* * *
Хосок направлялся в палату с двумя стаканчиками кофе, отпивая из одного и смотря куда-то под ноги. У него в голове не укладывалось, как такое могло произойти и почему оно произошло именно так. Проходя стойку администрации, он услышал, как кто-то ругался с медсестрой. — Я её мать! — Простите, но её опекун запретил пускать к ней кого-либо из посторонних. Как только вы представите документы, подтверждающие ваше родство — вас пропустят и проведут. — Да как вы смеете? Я и есть её опекун, я её мать. Хосок нахмурил брови и подошёл ближе. Девушка сразу обратила на него внимание и улыбнулась. — Господин Чон, — хоть они уже и здоровались, она всё равно поклонилась и обратилась к женщине: — это опекун госпожи Пак. Если он подтвердит вашу личность, то вы сможете пройти. В таком случае, думаю, именно он вас сам и проведёт. Хосок благодарно кивнул и перевёл взгляд на женщину, которая и правда оказалась матерью Чеён. — Давайте отойдём? — Ха, — госпожа Чхве сложила руки на груди, — вот ещё. Быстро веди меня к дочери! — Хорошо, хотите здесь — да будет так, — Чон поставил два стаканчика с кофе на стойку. — Вы не появлялись в больнице два дня, госпожа Чхве. Вы даже не позвонили ни разу, чтобы убедиться, что с Чеён всё в порядке. Почему вы пришли только сейчас? — Я что, перед тобой отчитываться ещё должна? Все вопросы были решены в телефонном режиме. И с каких это пор ты стал её опекуном? Хосок закатил глаза, выдыхая. Решила она вопросы. Поэтому, когда ребята приехали, никто из сотрудников не знал даже в какую палату её поместить после операции. Собирались отвезти её в общую, но это могло вызвать ещё больше проблем. — Простите, что вмешиваюсь, но господин Чон является женихом госпожи Пак. Девушка сразу потупила взгляд и вернулась к работе, что-то просматривая в компьютере. Хосок поджал губы, переводя взгляд на злую женщину. Казалось, у неё даже из ушей шёл пар. Она плотно сжала челюсти, раздувая ноздри. Повезло же Чеён с матерью. — Что-то не помню, чтобы давала на это разрешения. Да и Розэ бы мне всё рассказала. И вообще, что ты за жених такой, если не знаешь, что её зовут Розэ?! — Это её сценическое имя, госпожа Чхве, а зовут её Чеён. Хосок старался быть как можно спокойнее, но с каждым словом этой мегеры ему становилось всё сложнее держать себя в руках. — Неважно, я не давала никакого разрешения! Это может помешать её карьере! — Насколько мне известно, Чеён будет подписывать контракт с «Lemon Ent.», а они о своих артистах пекутся и проблемой это не станет. Да, Чонгук рассказывал ему о планах Чеён и Минни. Девушки хотели состоять в одном агентстве, писать вместе песни. Пак горела этой идеей, ведя переговоры. Но пока не истёк контракт с текущей компанией, заключить преждевременно новый она не вправе. — Моя дочь не пойдёт в эту компанию! — Это решать только ей, госпожа Чхве. — Да что ты говоришь? — женщина спокойно развела руками, хитро улыбаясь, из-за чего у Хосока засосало под ложечкой. — Я, как её опекун, эти два дня была занята именно этим. Ближайшие пять лет она будет и дальше работать в нужном месте, а не в каком-то захолустье! У Хосока расширились глаза от понимания, что натворила эта женщина. Как можно было? Она, конечно, идеально воспользовалась ситуацией, что дочь попала в аварию, поэтому у неё вышло разыграть карты по-своему. — Эта девчонка мне ещё «спасибо» скажет, когда проснётся. Я забочусь о её будущем. — Спешу огорчить, однако по документам её опекуном являюсь я. А это означает, что ваша подпись ничего не стоит, — Хосок тихо шипел, стараясь сдерживаться из последних сил, хотя ладони уже давно сжались в кулаки, а его всего трусило. — Эта девочка потратила слишком много своих сил, чтобы угодить вам. Она имеет право быть счастливой, и вы, как её мать, должны