Химическая свадьба

Февраль—апрель 1994 г., Хогсмид — Хогвартс Обратную дорогу она преодолела, так и не перекинувшись в человека. Она даже не стала аппарировать к воротам Хогвартса. На ходу соображалось лучше… Кошки — спринтеры, они не созданы для долгих забегов, так что ей неоднократно приходилось переходить на шаг, чтобы поберечь дыхание. Итогом её пробежки стала лишь окрепшая уверенность в необходимости невмешательства. То, что здесь творится — явно не её ума дело. Об этом Снейп пытался предупредить её тогда в «Кабаньей голове»? Нет, ни о чём он её не предупреждал, в основном нёс какую-то ахинею… А вообще, справедливости ради: ахинею несла она, а он лишь вежливо поддерживал беседу. Никем не замеченной скользнув по коридорам уснувшего Хогвартса, Иванна оказалась в своей комнате и там вернулась в человеческий вид. Быстро переодевшись в «домашнее», она поспешила спуститься в лабораторию. Снейп, как она и предполагала, уже ждал её там и, разумеется, всем своим видом показывал осведомлённость о причине иванниного долгого отсутствия. Глядя ему в глаза, она с порога честно объявила, что Блэка не догнала и вообще не желает это обсуждать. В ответ раздалось выразительное фырканье, но тему Снейп, к счастью, не поддержал. Этим он порядком удивил Иванну, ожидавшую, как минимум, дознания с применением инквизиторского инвентаря. Ей было интересно: допрос с пристрастием просто откладывается или Снейпу велено не вмешиваться? Правда, как-то это всё нелогично. Блэк даже не особо прячется, изловить его — дело элементарное… Впрочем, к чёрту Блэка. Включившись в работу, Иванна мыслями устремилась в Дурмштранг, испытывая определённые муки совести из-за того, что до сих пор не занялась зеркалами, равно как до сих пор не удосужилась и строчки черкануть Каркарову. Она всерьёз обеспокоилась, что если так пойдёт и дальше, то скоро исследование начнёт её тяготить, и совладать с желанием бросить всё к чёртовой бабушке и поскорее вернуться домой будет совсем непросто. В конце концов, к опытам можно вернуться чуть позже. Работа — не волк, в лес не убежит… Поймав исполненный укоризны взгляд Снейпа, она недоумённо опустила глаза на мерный стакан в своих руках. Видя, что Иванна всё ещё далека от понимания, Снейп сообщил, что она уже почти десять минут протирает бумажной салфеткой и без того чистый сосуд. Также он не преминул заметить, что стакан от этого чище не становится. Иванна слабо улыбнулась и оставила стакан в покое, приказав себе собраться. Должно быть, получилось неважно, так как Снейп, продолжая сверлить её испытующим взглядом, поинтересовался, всё ли в порядке, и если да — отчего тогда она имеет вид побитой собаки? Иванна невольно рассмеялась и поинтересовалась, отчего именно собаки, а не кошки, на что Снейп, не задумываясь, ответил, что кошки обычно не дают себя побить. Окончательно повеселевшая Иванна не могла не осведомиться, как давно он стал таким тонким знатоком кошек. Снейп в ответ буркнул что-то вроде «с кем поведёшься» и сообщил, что ему пора спать, с чем и откланялся. Продолжив работу уже наедине с собой, Иванна не могла не отметить, что слегка приободрилась. Завершив необходимую рутину, она села за написание писем. Первым делом Иванна родила длиннющее пространное письмо матери, львиную долю которого занимало описание её опытов и многосложные дифирамбы в адрес Снейпа, как гениального экспериментатора в области зелий — в общем, и как незаменимого напарника по лаборатории — в частности. Также она уделила несколько абзацев персонально Смитам, отмечая их крайнюю толковость, полезность и общую адекватность — качества, кои нечасто встретишь в современной молодёжи. Помимо этого, письмо содержало сетования на зеркала и нехватку времени на производство новых. В конце Иванна сообщала, что смертельно по всем соскучилась и ужасно хочет домой, и просила мать передавать привет всем, кому только можно и нельзя. Следующее письмо она адресовала Янко и Аде, как обычно — одно на двоих. Она нижайше молила о прощении за долгое молчание и отсутствие вестей со своей стороны, вновь жаловалась на зеркала и нехватку свободного времени. Поскольку Елизавету тревожить не хотелось, а поделиться своими эмпатическими приключениями хотелось неудержимо, Иванна вывалила всю лавину информации по этой теме на друзей, особо наказав им никому всё это не