За краем Вечности

      Кажется, морская соль выжгла все чувства. Осталось лишь безэмоциональное, скоростное сердцебиение и нервный смех, рвущийся наружу. Галька под спиной шуршала в набегающих волнах, омывающих всё тело — но уже не так, как раньше, а ненавязчиво и словно бы извиняючись. Взгляд, пронзающий небесную синь, скакал с одной чайки на другую. «Ха-ха! Выкусите! Не полакомитесь моим трупом!» — торжествующе сообщил неизменный спутник, родимый внутренний голос, который по счастью (или наоборот?) тоже остался жив.       Пройденное на плоту испытание самым суровым образом напомнило, кто же главный враг — не грозные пираты, не бессердечные королевские солдаты, а природа. Именно её гарнизоны стирали с лица земли большинство первооткрывателей и тех славных малых, что осваивали эти земли первыми. До сих пор ее пыл не умерился ни на долю — лишь люди стали изворотливее и научились обходить некоторые природные ловушки. Однако, даже гениальная идея капитана Воробья не обошлась без неожиданных тонкостей. Использовать в качестве парома плот было правильнее всего, но никто — даже сам великий комбинатор Воробей — не предполагал, насколько сильные могут быть волны у берегов Исла-де-Розас.       Постепенно утраченное мироощущение стало возвращаться — запершило в горле, защипала порядочная бадья воды в лёгких. Кашель вырвался наружу, разрывая грудную клетку львиными когтями. Согнувшееся в судороге тело перевалилось на бок, ладони сжали горсти галечника; отхаркиваемая вода слилась с прикатившим тонким полотном прибрежной волны. Та унесла её обратно в море и вернула взамен хилую дощечку с дрейфующим обрывком троса — вероятно, это всё, что осталось от несчастного плота.       Со стороны донёсся вторящий мне хриплый кашель. Капельки воды на ресницах разъедали глаза, активируя слёзные протоки, но тяжёлый взгляд всё же сместился в сторону: капитан Джек Воробей, немного подрагивая, вышагал на берег и упал на колени, откашливаясь, отфыркиваясь и отплёвываясь. С густых волос и новой одежды зазвенела по камешкам капель. Что-то слабо затрепеталось в душе спокойной радостью — и это было связано, вне сомнений, с тем, что судьба оказалась благосклонна не ко мне одной, но и Джека выпустила из омута близкой смерти. Сил на выражение каких-либо эмоций почти не осталось, да и сами эмоции были грубо заткнуты во время борьбы с волнами-убийцами и рифами-потрошителями, и теперь подавали лишь робкие отголоски, поэтому всё, что удалось сделать — рассмеяться во всё горло. Я вернулась в лежачее положение на спине и раскинула руки в стороны. Счастливая улыбка заиграла на губах, взгляд заскользил от облака к облаку, вырисовывая воображаемые узоры. «Всё-таки, живы!» — радостно подытожил внутренний голос.       Ненормальный приступ смеха не смог скрыть от меня скептический, недовольный взгляд, испепеляющий всё тело. Мимо прошуршала галька под тяжёлыми, словно бы упрекающими шагами. Я повернула голову на звук: Джек прошествовал к груде тёмных, пропитанных водой обломков и безрадостно пнул их носком сапога. Вот уж к нашему парому природные стражи отнеслись куда более жестоко — плот превратился в жутковатое переломанное, перекрошенное нечто, и теперь, словно бы в издёвку, волны активно возвращали нам его останки.       — Всё не так плохо, верно? — я глубоко вдохнула запах моря и села. Хмурый косой взгляд прилетел мне ответом. Пришлось сдерживаться, чтобы не позволить испугу овладеть разумом, однако, в глубине души уже пробивался неровный мандраж: вместе с плотом разрушилась единственная возможность выбраться с Исла-де-Розас. Впрочем, даже если бы плот остался цел, повторно перебираться через рифы было бы сродни самоубийству. Что же тогда? Берег с высокими обрывами? Тоже не вариант — падение с той высоты неминуемо повлечёт смерть от удара о воду. А про бухту с военными бригами даже задумываться не стоит: один пушечный залп и вместо двух человек останутся два мокрых пятна. Но, как бы то ни было, отчаяние пока не спешило захватить разум, вместо чего внутренний голос нашёптывал, что мне повезло — со мной самый изворотливый пират всех времён — он-то уж точно не будет сидеть сложа ручки, а, как и положено, отыщет гениальный способ выбраться. Или, хотя бы сообщить «Чёрной Жемчужине» о необходимости помощи. В конце концов, не он ли дважды выбирался с необитаемого острова «на черепахах»?       