин, — поморщился на это бесстыдное предположение Лань Ванцзи.       Вэй Усянь фыркнул. Ему понравилась реакция Лань Ванцзи, а ещё больше то, что он сразу понял, о чём идёт речь.       — Лань Чжань, Лань Чжань, — пробормотал Вэй Усянь еле слышно, — а ты такой же бесстыдник, как и я! Я-то собирался тебе во всех подробностях рассказать, что имею в виду, а ты и так всё понял.       — Вэй Ин, не дразни меня, — предупредил Лань Ванцзи.       — Сам подумай, нельзя же возвращаться в Гусу, не сломав хотя бы одну лодку! — парировал Вэй Усянь и звонко засмеялся.       — Учитель Вэй, вам письма пришли, — сообщил Лань Сычжуй.       Вэй Усянь после возвращения из Цветочного Посёлка отлёживался в тенёчке в Кроличьем лесу и тихонько постанывал: всё, что пониже поясницы, было разбито на восемь лепестков. Лодку они не сломали, но Вэй Усянь так напрыгался на резвой, неутомимой лошадке, что теперь не мог сидеть и только лежал.       — Что за письма? — вяло спросил Вэй Усянь.       — Из Юньмэна.       — Оба? — удивился Вэй Усянь и вытянул руку.       Лань Сычжуй отдал ему оба письма и смущённо отвёл глаза. Шея Вэй Усяня была устрашающе лиловой от засосов, среди которых было даже несколько следов от укусов.       Первое письмо было от адептов Ордена Юньмэн Цзян. Вэй Усянь прочёл его и засмеялся, придерживая рёбра ладонью. Они буквально умоляли его приехать в Пристань Лотоса, чтобы защитить их от Цзян Чэна, который непременно допьётся до Цзыдяня. Отведать кнута ни за что ни про что им вовсе не хотелось. Вэй Усяню тоже, поэтому он и не подумал отвечать на это письмо, а скормил его ослику.       Второе было… от Цзян Чэна. Он тоже приглашал Вэй Усяня в Пристань Лотоса. Оригинальное приглашение: «Если ты не приедешь и не объяснишься, я тебе, паршивец, все ноги выломаю и в твою хризантему воткну!»       — Объясниться? — пробормотал Вэй Усянь. — Каких это объяснений он от меня ждёт? И что это за «все ноги»? Саньцзу У я ему, что ли? Моей хризантеме и так нелегко приходится…       — Учитель Вэй? — беспокойно сказал Лань Сычжуй. Он не всё понял из того, что бормотал Вэй Усянь, но и так ясно было, что письмо из Юньмэна за живое Вэй Усяня задело.       Вэй Усянь крякнул, поднимаясь на ноги, потёр многострадальную пятую точку и сунул письмо за пазуху.       — Сычжуй, мне нужно ненадолго отлучиться в Пристань Лотоса.       — Зачем? — раздалось у него за спиной.       Вэй Усянь подскочил на месте, развернулся и увидел Лань Ванцзи.       — Уф, Лань Чжань, вечно ты подкрадываешься… — проворчал Вэй Усянь.       — Зачем? — повторил Лань Ванцзи.       — О, — оживился Лань Сычжуй, — кажется, в Пристани Лотоса что-то не так с хризантемами.       Вэй Усянь с силой впечатал ладонь себе в лицо:       — Сычжуй, что ты несёшь!       Лань Сычжуй с недоумением пожал плечами. Лань Ванцзи сузил глаза. Вэй Усянь поспешно вытащил письмо и помахал им перед лицом Ханьгуан-цзюня:       — Цзян Чэн пригласил в гости.       Лань Ванцзи взял письмо, прочёл и презрительно спросил:       — Это в Юньмэне считают за приглашение?       — Должно быть, что-то произошло, — пожал плечами Вэй Усянь. — Стал бы Цзян Чэн меня приглашать…       Лань Ванцзи нахмурился. Это могло быть какой-нибудь уловкой. Цзян Чэну он не доверял. А теперь, когда убедился, что Цзян Чэн смотрит на Вэй Усяня не как на брата, а как на мужчину, тем более.       — Я поеду с тобой, — коротко сказал он.       — Ничуть не возражаю, — кивнул Вэй Усянь. — Воспользуемся твоим мечом, на этот раз по назначению. Лань Чжань, это твоя вина, что моя хризантема на восемь лепестков расколота!       Лань Ванцзи вспыхнул. Вэй Усянь захохотал, схватил его за руку и потащил за собой к Цзинши, чтобы собраться в дорогу.       