Ненавижу случайности

Дружно решив, что турнир парни отыграли на отлично, а мне наконец-то стоит развеяться, рыцари дружной гурьбой потащили меня в королевские бани. Разумеется, для монарших особей есть своя личная баня, куда они могут спокойно прийти и расслабиться, а не находится с крестьянами в одной комнате в полураздетом состоянии. И, разумеется, Артур наплевал на этот момент и притащил туда рыцарей, бродячих рыцарей, большая часть которых крестьяне, и чародея. То бишь, меня. Кстати, почему-то в мужское «Просто расслабиться», я поверил меньше, чем в слова Нимуэ о том, что парни просто хотят попялиться на мой зад. Она тоже очень хотела бы пойти, но парни ее не пустили. Ну, что ж, как вышло, так вышло. А бани я никогда раньше не любил. Мне никогда не нравилось эти пот, жара, ненавижу. Мне больше нравится, когда дует ледяной ветер, а я в теплом свитере пью чай в комнате, сижу у камина и читаю книгу. Да, это было бы потрясающе, а не вот это вот все. Но зато появился наконец случай позалипать на моих дорогих рыцарей. Конечно, у меня есть Ланселот, и я его очень люблю, но никто ведь не запрещает мне пялиться на других парней, не? Да и Ланс больше ревнует меня к Артуру, чем к остальным, так что и я не сильно злюсь, когда он ловит взгляды симпатичных служанок или официанток. Ну или слуг и официантов. Так что, у нас полная идиллия в отношениях. — Мерлин, выпьем? — Гвейн протянул мне бокал с какой-то розоватой перламутровой жидкостью. — Вино это, чего ты боишься? — он улыбался так широко, что я не задумываясь отпил вина, хоть обычно предпочитаю эль, а лучше вообще чай. Гвейн протянул бокал Перси, и тот, немного смущенный под пристальным взглядом любовника отпил из своего. Кадык великана так красиво дернулся, когда он делал глоток, что Гвейн сглотнул густую слюну. Со стороны послышался стон Ланселота и я испуганно перевел на него взгляд. Что произошло? На нас опять кто-то напал? Кто-то хочет убить Артура, меня или отомстить рыцарям за то, что они рыцари? Нет. Никакой мести. Только алый от смущения Ланселот, неловко прикрывающий полотенце рукой. Я закусил щеку, чтобы не заулыбаться как грязный извращенец. Ну что ж, эта булочка у меня попляшет, когда мы со всем этим закончим. Леон неловко кашлянул, смотря на пунцового Элиана. Я начал недоумевать. Разве я настолько горяч? Ну, нет, это точно. Тогда, наверное, они осознали, насколько прекрасен мой избранник. Да, это уже очень близко, но что-то не то. Я перевел взгляд на сложившего руки на груди и закинувшего ногу на ногу принца и осознал, что все здесь возбуждены. Какого черта?! За размышлениями я вновь сделал глоток вина и закусил губу. Блять, это не вино, это ебучий афродизиак, сука! — Гвейн, где ты, блять, это купил? — прошипел я, чувствуя, как полотенце начинает мешать не только сидеть, но и существовать. А эта обволакивающая все пространство жара, тяжелое дыхание Ланселота рядом, я сейчас… — Алкоголичка, черт возьми! — Да не знаю я, — простонал рыцарь, уже трясясь от возбуждения. — Слуги принесли! — И как ты понял, что это вино? — прошипел я, наблюдая за трущимся об скамью Элианом. Парень выглядит так, словно еще секунда, и он расплавится прямо на месте. — Там так написано… — выдохнул мужчина, схватив Перси за бедро и крепко сжав. — Мх… Прости… — Дорогие друзья, у меня для вас ужасные новости, — я сглотнул слюну, стараясь не смотреть по сторонам, особенно на раскрасневшегося Леона, которого только что будто оттрахали во все щели. Ну или трахают… И главное, не смотреть на Ланса, с капельками пота на висках, руках, стекающими по груди, через бордовый сосок. Красного от смущения, не знающего, куда себя деть, неловко сжавшего ноги и прикрывающего полотенце, которое вот-вот разорвется от натяжения. — Нас опоили возбудителем. Волшебным. — Охуенно! — прохрипел Артур, не сдержавшись. К его чести, он держится, наверное, лучше окружающих. По крайней мере, внешне. — И что нам делать? — стон Элиана был довольно тихим, но от того не менее возбуждающим. Ох, убью гада… гадину… Кто бы ты ни был! — Я похож на