***
Каждый день для любого истребителя похож на испытание. Каждый день — это пот, боль и поиск предела. Кто бы мог подумать, что просто идти — это изматывающий труд. Кёджуро не хочет сдаваться. Парень борется за каждый шаг. Когда он раз за разом спасает множества людей, жертвуя собой, то чувствует себя героем, чувствует себя живым. Он тот, кто мог заставить дрожать одним лишь взглядом своих противников и без минуты промедления отсекать головы демонам, а сейчас, из-за свой слабости не может и пошевелиться. Да и к тому же попал в руки тому, кого клялся убить. Какого теперь жить, когда ты потерял все? Все что любил и дорожил в одно мгновение исчезло. Как жить дальше? А стоит ли вообще продолжать бороться за свою жизнь? Сможет ли он заставить себя жить в этом мире в роли демона? Сможет ли смотреть на жизнь по-новому? Есть ли смысл в этой борьбе или где-то там все уже предопределено и у каждого свой сценарий? Не является ли эта борьба полной бессмыслицей в масштабах Вселенной? Не нарушаем ли мы своими стараниями чей-то более глобальный план, в который не входят наши. Эти варианты... они несколько маниакальные, надуманные обществом. Одни говорят, что бороться не стоит ни за что. И ни за кого. Вообще, всякая борьба — это пережиток варварства. Но, несмотря на то, что борьба в любой ее форме это пережиток варварств — общество делает из «борьбы» культ. А любой культ легко эксплуатировать. Потому его всячески укрепляют и прославляют. Жизнь прекрасна, когда в ней нет борьбы, этого уродливого проклятья человечества. Река, даже самая бурная в мире, не борется, она течет по воле Природы. Сколько в ней силы, какая мощь, какая красота, какая свежесть, какая и ни какой борьбы. Только человек называет это «борьбою» по слепоте своей - не видит дальше собственного носа. Другие говорят, что бороться — значит жить. И Ренгоку относится ко второму типу людей. Да, сейчас он вляпался во всё это. Им двигали благородные мотивы. Но стоит ли сейчас следовать за ними, если они не дают никаких плодов? Барабанная дробь и… определенно стоит. Но делать это надо с умом. Борьба - смертельный яд, но столп все равно продолжит сражаться за свою жизнь. Но быть униженным — одно из самых худших ощущений, которое только можно испытывать. Это чувство калечит личность, отравляет сознание, разрывает изнутри и приносит омерзительную, удушающую тягость на душе. Тебя буквально раздавливают, ломают и окунают в грязь, заставляя ощущать лишь болезненную опустошенность и тошнотворное отвращение к самому себе. Поруганное достоинство и честь втаптываются в землю, окрашиваются в противный глазу оттенок и теряют былую значимость. Невозможность что-либо сделать и как-то противостоять, бороться порождает противное ощущение беспомощности. Вот к чему привело жалкое упрямство столпа. Аказа надеялся, что Ренгоку осознает свою слабость на данный момент, поймет, что его моральные принципы ничего хорошего не приносят. Когда же парень свыкнется, что он теперь демон, а не человек и захочет стать сильнее? Третий даровал ему бессмертие, вечность, предоставил второй шанс на жизнь, не дал так бессмысленно поникнуть в этом мире, а тот до сих пор придерживается своих глупых и никому не нужных взглядов. Почему бы не откинуть прошлое и не начать все с чистого листа? Ведь человеческая натура не в полном виде сохраняется после превращения, поэтому нужно попросту не... стараться вытягивать ее из демонической бездны, а лишь позволить себе поддаться новой сущности. С одной стороны — Кёджуро, наверное, посчитают странным человеком. Но он тот, для кого «не бороться» вообще никогда не было вариантом. Столп рассматривал это как некую «обреченку» — что бы не наступило, бороться надо, честно и до последнего. А там уж — насколько хватит. С другой стороны его часто одергивали и выводили на честные разговоры, и даже в отношении собственной жизни заставляли подписаться под тем, что есть некая точка, дальше которой не нужно обманывать себя и тратить силы и время на борьбы с мельницами, а нужно достойно уходить. Однако, где эта граница — Ренгоку так и не разобрался. Цели и смыслы жизни, они, как мишени. Ты подобно стреле, выпущенной из лука, летишь к цели. Воткнулся. Что дальше? Жизнь закончена? Все? Можно сразу умирать? Потому что, дескать, поставленной цели достигли? Глупости. Все будут ставить себе новые и новые цели. Одних достигают, других — нет, треть корректируются, четвертые отпадают, поскольку теряют себя. Мир находится в постоянном движении. Ты находишься в движении. Тем не менее, люди вбивают в себе в головы иллюзии, в которые свято верят, что достигается некое постоянство? Верят, что бывает вечное счастье или вечное несчастье. В реальности же одно состояние сменяется другим. Любые состояния временные, а в основном мы большую часть жизни проводим в промежуточных состояниях, когда не совсем счастливы и не совсем несчастливы. Нежелание жить возникает как раз в тот момент, когда человек открыто понимает, что со всем хорошим покончено и оно больше не произойдет. Еще вчера мир казался наполненным, а сегодня он пустой и бессмысленный. Тогда он дал себе слабину и позволил думать о том, что нет смысла больше жить, но сейчас столп пламени обрел новый смысл жизни. Он пообещал себе, что однажды, собственными руками оборвет жизнь демона и покончит со всем этим.***
— Это не слишком, Кёджуро. Слабых всегда подминают и принижают. Такова их участь. А в этой ситуации слабым являешься ты. Теперь понимаешь, каково это? — демон приостанавливает свои действия, отстраняется. Смотрит, будто выжидает чего-то. Его томный взгляд, полный безумия и желания, не спеша спускается с лица столпа к его уже оголенной груди. На самом деле, Ренгоку был готов вытерпеть все: издевательства, боль от нанесенных им ран, измывательства, угрозы, но точно не это. Аказа собирался унизить его самым подлым образом, пошатнув его достоинство. Как же глупо было думать с его стороны, что демон не способен совершить такое. И сейчас Кеджуро сполна получал за свое «глупое» по словам о'ни упрямства. Аказа до боли желал получить того, что хочет. Не только физически надругаться над чужим телом, но и уничтожить морально, заставить отказаться от своих принципов. Потому он решается предоставить выбор. — Я дам тебе шанс, – резко начинает демон. В голове что-то мигом переклинивает, и он вдруг срывается, рвет до конца верхнюю одежду парня, разрывает когтями ткань истребительской рубашки и отбрасывает в сторону. — Скажи мне, что не хочешь этого. Скажи, что лучше съешь человека, тогда я остановлюсь! Тот будто сошел с ума, прямо на нем срывал одежду, не скрывая свою ярость и недовольство. Столп пламени вновь попыталась вырваться, оттолкнуть его от себя, но все было тщетно, тело было парализовано и совсем не слушалось парня. Ренгоку практически ощущал на себе его жаркий взгляд, скользнувший вниз, к его подтянутому телу, едва прикрытой оставшейся тканью. Третий, вновь льнет к телу Ренгоку, ощущая жар его кожи своей, трогает за талию и бедра, тем самым сильнее раздвигая чужие ноги и удобно располагаясь между ними. — Я ни за что не съем человека, слышишь? Никогда! — столп чуть ли не рычит. Демон не выдерживает, прижимается плотнее к столпу и смело и бесцеремонно проникает в рот. Сжимает правой рукой лицо юноши, не давая тому и шанса прикусить вторгнувшийся язык, а левой принимается расстегивать пряжку ремня. Кёджуро не поддавался его напору, как можно сильнее стискивал зубы, но даже это не подействовало… Аказа не