Я поднялась тяжело, пошатываясь — тело до сих пор штормило. Ноги, словно свинцом налитые, поднесли меня к капитану Воробью.       — Эй, Джек, — я положила руку ему на плечо. — Ты как? Не ранен?       — Нет, — Воробей дёрнул плечом, смахивая мою ладонь. Удаляющемуся кэпу я смотрела вслед с абсолютным непониманием — ещё большим, чем если получила бы «зачёт» автоматом по всем предметам. — Ты куда? — я бросилась за ним и преградила путь. Воробей цыкнул, запрокинул голову к небу и обречённо очертил глазами полукруг. — Почему ты ведёшь себя так, будто я в чём-то виновата?       — А разве нет? — Джек красноречиво изогнул брови. — Разве не ты визжала, вцепившись в леер, когда от тебя нужно было лишь хладнокровие и какая-никакая помощь? Разве не ты проигнорировала мою просьбу грести?       — Вообще-то я гребла! — я возмущённо приставила руки к бокам.       — Всего несколько секунд? Как видишь, это не помогло нам избежать столкновения с рифом.       — Можно подумать, ты не допустил оплошностей! — я всплеснула руками, отчего Джек благоразумно отшагнул назад, дабы снова не получить по своему идеальному носу. — Это ты не рассчитал, что волны могут быть чересчур велики для плота!       — Даже если так, свою оплошность я хотя бы пытался исправить, — пират наклонился ко мне, пыша справедливым негодованием. — И заметь, — карий взгляд мазнул по окрестностям, — Мы всё-таки добрались на Исла-де-Розас.       — И теперь мы на нём в ловушке, — холодно заметила я.       — Вини кого хочешь, — Джек махнул рукой, возобновляя путь у полосы прибоя. Я раздражённо пнула носком сапога камешек и чертыхнулась себе под нос. Наблюдать за удаляющейся капитанской спиной занятие довольно раздражающее, как и вся ситуация, однако лихой пират не успел уйти далеко и совсем скоро круто развернулся к морю.       — Смотри-ка, — улыбнулся кэп, вытаскивая что-то из воды. — Всё-таки настырные эти служивые — даже их мундиры ничего не берёт.       Я оказалась рядом, с интересом выглядывая из-за капитанского плеча. Воробей поднял потяжелевший от воды, потемневший и безжизненно висящий алый китель с расколотыми погонами. По сапогам заструились капли воды, вынуждая брезгливо отступить. Джекки, как ни в чём не бывало, сверкнул на солнце золотым зубом и повернулся, щедро протягивая мундир мне.       — Твой, кажется, — добавил он и закинул вымокший китель мне на плечо. От тяжести тело чуть не согнулось пополам — я охнула и присела, после чего неуклюже сбросила камзол на землю.       — Ну спасибо! — злобно рявкнула я. Джек покрутил головой и, что-то приметив, невозмутимо ответствовал:       — Пожалуйста, — и бодро зашагал в лес.       Несколько секунд возмущённого молчания — и я кинулась за ним. Капитанская сабля взвизгнула о ножны, после чего два папоротниковых листа, преграждающих путь, свистнули на землю. Я остановилась в метре от первых деревьев, после чего поспешно вернулась за кителем, водрузила промокшую потемневшую ткань на плечи и побежала за удаляющейся алой косынкой. Гордо выпрямленная капитанская спина говорила о напускной уверенности её обладателя, что невозмутимо шествовал в неизвестном направлении, вымещая недовольство на несчастных кустиках. Мы поравнялись с ним по истечении минуты, во время которой надоедливый внутренний голос перебирал варианты дальнейших действий.       — Идём к особняку? — я равнодушно мазнула взглядом по пирату. В ответ мне прилетело лаконичное «угу». Я понимающе закивала. — А что же потом?       — Потом воспользуемся знаменитой пиратской традицией! — жизнеутверждающе заявил кэп.       — «Завязать бой и сбежать»? — я выжидательно уставилась на капитана. Джек ответил коварной полуулыбкой, под корень срубая несчастный куст.       — Посмотрим, — интригующе завершил он.       