Carer & Caretaker

      Клара игриво щурится, и Доктор не уверен, что ему это нравится. После того, как они вернулись к совместным путешествиям, все стало каким-то странным. А может все стало таким после прощального объятия. А может после благодарного поцелуя в щеку. Доктор мог бы вспомнить множество случаев, в которых они оба, на его взгляд, вели себя странно, и никак не мог понять, начиная с которого из них все эти странности стали для него практически нормальными. Все было слишком… запутанным. Потому что он ощущал, словно они оба ведут себя так, как вели себя до его регенерации. Эта мысль не казалась какой-то противной или отвратительной (с чего бы ему судить самого себя за то, что он… был собой?), однако она настораживала, заставляя Доктора вести себя слишком непредсказуемо и непостоянно даже по своим собственным стандартам. В такие моменты Клара иногда будто в шутку утверждала, что он невозможный, и Доктор не знал, как к этому относиться — ему всегда казалось, что в их дуэте невозможная только она. И он совсем не хотел отбирать эту роль у девушки, учитывая, что с ней она справлялась на отлично.       В какой-то момент удалось решить, что изменилось все именно с того Рождества, и Доктор пытался понять в какую сторону: вроде Клара теперь не мечется между своей обычной жизнью и их приключениями, но склоняется она именно к приключениям. И не смотря на тепло, которое приятно растекалось внутри, когда девушка находилась рядом, его пугало, насколько она не держалась за то, чем была ее жизнь на самом деле. Не держалась за учеников, которых ей вроде как нужно было обучать, не носила тетрадей, проверяя их, пока Доктор, из уважения к ней, оставлял ТАРДИС дрейфовать где-то в космосе, перестала постоянно выбирать между встречами с ним и встречами с Дэнни. Потому что Дэнни больше нет, напоминал себе Доктор, с какой-то горечью понимая, что больше не хочет называть его «физруком».       И конечно Доктор был рад, потому что чувствовать свою важность было приятно. Но еще Доктор был расстроен, потому что Клара совсем перестала думать о том, что ей нужно вернуться. И наконец, Доктор был напуган, потому что Клара делала странные вещи и заставляла его задумываться о странных вещах. Доктор терялся в эмоциях и хмурился из-за этого — он ведь не хотел мучить эту регенерацию чувствами слишком сильно. Но сейчас, каждый раз, когда Клара Освальд делала что-то, это непременно вызывало внутри разного рода бурю. Иногда совсем слабую, похожую на легкие волны, а иногда сносящую все на своем пути. Это же правило действовало и на ее прикосновения. После рождественского воссоединения девушка гораздо чаще обнимала его, с каждым разом прижимая к себе все крепче. Она делала это настолько естественно, что даже не выходило возмущаться. Конечно Доктор пытался это делать, однако каждая попытка либо напрочь игнорировалась девушкой, либо она находилась с какой-то искусно затыкающей фразой. Конечно не будь мужчина в такие моменты столь сильно смущен и сбит с толку, то непременно смог бы сказать что-нибудь убедительное (грубо отталкивать Клару ему не хотелось. Это как-то… совсем некрасиво). И в итоге сейчас возмущение даже не всегда возникало в голове, а неприятный зуд от чужих прикосновений сменился ощущением покоя: может объятия — всего лишь способ спрятать свое лицо, однако кроме этого у них есть определенный полезный ряд свойств: легче улавливать чужие эмоции по частоте пульса, по сердечному ритму, по тому, насколько ровным было дыхание; так же благодаря прикосновениям, Доктор мог быть немного спокойнее, ведь Клара сейчас здесь, с ним, настоящая, живая. И пусть на этом положительные моменты в физическом контакте заканчивались, мужчина все равно продолжал потакать странным желаниям своей спутницы, которые медленно начинали приносить нечто похожее на удовольствие. Такое ненавязчивое удовольствие, смешанное со спокойствием и выбивающим землю из-под ног теплом, которое почему-то всегда начиналось с легкой дрожи. А еще Клара теперь постоянно брала его за руку, словно без этого не могла почувствовать себя под защитой. Хватала так отчаянно, что спросить об этом Доктор так и не решился. В конце концов, ему и самому так немного спокойнее.       