В смысле 1971?!

— Да? — Спросил Джон, подняв телефон. — Это мой менеджер, — тихо добавил музыкант для того, чтобы окружающие понимали, что происходит, наигранно искривив лицо, — Я в студии, записываю How Do You Sleep для Полли. Тебе что-то не нравится? Да пошел он! Я же сказал абсолютную правду, на такое не обижаются. Пусть радуется, что я сказал ему все в лицо перед тем, как выпускать песню! Ну и что, что мне Йоко сказала сделать это?! Все, что этот придурок сделал за свое время в Битлз - это Yesterday… Мне, кстати, нравится эта строчка, запиши ее, — махнул Джон сидящему рядом Джорджу, не отрываясь от разговора по телефону, — я не собираюсь перед ним извиняться, подавится, обойдется. На счет всего альбома? Да, мне очень нравится результат, хочу выпустить его в ближайшие сроки. Люди, наши последователи, ждут новых гимнов! — Хорошо, тогда объясни мне, почему эта песня заслуживает быть, по моим подсчетам, на первом в чартах альбоме? — Раздался из трубки раздраженный голос менеджера. — Она может обернуть против всего альбома критиков, разгневать фанатов, которые все еще верят в воссоединение Битлз! — Слушай, Клейн, я понимаю, что все, что мы делаем - бизнес. — Джон вальяжно откинулся на спинку стула, закинув ногу на ногу. — Этой песней я отвечаю засранцу на то, что он записал про меня. На ненависть к нему у меня есть личные причины: старые счеты. Леннон сразу же вспомнил, как Пол взял на себя контроль над Битлз после смерти Брайана Эпстайна: вписывал свои песни в альбомы, не считался с мнением других. Думал, что он самый умный в студии, командуя другими людьми. К концу Битлз их дуэт превратился из Леннон-Маккартни в МАККАРТНИ-леннон. Еще в голове вспыли моменты их обсуждений сингла Hey Jude и Revolution 1, где они готовы были чуть ли не перегрызть друг другу глотки за то, какая из песен должна стоять на стороне А. Можешь продолжать сидеть в своем селе и писать глупые песни про любовь, «бабушкины песни», пока я пытаюсь изменить мир. Можешь петь Hard Day’s Night сколько угодно, но не вплетай в это меня. Вот, что было последним, что сказал Леннон своему лучшему другу. Хотя, возможно, уже бывшему.  Пока музыкант говорил по телефону, Йоко собрала по студии свои вещи и направилась к выходу, так как ей надо было встретиться с важными людьми, для обсуждения своей новой авангардной выставки, поцеловав по пути Джона на прощанье. — Пока мама… — Сказал Леннон, закрыв микрофон трубки рукой, ответно поцеловав женщину. — Мама?.. — Джордж осуждающе посмотрел на Йоко, которую сильно недолюбливал, все еще припоминая ей момент с печеньем, произошедший во время записи Белого Альбома. — Да, я так называю Йоко, потому что она сильная женщина, и моя мать была сильной женщиной, а я люблю сильных женщин. — Музыкант снова приложил трубку к уху, пропустив все, что ему говорил Аллен Клейн. После нескольких минут разговора, которые ни к чему не привели, гитарист агрессивно положил телефон. Сразу за этим последовали несколько раздраженных вздохов. — Битлз уже год как в трех метрах под землей, а меня до сих пор со всех сторон окружают люди, восхваляющие Маккартни! Когда эта обсессия вокруг его красивого лица закончится, и люди начнут обращать внимание на настоящие поступки! Я из кожи лезу в активизме, выступаю против войн, использования оружия, других важных социальных вещей, а он сидит на своей ферме и каким-то образом делает для общественности больше меня! Маккартни то! Маккартни это! Да пошел он к Черту этот Маккартни!
 Большинство песен в Битлз - мои заслуги, мои идеи. Он приходил в студию, чтобы повеселиться! — Но мы же были лучшими друзьями, мы думали о записи песен не только как о работе, а как о развлечении, о проведении времени вместе... — Вставил свое слово Харрисон, отложив гитару в сторону. — Это сейчас ты такой «важный общественный деятель», что у тебя нет времени ни на друзей, ни на развлечения. Джон бросил взгляд на Джорджа, достал сигарету из чужой пачки и закурил. — Лучше бы он правда вышиб мозги в той аварии, о которой говорят некоторые идиоты! 