в этом поддерживать, а не искать, где больше выгоды. Я сделаю всё, что потребуется, чтобы вы больше никогда не смогли к ней и на километр подойти, если понадобится. Хватит с неё этого дерьма. — Да когда ты мог успеть сделать такое?! — Женщина взмахнула руками, кривя губами и явно тоже сдерживаясь из последних сил. — Ты хоть знаешь, сколько лет я потратила на её обучение, чтобы она выросла опорой для меня! Когда её отец ушёл, именно я работала на нескольких работах, в дневные и ночные смены, стараясь нас прокормить, ведь этот выродок просто ушёл! Это я привезла её в Сеул, это я больше всех переживала за свою неблагодарную дочь, которой было важно показать свои успехи папочке! Я заслужила и имею полное право распоряжаться её жизнью и дальше! Чон тяжело выдохнул, взял два стаканчика с кофе со стойки и пошёл в направлении палаты Чеён. Женщина было порывалась за ним, но перед ней вырос один из стоящих в проходе охранников. — Извините, но вы должны удалиться. Один из мужчин поклонился госпоже Чхве, вежливо прося её уйти. — Вы не имеете права, я её мать! Да, Хосок на это права не имел, но оттянуть их встречу с Чеён мог. С остальным он разберётся позже.* * *
В ушах стоял тот же шум, что и раньше. Только тогда она шла по улице, а сейчас будто лежала. Тело ломило, а спина и рёбра нестерпимо болели. Из горла вырвался стон боли, который она не смогла сдержать. Да почему же так больно? Может, она стукнулась спиной? Чеён хмурилась от ощущений и попробовала открыть глаза, но только моргала из-за слишком яркого света. Ко всему прочему, у неё першило в горле и немного жгло лёгкие. Это было больше похоже на отголоски тех страданий, что она ощущала год назад. — Ты проснулась! Боже, Чеён! Пак резко открыла глаза, слыша незнакомый женский голос, так неуловимо похожий на её. Так странно. Рядом с кроватью стояла Минни, плача и улыбаясь своей самой яркой улыбкой. Девушка крепко сжимала руку Пак. — Минни… как ты? Голос хрипел с непривычки. Но удивительным было другое: Минни говорила. Повернув голову, Чеён увидела, как выроненный микрофон укатился к подоконнику. — Не разговаривай. Сейчас придёт врач. — Минни, ты… говоришь… Ниша перестала улыбаться и уставилась на Пак невидящим взором. В её руках не было аппарата, она не держала его у связок. Нет, сейчас она чётко слышала свои мысли в голове. Она только что слышала свой голос. В этот момент в палату зашёл Хосок, натягивая улыбку. — Минни, я принёс кофе. Как тут наша Чеён? Мужчина поднял голову вверх, останавливая взгляд на открытых глазах Чеён, и уронил оба стаканчика, разливая жидкость по полу. — Чеён… Господи. Я за врачом. — Хосок. Чон уже добежал до двери, когда его остановил голос. Он обернулся, заново заглядывая Чеён в глаза. — Хосок-а, что происходит?* * *
Чонгук еле дождался последних минут съёмки, чтобы сорваться и сбежать в больницу. Хорошо, что последние дни он ездил на машине из-за всей этой ситуации, поэтому не нужно было дожидаться менеджера. Хотя тот ему высказывал, профессионалы так не поступают. А потом улыбался и спрашивал, почему Чон всё ещё стоял перед ним. У главного входа денно и нощно дежурили папарации. Натянув на себя маску и кепку, которые вряд ли спасут его, Чонгук вышел из машины. Не помогли ни грамма. Со всех сторон на него набросились журналисты, желая узнать, в каком состоянии находилась Розэ, ведь он наверняка приехал сюда из-за этого. Чон ускорил шаг и, кое-как вырвавшись из толпы, зашёл в больницу. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, где находились VIP-палаты, Чонгук не мог найти себе места. Все мысли крутились на том, что могло произойти нечто ужасное, однако голос Хосока был хоть и встревоженный, но счастливый. Гук постоял перед палатой, внимательно вслушиваясь в разговоры, которые могли дойти оттуда. Ничего. Всё тихо. Решившись, он дернул дверь в сторону, открывая её, но ничего сверхъестественного не увидел. Минни сидела на диванчике и, заметив его, улыбнулась. Хосок стоял рядом с кроватью Розэ, которой подложили несколько подушек под голову, чтобы ей было удобнее смотреть на всех. Девушка тоже улыбалась. — Чеён… слава Богу, ты очнулась. Как ты? Чонгук подошёл ближе к Минни, намереваясь сесть рядом, но неожиданный и такой родной голос остановил на половине пути. — С ней всё хорошо, Чонгук-и. Чон повернул голову в сторону Ниши. Внутри разливалось странное неверие. Она не держала аппарат не то, что у горла, вообще в руках. Его воображение решило сыграть с ним злую шутку? Это слишком жестоко. — Просто скажите, что я не один это слышал. Он тяжело сглотнул, ощущая странный ком. В голове заиграли яркими картинками воспоминания о том, как Минни встречала его у себя дома своим звонким голосом, как будила шёпотом, когда ему так хотелось дольше понежиться с ней в постели. Тогда она была подругой, поэтому ему оставалось только радоваться прекрасному слуху и зрению, возможности быть рядом. Картинки сменили направление, показав ему тёплую и родную Минни, уже его девушку, которая говорила с ним с помощью аппарата или планшета. Каждый грёбанный раз. Он знал, как она беззвучно роняла слёзы на подушку еженочно, словно это помогло бы заснуть быстрее, натягивала по утрам глупую улыбку, забывая, что не могла ничего сказать самостоятельно. И из-за этого Чонгук всегда чувствовал боль. Он был таким беспомощным в этой ситуации, ведь ничто не помогало. — Гук, она правда снова говорит. Голос Хосока ещё несколько секунд повторял эту фразу в голове Чонгука. Ровно до момента, пока он не сорвался с места, чтобы упасть на колени перед сидящей Минни и не уткнуться ей в ноги. Сейчас он был согласен поверить во всех богов за то, что его девочка говорила. Сама. Без помощи. — Я так люблю тебя, Маус. — Я тоже тебя люблю, Гук-и. Чеён с Хосоком ещё минут десять с улыбками наблюдали за уткнувшимся в колени Минни Чонгуком. Девушка только смущённо улыбалась и не отводила от него глаз. — Простите, это всё из-за меня. Чонгук перестал плакать, оборачиваясь на заговорившую Чеён. Минни тоже непонимающе глянула на девушку. Хосок же только вздохнул и сел на стул рядом с кроватью. — Твой голос пропал из-за меня. Если бы я не хотела так сильно вернуть свой, этого бы не произошло. Ты бы не пострадала. И ты, Хосок, тоже. Чеён шмыгнула носом, отворачиваясь и ощущая подступающие слёзы. Но внутри стало спокойней. Легче. Лучше пусть они перестанут общаться с ней, выскажут ей всё, что накипело. Это будет проще выдержать. Она и так собиралась рассказать об этом. Ощущать ненависть к себе самой оказалось куда тяжелее, чем чувствовать это от других. — О чём ты говоришь? Чонгук поднялся на ноги, вытирая слёзы с щёк и подходя ближе. Минни встала рядом с ним, беря за руку. Наверное, с любым другим человеком он мог бы уже вспылить и кричать, злиться, но сейчас спокойно ждал ответа. — Я заключила сделку, чтобы мне вернули голос. Та татуировка, что была у тебя на запястье, это подтверждение контракта. У меня была такая же. Твой голос забрала я. — Бред несёшь какой-то. С кем ты сделку заключала? С ведьмой? Чонгук всё-таки злился, но он на самом деле считал, что Чеён дало не только по спине, но и по голове. Большего бреда он не слышал. — Татуировки больше нет. Минни подняла руку, чтобы глянуть на запястье. Она не смотрела на руки в эти несколько дней, но отсутствие татуировки ничуть не взволновало. Скорее, внутри появилось некое облегчение. — Хорошо, — Гук выдохнул, скрещивая руки на груди, и продолжил: — Предположим, это правда. Но разве для чего-то подобного тогда не нужно было, например, украсть