позорище

      «Какое правильное лицо», — такой была первая мысль Чонгука о Нём. Ровный нос, правильное расположение всех черт, соблюдение нужных пропорций. Очерченная линия челюсти, красивая форма губ, лицо, что делилось на равные пять частей, равные длине глаза, по вертикали. Чонгук думал, что если Его всего поделить на маленькие части, измерить до миллиметров и градусов, то, даже не будь его краш идеальным, для Чонгука он всё равно оставался бы эталоном.       Да, влюбляться во внешность плохо, но все мы не без греха. Чонгук любил красивые вещи, и он был не виноват, что незнакомец, которого он встретил в кофейне, оказался таким. С густыми бровями, чуть дикими прищуренными глазами лисы, взиравшими на мир с хитрецой, — каждый раз было чувство, что их обладатель затевал шалость. Впервые увидев Его, Чонгук встал как вкопанный. Он как раз должен был заказать свой кофе, когда заметил этого мужчину. Красивого, статного, в дорогом пальто и с лёгкой, но достаточно густой щетиной на подбородке. В первую же секунду он представил это лицо у себя между ног. Он почувствовал фантомное колючее касание щетины о внутреннюю сторону бедра, почувствовал щекотливый зуд и трепетное чувство ожидания, и вынырнул из фантазии как раз в тот момент, когда воображение чересчур разыгралось, а продавец за стойкой, будто поняв всё по его глупо лыбившейся роже, окликнул его. Наверняка не в первый раз, так как девушка за спиной Чонгука, ожидавшая очереди, недовольно прошипела себе под нос «вот же глухой баран». Ему пришлось быстро заказать кофе и также быстро пробормотать своё имя. Видимо, разозлившийся бариста специально вместо «Чонгук» написал на стаканчике «Чонпук» и это, скажем так, было не особо профессионально. Чонгук был уверен, что этому парню осталось работать в «Старбакс» не очень долго.       Всё время, что он шёл до столика, его взгляд был направлен в сторону незнакомца. Тот быстро строчил что-то в своём лэптопе, его длинные пальцы вызывали в Чонгуке ещё больше восхищения, чем секундами ранее. Оно всё нарастало и нарастало, прямо как шарики мороженого в рожке у ребёнка — конца им не было. Чонгук, казалось, был готов задыхаться от восторга.       «Идеальный», — думал он. После таких мыслей и становились сталкерами. Чонгук не думал, что всё начиналось с этого: с, казалось бы, такого простого слова. Ему потребовалось так мало, чтобы войти в ряды помешанных. Так мало, чтобы сойти по человеку с ума, даже не зная его. Так мало, чтобы стать идиотом.       Вообще он не особо любил «Старбакс». «Много пафоса, мало толку», — вот, что он говорил о таких местах. Атмосфера в нём была не такой приятной, как в маленьких, уютно обставленных кафешках, да и кофе, по его мнению, был не высшей пробы. Ещё и сидели в нём обычно либо чокнутые хипстеры, либо офисные клерки при деньгах. Его краш, как и он, однако, не входил ни в одну из этих групп. Чонгук был случайно забежавшим студентом с аурой недосыпа, а Он был мужчиной в чёрной, небрежно распахнутой на пару верхних пуговиц, рубашке, с железным медальоном на мощной шее и зачесанной назад челкой. На бизнесмена не тянул, на хипстера уж тем более. Чонгук не знал, кем Он был, но ему нравилось строить догадки, пока рисовал чужое лицо в своём тёмном закутке, пропуская очередную пару. Его карандаш выводил линии и, любуясь на Него, Чонгук терялся в догадках.       «Модель?» — рассуждал он, смотря на прямую осанку и ухоженную кожу.       «Журналист?» — бросая взгляд на выпуск свежей газеты, лежавшей на столике. Кто вообще сейчас читал их?       «Писатель?» — наблюдая за длинными пальцами, не прекращавшими набирать текст.       