Лань Сычжуй задумался. «Что-то не припомню, чтобы в Облачных Глубинах росли хризантемы, — озадаченно подумал он. — Нужно будет спросить об этом, когда они вернутся».       Цзян Чэн, пошатываясь, брёл по рынку, без удовольствия грызя сухой рыбий бок и придираясь по пустякам к торговцам. Те не понаслышке знали, что спорить с главой клана, когда тот пьян, себе дороже, поэтому во всём с ним соглашались. Направлялся Цзян Чэн к винной лавке.       На полпути он заметил у лотка со сладостями… Вэй Усяня, так ему показалось. Цзян Чэн рассвирепел, а может, обрадовался — всё больше тому, что ледяного истукана с ним нет, — и ринулся к нему, расталкивая людей.       — Ах ты, паршивец! — сказал Цзян Чэн, хватая Вэй Усяня за плечо, чтобы развернуть к себе лицом. — Если уже приехал, так почему в посёлке ошиваешься, а не идёшь в Пристань Лотоса?       В тот же момент он получил такую оплеуху, что переступил ногами, едва не потеряв равновесие, и, пожалуй, даже протрезвел. Люди на рынке пришли в ужас. Цзян Чэн пригляделся и сообразил, что это не Вэй Усянь, а какая-то юная особа. Юноша это или девушка Цзян Чэн пока не понял, но то, что это не Вэй Усянь, было очевидно: у юной особы не было родинки под нижней губой. Во всём остальном — вылитый Вэй Усянь! Цзян Чэн даже протёр глаза.       — Да как ты смеешь меня лапать! — высоким голосом закричала юная особа. — Думаешь, меч нацепил — и всё можно? Я за себя постоять могу! Люди добрые, люди добрые, вы поглядите, что творится! Среди бела дня пристают к беззащитной девушке!       Люди на рынке старательно делали вид, что ничего не слышат и не видят. Влепить оплеуху владельцу Пристани Лотоса! Они даже представить боялись, что он сделает, когда опомнится от потрясения.       — Ты не Вэй Усянь, — выдавил Цзян Чэн.       К ним на всех парах мчался владелец винной лавки, придерживая полы одеяния, чтобы не путаться в них. Подбежав, он схватил юную особу за загривок и попытался заставить её поклониться.       — Дура! — замогильным шёпотом сказал он. — Извинись немедленно! Ты знаешь, кого ударила? Это же глава Ордена Юньмэн Цзян! Ты хоть представляешь, что он с нами сделает, если ты не извинишься?       — Отец! — возмутилась юная особа, упираясь. — С какой стати мне перед ним извиняться? Если он глава Ордена, так может беспардонно девушек хватать за плечи?       — А ну живо извиняйся! — проскрипел владелец винной лавки и сам принялся кланяться, как китайский болванчик. — Глава Ордена Цзян, простите её. Моя дурында глупая, неучёная, о манерах понятия не имеет. Простите, простите, глава Ордена Цзян.       «Дурында» издала вопль возмущения. Ей нисколько не понравилось, что в её образованности усомнились. Владелец винной лавки обречённо застонал и продолжал кланяться и умолять Цзян Чэна о прощении и не наказывать их слишком строго.       Цзян Чэн кое-как справился с изумлением. На оплеуху он не обратил особого внимания. Его озадачило то, что он видел перед собой. Теперь он и сам увидел, что это девушка. Повадки у неё явно были как у сорванца-подростка, да и лет ей, наверное, было не больше пятнадцати-шестнадцати. Одета она была едва ли не по-мальчишечьи, в тёмно-фиолетовое одеяние, а волосы забраны в закрученный на затылке пучок. За рукавом было припрятано несколько листков бумаги, края которых пестрели письменами.       — Покажи, что у тебя там, — велел Цзян Чэн.       Она быстро спрятала руки за спину. Владелец винной лавки самолично отнял у неё бумагу и, приниженно кланяясь, подал Цзян Чэну.       — Талисманы? — небрежно просмотрев листки, спросил Цзян Чэн. — Откуда у тебя талисманы, призывающие нечисть? Это тёмное искусство. Разве ты не знаешь, что бывает с теми, кто практикует тёмное искусство в Юньмэне?       — Они не призывают нечисть! — возмутилась девушка, попытавшись отнять талисманы у Цзян Чэна. — Наоборот, отгоняют!       — Это ты их нарисовала? — спросил Цзян Чэн, высоко поднимая руку над головой, так что допрыгнуть она не смогла, поскольку едва доходила ему до плеча ростом.       — И что?       — Ошибку сделала. В третьем иероглифе. Такой талисман привлечёт нечисть, а не отпугнёт, — сказал Цзян Чэн, подбросив талисманы в воздух. Сверкнуло фиолетовым, и талисманы испепелило молнией.       — Мои талисманы! — едва ли не взвыла девушка и попыталась снова ударить Цзян Чэна. — Я их два дня рисовала! На них бумаги ушло о-го-го сколько!       Цзян Чэн только перехватил её руку, не давая себя ударить, и перестал обращать на неё внимание. Не отреагировал он, даже когда она попыталась укусить его за руку.       — Кем она тебе приходится? — спросил Цзян Чэн у владельца винной лавки.       Тот, совершенно серый лицом и уже видя свою голову выставленной на всеобщее обозрение в качестве назидания всем остальным, пролепетал:       — Это моя дочь.       — Дочь?       — Приёмная. Дочь моей покойной жены.       — Сколько ей лет?       — Шестнадцать.       — Кто её настоящий отец?       — Не знаю. Жена моя никогда об этом не говорила, а я не спрашивал.       — Отпусти меня! — продолжала верещать девушка.       Цзян Чэн легонько стукнул её рукоятью Саньду по голове:       — Уймись.       Мозг его лихорадочно работал. Шестнадцать лет. Поразительное сходство. Отражённые талисманы.       — Глава Ордена Цзян, пощадите её! Она не идёт по Тёмному Пути! Она вбила себе в голову, что хочет стать заклинательницей. Подсмотрела у странствующих мастеров, как делают талисманы, да всё перепутала! Пощадите её, глава Ордена Цзян!       — Вот как? Заклинательницей? — сказал Цзян Чэн, разжимая пальцы.       Девушка отскочила, растирая запястье и исподлобья глядя на него. Владелец винной лавки принялся кланяться ещё усерднее, вымаливая прощение.       — Улыбнись, — хмуро велел Цзян Чэн девушке. Последняя проверка, чтобы удостовериться.       Владелец винной лавки, не совсем понимая, зачем Цзян Чэн это потребовал, принялся пихать дочь под бок:       — Улыбайся, дурында. Может, бессмертный мастер тебя простит…       — Он-то бессмертный мастер? — расхохоталась девушка.       Цзян Чэн почувствовал себя дурно. Он пошатнулся, накрыл глаза ладонью, лицо его стало землистым. Точная копия Вэй Усяня. Всё сходится: и внешность, и возраст, и врождённые задатки…       — Глава Ордена Цзян? — испугался владелец винной лавки, подхватывая Цзян Чэна под руку.       — Я в порядке, — ответил Цзян Чэн, оттолкнув его. — Значит, твоя дочь… Как её зовут?       — А-Цин… Ли Сяоцин.       — И ей шестнадцать лет?       — Д-да, глава Ордена Цзян.       Цзян Чэн прищурился:       — Ты знаешь Вэй Усяня?       Владелец винной лавки вздрогнул:       — Д-да, прежде он частенько захаживал в винную лавку.       — Прежде захаживал… — повторил Цзян Чэн. — Значит, ты помнишь, как он выглядит?       — Д-да…       — Захаживал за вином или к твоей жене? Глядя на лицо твоей дочери, вопрос излишний.       Владелец винной лавки отчаянно замотал головой.       — А как ещё ты объяснишь такое сходство! Это Вэй Усянь её отец? — схватил его за воротник Цзян Чэн.       — Какой ещё Усянь? — вмешалась девушка. — Мой настоящий отец — какой-то Усянь? Кто это такой?       — Нет-нет-нет, она не его дочь, — забормотал владелец винной лавки.       — Да неужели? — свирепо воззрился на него Цзян Чэн. — А как ты объяснишь, что у них одно лицо и одни повадки?!       — Не слышала ни про какого Усяня, — продолжала Ли Сяоцин.       — Ну а про Старейшину Илина ты слышала? — бросил Цзян Чэн.       Девушка широко раскрыла глаза:       — Старейшину Илина? Мой настоящий отец — Старейшина Илина?! Ну, тогда понятно, почему я такая талантливая! Ха-ха, вот что значит наследственность!       «И раздражает точно так же, как Вэй Усянь, — машинально подумал Цзян Чэн. — Точно его дочь!»       Он вернулся в Пристань Лотоса мрачным, как никогда. Ученики лишний раз даже дышать боялись.       Это открытие — что у Вэй Усяня может быть дочь — его потрясло до глубины души. А может, и не одна даже! Цзян Чэн прекрасно помнил, что тот флиртовал направо и налево с каждой встречной даже после возвращения с горы Луаньцзан. Правда, тогда его девушки уже побаивались, но он запросто мог воспользоваться талисманом, чтобы задурить им голову.       — Вот паршивый бесстыдник! — выругался Цзян Чэн, швыряя Саньду на кресло-лотос.       Он принялся мерить широкими шагами зал, вертя кольцо на пальце. Цзыдянь потрескивал фиолетовыми искрами. Вот так открытие… И что ему делать с этим открытием? Он резко остановился и позвал:       — Эй, кто-нибудь! Принесите мне письменные принадлежности!       — Думаешь, в Юньмэне что-то случилось? — спросил Вэй Усянь.       Лань Ванцзи издал неопределённое «мгм». Они летели на Бичэне вместе, так что он был сосредоточен на управлении мечом. Чтобы Вэй Усянь не вертелся, он крепко держал его за талию. Скорость несколько снизилась, как и маневренность.       — Что-то случилось в Юньмэне, — продолжал Вэй Усянь, — и Цзян Чэн отчего-то считает, что это моя вина.       — Ты что-то сделал? — проронил Лань Ванцзи.       — Нет, — однозначно ответил Вэй Усянь. — Не припомню ничего такого, за что я должен был бы оправдываться. Ну, не считая сломанной арки. Но тогда Цзян Чэн сам был виноват.       — Мгм, — кивком подтвердил Лань Ванцзи. — Или это какая-то уловка, чтобы заманить тебя в Пристань Лотоса.       — Лань Чжань, не будь параноиком, — фыркнул Вэй Усянь.       — У него на твой счёт нечестивые помыслы, — хмуро сказал Лань Ванцзи.       — Лань Чжань… Он всего-то мне ноги переломать пообещал. Обычное дело.       — А хризантема?       Вэй Усянь чуть покраснел:       — Ну… в изящных искусствах практикуется… с переменным успехом, вот и впихнул неуместную метафору.       — Метафору? — ледяным тоном повторил Лань Ванцзи.       — Мгм.       — Будет ли метафорой сказать, что я ему Цзыдянь на хризантему натяну, если он посмеет хоть пальцем тебя тронуть? — спокойно поинтересовался Лань Ванцзи.       Вэй Усянь опешил на секунду, а потом так захохотал, что едва не свалился с Бичэня. Лань Ванцзи крепче привлёк его к себе. Вэй Усянь хохотал до икоты.       — Лань Чжань, — выговорил он кое-как, — ты как скажешь… Поражаюсь тебе! Молчишь-молчишь, а потом как сказанёшь! Ты хоть понял, что сказал?       — Мгм, — утвердительно кивнул Лань Ванцзи.       — Ну знаешь… Ой, гляди, арку-то восстановили уже! — воскликнул Вэй Усянь, показывая пальцем вниз.       Лань Ванцзи тоже взглянул. У врат виднелась фигура в фиолетовом, ещё несколько фиолетовых точек были разбросаны по двору.       — Спускаемся, — сказал Лань Ванцзи.       Они спланировали прямо за арочные врата. Вэй Усянь соскочил с Бичэня, похлопал себя по бокам, оправляя одеяние. Лань Ванцзи сошёл с меча величественно и неспешно.       — Ты меня даже и встретить решил? — фыркнул Вэй Усянь, небрежно приветствуя Цзян Чэна.       Ему показалось, что взгляд у Цзян Чэна какой-то странный.       — Ты что? — удивился Вэй Усянь.       — Хочу, чтобы ты мне компанию составил, — сказал Цзян Чэн. — Прогуляемся до винной лавки. Помнишь, где она?       — Ещё бы не помнить, я туда частенько наведывался, — кивнул Вэй Усянь. — Лань Чжань, здесь нас подождёшь?       — Нет-нет-нет, пусть и Ханьгуан-цзюнь нам компанию составит, — ядовито улыбаясь, сказал Цзян Чэн. — Самое время налаживать родственные связи.       Вэй Усянь нахмурился. Брата он хорошо знал, так что ничуть не сомневался, что Цзян Чэн что-то задумал. Но к чему ещё и Лань Ванцзи приплетать?       — Ты же знаешь, Лань Чжань не пьёт, — напомнил он.       — После сюрприза, который я тебе приготовил, он первым напьётся, — ухмыльнулся Цзян Чэн.       Вэй Усянь нахмурился и, видя, что Лань Ванцзи вопросительно на него взглянул, пожал плечами.       — Птички нашептали, что ты опять запил, — сказал Вэй Усянь, когда они шли к винной лавке. — Цзян Чэн, ты же глава Ордена. Люди начнут болтать невесть что.       — А по чьей милости я… — начал Цзян Чэн и осёкся. По лицу его пробежала тень.       — Ладно, ладно, это я во всём виноват, что бы это ни было, — махнул рукой Вэй Усянь. — Просто скажи, каких оправданий ты от меня ждёшь.       Они уже подошли к винной лавке. Владелец мертвенно побледнел. Вэй Усянь дружески помахал ему:       — Помнишь меня? Я частенько воровал у тебя вино. Лань Чжань, дай мне кошелёк, надо бы расплатиться, а то нехорошо выходит.       — Ты ему и так подарочек-то оставил, — язвительно возразил Цзян Чэн и велел владельцу винной лавки: — Позови её. Гости из Гусу специально приехали, чтобы на неё взглянуть.       — Сколько ты ему должен? — спросил между тем Лань Ванцзи, вытаскивая кошель из-за пазухи.       Вэй Усянь пожал плечами:       — Кто знает. Может, он записи ведёт?.. Лань Чжань, хватит пары серебряных слитков. Если я начну все долги раздавать, клан Лань разорится!..       — На алиментах, — процедил Цзян Чэн.       Вэй Усянь недовольно на него взглянул:       — Цзян Чэн, говорил же, чтобы ты следил за языком. Нечего на меня наговаривать.       — Посмотрим, что ты на это скажешь.       — На что?       — Да вот на это, — кивнул Цзян Чэн в сторону винной лавки.       Владелец вернулся с дочерью. Цзян Чэн в их сторону не взглянул, с большим интересом наблюдая за реакцией «гостей из Гусу». Лицо Лань Ванцзи окаменело. Вэй Усянь вытаращился на неожиданное явление и, пихнув Цзян Чэна в бок, спросил:       — Это кто ещё?       — Это ты мне скажи, — возразил Цзян Чэн. — Или по-прежнему будешь отпираться? Твоя дочь вылитая ты!       — Моя… кто? — поразился Вэй Усянь. — Цзян Чэн, ты спятил! Не может она быть моей дочерью!       — В самом деле? — проронил Лань Ванцзи холодно.       Вэй Усянь вздрогнул всем телом, развернулся. Лицо Лань Ванцзи ничего не выражало, но на висках стремительно начали проступать вены. «Он в бешенстве!» — ужаснулся Вэй Усянь и поспешно сказал:       — Лань Чжань! Это какое-то недоразумение.       — Этому «недоразумению» шестнадцать лет, — сказал Цзян Чэн. — Всё сходится.       — Что сходится? — вскипел Вэй Усянь.       — Да мы с ним на одно лицо! — воскликнула Ли Сяоцин, опомнившись от изумления. — Это и есть мой отец, Старейшина Илина?       Вэй Усянь хлопнул по лбу ладонью и отчаянно помотал головой, не сводя беспокойного взгляда с Лань Ванцзи:       — Лань Чжань, я тебе клянусь… Она не может быть моей дочерью. Это какая-то ошибка.       — Вэй Усянь, хоть раз в жизни поступи по совести! — вспылил Цзян Чэн. — Долго ты ещё отпираться будешь? Я же знаю, чем ты в Юньмэне занимался…       — Что ты знаешь? — прошипел Вэй Усянь, толкнув его в грудь. — Что ты обо мне знаешь? Ты ничего обо мне не знаешь! Никогда не знал и не пытался узнать. Ты предпочтёшь поверить сплетням и наветам. Ты всегда так делал.       