пересказывать. То есть — совершенно никому, никому-никому. Последнее «никому» она обвела несколько раз, трижды подчеркнула и снабдила тремя восклицательными знаками, дабы придать своему требованию особый вес и значимость. Далее, специально для Ади, она сообщила, что мужики в Британии сплошь неадекватные. То есть, действительно толковые попадаются, но с адекватностью у них всё равно весьма нестабильно. Затем она потребовала доложить обстановку — как обстоят дела с их совместным предприятием, что творится в Восточной Европе, как давно они посещали родную школу и каково, на их взгляд, самочувствие Игоря. На этом мысль у неё застопорилась, она поспешила закончить письмо, так что финал его вышел несколько скомканным. После этого Иванна приступила к третьему, самому сложному письму. Сложному — потому, что она не представляла, что написать Каркарову. Анализируя прошлое, она пришла к осознанию факта того, что, если не брать в расчёт их, так сказать, публичные диалоги, обычно рассказывал именно он, а она выступала в роли слушателя той или иной степени благодарности. На глубину внимательности никак не влияло содержание повествования — мерилом обычно была исключительно Иваннина занятость. На саму Иванну охота рассказать что-либо нападала крайне редко, и это никак не мешало Каркарову в такие моменты становиться внимательным слушателем. Впрочем, более всего в их общении она ценила то, что они прекрасно могли просто помолчать вместе, и это молчание никого не тяготило. Письмо своё она начала с расспросов о самочувствии, заранее решив, что будет неплохо сравнить показания Каркарова с наблюдениями Ади и Янко. После этого Иванну одолел творческий кризис, и она в поисках вдохновения перемыла всю сегодняшнюю лабораторную посуду, скопившуюся в раковине. Вернувшись за секретер, она собралась с мыслями и продолжила свой тяжкий труд. Кратко описав свои успехи в работе, Иванна выразила надежду, что исследование скоро завершится, и она сможет вернуться в самое ближайшее время. Задумчиво пожевав кончик пера, она добавила, что нечеловечески соскучилась. В очередной раз это осознав, Иванна вновь раскисла, и какое-то время сидела, уставившись в пространство и предаваясь сентиментальным воспоминаниям. Вновь дав себе зарок как можно скорее заняться зеркалами, она добавила абзац на эту тему и на том письмо завершила, в конце ещё раз приписав, что соскучилась. С чувством выполненного долга она сбегала в совятню и отправила все три опуса. Исполнять данные обещания она взялась на следующий же день — благо, было воскресенье, и нашлось кому подежурить в лаборатории. Вновь воспользовавшись камином МакГонагалл, Иванна оказалась в Лондоне и сразу же отправилась в «Боргин&Бёрк». Там она провела чертовски много времени в поисках подходящих сердечников, но так и не нашла ничего, что сразу бы вдохновило её. За прилавком в этот раз оказался другой тип — гораздо менее мрачного, но оттого не более благонадёжного вида, нежели его коллега, обслуживавший Иванну ранее. Видя недовольство клиентки, торговец поспешил предложить свою помощь. Иванна столь пространно обрисовала предмет своих поисков, что моментально стало ясно — она сама не знает, чего хочет. Торговец, однако, был тёртый калач. Загадочно улыбнувшись, взмахом волшебной палочки он материализовал перед Иванной фолиант в чёрной кожаной обложке с геометрическим золотым тиснением, оказавшийся богато иллюстрированным каталогом разных «редкостей». Несколько часов она потратила на изучение перечней предметов и субстанций, особо долго зависнув над разделом янтаря с инклюзами. Экземпляры, представленные в каталоге, были гораздо интереснее тех, что Иванна видела в торговом зале. Впрочем, от янтаря в этот раз она, скрепя сердце, отказалась и заказала две огранённые розой окаменевшие капли полуденной росы. Торговец принял её заказ и предупредил, что забрать его она сможет только через два месяца. Иванна, такого поворота событий не ожидавшая, даже не нашла сил возмутиться и лишь смиренно внесла предоплату. Заметив борьбу чувств на её лице, торговец понимающе улыбнулся и пояснил, что, к сожалению, готовых огранённых капель в наличии нет, ибо товар специфический (как, впрочем, и большая часть содержимого каталога), и огранка тут — процесс особо кропотливый, так что ради пары таких серёжек и подождать не грех. Иванна со вздохом