медлил, он поскорей хотел попробовать на вкус столпа, который так рьяно продолжал сопротивляться. Ренгоку недовольно кривился, ему было неприятно целоваться с парнем, уж тем более с демоном. О'ни целует его упоенно. Вылизывает его сладкий рот, будто желает собственным языком тому до горла достать. Прямо по-животному. От влажного и жаркого прикосновения его языка, у блондина перехватило дыхание. Контакт был настолько тесным и ощущения настолько острыми, что думать он был попросту не в состоянии. Толчки языком совершались в том же ритме, в каком руки ласкали его. Ему становилось все жарче, в нем все бурлило, напряжение росло, делалось невыносимым. Но здравый смысл был все еще при нем, но как долго он сможет продержаться? Даже в такой ситуации Кёджуро пытается сопротивляться, вырваться. Но даже так, все было напрасно, он не давал ему передохнуть, дыхание слилось в одно, губы третьего не желали его отпускать. Аказа не отстранялся ни на секунду, а лишь требовательно вторгался в чужой рот, проводил языком по ряду зубов, словно изучая, и старался сплестись им с чужим. Ренгоку не отвечал взаимностью, но демону было плевать. Он блаженно прикрывает глаза, погружаясь в эту накаленную атмосферу. Напряжение постепенно скручивалось в нижней части тела, отчего желание растягивать и медлить в этой ситуации хотело уже улетучиться. Но Аказа держался. В его планы не входило, чтобы Ренгоку мучился недолгое время. О, нет. Третий желал победить в этой битве. Заставить парня позорно кончить от принесенного ему наслаждения, перемешанного с болью. Потому его рука, закончив со снятием истребительского ремня, забирается внутрь, под форменные штаны, и плотно обхватывает половой орган, начиная водить от основания до конца, и обратно, повторяя эти движения и стараясь вызвать возбуждение. Если это действительно первый раз блондина, то третий сделает все, чтобы этот момент хорошенько отпечатался в его памяти. Благо хоть, что демоны могут обходиться без воздуха. Конечно, нехватка кислорода так же, как и человеку, приносит боль и невыносимое желание побыстрее вдохнуть, но от этого о’ни не умирают. От длительного поцелуя у обоих уже разрывались легкие, требуя новой поставки кислорода, но Аказа держался еще некоторое время. Только потом он все же прекращает, открывает глаза и смотрит на лицо истребителя, губы которого опухли от частых укусов со стороны третьего, а в золотистых глазах читался легкий испуг. Танец был настолько пылким и страстным одновременно, что через несколько мгновений парням буквально стало не хватать воздуха. Демон, наконец, оторвался от своей жертвы, и столп взглянул на него из под опущенных ресниц. На лице Аказы играла странная, какая-то похотливая улыбка. Его глаза внимательно смотрели на него, где-то в их глубине горел тёмный огонь, заметив который, ему стало не по себе. — Не думаю, что у тебя была девушка. Ты не такой человек, чтобы уделять внимание другому, помимо тренировок и уничтожения демонов. Поэтому не бойся, я постараюсь быть нежным, — он знал, что эти слова звучат отвратно для юноши, что его гордость в очередной раз задета, а внутри все переворачивалось вверх дном. Третья высшая луна усмехается. Почему-то он был уверен в своих суждениях, и от этого становилось так сладостно на душе. Этот яркий пламенный цветок, никем не тронутый и такой невинный, теперь принадлежал именно Аказе. — Черт, заткнись, — Кёджуро нервно кусает нижнюю губу. Он с жадностью сдирал кожу, совсем себя не жалел и старался не выдавливать из себя и звука. Ренгоку никогда раньше не чувствовал настолько острые ощущения. По сравнению с ними можно было смело сказать, что у него раньше не было интимной близости с кем-либо. Столп видел, что демон продолжал внимательно наблюдать