Минни и запереть в чулане, чтобы выкачивать из неё энергию? Чонгук тоже смотрел на запястье Минни, задавая этот вопрос. Хосок хмыкнул. Отличная идея. Чеён глянула на него в неверии. Он сейчас серьёзно? — Это ты сейчас бред несёшь, — Минни вздохнула, опуская руку и скептически смотря на своего парня. — Разве для того, чтобы заставить человека молчать, обязательно закрывать его за семью замками? Да и ведь ты поднял бы на уши всю полицию. — Ну вот, заговорила и теперь язвит. Чон пробубнил себе под нос, смотря, как Минни подняла бровь и закатила глаза. Чеён глядела на эту картину, не понимая, почему они не восприняли это всерьёз. — Неважно, — Ниша покачала головой, поворачиваясь к Пак. — Как бы там ни было. Не знаю, правда это или нет, но… если бы я не потеряла голос, я бы так и дальше молчала о своей симпатии к Гуку. Я бы не познакомилась с тобой и Хосоком. Как-то моя воспитательница в детдоме сказала одну вещь: «Нам всё всегда даётся по силам. Тебе не дадут тех испытаний, что ты не сможешь осилить». Я свои смогла, думаю, и ты тоже. По щекам Чеён текли слёзы. Она считала, что не заслужила таких людей рядом с собой. Столько сделала ошибок, но они почему-то не отворачивались от неё. Им было всё равно, как и почему произошла ситуация с потерей голоса Ниши, возвращением популярности Розэ. — Прекращай плакать, — Минни подошла ближе и вытерла большими пальцами слёзы с щёк подруги. — Негоже красивым девушкам лить слёзы. Кстати, вам бы поговорить. Ниша стрельнула глазами в рядом сидящего Хосока и повернулась к Чонгуку. — Пойдём, мне ещё нужно к отоларингологу зайти. Ты ведь составишь мне компанию? Стоило Чону и Минни выйти, Чеён захотелось сжаться в маленький комочек и остаться совсем одной. Разве не должен Хосок сейчас быть со своей девушкой? Сколько они там вместе? Несколько месяцев? — С чего мне лучше начать? — Хосок почесал затылок, закусывая губу. Розэ захотелось плакать. Она помнила все его улыбки и каждый свой крик, когда срывалась на нём, когда не ценила его. — Никакого контракта больше нет, это ты уже и сама поняла. — А ты откуда знаешь? — Реббека сказала, — поиграл челюстью Хосок, смотря куда-то в окно. — Твоя девушка? — Та, с кем ты контракт и заключала, — мужчина вздохнул. — Может, лучше объяснишь, почему сбежала от меня на утро? Я сделал что-то не так? Чеён осторожно покрутила головой. Ни в коем случае. Хосок всегда и во всём был лучшим. Это невозможно объяснить. Как она расскажет ему о том, что именно Чон был ценой её голоса и славы? Стоп. Как он сказал? — Ты знаком с этой ведьмой? — Хосок покивал, выдыхая. — Я не понимаю. Я ничего не понимаю. — Ладно, успеем разобраться с этим позже. Снова. — Последние слова Хосок пробубнил себе под нос почти шёпотом. — Сейчас нам нужно будет разбираться с тем, что натворила госпожа Чхве. Будучи твоим опекуном, она продлила контракт. Чеён хотелось провалиться сквозь землю. Мать её так и не услышала, наоборот, даже умудрилась воспользоваться ситуацией в свою пользу. А всё почему? Потому что деньги, по мнению её матери, правили миром. Вот только самостоятельно зарабатывать она не хотела, даже, когда Чеён была маленькой. Она помнила ссоры родителей именно на эту тему. По палате разнёсся звук звонка. Хосок поднял телефон с тумбочки, немного скривившись. — Этот неизвестный номер звонит с того момента, как ты попала в больницу. И это точно не корейский номер. Девушка осторожно подняла руку, движение отдавалось небольшой болью в спине. Казалось, даже от такого простого действия, болела каждая мышца. Хосок, заметив, кивнул и нажал «ответить», параллельно включая громкую связь. Он боялся, что это могли узнать её номер журналисты или какие-либо фанаты. — Малышка Рози. Довольно низкий, басистый голос назвал девушку по имени, от