кивнула и поспешила вернуться в Хогвартс, даже не посетив галантерейную лавку: всё равно в отсутствии сердечников зеркала ей были бесполезны. Ею владели противоречивые чувства: с одной стороны, сделать зеркала было очень важно, и поскорее, с другой — окаменевшая полуденная роса, да ещё и огранённая — штука редкая, ценная и перспективы открывает очень интересные. И, кстати, то, что торговец решил, будто она собирается в серьги их вставить — идея не менее интересная, чем её шпильки. Когда будет больше свободного времени, этим стоит заняться. А пока Иванна с головой нырнула в исследование, терпеливо дожидаясь начала апреля. Всё своё свободное время она посвящала теперь не только эмпатическим сеансам со Снейпом, но и переписке, которая, на удивление, пошла очень бойко. Во-первых, Елизавета, восприняв жалобы дочери как призыв к действию, прислала бандероль, в которой обнаружились пять карманных зеркал. Как раз таких, как Иванна любила: небольшие, круглые, с аляписто украшенной крышечкой, причём, на каждой крышечке — свои украшения. Во-вторых, Каркаров в ответ на её просьбы подождать, пока она сделает новые зеркала, патетически сообщил, что готов её ждать вечно, и принялся описывать произошедшие в её отсутствие школьные события, с каждым письмом вызывая у Иванны усиленные приступы ностальгии. В-третьих, Адя с Янко, помимо длиннющих восторженных отчётов об успехах их совместного предприятия и вороха разнообразных сплетен, выслали ей пачку фотографий: Адя вспомнила, что на посиделках незадолго до отъезда в экспедицию Иванна достала фотоаппарат, и все дружно принялись изводить плёнку километрами. Адя специально наведалась в дурмштрангскую обитель подруги и, разыскав непроявленную плёнку (сам фотоаппарат Иванна забрала с собой), напечатала фотографии; вместе с Янко они отобрали и прислали самые удачные снимки, снабдив их на обороте душевными дружескими комментариями. Больше всего от добрых ребят досталось фото, центральным персонажем которой была незабвенная Яблонская. На обороте почти не осталось места, свободного от карандашных надписей, варианты названий фото начинались с невинного «Выходи за меня замуж» и продолжались по нарастанию цензурного рейтинга. На фотографии всеобщая любимица была запечатлена сидящей подле камина рядом с Янко; тот что-то рассказывал с очень серьёзным видом, а у Яблонской в какой-то момент делались глаза навыкате и совершенно потрясённое выражение лица, а сама она едва не обливалась глинтвейном, стакан с которым держала в руке. Иванна уже точно не помнила, о чём именно тогда рассказывал Янко, но подозревала, что это было нечто в их обычном репертуаре. Почти так же популярен оказался ещё один снимок — гораздо более идиллический и едва не заставивший Иванну пустить слезу умиления. Фотография изображала её саму, в обнимку с Каркаровым стоящую возле окна, за которым виднелись сполохи полярного сияния. Янко с Адей, разумеется, не преминули вдоволь порезвиться в придумывании названия сюжета, но Иванна ничуть на них не обиделась, а над некоторыми вариантами даже похихикала. Среди фотографий ей попалась одна, сильно отличающаяся от остальных — довольно старая и не очень чёткая, в тонах сепии; точнее, это явно была копия со старой фотографии. Снимок изображал пятерых молодых людей лет восемнадцати, одетых в старомодные длинные твидовые пиджаки с бархатными лацканами, двое щеголяли в галстуках-шнурках, остальные были без галстуков, с небрежно расстёгнутыми воротами рубашек. Они стояли возле брусьев полосы препятствий и курили. Точнее, курили трое — у двоих в зубах дымились сигареты, третий неспешно возился с трубкой, а двое других просто стояли рядом за компанию. Один из этой двойки, вальяжно прислонившийся к стойке брусьев, показался Иванне знакомым. Внизу снимка она рассмотрела дату — «22 июня 196…», последняя цифра года была совершенно неразличима. На обороте коварные друзья не оставили никаких пояснений. Наконец Иванна внимательно пробежала глазами приложенное письмо и нашла в нём нужную информацию: Адя отыскала в старых альбомах матери фотографии каркаровского выпускного курса, и они с Янко ехидно предположили, что подруге будет приятно полюбоваться на любимого мужчину в молодые годы. Иванна вернулась к копии снимка и окончательно узнала в показавшемся ей знакомым юноше Каркарова. То ли дело было