Прохлада леса показалась приятной только сперва — спустя несколько минут зябкие утренние туманы прошибли холодом в добавок ко влажной липкой одежде. Я морщилась, скользила по листве, прорубала собой дорогу сквозь цепкие заросли и диву давалась, каким образом капитан Воробей избегает таких неприятностей, как незаметно выросшая на пути ветка или поднырнувший под ногу корень дерева. Едва тело подстроилось под ритм сменяющих друг друга природных препятствий, как из-за пышно разросшегося дерева, напоминающего дуб, выглянула громоздкая терракотовая стена, изрешечённая ровным рядком темнеющих окошек под самой крышей. Живая изгородь плелась вокруг здания — но предназначение её состояло не сколько в защите от врагов, а сколько в красоте: усеянный маленькими цветочками природный забор был способен уберечь от проникновения разве что шестилетнего ребёнка; взрослый же человек при должном старании сумел бы перепрыгнуть через него, не повредив ни себе, ни ограждению. Однако природные инстинкты самосохранения тут же упрятали нас с Джеком за широкий ствол дерева.       — Всё выглядит подозрительно-безопасным, — я придирчиво сощурилась, высовывая нос из-за пышной ветви. За плечом возникла капитанская тень — Джек выглянул из-за меня, вторя той же интонацией:       — Как и ты — а на деле в тихом омуте…       — В моём омуте черти тонут! — зловеще хохотнула я, удивляясь собственному голосу, который прозвучал пародией на дьявольски-коварного суперзлодея. Джек ответил односторонней улыбкой — я не могла это увидеть, но чувствовала, явственно представляла, ощущала это.       — А-а, — Воробей медленно закивал, с видом абсолютного понимания и чертовской харизмы: — Понима-аю… Горон… Грион… Гронр… Ах, вспомнил! Гонор это называется, дорогуша, гонор! — свистнул воздух — с такой скоростью я обернулась, чуть ли не влетев в Воробья. Тот повертел головой и, якобы внезапно споткнувшись взглядом об меня, невинно улыбнулся и развёл руками: — Завышенная самооценка, проще говоря.       — Как будто ты — сама скромность! — прошипела я наглецу в лицо, вызывая на него хитрющую обольстительную улыбку.       — По крайней мере я не отрицаю этого.       — Чего? Того, что ты самовлюблённый нарцисс? — я привередливо наморщила нос и высокопарно задрала подбородок, выказывая всё своё мнение по поводу того, что красавец-Воробей прекрасно знает о своём великолепии и подчас беззастенчиво этим пользуется. И, естественно, делая вид, что совершенно не разделяю общепринятого дамского мнения о его персоне.       — Я просто реалист, крошка, — Джек бессовестно сверкнул золотым зубом, приобнимая меня за талию. — А с каких это пор реализм стали кликать нарциссизмом?       — Вот значит как? — я медленно кивнула, чувственным движением убирая его руку с талии. — Тогда, раз уж ты так хорош, может достанешь уже этот дневник, пока мы не стали удобной мишенью для тренировки охраны в стрельбе?       Карий взгляд легко соскользнул с моего лица и сузился в щёлочки, обрамлённые тёмными кругами сурьмы. Пират шагнул вперёд, перегнулся через широкий отросток древесного ствола и приподнялся на цыпочках, вглядываясь в темнеющий ряд узких окошек. Из-за угла особняка выглядывал крутой обрыв: ровная земля прерывалась, а там, внизу проглядывался вдающийся в море берег с выточенным волнами полукругом залива, из которого тянулись к небу колья мачт с подобранными парусами. Байки об охране Исла-де-Розас оказались куда правдивее, чем воспринимались изначально. Так что же такое губернатор Стивенс хранит здесь, что так тщательно оберегает? Или же он настолько плохо правит Нью-Провиденсом, что не исключает возможной революции, а это место держит в резерве как возможность укрыться от недругов? Или его высокоблагородие всего-навсего страдает паранойей?       — Будь добра свой китель, — пропел над ухом капитан. Я избавилась от тяжёлой ноши не без удовольствия, но, глядя в след отдаляющейся выцветшей бандане, к которой присоединился на порядок темнее камзол, несообразительно хлопала глазами; внутренний голос же сообщил, что в этом мире все либо до мании бесстрашны, либо самоубийцы.       — Ты пойдёшь туда один? — прилетел вопрос вслед красавцу-выпендрёжнику. Джек фривольно обернулся.       — А разве ты хочешь составить мне компанию? — насмешливо фыркнул пират.       — А для чего же я тогда вызывалась твоим напарником по авантюре?       — Если ты не поняла, — Джек глянул по сторонам и тяжело вздохнул. — Это был намёк. Намёк на то, чтобы ты осталась здесь и не совалась.       — Что?! — вспыхнула я.       — То, что мне не нужны лишние заботы в твоём лице, — Воробей подлетел ко мне и примиряюще поднял руки в том жесте, каким обычно успокаивают коня, встающего на дыбы. — Так что будь добра, жди меня здесь, — указательные пальцы, сверкнув перстнями, ткнули на землю у моих ног. — И пожалуйста, не сделай глупость!       Маленький уголок моря, что словно бы игриво выглядывал из-за мрачного каменного дома, притягивал к волнам отсветы солнца, неохотно, но неуклонно выплывающего на пронзительно-голубой небосклон. Можно было долго обижаться на капитанское невежество, но поразмыслив, решила, что такой ход куда благоразумнее, чем если бы, скажем, мы на пару ввалились в особняк. К тому же хозяйственная стихия прибрала один из солдатских кителей, которые служили подобием маскировки. Внимательно проследив за капитаном, с присущей лисам осторожностью нырнувшего за угол, я сообразила, что укрытие стоило бы сменить: как ни крути, несмотря на то что стража успела облениться без видимой работы и не ожидала нападения, прятанье за деревом под самыми окнами могло обернуться плачевно. Я укрылась за хозяйственными постройками и уселась на трухлявый пень. Взгляд беспричинно уткнулся в каменную стену дома и поплыл по окрестностям. Утро откидывало солнечные лучи на берега. Свет полз по стенам, шмыгал в окошки, поблёскивал на облупленной черепице амбаров и подсушивал вымокшую одежду вместе со спутанным клоком волос. Сквозь стенку хлева донеслось пронзительное «кукареку!», заставившее нервно подпрыгнуть на месте. Внутренний голос так некстати молчал, когда скука смертная во всю требовала собеседника.       Ожидание затянулось. К счастью, перемешанному с лёгким приятным удивлением, никакие красные мундиры не спешили обходить дом с дозором. Вот как работают люди в отсутствие своего хозяина — впрочем, их позиция не удивительна: со стороны бухты горизонт проступал чистой чертой — а другие берега значились непригодными для высадки. По крайней мере, так считалось.       В полном одиночестве предаваться выжиданию появления неугомонного пирата — дело безынтересное и утомительное. И более того, щекочущее нервишки. Минуты, проведённые в позе лотоса за амбаром, сказались на всём состоянии: дыхание сбивалось, а руки мелко дрожали от волнения. Столь долгое отсутствие пирата наталкивало на вполне справедливые опасения. Досконально изучив все окрестности взглядом и убедившись, что причины для особенного беспокойства нет, я поднялась на замлевшие ноги, прокралась из-за амбара и заглянула за угол, где исчез лихой капитан. Увы, робкая надежда увидеть преспокойно идущего навстречу пирата с дневником за пазухой не оправдалась. К счастью, не оправдался и страх увидеть с десяток мушкетных штыков, хищно нацеленных мне в лоб. Распаляющееся утро приносило первые отголоски жары, мягко ложило охровый свет на гладкую прогретую стену, отражалось оранжевым светом от одинокого окошка, жмущегося к углу первого этажа. Взвесив все «за» и «против», а также потратив пару минут на внутреннюю борьбу, я опасливо высунула нос из-за оконной рамы. За приоткрытым стеклом крылось маленькое душное помещение: с первого взгляда не удалось разобрать его назначение, но миски, кастрюли, ящики и пряный аромат специй выдавали в нём либо кухню, либо кладовую.       Что-то зашумело совсем неподалёку. Взгляд остервенело метнулся к амбару, увенчанному соломенной крышей, напоминающей растрёпанные выгоревшие волосы, и замер на открывающейся двери. Из неё выкатилась полная румяная служанка, нагнулась, придерживаясь за спину и поставила на землю корзину, до краёв наполненную крупными куриными яйцами. Пока та не выпрямилась и не соизволила оглянуться, я, подавив испуганный сердечный ритм, второпях толкнула податливо скрипнувшее окно и опрометью перевалилась через раму. Шмякнувшись на пол кухни, застыла, обостряя слух до максимальной возможности. Со двора доносилась лишь тишина, разбавляемая куриным кудахтаньем, что успокаивало упавшее в пятки сердце: не заметили. В тусклом свете плясали прозрачные пылинки, оседающие на пол, на столы и тумбы, на посуду и ящики с припасами. По стенам к потолку ползли тёмные пятна копоти, сгущающиеся вокруг шершавой стенки печи. На грубо выточенном деревянном столе в фарфоровой тарелке засыхал надкусанный кусочек черного хлеба, кормящий довольно жужжащую муху. Внимание привлекла завлекающе приоткрытая дверь.       