чего у неё заблестели глаза, и стала подрагивать нижняя губа. — Папа… Хосок поднял взгляд на девушку, видя прозрачные капли, стекающие по щекам. Пак поднимала глаза к потолку, будто так они перестанут течь. — Слава Богу, с тобой всё в порядке… — Почему только сейчас? — Чеён прервала отца, задавая вопрос. — Почему только когда я попала в больницу? Мне нужно было сделать это сразу, вместо того, чтобы становиться певицей? — на этих словах Хосок напрягся, и девушка заметила играющие желваки. — Я бы не сделала этого, правда. Просто, пап… почему только сейчас? Мама запрещала общаться со мной? Ты мог пойти в обход, мне уже даже не пятнадцать, когда мой телефон контролировали. Я так хотела хоть раз услышать тебя. Почему? На другом конце стояла звенящая тишина. Пока мужчина не шмыгнул носом. Как же ему было стыдно. — Прости меня, малышка, я такой идиот. Я помню, какими глазами ты смотрела вслед, когда я уходил из дома. Мне казалось, ты и не захочешь меня слышать, поэтому верил словам твоей матери, что ты и знать меня не желаешь. — Но я хотела. Больше всего на свете. — Тогда можно я приеду? Чеён заплакала громче, кивая, хоть отец её и не видел.* * *
В гримёрке было шумно. Минни и Чеён уже накрасили, одели. Сейчас проходила череда премий. Стафф бегал по всему периметру площадки, где проходило награждение. Розэ предстояло выступить в последний раз. Прошёл почти год с момента аварии. На лечении Пак писала песни, а потом, не выдержав, из своих маленьких заметок написала небольшую историю. Хосок тогда предложил показать её редакции, что они и сделали. Рассказ предложили расширить. Так Чеён решилась на исполнение своей мечты детства — стать писательницей. «Lemon Ent.» подписали с ней контракт, но уже не как с певицей, а автором песен и будущих книг. Сейчас Розэ именно этим и занималась. Эти премии были последним выходом в свет, как певицы. Она даже смогла выпустить небольшой мини-альбом, куда вошли композиции под гитару и те, которыми она просила саму себя и других не сдаваться. Хосок поддерживал всё это время, с помощью адвокатов разобрался с её матерью, с которой девушка больше не поддерживала связь. Да, Чеён следила за происходящим в жизни госпожи Чхве, но не более. В эту минуту полным ходом шла подготовка к выступлению. Они должны были спеть с Минни песню. Ниша сейчас убежала поддерживать Чонгука, который должен был выступать за номер до них. Чеён переписывалась с Хосоком, высылающим смешные селфи, как они с Микки смотрели премию. Чон подарил Розэ собаку на третий месяц их отношений. Девушка радовалась тогда как ребёнок, зацеловывая любимого человека, которого больше никогда не хотела терять. Увлёкшись перепиской, Чеён не заметила, как кто-то вошёл и опёрся бёдрами о гримёрный столик. Пак подняла глаза, немного щурясь от непривычно яркого света лампочек по ободку зеркала. — Минни, ты уже вернулась? Я… В горле запершило. Перед ней стояла не Ниша. Чеён хотелось встать с места и начать кричать о том, как можно впускать посторонних в гримёрку. Вот только в помещении все и дальше занимались своими делами, а голос не слушался. — Тише, а то у тебя паническая атака начнётся, — улыбнулась латиноамериканка. — Я пришла всего лишь поговорить. Узнать, как у тебя дела и счастлива ли ты? — Это шутка такая? — Розэ хрипела, но голос звучал уверенно. — Кто ты такая? Ведьма? — Нет, ну если тебе хочется — могу быть и ведьмой, — Реббека пожала плечами. — А ещё джинном, Урсулой из «Русалочки», крёстной феей, золотой рыбкой в человеческом обличии. Да кем угодно! Сути-то не меняет. Я лишь исполнитель, загадываете вы всегда сами. — Зачем ты здесь? — Боишься, что пришла получить обещанную цену? — Реббека постучала длинным ноготком по губе, задумавшись. — Почему ты интерпретировала именно