Тем вечером

      То был один из наших с Хамфри, как мы их называли, особых вечеров. (Хотя, признаюсь, мысленно я всё равно звал эти вечера свиданиями). Время от времени — реже, чем хотелось мне, но чаще, чем считал разумным он — мы устраивали себе подобные, не связанные с работой, совместные вылазки в город.        Минут через десять после того, как в полупустом зале погас свет, я незаметно взял Хамфри за руку: сидел и перебирал кончики его пальцев, почти перестав следить за сюжетными поворотами фильма.       В этот непримечательный кинотеатр мы забрели случайно и угодили на повторный показ старой иностранной кинокартины (название которой теперь уже совершенно изгладилось из моей памяти). Читать субтитры я почти не заботился — будто мне мало чтения на работе! Решил, что гораздо веселее будет самому додумывать перевод фраз, которыми обменивались персонажи на фоне явно выстроенных в павильоне интерьеров и улочек.       Помню, я повернулся к Хамфри, чтобы поделиться с ним своей идеей — и увидел блестящую в отсветах экрана дорожку от слезы на его щеке. Я спросил шёпотом, что не так.       Хамфри улыбнулся мне коротко, чуть качнув головой: «Ничего...»       Его взгляд снова вернулся к экрану: «Замечательно, правда?..»       Я понял, конечно, что он говорит не про фильм (довольно наивный и мелодраматичный), а про нас, и крепче сжал его ладонь. К середине сеанса Хамфри уже настолько осмелел, что сам пристроил свою голову на моё плечо…        После, когда мы неспешно шли по вечернему парку, я обнаружил, что в отличие от меня, он внимательно читал субтитры и теперь собирается обсудить со мной характеры, фабулу и перипетии сюжета — во всех деталях и подробностях, словно назавтра в министерстве нам предстояло вместе держать ответ перед комиссией из гильдии кинокритиков и искусствоведов.       Таким уж он был.