— Джон! — Осуждающе выкрикнул Харрисон, наблюдая, как Леннон накинул джинсовую куртку и сорвался с места, направившись в сторону выхода. Когда Джордж выбежал за бывшим согруппником, машина Леннона уже тронулась с места. — Черт бы его побрал… — Вздохнул Харрисон. — Из его окружения ему не наплевать только на себя. Я специально откладывал свои планы для того, чтобы записать с ним песню, думал, что проведем время так, как было раньше… Двигатель Мерседес-Бенц 600 ревел от напряжения, когда Джон выехал на автостраду. Леннон любил большие машины, называл их «Дворцами на колесах». Его новый Мерс, купленный меньше года назад, был оснащен самой качественной и современной магнитолой и стереофоническим магнитофоном, на котором заострял внимание каждый, поимевший возможность и удачу оказаться в салоне. Это была несомненно Дорогая машина, сияющая-белая снаружи, темная, велюровая внутри: ее сложно не заметить на дорогах. Если подумать, она замечательно отражала сущность самого экс-битла. — Джон, ты не должен это делать! Он же обидится! — Кривлялся музыкант в зеркало заднего вида, совершенно не следя за дорогой, изображая людей из своего окружения. — Да мне плевать на него! — Рявкнул Леннон и вдавил педаль белого полу-лимузина в пол. Двигатель зарычал еще громче. — Как жалко, что горе-теоретики не могут изменить ход событий истории и не могут вписать в машину Пола огромный грузовик! — Леннон приоткрыл окно и выкинул на трассу окурок, который быстро подхватил ветер и снес в лобовое стекло ехавшей сзади машины. Джон оторвал руки от руля, агрессивно жестикулируя. Машина подпрыгнула, наехав на углубление в дороге. Колеса выбились из колеи, автомобиль стало водить по дороге вправо-влево. Сердце Леннона ушло в пятки. Он схватился за руль и начал поворачивать его в стороны, обратные заносам. Спустя несколько секунд, казавшихся вечностью, машина «встала на место». Музыкант облегченно вздохнул. — Еще немного и я бы разбился… — Он не успел договорить, как его ослепил яркий бело-желтый свет. Громкий стремительно приближающийся свист. Удар. Вой сирен. Крик людей. «Он в порядке?» «Вызовите скорую!» «Как водитель?» «Это же Джон Леннон!» «Дорогая, сфотографируй меня с ним!» Тишина. Экс-битл оказался в полумраке. Что-то в темноте привлекло его внимание. Было ощущение, что его тянет, будто магнитом, в ту сторону. Музыкант решил подойти поближе, чтобы рассмотреть то, что находится с ним в одном пространстве, то, что пытается показать ему судьба. Джон сделал первый шаг. Его пронзила дикая боль. Было ощущение того, что его сердце проткнули немыслимым количеством лезвий. Когда Леннон достаточно приблизился к объекту, он понял, что это бас-гитара. Джона пробрала дрожь. Этот инструмент был до ужаса знаком и близок музыканту, ведь он имел форму скрипки. Музыкант оглянулся по сторонам. Он находился на сцене, в центре которой стояла барабанная установка с логотипом Битлз, а по углам были расставлены такие родные и знакомые инструменты. Над сценой висела старомодная табличка, на которой было написано «1964 год, 9 февраля, 8 часов вечера» Вдруг до жути знакомый голос объявил: «Добрый вечер Америка! Сейчас в нашем эфире сыграет популярная группа из небольшого промышленного города Ливерпуля, Великобритания, состоящая из четырех молодых музыкантов! Дамы и Господа, встречайте, Пол, Джон, Джордж и Ринго, The Beatles!» Джон наблюдал, как на сцену выбежали его друзья, но себя самого он не увидел. Пол Маккартни подошел к микрофону и начал говорить: «Здравствуйте, сегодня, 9 ноября, 1966 года, в автомобильной катастрофе умер наш друг, гитарист, создатель группы, Джон Леннон, — из зала послышался визг, — и, в этот день, мы поем для него… Мы хотели бы исполнить несколько композиций, которые