за ним, и умом понимал, что должен сейчас испытывать жгучий стыд, но всё, что он ощущал в этот момент, это ни с чем несравнимое удовольствие и страстное, чувственное желание, горячей волной, поднимающееся в нем, соблазняющее, увлекающее в пучину опасности. Ему не хотелось этого признавать, но тело отзывалось на ласки демона и от этого ему становилось еще хуже. Доминировать и властвовать — эти слова больше всего нравились демону, скорее потому, что они наиболее точно описывали его постоянные желания. А как иначе, когда в приоритете у тебя захватывающие сражения со стоящими противниками? На то такие битвы и являются для третьего настоящим удовольствием, ведь уничтожать сильного врага действительно приносит невероятное блаженство. Так и сейчас: укрощать чужую непокорность и строптивость, наблюдать за тем, как Ренгоку пытается скрыть свои сладкие стоны и сбившееся дыхание, подминать под себя и заставлять делать то, что другому не нравится — все это сносило не в прямом смысле голову. Было в какой-то степени забавно от того, что столп взаправду поверил, что демон будет с ним нежен. Отнюдь нет. Аказа не отличался такими качествами, как забота, доброта и нежность. Все это являлось мерзкими человеческими чертами, которые никак не относились к демонам. Потому, издав очередной смешок, розоволосый резко кусает парня в место около ключицы, впиваясь в кожу острыми клыками. Кёджуро напрягся, пронзительный крик вырвался из его горла. Укус прокатывается по телу яркой вспышкой агонии, и блондин чувствует, как его тело пронзила дрожь. Струйка алой крови тут же течет по оголенной груди, а затем мгновенно меняет направление и скатывается к футону. Ренгоку это совсем не нравилось, демон поступал, так как ему заблагорассудится и это злило его еще больше. Однако он был не в том положении, чтобы как-то угрожать ему или противостоять, поэтому ему оставалось лишь терпеть. Видел бы истребитель, как же прекрасно он сейчас смотрится. Его упрямство помогает продолжать сопротивляться, в то время как тело требует иного. Битва моральных качеств и физического желания. Восхитительно. Тем временем третий не медлит. Свободной рукой он приспускает оставшуюся одежду парня. Стащить оказывается трудноватым делом, но ему это удается, хоть и не сразу. Демон отстраняется, — разрядка парня не должна произойти так быстро, — и снова глядит на лежащего. Такой стойкий и одновременно такой милый. Розовый румянец так и горит на его щеках, от чего у Аказы сердце точно готово было пробиться сквозь ребра и выпрыгнуть наружу. Сколько бы ни смотрел он на него, глаз все так же нельзя было оторвать. — Облегчишь свою участь? Иначе будет больно, — вдруг произносит он, протягивая пару своих пальцев ко рту пламенного. Аказа не знал, понял ли столп, что он имеет в виду, но это было неважно. В мыслях демона был совсем другой план насчет этого, а эти слова скорее были повторной издевкой, нежели действительным предложением. Казалось, для его рук не было пределов и ограничений. Они дразнили, ласкали, искушали его, пока он не почувствовал сладкую истому и слабость во всем теле, ставшем вдруг таким податливым и расслабленным. Неужели он полностью потерял всякое благоразумие? Столп чувствовал, что не в состоянии больше контролировать свое тело. Кеджуро открыл глаза, но только для того, чтобы увидеть, каким голодным взглядом он чуть ли не пожирал его обнаженное тело. Парень усмехается. Чтобы демон да испытывал такое влечение к обычному человеку? Чтобы этот самый человек вызвал в нем безудержное желание и неистовый огонь в его глазах? Забавно. — Не смеши, сделай это побыстрее и оставь меня в покое. Я вижу, что ты еле сдерживаешься, так давай же, — что вообще может быть хуже чем все то, что он испытал? Столп