Этот мир наполнен тьмой

От ненужных вещей избавляются, их выбрасывают и забывают. Они мусор, который засоряет окружающий мир. Чувства — мусор, сорняк, ненужный элемент, который мешает работать другим. От чувств избавляются, их вырывают с корнями, их выжигают дотла. Шиноби не нужны такие вещи. Шиноби в них не нуждаются. Это то что засоряет сознание. В АНБУ не нужны те кто полагается на эмоции, на то что побуждает жалость и сострадание. От каждого они ждут удара в спину. Они не доверяют и отталкивают других. Им с самого детства внушают то что иметь чувства и эмоции — плохо, неправильно. То что нужно выдрать из души и выбросить. Это сорняк оплетающий своими корнями плоть изнутри, мешающий дышать. Растение растущее из костей и вен, прорастающее сквозь кожу. Чьи лепестки жгут, а стебли давят. Это то что ТЫ должен вырвать из себя, под самый корень, вместе с плотью. Вырвать и отхаркиваться кровью, задыхаясь от жжения в легких. Только избавившись от лишнего, ненужного ты станешь шиноби. Оружием, которое не дрогнет и не сломается. Ты должен стать совершенно пустым, чтобы вмещать тот груз ответственности, который на тебя возлагают. Ты не должен прогнуться, твоя спина должна быть прямой и непоколебимой. Взгляд пустой, без капли сочувствия, отрешенный. Ты оружие в чужих руках, которое убьет без промедления, не раздумывая. "Ты когда-нибудь убивал? Чувствовал на руках чужую кровь? Видел страх оседающий на дне радужки?" — слова встают комом, поперёк. Будто рыбья кость или игла застрявшая в горле. — Убивать — значит жить. Чувствовать жизнь в собственном теле. Убить, значит лишить чего-то важного. Забрать у кого-то дорогого сердцу человека. Чужая жизнь на вес собственной, тяжелая и вязкая. — Кровь пропитывает мягкую, хлопковую ткань, растекается вереницей кружев на коже и оставляет липкий, холодный отпечаток. Вязкая, густая, горячая. Она вытекает из ран, словно вода из рва, узкие дорожки складываются в причудливые узоры. Она рисует алыми красками по коже, оставляя шлейф потемневших вкраплений. Ее не смыть холодной водой и не выжечь огнем, она останется на коже, въесться под и растечется внутри, пропитывая вены и кости. Ее металлический, едкий запах будет чудиться даже в вишневом саду, среди сладких ягод и листвы. Даже на дне, среди песка и гальки, потому что ты запомнишь этот запах навсегда. Ты будешь им дышать, им будет пропитан каждый уголок, каждая щель. — Ты проведешь испачканными пальцами по шее, оставляя влажный, багровый цвет. Пропитаешь чужую кожу, лаская, размазывая. Липкая, обжигающая. Коснешься вновь и проведешь вдоль, раскатывая капли между пальцами. И чужая кровь как клеймо на любимом человеке. Ты оставляешь ее как подарок, касаясь губами вязкой жидкости. Вбираешь кожу углубляя поцелуй, оставляешь следы заставляя кровь впитаться в открытые ранки от зубов. Вглядываешься в их кромку и кривишь губы в ухмылке. Засос наливается кровью и кровь смешивается, чернеет и вскоре засыхает, опаляя кожу огнем. "В твоей душе есть что-то кроме равнодушия?" — Ты произносишь это с надеждой. Надеешься услышать "да" и сглатываешь наматывая кончик волос на пальцы. — В душе НЕ должно быть ничего лишнего. Лишь пустая оболочка. Эмоции и чувства — сорняки, которые нужно вырвать и сжечь. Шиноби не должен опираться на хлипкую стенку из добродушия и любви, ибо это самая ненадежная опора. Отбрось ненужное и поймешь как легко с чистым, незамутненным разумом. Ход мыслей должен течь ровно не прерываясь.