Задерживаться в кухонной каморке не было смысла, к тому же события сами заставили меня оказаться внутри — значит, следовало воспользоваться шансом. В данный момент открыты были три пути: вернуться на улицу, остаться здесь или отправиться на поиски дневника. Первый вариант грозил неудачными последствиями: попадаться на глаза служанке до чёртиков не хотелось. Оставаться в кухне тоже не прельщало: не дай Бог, нагрянут кухарки — особенно учитывая близящееся время завтрака. Значит, самым верным и прямым оставался третий путь. А к нему вела податливо согласившаяся выпустить меня дверь. Блестящие рёбра ступенек поднимались высоко вверх, к новой двери. Я шагала крадучись, при каждом скрипе вжимала голову в плечи и инстинктивно замедляла дыхание, когда усиленный адреналином слух улавливал несуществующие звуки, пугающие до дрожи. Тяжёлая дверь выпустила в длинный тёмный коридор. Отсутствие окон создавало в помещении почти кромешный мрак, но слабое свечение всё же позволило глазам привыкнуть и различить бледные контуры дверей и художественную резьбу на стенах. Сориентировавшись, откуда прилетают отблески света, и рассудив, что такое освещение издают не свечи, я покралась по коридору, поскрипывая половицами и сражаясь с яростным желанием снять сапоги, каждый удар которых, как слышалось в тот момент, в полной тишине разносится по дому громче слоновьей поступи.       Прижимаясь к стене и вцепившись леденеющими пальцами в эфес сабли, я продвигалась вперёд, остервенело стиснув зубы, чтобы те не застучали от нервов. Наконец, коридор уткнулся в стену, из которой глядело на защищённую военными бригами бухту большое гостеприимное окно. Коридор сворачивал под прямым углом вправо от него; по левую сторону во второй этаж упиралась широкая лестница. Решив, что при случае с первого этажа будет проще выпрыгнуть в окошко, я свернула вправо. Мой путь вился во всевозможных направлениях, сворачивал беспорядочно, словно бы архитекторы, создавая эскиз дома, прочертили этот коридор кривой изломанной линией, зажмурив глаза. Портреты солидных дяденек, коими были усеяны стены, провожали меня взглядами до самого конца — до нового поворота, который вывел к очередному разветвлению. Неисповедимыми путями я оказалась на лестничной площадке, подсвеченной догорающим огоньком светильника. Шестое чувство указало на широкие двустворчатые двери, покрытые изображениями из Священного Писания. Внутренний голос рассудил, что подобным образом разукрашивать стали бы только вход в помещение, предназначенное для приёма гостей, чтобы показать состоятельность хозяина и впечатлить посетителя. А кабинет для таких мероприятий самое удобное место. Кэп ведь заявлял о том, что параноик-губернатор держит ценные вещички в подобных местах?.. В подтверждение догадки двери не поддались просьбе впустить меня. Стал бы хозяин запирать от слуг самую обыкновенную комнату, тем самым лишая её регулярной уборки? Нет, если бы ему нечего было скрывать.       Любое промедление могло стоить дорого, а время поджимало. В связи с этим было решено сразу же пустить в ход «тяжёлую артиллерию». Сабля выехала из ножен медленно, почти без лязга; лезвие с трудом протиснулось в щели между дверьми. Кража со взломом, как в супершпионских фильмах оказалась вовсе не таким плёвым делом, как выглядело на экранах. Двери несогласно скрипели и, как мне казалось, были слышны в самых отдалённых уголках губернаторского особняка. Пытаться взломать замок и в то же время делать это бесшумно — наитруднейшая задача, к тому же почти бесполезная. Наконец, что-то хрустнуло — однако, не в двери. Грохот сапогов зазвучал вдалеке, усилился, пронёсся над головой и вновь пошёл на спад. Сабля, до этого момента грубо истязающая двери, застыла в дрожащих пальцах. Слух обострился, дыхание затаилось, а взгляд медлительно прошёлся по потолку от края до края. Спустя секунду второй этаж снова откликнулся грохотом и рокотом бегущих шагов — только принадлежащих уже явно не одному человеку. В довесок слуха коснулось обрывистое ругательство, а за ним топот ног, затихший было наверху, зазвучал сильнее и сместился на мой этаж. Что-то знатно громыхнуло о стену — что-то до нервного тика похожее на пущенную пулю. На повороте коридора замаячили тени, не предвещающие ничего хорошего.       