человека, который изучает волшебные возбудители? Или на того, кому они нужны? Все дружно перевели взгляды на Ланса и прозвучал дружный стон. Рыцарь выглядит безумно прекрасным и аппетитным. Так и хочется откусить кусочек, вылизать начинку, и снова кусать, кусать, кусать… — Мгх, — Ланс приподнял руку, пытаясь отодвинуть меня от себя, но я уже вошел во вкус. Какой же он вкусный, такая мягкая кожа, такой красивый… — Красивый, — прошептал я в бреду, целуя оголенную шею и проведя рукой по внутренней стороне бедра. Мужчина глухо застонал, когда я мягко провел по чувствительной коже ноготками. *** Мерлин едва держался, чтобы не выпустить свои силы, и не сжечь здесь все в пылу страсти. Он еще никогда не чувствовал столь сильного возбуждения, он хочет, безумно хочет… Гвейн не выдержал тогда, когда чародей впился зубами в оголенное плечо его друга. Он уже и не задумывался о том, что вокруг его друзья, множество мужчин. Он лишь слышал тяжелое дыхание Персика, видел, как крепкие руки нервно сжимают края полотенца, чувствовал, как его самого вот-вот разорвет на части, если он не дотронется до любимого мужчины, не поцелует, не кончит… Он схватил сжимающую полотенце руку великана и втянул в поцелуй. Долгий, глубокий. Рыцарь потянул мужчину на себя и откинулся на скамью, наслаждаясь великолепным телом над собой. Четко выступающие кубики, мышцы чуть выше талии и багровые бусинки сосков, которые так и хочется целовать, посасывать. Он хочет его. Будь то чертово зелье или магия, но он хочет Перси, и он его получит здесь и сейчас. Или его получит Перси, не столь важно. Мужчина наклонился вперед и сорвал чертово полотенце с него. Гвейн сорвался на счастливый всхлип. Как же он этого хотел, как же больно было до этого. Ах, Перси, такой красивый, такой правильный, он всегда знает, чего хочет грязная шлюшка вроде Гвейна. Артур с глухим вожделением наблюдал за вставшим на колени Мерлином. Он снял белоснежное полотенце с его рыцаря и взял в руки налившийся кровью и истекающий смазкой член. Он лизнул его, словно на пробу. Поцеловал бордовую головку и ласково подул, от чего у принца мурашки пошли по коже, а сам Ланселот всхлипнул от наслаждения и желания. Провел языком по головке, обвел острым кончиком сочащуюся вязкой жидкостью ложбинку. Чародей заглотил головку и явно выполнял волшебные вещи языком, ведь Артур еще никогда не видел такого выражения на лице своего рыцаря. Похоть его разрывала, он рычал, тоже хотел, так хотел злоебучей разрядки, что повалил целующихся Элиана и Леона на пол, и жестко завладел губами своего Первого рыцаря. Да, он будет гореть, но он хочет, хочет его, их, хочет секса, хочет засунуть возбужденную плоть в такую аппетитную задницу Леона. Глупец, он вечно загоняет себя, считает, будто раз он старше его на десять лет, то уже старик. Артур покажет этому глупцу, как же тот ошибается насчет своих возможностей. Элиан старательно помогал в этом своему принцу, и мягко проводя жесткими от множества работы и мозолей пальцами, сжал их на бледной коже ягодиц. Боже, какая мягкая у него здесь кожа. Рыцарь еще жестче сжал бедра Леона и поцеловал в шею, провел влажным языком вверх и закусил мочку уха. Артур сорвал чертово полотенце с рыцаря, с себя, с Элиана и еще плотнее прижался к разгоряченному телу. Только бог знает, как он хочет насадить его на свой член, как хочет отодрать одного из самых прекрасных своих рыцарей, друзей. Как хочет сжимать золотые пряди в руках, оттягивать и слышать жаркие стоны, но пока что надо… Как там говорил Мерлин? Разработать… Гвейн никогда не чувствовал такого наслаждения. Персиваль повалил его на влажный от испарений пол, развернул лицом вниз и прижал к себе, плотно прилегая к его телу. Каменный кол упирается ему между бедер, и он хочет почувствовать его в себе. — Давай же, Персик… Но Персиваль мягко сжал пальцы на бедрах любовника и поцеловал правое полушарие, укусил, вызвав глухой стон, и прошел широким языком по сморщенной коже между ягодицами. Гвейн вскрикнул-всхлипнул от подобных ощущений и зажмурился, закусив губу. Он чувствует