Цзян Чэн дёрнулся. Опять Вэй Усянь ударил по больному месту…       — Тогда как ты объяснишь, что она на тебя похожа? — зло спросил он. — Ханьгуан-цзюнь тоже ждёт объяснений, правда, Ханьгуан-цзюнь?       Вэй Усянь с болью взглянул на Лань Ванцзи:       — Лань Чжань…       Тот явно пытался справиться с гневом и ничего не ответил ни Цзян Чэну, ни ему. Вэй Усянь вздохнул, с отвращением посмотрел на Цзян Чэна:       — Знаешь, куда бить… Доволен? Поаплодируем великому главе Ордена Цзян. — И он несколько раз хлопнул в ладони. — Сумел рассорить Лаоцзу и Ханьгуан-цзюня — величайшее достижение в мире заклинательства!..       Вэй Усянь скривил губы, оглядел Ли Сяоцин с головы до ног. Поразительное сходство, нужно признать, но Вэй Усянь совершенно точно знал, что дочерью его она быть не могла. Старейшина Илина умер девственником, а Мо Сюаньюй был слишком молод, чтобы иметь дочь шестнадцати лет: не мог же он её в три года зачать! Это было какое-то недоразумение. Вэй Усянь поморщился.       — Ладно, раз не хотите мне верить — не надо, — сухо сказал он. — Мне не привыкать.       Лань Ванцзи едва заметно вздрогнул.       — Ты… как тебя зовут? — кивнул Вэй Усянь «недоразумению».       — Ли Сяоцин.       — Дай руку…       Вэй Усянь проверил пульс, чтобы убедиться, что с ними не сыграли шутку злые духи: демоны могли принимать любые обличья. «Человек», — понял он и решил воспользоваться старым проверенным способом установления родства: уколол палец себе и девушке и капнул кровь в чашку с водой. Считалось, что родственная кровь смешается, а чужая — разделится. Тут же лоб его прорезала морщина, а лицо покрылось пятнами: кровь смешалась. Цзян Чэн хмыкнул. Вэй Усянь так сжал чашку в руке, что она сломалась. Кто-то осторожно сжал его запястье, потянул руку к себе. Вэй Усянь дёрнул подбородок в сторону: Лань Ванцзи! Лицо его было спокойно, он вытащил платок и стал вытирать мокрую ладонь Вэй Усяня, выискивая взглядом царапины или занозы. Что бы он для себя ни решил, понял Вэй Усянь, это решилось в его пользу.       — Способ неточный, — проронил Лань Ванцзи.       — Им с незапамятных времён пользуются! — резковато бросил Цзян Чэн.       Лань Ванцзи невозмутимо взял другую чашку, наполнил водой и проделал с Вэй Усянем то же самое, что Вэй Усянь проделал с Ли Сяоцин. Две капли крови упали в воду и тут же смешались.       — Мы не родственники, — сказал Лань Ванцзи. — Почему смешивается?       — Лань Чжань, — оживился Вэй Усянь, — это или доказывает, что мы родственные души, или…       — Вэй Ин.       Услышав это обычное «Вэй Ин», Вэй Усянь совершенно успокоился.       — Ладно, — сказал он, — великий Лаоцзу решит и эту загадку!       Он умолк, прикусил палец и долго стоял так, размышляя. Ли Сяоцин ходила возле него кругами, разглядывая его и озадаченно качая головой. Увидела настоящего Старейшину Илина! Мало того, они с ним на одно лицо…       — А-Цин, — сказал Вэй Усянь, — у тебя сохранились вещи твоей матери? Может, в них найдётся какая-то подсказка.       — Подсказку тебе у себя в штанах поискать стоит, — язвительно сказал Цзян Чэн.       Лань Ванцзи метнул на него яростный взгляд. Вэй Усянь покривился, но стерпел. Ли Сяоцин между тем принесла узелок, в котором хранились немногочисленные реликвии её покойной матери. Среди прочего была и золотая шпилька. Вэй Усянь взял её и задумчиво повертел в пальцах.       — Что, узнал свой подарок? — фыркнул Цзян Чэн.       — Я всегда дарил девушкам безделушки: ленты, румяна, цветы… Это дорогая вещь, у неё зубцы из чистого золота. Я себе такое роскошество позволить не мог. И вряд ли это подарок её мужа.       