понимал, что это неизбежно, что третий в скором времени сделает это с ним. Он знал, что Аказа не будет с ним нежничать, так зачем тогда он сейчас говорит такое? Ренгоку лежал на футоне уже абсолютно голый, тело так и не хотело его слушаться. Широко расставленные ноги были согнуты в коленях так, что пятки почти касались ягодиц. Стыд был еще страшнее боли, его самые сокровенные части тела были безжалостно выставлены напоказ. Но столп пламени терпит из последних сил, он знает, что Аказа в скором времени сильно поплатится за этот поступок, пожалеет, что вообще совершил с ним такое, он устроит настоящий ад для этого демона, обязательно. «Все равно?» — уголки губ демона растягиваются в ехидной предвкушающей улыбке. От слов истребителя его планы тут же меняются. Раз так захотел, то получит свое: Аказа больше не будет сдерживаться, и контролировать себя — он раскроет все свои темные желания, покажет всю грубость, перемешанную со злостью, и может, тогда Ренгоку пожалеет. Третий пару секунд молчит, обдумывая свои действия, а затем вновь целует столпа, горячо и страстно. Теперь он кусал чужие губы не так, как в прошлый раз, а до крови, заставляя выть и стонать в поцелуй от неприятных ощущений. Солоноватая жидкость обжигала, манила заполучить как можно больше, выдавить все до последней капельки, и Аказа поддается искушению: больно кусает язык блондина, буквально прокусывая острыми клыками, от чего кровь брызжет точно фонтаном, мигом наполняет рты и подкатывает к горлу. Сцепленные до судороги зубы сдерживают крик, разрывающий лёгкие. Это было больно, хотелось сбежать, но руки и ноги не двигались и напоминали о ещё более нестерпимой боли, отголоски которой всё ещё заставляли его дрожать. Демон его полностью контролировал и сейчас он мало на что был способен. Легкий каннибализм не приносил неприятных ощущений, наоборот, Аказа чувствовал небольшой привкус человечины, что само собой приносило удовольствие. А от ощущения того, как чужая кровь скатывается внутри, становилось еще жарче. О’ни отстраняется, дабы не получить укус в ответ, и сплевывает достаточное количество содержимого себе на руку. Все-таки даже в сексе приятно быть демоном — можно не беспокоиться о полученных ранах. Однако регенерация Кёджуро была медленной, в чем, опять же, виноват лишь он, потому его мучения будут довольно длительными. Но так даже лучше. От всей ситуации связь мыслей резко обрывается. Сейчас третьего не интересует ничего, кроме настоящего момента. Собственное возбуждение так и требовало внимания, и демон действительно больше не мог сдерживаться: его руки подхватывают ноги Ренгоку, тянут за них ближе и закидывают себе на поясницу. Ладонь, что была наполнена чужой кровью, растирает густую алую жидкость, обильно смачивая пальцы. Аказа понимал, что просто так взять парня не получится. Уж очень узко, — тем более, когда у того первый раз — потому решает уделить некоторое время растяжке, ведь неприятных ощущений получать совсем не хотелось. Он подносит пальцы к сжатому колечку мышц, надавливает, сразу двумя, и грубо проталкивается сквозь натиск тугих стенок. Горячо и тесно. Еще не отошедший от недавних мучений, Ренгоку почувствовал, как в анус стали протискиваться два пальца, горячие и сухие. Блондин зашипел от резкой боли, каждое движение пальцев превращалось в тысячу ножей. Представления о том, что скоро в парне будет находиться уже не только пальцы, сносят крышу. Порой Аказа ощущал себя одержимым, возможно, это и вправду так, если судить по его безумному взгляду, нетерпеливости и странным желаниям по отношению к Ренгоку. Но, несмотря на это, когда желаемое сбывалось, одержимость приносила лишь вдвойне увеличенное удовольствие. Вскоре пальцы двигались не так тяжело. Решив, что