В конце концов, это не имело большого значения. Чонгуку нравилось предполагать — этим он занимал себя, пока вырисовывал линии ресниц или чуть вьющихся на концах волос, глупо хихикая и закусывая губу. Чонгук мог бы назвать себя весёлым человеком, которого мог рассмешить даже палец, но Его он к весельчакам не причислял уж точно. Он был серьёзным. Чонгук видел Его улыбку только однажды: тогда мужчина выглянул в окно и увидел в нём собаку, носом припавшую к земле в том месте, где какой-то неуклюжий ребёнок недавно уронил хот-дог. Его краш улыбался, а сердце у Чонгука пропускало удары. «Он любит собак», — догадался Чонгук, внутренне попискивая. Лицо его краша украсила квадратная улыбка, она в миг превратила его из серьёзного мужчины в мальчишку, и когда Чонгук увидел Его таким, карандаш, занесенный им в воздух, замер на полпути до листа и так в конечном итоге и не коснулся его.       У Чонгука был хитрый план, исполнить который у него, к сожалению, никак не получалось. Он хотел узнать Его имя. Ему нужен был чёртов стаканчик с кофе. Господи, ну почему Он всегда либо забирал его с собой, либо, как честный и порядочный человек, выбрасывал в урну? Почему Он просто не мог оставить стаканчик на столе? Неужели Он не понимал, что заставлял его, Чонгука, мучаться? Иной раз у Чонгука даже возникали мысли устроиться бариста в «Старбаксе», узнать Его имя и тут же уволиться, наплевав на все затраченные силы и огромный штраф за невыполненный трудовой договор. Он ясно осознавал, что стал сталкером.       Все деньги уходили на кофе, его кошелёк горько плакал. Пропущенных пар было слишком много: Он приходил в «Старбакс» в дневное время, как раз когда у Чонгука была учёба, и Чонгук не мог не пропускать занятия. Его первая стопка листов закончилась. Эскизы были, кажется, на всей его бумаге. Он всё забывал купить новую, поэтому пришлось вырывать листы из блокнота для учебы; а один раз, когда он понял, что у него не осталось совсем ничего, Чонгук стал рисовать на чеке за купленный им недавно кофе. Его папка горестно стонала, петля, что крепилась за пуговку его кожаного портфолио, казалось, была готова вот-вот лопнуть, выпустив на свободу всю его одержимость одним человеком.       Был холодный день, когда его краш внезапно исчез, и Чонгук не мог перестать грустить. Он не знал, как искать этого человека. Он переживал за Него и метался, не понимая, как выйти из этой ситуации. Чонгук продолжал с надеждой приходить в «Старбакс», один раз даже прождал чуть ли не целый день, но Он так и не появлялся.       И вот, именно в тот день, когда его одногруппники предложили пойти попить кофе и обсудить заодно тему общего проекта, Чонгук увидел Его. Он сидел на своём привычном месте, как всегда заоблачно прекрасный и… Чонгуку пришлось нервно сглотнуть и сжать кулаки под столом, когда он увидел на чужой щеке синяк. Тот был жёлтым и полученным явно не недавно.       Что заставило Его не приходить? Что с Ним происходило всю ту неделю отсутствия? Кто ударил Его?       Все эти вопросы накинулись на Чонгука сворой диких собак, покусывая душу и отрывая от неё маленькие кусочки. Он смотрел на Него и всё внутри вибрировало, словно ещё чуть-чуть и он, не выдержав и выйдя из строя, вскочит из-за стола и накинется на Него с вопросами, так как это было невыносимо. Незнание, оно убивало.       — Хэй, Чонгук, тебе приглянулся тот парень? — отвлекла Чонгука его одногруппница, заставив растерянно моргнуть и разжать кулаки. — Ты пялишься на него уже несколько минут и нас не слушаешь.       Все за столом переглядывались и сально ухмылялись. Чонгук нервно почесал себя по щеке, быстро отводя от Него свой пытливый взгляд.       — Чт-то? — спросил он заикаючись, опуская застенчиво глаза на колени.       — Он красивый, настоящий альфа, не так ли? — поддакнул девушке Тэён, парень-омега, заглядываясь и облизываясь на Него.       Чонгук мог поклясться, что хотел зарычать. Он оскалил зубы и показал клыки, а потом шокировано ахнул, прикрыв рот рукой, не ожидая такого поведения от себя. Он не был таким омегой. Каким угодно, но не таким. Его характер можно было описать как покладистый. Он никогда не был жадиной и всегда делился всем со всеми. Даже когда его вещи брали без спроса, он не злился. Чонгук не был собственником. Но в случае с Ним это, видимо, не работало. Чонгук хотел выдрать Тэёну волосы, если тот попробует подобраться к Нему.       — Тише-тише, я не претендую на него, он твой, — успокоил Тэён, поднимая руки вверх.       С некой паникой Чонгук встал, намереваясь уйти. От слов «он твой» ему захотелось заурчать и растечься по дивану довольной лужицей. Он был не готов к своей такой реакции, и ему нужно было убраться отсюда прежде, чем его одногруппники увидели бы его в подобном состоянии дольше нужного. Он вылетел из «Старбакса», даже не замечая, как Он проводил его прищуренным хитрым взглядом.       Очередной день похода в кофейню выдался дождливым. Пахло петрикором, а воздух казался слишком тяжёлым и чистым из-за того, что вся пыль осела. Чонгук не взял с собой зонт, но у него был капюшон, которым он прикрывался всё то время, что бежал от колледжа до здания кофейни. Все люди попрятались, а те, кто всё же был на улице, бежали кто-куда, напоминая рой перепуганных муравьев. Когда Чонгук вошел в «Старбакс», его глаза привычно метнулись в ту сторону, где обычно сидел Он, и сердце зачастило, стоило увидеть Его.       — Бог ты мой, — выдохнул Чонгук, практически спотыкаясь на ровном месте.       Волосы у его краша были мокрыми. Они вились и торчали в разные стороны, как запутавшиеся меж собой змеи. С их концов иногда срывались капли. Одна из таких пронырливо побежала по прямому носу, упала с самого кончика и приземлилась на губу. Чонгук с ужасом смотрел, как Он слизнул её длинным розовым языком, и был не в силах подавить стон.       Привычно заказав свой капучино, Чонгук занял по обыкновению облюбованное им место в тёмном закутке, достал чистый лист наконец купленной бумаги и принялся рисовать. Мокрые волосы альфы обязательно должны были пополнить его коллекцию. Чонгук детально рисовал капли, стекавшие по чужой красивой сильной шее, распахнутый ворот чёрной рубашки, обнажавшей вид на ключицы, от усердия высовывая кончик языка наружу. Когда же Чонгук поднял голову в очередной раз, чтобы посмотреть, упали ли всё же дождевые капли в яремную впадинку, то нахмурился, не обнаружив Его на месте. Альфа уходил, поспешно надевая на себя кожаную куртку.       Его стаканчик с кофе остался одиноким на столике.       Сердце Чонгука сбилось с нормального ритма. Он метался взглядом от двери, в которой скрылся альфа, и до уборщика, стоявшего в другом конце зала.       Гонка началась.       Чонгук быстро запихнул все свои рисунки в папку, наспех застегнул её, закинул сумку на плечо и в ускоренном темпе, чуть ли не бегом, направился до столика. Когда он взял заветный стаканчик в руку, она у него от волнения тряслась. Ну, а как же, знаменательный момент! Прочитав имя, лицо Чонгука, однако, из радостного превратилось в печальное, перекосившись от недовольства. Он был готов сжать чёртов стакан в руке, бросить его на пол и начать топтаться по нему, проклиная во всех неудачах.       «Леонардо да Винчи», — вот, что было написано на стакане, к которому он испытывал всепоглощающую злость.       Ну, конечно, его краш мог и не говорить на кассе своего имени. Чонгук не учел этого, и потому был подавлен. Настолько, что не заметил чужого приближения за своей спиной.       — Кхм, — откашлялись совсем рядом с ним, и Чонгук, вздрогнув и подпрыгнув, резко обернулся.       Он стоял так близко. Так близко, что рот у Чонгука приоткрылся. Из вспотевшей ладошки выскользнула папка. Чересчур пузатая и не вмещавшая в себя всё то, что Чонгук пытался впихнуть в неё, она открылась.       Вокруг них посыпались, как первый внезапный снег, белые листы. На всех на них был человек, которого Чонгук вот уже пару недель рисовал исподтишка. Тот самый человек, с которым он столкнулся и выронил на пол каждый до единого свой эскиз.       Ритм сердца оборвался. Чонгук задохнулся от стыда и страха.