Посеять бурю

      Среди всех слуг огромного замка, среди всей королевской гвардии, среди всех известных ей подданных, королева Ингрид могла положиться лишь на единственного человека. На себя. Так было очень долго, пока при дворе не объявилась коротко стриженная девица, мечтавшая о военной карьере. Пробиваясь в королевскую гвардию, она не только проявила изворотливость ума, но и не гнушалась ничем — от подкупа услугами до убийства соперников, а способность беспрекословно подчиняться приказу и почти одержимость ненавистью к волшебному народцу сделали ее идеальной кандидаткой на роль ближайшей помощницы и личной телохранительницы Ингрид.       Интуиция не подвела: яростная упорная Герда действительно оказалась преданной и талантливой. И очень полезной. За короткий срок ей удалось не только донести до каждого в окружении королевы, что ослушание карается мучениями и смертью, но и значительно усовершенствовать многие механизмы, включая пусковое устройство катапульты и систему противовесов, открывающих дверь тайного прохода из гардеробной Ингрид. Вот и сейчас она всего за сутки расчертила идеальную ловушку для усмирения и приручения необычайно строптивого пленника. Ингрид не сомневалась: благодаря этой ловушке его воля совсем скоро будет сломлена; ей было интересно, предпочтет ли он смерть, почувствовав поражение, или выберет жизнь, на каких бы условиях ему ее ни сохранили? Было странно чувствовать подобное желание, но Ингрид вдруг захотелось, чтобы он выбрал последнее.       Даже учитывая отношение Ингрид к его народу, на вид пленник был великолепен. Могучее, молодое, хорошо сложенное мужское тело: плечи не слишком массивные, но широкие, треугольник торса с выступающими буграми твердых мускулов, почти слишком изящная для воина талия. Бедра и все, что было ниже, пока что скрывалось за широкими штанами до самых лодыжек, но те, как и ступни, были гармоничны. Ни дать ни взять — статуя древнего бога, вылепленная умелым мастером из глины, но оставленная, ах, не в тени, а на солнечной стороне, отчего задуманная гладкой поверхность местами пошла мелкими трещинами, будто долго не знавшая воды пустынная земля. Лицо пленника было тоже почти человеческим, разве что скулы выглядели такими острыми, что, казалось: проведешь пальцем — и порежешься до кости. И высокие, будто венец, витиевато закрученные рога — отличительный признак всех темных эльфов. Но не рога удивляли и влекли к себе ее взгляд. Самым необычным в пленнике были крылья. Поза, в которой он вынужден был замереть, заставляла его держать крылья полностью раскрытыми. Темно-бурые с рыжей окантовкой, на сгибе они грозили массивными кривыми когтями и были неимоверно огромными — в рост нескольких человек каждое. Сохранять их в таком положении пленнику, видимо, стоило огромных сил, но он вынужден был стоять неподвижно. Его запястья и лодыжки были закреплены крепкими, усиленными стальными пластинами чепрачными браслетами, а жалкий пятачок, на котором он стоял, будто частой паутиной опутали железные цепи. Единственное, самое малое движение — и железные, холодной ковки звенья прикоснутся к телу, обжигая и причиняя мучительную боль. Да, наделенный подобной мощью, он, пусть и не с легкостью, был способен освободиться от пут, но для существ магического леса прикосновение холодного железа было сравнимо с тем, как если бы к человеческой плоти приложили не холодный, но раскаленный прут, а после — плеснули на рану кислотой, который кузнецы и ювелиры вытравливают на металле рисунок. Видимо, пленник все еще надеялся обрести свободу иным путем, потому и не желал тратить силы на борьбу, которая неизбежно окончится пыткой… И все равно с каждым мигом тратил все больше сил — на поддержание позы.       Каким бы кровожадным ни был этот прекрасный монстр, сейчас рядом с ним королева Ингрид ощущала себя сильнее. Она могла без опаски подойти близко-близко, заглянуть в орехово-зеленые глаза, убедиться, что и правда, окрас их похож на цвет глаз единственного существа, которого она когда-либо любила, за исключением разве что брата. Глупо считать, что это ее Лардир вернулся в подобном обличьи, но не блажь, а скорее азарт и воспоминания о добрых, счастливых и беспечных днях заставляли Ингрид действовать вопреки всему ее опыту и даже здравому смыслу.       Ингрид было плевать на желания пленника, как королева она привыкла делать, что захочется, и брать, что приглянется, так что, поддавшись порыву, она воспользовалась безнаказанной возможностью погладить будущего питомца; нежно провела рукой, несмотря на недовольное шипение, от шеи по груди, проследила взглядом след, оставленный ее лаской: кроваво-красную полосу, будто выжженную на коже. — Ах! Совсем забыла… — С притворным удивлением Ингрид вскинула руку, с которой так и не сняла кольцо, и тут же исправила «ошибку», отправив украшение в кошель на поясе. — Будешь хорошим мальчиком… — она попыталась зажать грубую натянутую кожу на щеке пленника указательным и средним пальцами, но это оказалось непросто, и тогда Ингрид просто запустила ладонь во взлохмаченные рыжеватые волосы, на ощупь оказавшиеся куда приятнее, чем казалось на вид, — … и тогда тебе не будет больно.       