этого достаточно, демон тут же выдергивает их, оставляя после себя жжение, но это было только начало. Возможно, было слишком рано и стоило бы уделить этому больше внимания, но терпеливостью Аказа не отличался, поэтому он резко хватает чужое тело, легко переворачивает парня животом книзу, ставит на колени, придерживая одной рукой, и приспускает свою одежду, которая сейчас была совсем некстати. Розоволосый обхватывает собственный возбужденный орган, растирает головку остатками чужой крови и приставляет к заднему проходу столпа. «Наслаждайся» — думает он и проталкивается внутрь. От боли истребитель вскрикнул и попытался вырваться, но его так крепко держали, что он мог только ерзать по футону в напрасной попытке избежать изнасилования. Войти получается трудно, все-таки узость партнера никуда не делась, но демон не останавливается, лишь надавливает и протискивается дальше. Член, упираясь в колечко сфинктера, после небольшого сопротивления стиснутых анальных мышц стал погружаться внутрь. Рука самопроизвольно хватает блондинистые волосы и натягивает на себя. Кажется, они стали длиннее, чем, будучи в человеческом облике, замечает демон, но тут же прогоняет ненужные мысли. Он рычит от горячей тесноты партнера, что приносило такое приятное физическое тепло, не сдерживается в очередной раз, наклоняется к спине светловолосого и кусает за плечо. Кёджуро взвыл от бессилия и неизбежности, почувствовав, как плоть его насильника проникает в сжатое колечко. Под бешеным напором демона, колечко мышц начало расширяться, и член стал погружаться вглубь кишечника. Аказа навалился еще сильнее, но девственно тугое мышечное кольцо было не готово к таким пропорциям. Когда третий полностью сумел погрузиться внутрь, Ренгоку показалось, что его разрывают пополам. Он вскрикнул и подался назад, инстинктивно пытаясь отстраниться, но его крепко держали за бедра и волосы, практически насаживая на насильника. Слезы чуть выступили в уголках глаз, столп как можно сильнее сжал простынь в своих руках, пытаясь не проронить ни слова. Резкие вскрики, яростное брыканье и отчаянно сдерживаемые эмоции столпа потешали демоническую душу. По телу, словно медленно разливался сладкий густой мед, смазывающий все рубцовые поверхности, оставшиеся от прошлых ран. Это приятно грело заледеневшее за столько лет сердце третьего. Странно, конечно, что именно таким образом. Но Аказа с точностью мог сказать, что нечто было в этом пареньке. Нечто такое, от чего кровь буквально бурлила, а жар поднимался с каждым разом лишь сильнее. Да и вид на мужскую спину, где красовались пара капелек выступившего пота, особенно ублажал жёлтые глаза, а уши демона и вовсе с желанием отзывались на такие стоны боли. У третьего просто не было слов, чтоб описать свои смешанные чувства, что блаженно заполняли его изнутри и одновременно терзали. — Что, больно? — старается повторить с той же интонацией, с тем же тоном, что говорил Кёджуро несколько минут тому назад, только вот в голосе все же отчётливо слышится ехидство. Аказа выпрямляется, выравнивая спину, выходит наполовину из тела истребителя и снова вгоняет член — грубо, одним яростным толчком. Волна наслаждения током пробежала по всему телу, и демон шумно выдохнул. Как же приятно обхватывало плоть чужое горячее пространство. Ренгоку до сих пор сжимался и пытался не поддаваться внешнему напору, но тем временем со вторым толчком Аказа не медлит. Он повторяет свои движения, и через пару секунд его бедра начинают вбиваться в тело столпа, не давая лишнего времени для привыкания. С каждым разом всё резче и больнее. Но заметив, что движения вскоре чуть облегчились, демонический взгляд с любопытством скользит к ляжкам Ренгоку и видит тонкую кровавую нить, стекавшую прямо