Хосока, как драгоценность? — А разве так и не вышло в конечном итоге? — Не совсем. Я лишь подыграла тебе. — Розэ удивлённо подняла брови, наблюдая за надувшей губы ведьмой. — Изначально самых близких твоему сердцу людей трое. Тот, кто всегда был рядом. Та, кому ты всю жизнь хотела угодить и беспрекословно слушалась. И тот, кого хранила настолько глубоко, смешивая его имя с собственной обидой. И вот, первый, не смотря на все крики и истерики в прошлом, всё равно любит тебя и хочет быть рядом. Третьего ты простила, вы периодически видитесь, но главное ты отпустила обиду по отношению к нему. А второй, как таковой, больше нет в твоей жизни. И её ты тоже простила. — Что ты хочешь этим сказать? — Чеён подняла взгляд на Реббеку, пытаясь уловить смысл в её словах. — Что наши настоящие желания не всегда на поверхности. Не ты ли хотела жить свободной жизнью от матери, которая заставляла действовать по её указке? Ты получила это. Разве не ты желала встретиться с отцом, услышать слова одобрения и любви? Поставь вторую галочку. И последнее: быть любимой. Ты вырисовывала себе идеал с самого детства, и он всё это время был рядом. Ты, наконец, его заметила. — Эти желания никак не связаны с тем, что я загадывала тебе. — Они связаны напрямую, — Реббека покачала головой. — Ты сама выбрала путь, по которому будешь идти. Повторюсь, я лишь исполнитель. — Тогда чего на самом деле хотела Минни? Почему именно она? Не только ведь из-за того, что хотела отдать мне частичку голоса? — Она хотела быть смелее в своих чувствах, — девушка выдохнула, прикрывая глаза. — Хотела обрести друзей и семью. Теперь она не боится говорить о том, что чувствует. У неё есть замечательные друзья и любимый человек, который станет ей семьёй. А почему именно она… говорила же, её желание было самым чётким и похожим на твоё. Самым громким рядом с тобой. — Ты говоришь загадками, — Розэ закусила губу, ощущая сильное сердцебиение. — А татуировки? Что они означали? — Малая пролация в оригинале с итальянского звучит, как минорная. В вашем случае, как та, от которой убывает. Мажорная наоборот. У Минни забирали, а к тебе приходило. — Это всё неправильно. Почему тогда моя популярность никуда не ушла, когда контракт закончился? — А должна была? Стоило тебе взять всё в свои руки, писать тексты и петь их от души, люди к тебе потянулись. От окончания контракта ты, отнюдь, не потеряла этих способностей. — Реббека пожала плечами. — Как бы там ни было, я получила ответы на свои вопросы. Будь счастлива, малышка Рози, и передай это своей подруге. Реббека оттолкнулась от стола и зашагала на выход из гримёрки. Чеён наблюдала за уходящей девушкой через зеркало, пока её не похлопали по плечу. — Пора на сцену.Michelle Andrade – PROUD
Чеён быстро ответила Хосоку на сообщение, что уже выходит на сцену, и побежала за стаффом к сцене. У лестницы уже стояла Минни, улыбаясь и ожидая подругу. Может, та ведьма была права? Если так подумать, Пак получила исполнение своих самых заветных желаний — это правда.«Потому что мы те, кто мы есть Наше время сейчас. Ночь молода Я видела твоё лицо в толпе. Не позволяй им убить все твои мечты И не проси их на коленях. Просто отпусти, расправь крылья И лети».
Чеён смотрела в зал, где сотни людей подпевали строчкам из песни. Где-то дома в Австралии на неё через экран телевизора смотрел отец с её младшим братом. А ещё Хосок с Микки у них дома. На Минни, расплываясь в счастливой улыбке, смотрел со своего места в зале Чонгук. Пак перевела взгляд на Нишу и улыбнулась. Вот её настоящая семья, и она всю жизнь будет благодарить судьбу и всех её «исполнителей» за то, что те подарили ей.«И я хочу сказать: горжусь. Я горжусь. Я говорю это громче, стоя среди шумной толпы. Мой Гранд Финал, финальный раунд. Горжусь».