В смысле 1971?!

— Я не понимаю! — Выкрикивал Леннон в недоумении. — После концерта мы с группой шли в комнаты, чтобы выпить! Да, я, возможно, перебрал, не помню, что было дальше, но почему я, черт возьми, в больнице со сломанной рукой? Где парни? С улицы раздавались щелчки затворов камер, крики репортеров. — Все совсем не так, Джон, я объясню… — Протянул врач, сложив руки на груди и тяжело вздохнул. — Сейчас не 1964 год, сейчас 1971… Леннон уже слышал эту дату от окружающих его людей несколько раз до этого: скорее всего, они решили над ним поиздеваться. Сам Джон был далеко не святым и не мог похвастаться идеальным отношением к согруппникам и персоналу, работавшему с музыкантами, вкладывавшему свои силы в организацию концертов, мест для жилья во время гастролей. Да, к таким людям нужно обращаться с большим уважением, но Леннон, будучи очень пылким, обходился так, как мог, ожидая, что когда-нибудь в жизни это ему обернется ответным ударом. — Быть не может! И чем же вы собрались объяснять эту дьявольщину? Тем, что я впал в алкогольную кому на 7 лет? Вполне возможно, но Пол пьет сильно больше меня, ему должно было достаться сильнее. Он в соседней палате? — Музыкант вопросительно вздернул бровь и обвел взглядом людей в комнате. — Джон, ты ехал со студии и попал в аварию. На первом перекрестке, у съезда с автострады, ты выехал на запрещающий сигнал светофора. В твою машину въехал грузовик. — Хорошо. Пусть и так, но если я ехал со студии, значит со мной должны быть парни, хоть кто-нибудь из группы! С ними все в порядке?! Леннон попытался встать с кровати, но его пронзила резкая боль. Мысль о том, что ему не врут, о том, что он правда попал в аварию, медленно укладывалась у него в голове. За долгие годы занятий музыкой он привык к расписанию: собрались с ребятами на студии, поделились идеями, придумали с Полом очередной шедевр, записали его с Джорджем Мартином, послушали мысли Ринго и нытье Харрисона, сели в машину и поехали выполнять свой исполнительский долг: давать концерты и пить, - поэтому кто-то из группы, с которым он куда-то ехал, должен был обязательно быть с ним в машине. Джона охватила паника. — Успокойся, пожалуйста, не кричи… — В разговор вписалась женщина, сидевшая рядом с койкой. Она взяла руку музыканта и аккуратно погладила ее большим пальцем. — Битлз распались больше года назад, неужели ты не помнишь? Джон выдернул руку так быстро, как будто он случайно дотронулся до той нагревающей штуки в духовке, когда доставал оттуда готовое блюдо. Это действие ошарашило женщину. Леннон увидел страх и непонимание в ее глазах. — Послушай, — начал врач, взяв с прикроватной тумбы газету, — здесь, конечно, дата вчерашняя, ты пробыл в коме несколько дней, но это должно тебя как-то убедить… Медицинский работник пробежал глазами по листу, остановил взгляд в правом верхнем углу и развернул газету в сторону Джона. Надпись гласила «выпуск от 4 июля 1971 года». Леннон побелел. Его руки начали трястись. Женщина посчитала, что газета не достаточно убедительна и включила телевизор, стоявший в палате на полу. В эфире показывали новости. Молодой ведущий весело вошел в кадр и, взмахнув руками, объявил: «Дамы и Господа, я рад приветствовать вас в сегодняшнем эфире! Начну с погоды. Сегодня, 5 июля, на небе светит солнце! Это замечательно! Синоптики говорят, что сегодня - самый солнечный день в 1971 го…» Леннон вырвал пульт из рук посетительницы и выключил телевизор. В комнате повисло молчание. Все присутствующие смотрели на Джона. Музыкант упал на кровать, закрыв лицо руками. В его голове в одну и ту же секунду возникали десятки вопросов. Ведь не могло быть так, что он и вправду оказался в 1971. Даже если и так, наверняка, где-то рядом должны быть ребята из группы, Брайан Эпштайн, жена Джона, Синтия, с сыном, Джулианом, отметившим недавно свой первый день рождения, кто смог бы ему все объяснить и рассказать, что тот упустил. Леннону невероятно повезло иметь ближайшее окружение из лучших, чувственных, добрых людей, которые не оставили его в беде. А вдруг он действительно попал в серьезную аварию и выжил, потому что ему дали второй шанс на исправление того, что он делал? Но проблема в том, что он не знает, что он делал. Он помнит успех, вершину популярности Битлз, толпы фанатов, восхищение, исходящее со всех сторон, а потом все стало черным, и ему говорят, что этого больше не существует. За несколько лет ничего же не могло так сильно поменяться. От высокой ментальной нагрузки, образовавшейся от всей информации, которая навалилась на музыканта, он чувствовал себя так, будто его выжали через штуку, которой обычно растерзывают апельсины люди, которые делают на пляжах сок и продают его по неприлично большой цене туристам и старикам, решившим скрасить свои последние годы и дожить их в «роскоши» настолько, насколько ее могли предложить их неприлично низкие пенсии. Леннон осознавал, каким слабым он себя выставляет в данный момент перед окружающими, в обычное время ему было бы все равно, но в комнате не было ни единого знакомого ему человека, он чувствовал давление. — Сегодня, кстати, пятое число, звукорежиссеры доделали первый полный вариант альбома Imagine, которым ты занимался так долго. — Прервал неловкую паузу менеджер музыканта. — Они вклеили в основную пленку песню, которую ты записал вчера для Пола. К вечеру у тебя будет первый образец пластинки. Если ты хочешь прослушать результат быстрее, я могу их поторопить… Джон вздрогнул от резкого появления голоса, прервавшего его мысли. — Какую такую песню для Пола, черт возьми? — Молниеносно переспросил Леннон, оторвав взгляд от выключенного телевизора. — Ты ехал со студии, где заканчивал запись этой песни. Ответ на какую-то песню Пола о тебе. — Пояснил музыканту менеджер. Уже через несколько часов в палату к экс-битлу привезли проигрываетль и запечатанный в черный конверт, на котором красовалась надпись «Секретно», диск. Менеджер аккуратно извлек пластинку и поставил ее на аппарат. Из динамиков послышались медленно идущие друг за другом аккорды пианино, затем голос, пропевший «Imagine there’s no Heaven». Джон сначала не узнал собственный голос. Он ума приложить не мог, как он смог такое написать. Стиль, скорость, посыл песни сильно отличался от привычных ему «Она тебя любит, да, да, да». — К Черту все остальное, — сказал Леннон, махнув рукой, — про какую песню для Маккартни ты говорил? Ставь ее. Менеджер перевернул диск и поставил иглу на 8 трек. В течение всей песни Джон сидел в оцепенении, смотря в одну точку. Все, что ему говорили не было шуткой, Битлз, действительно, больше не существовало, на дворе, безусловно, был 1971, а Леннон рассорился с человеком, с которым они прошли сквозь огонь, воду и, буквально, перелезали через медные трубы. Музыкант поверить не мог, что он собирался выпустить песню, где напрямую желал смерти своему лучшему другу. Ему было страшно. Его засасывала неизвестность. И ему точно нужны были разъяснения.