себя безумным от наслаждения, что вызывает горячий язык мужчины, в чьей власти он находится. Вязкая слюна размазалась по сжатому колечку мышц, и кончик языка начал медленно входить внутрь, дразня и соблазняя, а также вызывая невероятные ощущения у Гвейна. — Перс… Персик, я не думаю, что сто… стоит… Ах! Язык уже наполовину вошел внутрь, рыцарь не замедлил им пошевелить и протиснуться глубже. Великан уже уткнулся носом в редкие курчавые волоски и причмокивая ласкал любовника языком, от чего тот даже не думал сдерживать бурные стоны. — Персик, мне кажется, я люблю тебя, — прошептал рыцарь, когда язык исчез и вместо него появились пальцы. Мерлин оторвался от обмякшей плоти, только что обильно опорожнившейся в его глотку. Ох, как прекрасен перепуганный Ланселот, как хочется еще больше смутить его, увидеть стыд и грязную похоть, огонь в этих карих глазах, звериное возбуждение. Чародей провел языком по взмокшему от пота языку и словил несколько соленых капель. Да, он точно когда-нибудь съест это чудо, или сливки с него. Мерлин стянул рыцаря на пол и развернул бедрами вверх. Руки невольно вытянулись и в них появилось пирожное, создатель которого явно переборщил с кремом. Колдун уже не скрываясь жадно ухмылялся и снял пальчиком немного жирного крема, смазывая сжавшуюся от таких манипуляций дырочку. — Мерлин, — пискнул Ланс, от чего любовник возбудился еще сильнее и укусил его за загривок, втянул кожу и насладился краснеющей кожей. Не насытившись одним алым пятном, он спустился ниже, к лопаткам, позвонкам, ягодицам. — Ах! — вскрикнул рыцарь, когда в него вошел уже третий изящный палец, и Мерлин затронул крохотный бугорок. — О, так тебе здесь нравится, да, Ланс? — прошептал чародей ему в покрасневшее ухо. — Нравится, когда я делаю, — он начал массировать чувствительную точку. — так. Да, Ланс? — Д-да… — прохрипел он, прикрывая рот, чтобы не сорваться на постыдные стоны. Наверное, он единственный помнит, что они здесь не одни. — Даже не думай, любовь моя, — Мерлин жестко оторвал руки любовника от лица и зафиксировал их в стороне, чтобы тот не мог даже попытаться прервать эти великолепные звуки. — Я хочу слышать тебя, каждый твой развратный, горячий стон, и чем громче, — его голос понизился до хриплого шепота. — тем лучше. Леон не понимает, что происходит. Не понимает, как может быть так приятно, когда его будущий король выцеловывает его губы до болезненного покраснения, прикусывает нижнюю губу и до искр в глазах сжимает и выкручивает его затвердевшие от возбуждения соски. Рыцарь вскрикивает от неожиданности, когда Элиан сразу двумя смоченными в слюне пальцами вошел в него сзади. Леон понятие не имеет, как он может терпеть ласки от двух мужчин, но потом до него наконец доходит. Он не терпит, нет. Он наслаждается ими, желает их. — Ваше… Ваше Высочество, — он бормочет что-то непонятное, будто его язык уже давно расплавился, но все еще пытается подавать хоть какие-то малейшие признаки жизни, когда Артур — Артур — провел влажную дорожку из красных пятен на его груди, спортивном животе, даже на ребрах видны укусы жадного принца, и по телу Леона пробегается сотня мурашек от невероятных чувств, усиленных возбуждающим зельем. — Ах… — принц не остановился и опустился ниже, неприлично ниже и облизал затвердевшие яички. Первый рыцарь Камелота не мог понять, что чувствует, когда к двум пальцам Элиана присоединился еще один, но он точно знает, что всхлипнул от непередаваемой и ранее не испытываемой истомы, когда пальцами парень нажал на какую-то точку. Очень чувствительную точку. Артур оторвался от вылизывания столь интимного и нежного места, и развернул любовника спиной к себе, заменяя неприятную пустоту своими пальцами, а после и чем-то и твердым, горячим и явно большим. — Ваше Вы… — Артур закрыл рот своего рыцаря ладонью и наклонился к его уху, придвинулся ближе и спросил хриплым от нетерпения шепотом: — Прошу, скажи… что ты не против. Будь это… хоть сто раз… волшебный возбудитель, но… но я не насильник, — он тяжело дышит от вожделения этого прекрасного тела, но