из входа парня. Порвал. От этого Аказа только сильнее вспыхивает. Порвать пламенного столпа. Он даже и в мыслях подумать о таком не пытался. Как же прелестно. — Заткнись, — ели, как выдавил из себя это слово. Третий вытащил свой ствол наполовину, а затем снова с силой вошел в насилуемого парня, разрывая его задний проход. С кровью скольжение члена стало легче. Блондин вскрикивал и корчился, ему казалось, что его сейчас порвут на части, и вскоре парень уже охрип от криков. Края сфинктера невыносимо пульсировали, принося при каждом движении адские мучения. — Ох, Кёджуро, я дал тебе целых два шанса, но, увы, ты выбрал этот исход. Неужели не жалеешь? — шипит, словно настоящая змея. Договорив, Аказа крепче сжимает натянутые на кулак светлые волосы и жёстко впечатывает лицо столпа в футон, после чего наваливается на его спину всем весом, прижимаясь горячей грудью и злобно шепча: — Скажи, что ты понял свою ошибку. Скажешь это, и я постараюсь быть с тобой нежным. Аказа не сбавлял темп, двигал всем телом вперед, его плоть входила практически до основания, вызывая резкую, ослепляющую боль, и, заставив парня исторгнуть новый вопль. Такого Кёджуро еще никогда не испытывал. Колечко мышц, растянутое членом, была словно объята огнем, по телу пробежали судороги, отчего все мышцы напряглись и заиграли под натянутой кожей. Слишком больно. И как только он может оставаться верным себе в такой ситуации? Пора было давно сдаться, но истребитель терпит. Тело Ренгоку содрогалось в такт фрикций. Демон, продолжая терзать свою жертву, склонился над насилуемым парнем, засаживая член с размаху и сопровождая каждый удар короткими стонами. Плоть садиста входила резко и грубо, доставляя осужденному парню невыносимые страдания. Кёджуро выгибался и рвался назад, как будто пытался сорваться со здорового кола, разрывающего его внутренности. Он остро чувствовал член насильника, распирающий его кишки, каждое его движение, биение пульса. — Никогда в жизни! — обессиленно и сдавлено кричит столп. А боль не уходит, обнимает жадно и цепко. Он рвётся прочь, отдирает от себя гадкие щупальца. Но всё напрасно. Она не отпускает его. Кеджуро все еще не сдается, не смотря на все издевательства и пытки Аказы, он все еще держит себя в руках... «Глупец. Своим упрямством он лишь губит себя» Толчки становились все агрессивнее и быстрее. Демон в прямом смысле вдалбливал столпа в футон, из-за чего его тело вздрагивало при каждом проникновении, что очень нравилось третьему. Желание заполучить всего Ренгоку затуманивало разум. Хотелось иметь его полностью. До каждой клеточки. Эта мысль сводила с ума и омрачняла сознание, заставляя откинуть все разумное, что только было в нем. Аказа даже так унижает его, давит на поясницу, чтобы выгнулся сильнее и вновь оскаливается. Никогда ему не было настолько хорошо, как сейчас. Наслаждение накрывало как изнутри, так и с внешней стороны, из-за чего демон до безумия всячески кусал блондина: за шею, плечи, загривок – кусал, лизал и оставлял свои красные отметины в знак того, что Ренгоку принадлежит ему, в то время как пальцы переплетались с чужими, сжимая до хруста костей, а свободная рука, отпустив волосы, теперь уже держала столпа за бедро, впиваясь до синяков — благо, что не до крови, хотя ее уже было вполне достаточно. Голова шла кругом, а перед глазами плясали темные пятна. Толчки быстрые и размашистые. Невыносимо больно. Ему кажется, что он вот-вот потеряет сознание. Его член свободно скользил по растянутым стенкам бесчувственного парня, кровь тонкими струйкам стекала на футон, но смачные удары демона быстро привели в чувство, возвращая в кошмар, который, казалось, превратился в бесконечность. Смачные шлепки от соприкосновения их тел эхом разлетались по