Но в какой-то момент все начало переходить мыслимые и немыслимые границы — Клара стала его целовать. В щеку конечно же. Но… целовать. Когда это произошло на Рождество, то в этом, в общем-то, ничего такого не было — она очевидно просто соскучилась. Но сейчас… сейчас все было совсем неправильно. После объятий, к которым Доктор уже почти привык, Клара, смеясь, притягивала его ближе к себе и невесомо касалась губами его щеки, иногда даже почти касаясь уголка губ. Каждый раз это шокировало, пугало, заставляло замереть и с вопросом заглянуть ей в глаза. Но в ответ раздавался только звонкий легкий смех и короткое пожимание плечами. Для Клары это было развлечением, чем-то совершенно обычным, незначительным, но почему-то нужным. В то время как Доктор каждый раз хотел сказать свое, как она однажды заметила, коронное «Клара, я не твой парень», но почему-то не говорил, молча хмурясь ей в след. У него даже спросить обо всем этом не получалось. — Людям нужны прикосновения, — легко ответила Клара, когда он наконец выдавил из себя вопрос, который беспокоил его на протяжение долгого времени. Наверное, получилось только потому что он случайно задал его вслух, даже не подозревая, что девушка уже была в ТАРДИС. Да и вообще он был довольно расслаблен, так как после того, как в очередной раз вместо библиотеки попал на поле битвы, все мышцы болели. И Доктор впервые за много-много дней полулег на диван, который ТАРДИС изредка материалезовывала около школьной доски наверху. Так что когда он, скрестив руки на груди, решил с закрытыми глазами спросить «Зачем Клара все это делает?», то совершенно не ожидал, что эта самая Клара ему ответит. — Я не человек, — спокойно заметил Доктор, обдумав ее слова. В них был определенный резон: многие люди действительно нуждаются в прикосновениях других людей. И теперь когда Дэнни мертв, то Кларе, наверное, некого трогать кроме своего друга в синей будке. Но ей нужно трогать других людей, чтобы как-то справляться с этой потребностью. А значит Доктор абсолютно для этого не подходит.       Видимо нужно было раньше спросить. Ну или хотя бы раньше подумать об этом — ответ же всегда был на поверхности, так очевиден. Клара-Клара… иногда Доктор забывал, что она человек, иногда он забывал, что у нее есть человеческие нужды. Она ведь почти никогда не спала в ТАРДИС, не пыталась заставить его с ней позавтракать в ТАРДИС. Вся ее человеческая жизнь с человеческими причудами проходила отдельно от Доктора, и до этого момента он был этому рад. Но сейчас стало немного неприятно, будто бы Клара… грубила ему, будто бы поступала с ним гадко. А это определенно было не так. Ей нужна ее жизнь, ей нужно место, в которое она хочет вернуться, ей нужен дом и люди, к которым ее тянет. И таким домом не должна становиться ТАРДИС, как и таким человеком не должен становиться Доктор. По многим причинам. — Но я человек, — легко ответила девушка, а следующее, что почувствовал мужчина, мягкие волосы со знакомым приятным запахом, щекочущие обе его щеки, — так что хочу касаться других, — закончила Клара совсем близко к нему, и в следующую секунду накрыла его губы своими. Поразительное, пугающее, шокирующее, но мимолетное и легкое событие, продлившееся не дольше нескольких мгновений. Так мало, что Доктор даже глаза открыть не успел, а лишь пораженно прекратил дышать в попытке осознать происходящее. — Клара, — ни то беспомощно, ни то предупреждающе выдохнул он, когда она наконец отстранилась. Открывать глаза не хотелось, а нужную интонацию подбирать просто не было времени. — Ты говорил, что чувствуешь необходимость заботиться обо мне, — перебила Доктора девушка, не давая ему как следует сформулировать мысль, которую и так было сложно собрать из бесчисленного количества слов в его голове, — а прикосновения нужны для того, чтобы у меня было меньше стресса. Чем не забота? — в ее голосе слышались игривые нотки, однако не принять ее слова на веру было просто невозможно. Потому что она права и в прикосновениях нет абсолютно ничего такого. Обычная забота. И Доктор был вынужден признать, что иногда это было невероятно приятно.