напоминают нам о нашем друге... » — Но, я здесь! — Крикнул Леннон, подбежав к басисту. — Я рядом с тобой! Пол, как ты можешь меня не видеть! Джон проследил за тем, как Маккартни берет в руки свой инструмент. Леннон кричал, бил ногами в пол, дергал друга за рукав, но тот не замечал, что рядом есть что-то, кроме микрофонной стойки. Музыканты встали на свои места и заиграли. Они начали с A Day In A Life. Джон не выступал, но исполнение песни казалось таким полным и законченным, будто Леннона там и не требовалось, все звучало хорошо и без него. Сбылся самый главный страх музыканта - быть ненужным, бесполезным. Он стоял рядом и наблюдал. В мыслях Леннона что-то щелкнуло. Что-то не сходилось… Если на дворе 1966, они не могли быть на шоу Эда Салливана, они не могли представлять песни, которые еще не были написаны… Голова шла кругом. Вокруг начало становиться шумно: вернулся вой сирен, крики людей. Снова тишина. Сквозь веки пробивался приятный дневной свет, солнце пригревало лицо. Леннон открыл глаза. Все перестало быть мутным. Джон с Полом спускались по лестнице со сцены, после очередного выступления. Из-за спины раздавались восторженные крики. Ринго и Джордж задержались на пару секунд, чтобы как следует попрощаться с фанатами. «Сентиментальные, черти», - подумал Леннон и положил руку на плечо Маккартни, чтобы держаться и не упасть с крутых ступенек. — Мне сказали, что у нас в комнате несколько бутылок крепкого… — Устало сообщил Маккартни согруппникам. — Отлично! — Радостно отозвался Ринго и убежал вперед. — Черт, Макка, я думаю, что после такого выступления нам следует немного больше, чем «Несколько». — Сказал Джордж в своей обычной манере. Только Леннон ничего не говорил. Громкий свист. Звук удара. Белый шум. Джон лежал в палате. Музыкант распознавал речь, голоса, но не мог понять кто их обладатели, где они находятся, о чем говорится. Все было как в вакууме. Такие же ощущения были у Джона только тогда, когда после очередного выступление в клубе Каверн, когда-то в конце 1950, ему пришлось драться с парнями, оскорблявшими то, что было дорого музыканту, в результате чего он неплохо получил по голове. Леннон попытался открыть глаза, но веки казались невероятно тяжелыми. Он слышал запах спирта, в уши били надоедливые и монотонные звуки аппарата жизнеобеспечения. — Дайте пройти! Я его менеджер! Не подпускайте журналистов! —Добрый вечер. — Спокойно сказал второй, незнакомый Джону, голос. — У господина Леннона закрытая черепно-мозговая травма, переломы нескольких ребер и левого плечевого сустава, множественные гематомы. Чудо, что он остался жив, обычно, после таких аварий не выживают… Я не могу точно сказать, насколько серьезные его повреждения мозга. Также, я не могу сказать, осознает ли он что-либо сейчас… И будет ли он осознавать что-либо в будущем. Музыканта начала разрывать тревожность, он понимал где находился. Ему хотелось подать какой-нибудь знак, что он понимает, слышит, что он все еще тут. Но он не мог. Попытки открыть глаза не увенчались успехом, как и попытки пошевелить пальцами, издать какой-либо звук. Спустя какое-то время, Леннон очнулся. Его окружали белые больничные стены и много людей. Рядом с койкой сидела женщина азиатской внешности с длинными черными волосами. Она держала Джона за руку. 

— Он проснулся! Джон, ты меня слышишь? Понимаешь? Как ты себя чувствуешь? — Что случилось? — Хрипло спросил музыкант, оглядываясь по сторонам. — Где парни? — Джон, ты попал в аварию. — Тихо начал мужчина в белом халате. — Ты помнишь какая сегодня дата, Джон? — Да, 9 февраля 1964 года… — Сейчас 1971 год… — Настороженно поправил музыканта врач, взглянув на сидящую рядом с пострадавшим женщину. — Ты находишься в больнице. Все будет хорошо. — В СМЫСЛЕ 1971 ?!