Он постучал шпилькой по ладони, пытаясь поймать то, что крутилось в памяти, но никак не припоминалось. Где-то уже фигурировали подобные шпильки… Он когда-то что-то слышал, но когда и что? Вспомнить помогло язвительное замечание Цзян Чэна:       — Всех разве припомнишь! У тебя, поди, в Поднебесной не меньше детей, чем у старого Цзиня!       — Точно! — осенило Вэй Усяня. — Цзинь Гуаншань! Она дочь Цзинь Гуаншаня и сестра Мо Сюаньюя! Лань Чжань, как думаешь?       — Мгм, — отозвался Лань Ванцзи.       — Это объясняет и внешность, и заклинательские способности. Цзинь Гуаншань, я знаю, ни одной юбки не пропускал и раздаривал любовницам шпильки. Я вспомнил, потому что Цзинь Гуанъяо пришёл в Ланьлин и предъявил ему шпильку как доказательство отцовства.       — Перекладываешь вину на другого? — презрительно фыркнул Цзян Чэн.       — Вэй Ин говорит правду, — возразил Лань Ванцзи.       — Тебе-то откуда знать! — дёрнулся Цзян Чэн.       — Знаю, — едва заметно улыбнулся Лань Ванцзи.       — Ещё бы ему не знать, — выгнул бровь Вэй Усянь, — он же меня девственности лишил. Ещё когда мы в Облачных Глубинах учились.       Мочки ушей Лань Ванцзи заалели, но он смог из себя извлечь подтверждающее «мгм», хоть Вэй Усянь и солгал о времени дефлорации. Взгляд Цзян Чэна застыл. Вэй Усянь беззаботно принялся болтать о тайных свиданиях и прочей чепухе, что пришла на ум. Звучало даже правдоподобно. Тем более взгляд Лань Ванцзи, слушающего эту чушь, был исполнен нежности, и могло, в самом деле, показаться, что это их общие тайны и воспоминания. Наболтавшись всласть и убедившись, что уши Цзян Чэна готовы свернуться в трубочки и повянуть, Вэй Усянь умолк и довольно ухмыльнулся.       — На том и порешили, — объявил он, воспользовавшись замешательством. — Ли Сяоцин — дочь Цзинь Гуаншаня, сестра Цзинь Гуанъяо и Мо Сюаньюя.       — Мгм, — сказал Лань Ванцзи.       Вэй Усянь уже отвлёкся и принялся болтать с Ли Сяоцин о разных пустяках. Лань Ванцзи медленно переводил взгляд с Вэй Усяня на неё и обратно. Действительно, очень похожи…       — Вэй Ин, — проронил он, — можем забрать её в Гусу, если хочешь.       — Второй женой? — уточнил Цзян Чэн ядовито.       Лань Ванцзи взглянул на него с явным сожалением. Лицо Цзян Чэна покрылось пятнами.       — Никуда я не пойду! — возразила Ли Сяоцин. — Кто в лавке отцу помогать будет?       Владелец винной лавки прослезился. Девушка покосилась на Лань Ванцзи и пробормотала:       — Да и кто за него пойдёт! Одного взгляда хватит, чтобы замёрзнуть!       Цзян Чэн не удержался от хохота. Лань Ванцзи поджал губы и неодобрительно покачал головой. Вэй Усянь засмеялся и потрепал девушку по голове.       — Дитя, — важно сказал он, — запомни: ледяные мужчины всегда горячи…       — Вэн Ин!!!       — …сердцем, — докончил Вэй Усянь.       — Лань Чжань, ты ведь во мне не усомнился? — спросил Вэй Усянь.       — Нет, — после паузы ответил Лань Ванцзи.       Они возвращались в Облачные Глубины пешком, чтобы было время обсудить недавние события и открытия.       — Правда?       — Мгм.       Вэй Усянь улыбнулся и взял его под руку:       — А неплохо было бы взять А-Цин в Облачные Глубины и подшутить над твоим дядей!       — Как? — машинально спросил Лань Ванцзи.       — Ну, скажем, можно было бы сказать, что я вдруг превратился в женщину на самом деле. Представляешь, как бы он всполошился? — фыркнул Вэй Усянь.       — Лучше не надо, — покачал головой Лань Ванцзи. — Вы же неплохо ладите в последнее время.       — Я тоже так считаю, — кивнул Вэй Усянь, — теперь твой дядя швыряется в меня вещами гораздо реже, чем поначалу. Прогресс налицо!       