знает, что ему хватит оставшихся крох самообладания, чтобы оторваться и ринуться в бассейн, и пусть он там хоть утопиться, но ни за что не возьмет кого-то насильно. — Сделай уже это, Артур! — в голове рыцаря впервые появились настолько четкие мысли о том, что его принц идиот, но он поклялся себе, что никогда их не озвучит. И принц медленно начал входить, насколько вообще это было возможно в его состоянии, а Элиан зарылся в золотые локоны любовника и опустил ниже, ниже… Леон уже и сам понял, чего от него желают, но так боятся попросить, поэтому он поцелуями спускается по смуглой груди и дрожащими губами подхватывает истекающую головку, целует, немного заглатывает верхушку, опускается ниже, где-то на подсознании мелькают мысли о том, что он впервые делает нечто подобное с мужчиной. Нечто подобное вообще. — Персик! — Гвейн вскрикнул, когда великан не сдержался и вошел в него сразу на половину, и сам подался назад, чтобы продолжить это прекрасное чувство заполненности. Ему нужно чувствовать его везде, успокаивающие поцелуи на ключицах, крепко сжимающие руки на бедрах и талии, небольшие кусочки кожи, когда они соприкасаются с его животом и грудью, и внутри, о да, ему нужно, чтобы он был везде! И Персиваль как всегда, словно слышит его мысли и желания, и входит до конца, ловя громкий вскрик-всхлип губами и погружая любовника в поцелуй. Великан крепко прижал его к себе, и Гвейн с полной уверенностью может заявить, что он счастлив, ведь теперь им не нужна даже смола, чтобы склеиться. Мужчина недовольно застонал, когда Перси немного отодвинулся, но тут же забыл об этом, ведь тогда великан начал двигаться. Вначале медленно, чтобы они оба привыкли, а потом быстро, рвано, насаживая любовника на себя и находясь на вершине удовольствия, и только Гвейн мог бы его перегнать там. Мерлин закусил костяшку пальца чуть не до крови, мутным взглядом рассматривая красное от жара тело под собой, и крепко сжимая правое бедро рыцаря. Внутри Ланселота как всегда горячо, скользко, и, что удивительно, учитывая их частые совместные ночи, узко. Иногда кажется, что проход этого парня не может стать хоть немного мягче и шире, потому каждый раз, словно первый, и доставляет невероятное удовольствие обоим сторонам. Чародей двигается быстро, резко, выходит почти до конца, а потом мгновенно входит и шлепает любовника, от чего бедра того уже покраснели не хуже щек и ушей. Мерлин протянул руку, зарылся в длинные, спутанные и влажные волосы рыцаря и притянул к себе, вызвав у того мучительный всхлип и прикусывая его за ушко, вылизывая раковину, обводя горячим языком хрящик и мягко впиваясь зубами в нежную мочку уха. Когда ухо было до неприличия искусано, колдун коснулся губами виска и ласково поцеловал, подул, зарылся носом в потные и пахнущие любимым человеком волосы. — Люблю тебя, — шепчет он, опуская руку на член рыцаря и начиная ею двигать. — Люблю твой голос, и когда ты безрассудно кидаешься на спасение всего и вся, обожаю смотреть, как ты тренируешься, как фехтуешь, Боже… Это потрясающе. Твое тело двигается так маняще, а сосредоточенное лицо, мх… Интересно, если я отсосу тебе на каком-то важном приеме или собрании, у тебя будет такое же лицо? Ты будешь выглядеть так же, спокойно? Или не сдержишься? — Ах! — рыцарь со стоном опустился на пол, не в силах удержать себя. Вязкая жидкость капельками опадала с его живота и груди. Мерлин не заставил себя долго ждать, особенно после того, как Ланселот невольно сжал его внутри. — Непередаваемые ощущения, — прошептал чародей на ухо любимому и начал по новой, так как волшебный возбудитель, на то и волшебный… Леон никогда не ощущал в себе ничего, кроме языка женщины или меча, причем оба был совершенно не в том месте, и следовали за ними либо нежность, либо жуткая колющая боль. Поэтому, ствол принца был большой неожиданностью во всех смысла этого слова. Рыцарь решил промолчать о том, что и спереди он добровольно ласкает другого мужчину. Самое необычное, что в каком-то смысле ему это нравится, особенно, когда Артур ускорил темп и подстроился под такой угол, что каждый раз задевает чувствительную точку. — Леон, ты просто очарователен, — прошептал Элиан, убирая его волосы с лица и наслаждаясь закатанными от переизбытка чувств глазами. — Ах-х… Сперма на вкус довольно странная, горькая, но в тоже время и со сладким привкусом. Леон не решился ее проглотить, потому Элиан попытался помочь ее вытереть, но в итоге лишь размазал по лицу и подбородку.  — Прости, — шепчет он, но Леон ловит его губы своими и не дает больше сказать ни слова. Принц со стоном кончил в своего рыцаря, и тот почувствовал необычную пульсацию внутри и горячую растекающуюся внутри жидкость, и кончил почти вместе со своим будущим королем, прямо на смуглый живот Элиана. Не обращая на нее внимания, мужчины лишь углубили поцелуй, слепляясь друг с другом. Гвейн громко всхлипнул от наслаждения и чувства заполненности и вновь притянул к себе Персиваля. — Поверь, Персик, в следующий раз ты будешь также стонать подо мной, — прорычал он, до крови укусил губу мужчины и прошелся рукой по короткому ежику на голове. — Продолжай, чтоб тебя! *** Никто из них понятия не имел, сколько времени прошло с начала этой чертовой оргии, но Мерлин точно мог сказать, что еще долго не сможет встать. Пришлось для всех устроить некое подобие душа, чтобы они хоть были чистыми. Он и не думает о том, как рыцари, но Мерлин не очень любит быть грязным и липким. Заодно с этим, он поставил на них с Лансом звуконепроницаемый барьер и прижал его к себе. — Я еще долго не смогу ходить, и драться, и вообще вряд ли встану, — пошутил рыцарь, утыкаясь носом в чародейское плечо. Невольно он перевел взгляд на мужчину. И столько нежности было в его взгляде, столько любви и ласки, что Ланселот удивленно открыл глаза. Никакой насмешки, издевки, сарказма или желания. Только счастье и наслаждение тем, что он видит. Мерлин мягко прикоснулся губами к кончику рыцарского носа и перевел взгляд на стену, крепче прижимая любовника к себе. — Я ненавижу, когда тебя приходится лечить, смотреть, как из раны течет твоя кровь… Как тебя покидают силы, Ланселот, — он не смотрел на возлюбленного, только стена. — Ненавижу, когда ты на секунду отводишь взгляд и вот уже противник ранит тебя, цепляет мечем, даже если случайно. Особенно, если это случайно. Ненавижу случайности, Ланс. Рыцарь ничего не сказал, он знает, что этого и не надо, лишь положил руку на бледную талию и прижал к себе. Гвейн поудобнее устроился на коленях любовника и с улыбкой наблюдал за нежностью своих друзей. В какой-то момент им уже стало все равно, что они видят друг друга голыми, да еще и в таких странных и необычных обстоятельствах. Они в бане, их опоили возбудителем, это не нормально, но с этим можно смириться. Персиваль наслаждался сонным Гвейном и прижимал его к себе. Не мог отвести взгляда от едва трепещущих ресниц, расслабленных бровей и легкой улыбки на раскрасневшихся и покусанных губах. Он поцеловал любимого в затылок. Артур согнул ноги в коленях и уселся, опираясь на скамью. Рядом с ним устроился в позе «йога» Леон и вытянувший ноги Элиан. — Отец убьет меня, если узнает, — пробормотал принц. — Нимуэ заставит меня показать воспоминания, когда узнает, — также тихо проговорил рыцарь. — Не «если»? — парни повернули к другу головы. — Вы плохо ее знаете. Мужчины устало вздохнули. — Отцу ни слова, — предупредил Артур, но увидев издевательские выражения на лицах Элиана и Леона закатил глаза. — Ну, разумеется. Простите. Леон, ты вообще нормально? Мы, кажется, немного переборщили. — Нет-нет, поверьте, мне бы хватило сил и смелости вас если что оттолкнуть, сир. — Леон. — Хорошо, Артур, — рыцарь сглотнул густую слюну и вздохнул. — Это было шикарно, но больше никакого подозрительного напитка от слуг. Дождь-душ прекратился, и перед всеми появились бокалы с кроваво-алой жидкостью. — Давайте выпьем настоящего вина, — со смешком произнес Мерлин, выставив перед собой такой же как и у остальных бокал, и демонстративно отпил. Расслабленно выдохнув, все сделали тоже самое. Настоящее на вкус получше возбудителя, даже волшебного.