комнате. В то время как широкие руки третьего бродили по его коже, оставляли царапины, синяки, одновременно кусая и целуя. Периодически блондин вопил, не в силах сдерживать крик, каждое движение члена, выполненное с невероятной мощью и напором, было крайне мучительным. Ренгоку выгибался под насильником, как только тот начинал очередное проникновение, насаживая его вновь и вновь. Парень выл и скулил от боли, об унижении он уже не думал. — Как жаль… — прерывистое дыхание не позволило сказать это одним предложением. Аказа тихо хрипел и шумно вдыхал воздух. Спустя некоторое время тело демона было на пределе — он чувствовал, что скоро кончит, поэтому лишь быстрее ускорился для яркой концовки. Пальцы глубже впились в чужую кожу и помогали насаживать юношу до самого основания члена. Губы приоткрылись в безмолвном крике, тело забилось в страшных конвульсиях. Вдруг демон напрягся, навалился ещё хуже, слегка зарычал и кончил прямо в тело Кёджуро. Его горячее семя разлилось внутри столпа, обжигая не только внутренности, но и саму честь, что снова была столь унижена. Переведя дыхание, третий удивительно нежно целует блондина в шею. Это завершающее действие было неожиданным, но таким же неприятным и унизительным для Ренгоку. Все тело столпа невыносимо болело. Парень был в полуобморочном состоянии, его колотила нервная дрожь, его подвергли такому унижению, что сейчас он мечтал только о смерти. Столп пламени краем глаза замечает довольную улыбку демона, но улыбка скорей была похожа на звериный хищный оскал. Голос хриплый с нотками язвительности. Как же раздражает. —... ты заплатишь за это... — его голос огрубел и охрип от криков. После своих слов, блондин все-таки потерял сознание от болевого шока, это было ожидаемо. Ренгоку ненавидел его ещё тогда, когда не знал, кто он. Ненавидел всю его демоническую сущность, кипящую в нем. Столп ненавидел третьего и тогда, когда нашел в лице своего врага. Вся его до основания лживая жизнь, лживая личина, за которой он прятал истину заставили блондина ненавидеть его ещё сильнее. Играет слишком тонко, чтобы подловить его хотя бы на одной фальшивой ноте, прячется слишком щепетильно, чтобы обнаружить хоть где-то его следы, работает слишком качественно, чтобы найти хоть несколько изъян. Изъяном было только то, что Аказа позволил ему подобраться к нему так близко. Кажется, он слишком самонадеянный, и это его точно погубит. Демон ухмыльнулся, довольный своей проделанной работой, наклонился к самому уху юноши. — Я буду ждать этого дня, мой дорогой Кёджуро… - его глаза потемнели и скользнули по обнаженному телу столпа, а рот его растянулся в безумной улыбке…«Воображение столпа раз за разом рисует его смерть, но это не может сравниться с тем, как он приближает конец его губительной эры. Кёджуро знает, на что идет, он знает, чем все закончится. Блондин знает, что подписал себе смертный приговор. Аказа отнял у него все до последней капли. Он отнял его жизнь и ему совсем не жаль, считает, что поступил правильно. Столп пламени больше не ненавидит его. Он не может подобрать слово, способное описать это чувство. Это сильнее ненависти, сильнее желания убить. Затуманенный разум хватается из последних сил за возможность жить. Дотянуться, убить, испепелить, воскресить и снова убить и так целую вечность, только бы утолить это чувство, только отомстить демону от лица всех, кто погиб от его руки. Неуловимый, непобедимый, он ненавидит его сильнее, чем кто-либо кого-либо ненавидел за всю историю человечества. Ренгоку будет цепляться за жизнь, он не умрет, он переживет всех, он достанет третьего из-под земли, он найдет его на краю света, пойдет туда, куда пойдет он и закончит начатое дело. Кёджуро убьет его, даже если в следующей жизни...»