На губах Лань Ванцзи появилась улыбка — два мягких полукруга в углах рта. Вэй Усянь внутренне охнул и ненадолго зажмурился, чтобы запечатлеть её в памяти.       — Вэй Ин?       Вэй Усянь подпрыгнул и поцеловал Лань Ванцзи в губы:       — Люблю тебя так, что словами высказать не могу!       — Не надо словами, — возразил Лань Ванцзи и подхватил его на руки. — Скажи телом.       Вэй Усянь поискал глазами и, как полководец, указал пальцем в сторону:       — Вперёд, Лань Чжань! Кусты нас уже заждались!!!

…

      Цзян Чэн стоял в тени мушмулы и наблюдал, как Ли Сяоцин, спрятавшись от отца, возит кистью по бумажной полоске, рисуя очередной талисман.       Цзян Чэн потихоньку приходил к винной лавке едва ли не каждый день, но старался оставаться незамеченным. Сложно сказать, почему он это делал.       С талисманом у Ли Сяоцин не ладилось. Она раздражённо ударила кистью по бумаге и выругалась.       — Девушке такие словечки знать не пристало, — сказал Цзян Чэн, выходя из тени.       Ли Сяоцин подскочила и спрятала талисман за спину.       — А тебе какое дело, что я знаю, а что нет? — с вызовом спросила она.       — Покажи, — велел он, протягивая ладонь.       Девушка набычилась, но талисман отдала. Цзян Чэн долго разглядывал его, потом фыркнул:       — Пишешь как курица лапой. Совсем безрукая и безглазая, один иероглиф от другого отличить не можешь? Этим талисманом только ворон пугать.       Ли Сяоцин критика не понравилась, но она вскинула голову и сказала:       — А это и есть талисман, чтобы ворон распугивать!       — Хорошая мина при плохой игре… Признай уже, что неумеха.       Ли Сяоцин скорчила презрительную гримасу. Цзян Чэн помолчал и неожиданно спросил:       — Показать, как правильно его рисовать?       Ли Сяоцин с сомнением на него посмотрела, но кивнула. Цзян Чэн расправил полоску бумаги на земле, отобрал у девушки кисть и принялся рисовать талисман. Не так уж и часто он этим занимался, но опыта у него явно было больше, чем у самоучки-девчонки.       — Вот так надо, — назидательно сказал он, сунув готовый талисман Ли Сяоцин под нос.       — Ого, — сказала она, разглядывая бумажную полосу. — Так ты в этом разбираешься? Кто бы мог подумать…       — Конечно, разбираюсь, я же глава заклинательского ордена, — возмутился Цзян Чэн. — За кого ты меня принимаешь?       Ли Сяоцин оглядела его куда как пристально. Цзян Чэн почувствовал себя неуютно под её цепким взглядом и невольно принялся одёргивать одежду.       — На главу заклинательского ордена ты сейчас больше похож, чем тогда, — резюмировала Ли Сяоцин. — На мечах летаешь и всё такое?       — Хм… да.       — Здорово, — искренне сказала Ли Сяоцин. — Я вот тоже хочу стать заклинательницей.       — Если хочешь, можешь учиться в Пристани Лотоса, — неожиданно сам для себя предложил Цзян Чэн.       — Девушек же туда не берут? — удивилась она.       — Для тебя исключение сделаю, — сказал Цзян Чэн.       — Да я меч не подниму, — с сомнением сказала Ли Сяоцин, поглядев на свои руки. — Они же там мечами круглые сутки размахивают на солнцепёке…       — Я сам тебя учить буду. Не придётся… на солнцепёке мечом размахивать, — с запинкой сказал Цзян Чэн. — К тому же мечи разные бывают, найдётся и тебе по руке.       — Правда? — удивилась она.       — Правда.       — В ученицы?       — Да.       — Меня?       — Да.       — За просто так?       — Да.       — Бессмертные кролики, вот же повезло! — просияла Ли Сяоцин и дружески хлопнула Цзян Чэна по плечу. — А ты лучше, чем кажешься.       Цзян Чэн слегка улыбнулся, и на каменном панцире его сердца проступила маленькая трещинка.