в ракурсе (что вряд ли, ибо она успела насмотреться на него во всех возможных ракурсах), то ли в том, что он был гладко выбрит, но ей показалось, что он очень сильно на себя не похож, даже несмотря на то, что причёска его с тех пор претерпела минимальные изменения. Рассматривая снимок ещё какое-то время, она поняла в чём дело — ей чертовски не понравился взгляд, который Каркаров бросал на фотографа перед тем, как приветственно взмахнуть ему рукой. Вслед за ним, как по команде, остальная четвёрка тоже разворачивалась и дружно принималась приветственно махать, и Каркаров переводил взгляд на них, однако за те доли секунды, когда его глаза смотрели в объектив, Иванна явственно ощущала на себе его взгляд, вызывающий мороз вдоль позвоночника. Она всегда знала, что в юности он был тот ещё тип, но, не считая его воспоминаний, так близко с отголосками прошлого ей не доводилось сталкиваться. Иванна тут же написала ответ друзьям, потребовав, чтобы Адя поискала ещё старых фотографий. Про себя она решила чуть позже расспросить Каркарова об этом снимке, слишком уж он зацепил её. Стоило Иванне в тот день отойти ко сну, как ей привиделся сон повышенной затейливости. Она оказалась в том шестьдесят-неизвестно-каком году с фотографии, на каркаровском выпускном. Иванна обнаружила себя неподалёку от полосы препятствий. Был чудесный летний день – а, может быть, и чудесная летняя полярная ночь. У стен замка виднелись прогуливающиеся нарядные выпускники: Иванна отметила, что среди них не было ни одного, на ком был бы парадный мундир — сплошь старомодные костюмы и платья по немагической моде шестидесятых. Беглый самоосмотр выявил, что она одета в хипповатого вида длинное и пёстрое шифоновое платье, оправа очков теперь занимала не меньше половины лица, голову украшала шитая бисером налобная повязка, обувь отсутствовала как класс, зато щиколотку левой ноги украшал серебряный браслет с бубенчиками, мелодично позвякивающими при ходьбе. Всё кругом, включая её саму, было в тонах сепии. Возле брусьев она увидела знакомую пятёрку и направилась к ним. Молодые люди приветствовали её как старую подругу, а Каркаров и вовсе уверенно обнял за талию и одарил долгим проникновенным поцелуем, по завершению которого Иванна, отдышавшись, сообщила «друзьям», что курят они унылую ерунду, и выудила из декольте припрятанную самокрутку, вызвав всеобщее оживление. С помощью волшебной палочки раскурив самокрутку, она пустила её по кругу. Внезапно в поле зрения Иванны возник прогуливающийся мимо тоже сильно помолодевший Снейп, каким-то чудом оказавшийся среди выпускников и выглядевший причудливо сверх всякой меры в светлом маггловском костюме. Приблизившись и окинув исполненным презрения взглядом всю честную компанию, он участливо осведомился у Иванны: неужели ей действительно интересно возиться с неудачниками? Каркаров, выпустив Иванну из объятий, неспешно подошёл к Снейпу и могильно спокойным голосом сообщил, что ежели тот имеет что-то ему сказать, то пусть говорит прямо и не пытается втянуть в это его девушку. Дальнейший обмен любезностями однозначно вёл, как минимум, к магической дуэли, но закончилось всё не так, как ожидала Иванна. Каркаров, даже не удосужившись достать волшебную палочку, совершенно спокойно пробил с правой Снейпу в челюсть, заставив того рухнуть на землю. Иванна обозвала обоих глупыми детишками и бросилась к Снейпу. Она помогла ему встать и очистить костюм от пятен травы, после чего, под комментарий Каркарова, что её сердобольность всегда его восхищала, залечила снейпову ссадину. Затем она отобрала самокрутку у одного из «друзей», наблюдавших за представлением, раздосадовано затянулась и сунула её Снейпу, посоветовав тому прогуляться и расслабиться, после чего чмокнула его в лоб и вернулась к «друзьям». Она решительно взяла Каркарова под руку и повела его в сторону Старого маяка, сообщив, что у неё есть ещё. Остальная компания потянулась за ними. Проснувшись, Иванна долго смеялась, как будто на неё подействовала сигарета из сна, и сразу же села за письмо друзьям — они просто не смогут не оценить такой чудесный сон. Утром восьмого апреля она получила сову из «Боргин&Бёрк» с сообщением, что её заказ готов. Одевшись со скоростью света и торопливо позавтракав, Иванна поспешила воспользоваться камином и вскоре уже была на улице весеннего Лондона.