Пленник, даже не подняв на нее взгляда, презрительно сжал губы.       — Ты понимаешь меня? — спросила Ингрид, но он и бровью не повел. Ликспиттл утверждал, что разумны все эльфы, и Ингрид склонна была ему верить: уж он-то, как один из таких же нелюдей, должен разбираться; но насколько понятна темным эльфам людская речь?       — Понимаешь. Я знаю. — Ингрид провела ладонью по правому крылу пленника от основания вверх. Раз, второй. Упругие перья под рукой топорщились, будто отталкивая ее. — Надеешься на легкую смерть? Неужели и впрямь такой наивный? Ты не умрешь быстро. Даже «долго» недостаточно описывает то, как ты будешь умирать. Но это будет еще нескоро. Не сегодня. И даже не завтра. Может, если ты будешь достаточно хорош, то даже через месяц ты еще будешь жив. Но завтра ты можешь лишиться крыла. Или его части. И это будет больно. Очень. Еще не изобрели не железный топор. И послезавтра — будет не менее больно… Если ты не будешь смирным и послушным, — почти промурлыкала она пленнику в ухо, но снова не добилась никакой реакции.       Ее рука будто сама двинулась от крыла вниз вдоль спины, к заду непонятливого пленника, царапнула ногтями сквозь ткань, скользнула к ложбинке между половинками. И вот теперь он ответил, сжался так, что мышцы под ладонью словно каменные стали. Ингрид, будто совершенно ненамеренно, задела одну из цепей — и пленник не успел избежать жгучего прикосновения. Вздрогнул, заклокотал сквозь зубы, а она воспользовалась этим как поводом снова предупредить.       — Я же сказала: будь смирным, — ласково пропела она, скользя ладонью дальше. На миг Ингрид пожалела, что вместе с кольцом не сняла и перчатку, но не все же удовольствия сразу. Рука наконец добралась до паха будто закаменевшего пленника, и там тоже оказалось все напряжено. И в полном комплекте. Пленник даже не вздрогнул, когда она сжала ладонь.       — Что ж, полагаю, первый урок усвоен, — удовлетворенно проговорила она, завершив свое краткое исследование, и брезгливо взмахнула рукой, давая вытянувшейся у входа в ловушку Герде знак, что на сегодня она с пленником закончила.       Пока что темному эльфу не следовало этого знать, но через день или два, даже если королеве не удастся добиться полного смирения, его уже можно будет переместить в новую клетку. Герда почти завершила изготовление особого украшения для королевского питомца. Пленника ждет восхитительный изящный ошейник с железными шипами: наружу, когда он послушный, чтобы помочь ему держать голову прямо, а не пялиться под ноги, избегая взгляда своей королевы, и внутрь, если вдруг он проявит строптивость. Портить его внешний вид и на самом деле резать крылья королева не собиралась, но перья можно и подстричь. И даже повыдергать — все равно отрастут. Тем более, завтра предстоит новый урок, и что, как не лишение способности летать, смиряет крылатых?       Вернувшись в свои покои, Ингрид отпустила Герду и прошла в свою любимую комнату. В королевской гардеробной было несколько тайных рычагов, и лишь один из них, в манекене, открывал тайный ход: к мастерским, лабораториям Ликспиттл и Герды, и многим другим запрятанным в лабиринтах внутристенных ходов и многоуровневых подземелий комнат и залов. Другой рычаг, за невинным настенным украшением, открывал доступ к ларцу, содержимое которого весьма удивило бы тех, кто считал королеву Алстеда холодной женщиной, мрачной, строгой и и чуждой плотским радостям. Начиная с короля.       Внутри ларца, каждая в своем гнезде, аккуратно пристегнутая и свернутая и сложеная в кармашек, находились игрушки, при одном взгляде на которые даме, позиционирующей себя скромной и порицающей разврат, следовало ойкнуть, а то и жеманно осесть в обморок. Среди всего содержимого ларца особенно выделялся весьма крупный стержень, выполненный в форме возбужденного фалоса. Эта игрушка тоже станет пособием для будущих уроков крылатого пленника. Как строптивую лошадь понукают кнутом, как собаку учат цепью и палкой, так и до гордого пленника придется силой донести, что он не свободен более. Что теперь у него есть хозяйка, которая не потерпит от новой игрушки неповиновения.       До сих пор Ингрид не приходилось использовать содержимое ларца на ком-то, кроме себя, но мысль об этом уже долго время пробуждала в ней страстный интерес, и оттого ожидание нового дня становилось почти мучительным. Но собственное нетерпение лишь придавало запланированному деликатесу пикантности. В предвкушении королева совсем позабыла старую поговорку: не стоит откладывать на завтра то, что желала бы сделать сегодня.