Совместимость

— Мистер Эджворт… — Майлз, — поправил он. — Когда мы не в рабочей обстановке, лучше Майлз. Дик похлопал ресницами. Он был таким большим и при этом комично неуклюжим и при этом еще и простым, и у Эджворта на лицо лезла улыбка, которую он умело сдерживал, не привыкши открыто выражать на лице то, что у него внутри. Это не были его первые отношения, но сейчас отчего-то было по-особому. То ли от открытости Дика, то ли от его очевидно неравнодушного теплого отношения, то ли от того, как все медленно и неторопливо это случилось, давая огромное количество времени на раздумья. Дик не напирал, никогда не отвлекал от работы, и Эджворт мог спокойно продолжать тонуть в своем трудоголизме, из которого Дик вытягивал его лишь иногда, урывая свободную минутку, заскакивая к нему в офис на чай. Их отношения продолжались уже несколько месяцев, а Дик так и продолжал звать его мистером Эджвортом, и переучить его не получалось. Эджворт задумался о сроке их совместного времяпровождения и тогда решил пригласить его к себе домой, бросил слова об этом так же небрежно, как и всегда обо всем остальном. Только на пороге квартиры он понял, что кое о чем они все же не говорили. — Я хочу кое-что обсудить, что называется, на берегу, — сказал Эджворт, хотя его «на берегу» несколько запоздало. Но раньше об этом не заходило речи. Эджворт не терпел спонтанность и не любил импровизацию, предпочитая им уверенный отработанный сценарий. Так было спокойно и правильно, это отлично работало в суде (до встречи с Райтом). Но Гамшу — не Райт. Он прямолинеен и почти комичен в своей простоте, и Эджворта успокаивала эта мысль: ему не нужно было копать, чтобы добраться до правды. Этого хватало ему и на работе. — Что такое? Эджворт глубоко вдохнул и сказал, не давая себе времени передумать: — Между нами не может быть сексуального контакта. Дик… слегка покраснел, отвел глаза, почесал затылок, пожал плечами и сказал только: — Хорошо. Эджворт… ждал не такой реакции. Он думал, будут вопросы, сомнения, удивление, да что угодно. — Хорошо, — ответил Эджворт почти вопросительно, вовремя справившись с голосом, после он показал Дику ванную комнату, для них двоих довольно тесную. Они провели вечер за эпизодом «Стального самурая», по ТВ повторяли один из сезонов. У Майлза никогда не было мыслей о том, что с ним что-то не так. Сначала он, конечно, не обращал на это внимание, полностью погружаясь сначала в учебу, потом в работу. Ему не было дело до возможных отношений, ведь их перспективы не наблюдалось даже на горизонте. Потом один из его немногочисленных партнеров предполагал, что, может, у Майлза есть какая-то травма, связанная с сексуальной сферой жизни. Или что он болен. Или что у него комплексы. У Майлза не было ни первого, ни второго, ни третьего, и то подобие отношений долго в его жизни не задержалось. Он родился таким, каким родился: точно так же, как родился с серыми глазами и светлыми волосами. Майлз никогда не сомневался в самом себе и том, что чувствовал, и том, кем он являлся. В этом сомневались все остальные. Кроме Дика. Майлз взглянул на него краем глаза. Между ними лежала диванная подушка. — Ты можешь остаться у меня на ночь, — предложил он, когда серия закончилась. Майлз видел ее уже несколько раз и мог пересказать почти дословно, так что не особо-то следил за экраном. Завтра был выходной. Как правило, выходные Майлз игнорировал, но он решил, что сейчас можно сделать небольшое исключение и приятно провести время. Дик потянулся к нему и сгреб в свои большие руки, сминая успевшую помяться за день рубашку, так что смять ее еще сильнее было не очень-то жалко.