Чертыхнувшись про себя и резво выдернув клинок из щели между створками дверей, я понеслась прочь. Первый же поворот столкнул меня с плотным полотном узорчатого гобелена, украшающего стену — тупик перекрыл всевозможные пути отхода. С губ сорвалось очередное беззвучное ругательство. Я вцепилась в дверную ручку, но та устрашающе затрещала, грозясь скорее остаться в ладони, чем впустить незваную гостью. Я рванулась к другой двери, но внезапно что-то шикнуло за спиной и знакомым голосом возгласило: «Агхр, дьявол…» и более радостно: «Мисс Любопытный Нос?!»       Я волчком обернулась к Джеку. Взгляды встретились на долю секунды, но растрёпанный, вспотевший вид пирата не оставил сомнений в виновнике погони. Воробей, не теряя даром драгоценных секунд, не дожидаясь пока приближающаяся беготня охранников свернёт в этот поворот и пригвоздит нас к стене решетом выстрелов, подпрыгнул от нетерпения и, звякнув побрякушками, метнулся к неприметной дверце. Та со свистом открыла пред нами тёмный проход, чуть не шибанув мне по лбу. Капитанский локоть безнравственно саданул меня в бок, от чего я буквально ввалилась в мрачную комнатку. Нога подвернулась и по маленькой лесенке тело скатилось кубарем. Не позволяя себе отвлекаться на свежие синяки, я тут же подскочила и внимательно воззрилась за дверной проём: на повороте коридора мелькнули красные камзолы и сверкнули стальные штыки — и тут же размокшая деревянная дверь хлопнула перед ними. Джек, в чьей руке внезапно появился престарелый канделябр, сцепил им дверные ручки, заблокировав проход хотя бы на некоторое время. Тотчас дверь пошла ходуном, запрыгала и загрохотала. Угрожающе стонали петли, грозясь не выдержать солдатского напора.       — Конечно, без этого ведь не бывает! — я закатила глаза, потирая ушибленный локоть. Джек несогласно шикнул, одним прыжком соскакивая с маленькой лесенки. Я проследила за ним и безрадостно закусила губы: привыкший к темноте взгляд обрисовал мрачный холодный погреб с крохотной бойницей под самым потолком. Земляной пол, кое-где покрытый деревянным настилом, захламляли бочки, ящики и стеллажи с соленьями-копченьями-вареньями, а также прочими заготовками на «чёрный день». Каменные стены веяли могильным холодом, а в затхлом воздухе витал хмельной аромат вина. Всю эту картину нарушал совершенно чужеродный объект, носящийся от стены к стене с увлечённейшим видом. За бегающим по погребу Джеком я наблюдала в недоумении, всякий раз пытаясь уследить и понять, с какой целью он заглядывает под все ящики, обшаривает все углы и чуть ли не ныряет в каждую бочку.       Отдышаться не удавалось из-за преследователей, посылающих сквозь дверь совершенно непечатные ругательства. Разве можно спокойно вздохнуть, когда вот-вот двери да и рухнут под небывало сильным напором красных мундиров, а лоб словит пулю (может, и не одну)? Джека же, ситуация, казалось, вовсе не волновала, ровно как и неудача в поисках дневника: пиратская косынка уже рябила перед глазами — капитан «Жемчужины», словно заведённый, обшаривал погреб и считал долгом сунуть свой идеально-ровный нос в каждую щель.       — Что ты делаешь? — наконец выдохнула я, подпирая собой пляшущую дверь.       — То, что не должна была делать ты, — пропыхтел капитан, пролетая у меня перед глазами. — Пытаюсь изменить ход событий, а именно, — Воробей шмякнулся на колени, сгребая в охапку замызганный сырой коврик, — выбраться из этой чёртовой дыры. — Я проводила взглядом пирата, подскакивающего к высокому незастеклённому шкафу, и рефлекторно вжала голову в плечи, болезненно морщась, когда этот самый шкаф со всем содержимым сокрушительно грянул на пол, разметав по округе хищно блеснувшие осколки бутылок и банок. Не успело с губ сорваться яростное шипение из разряда «Что, сдурел?!», как преисполненное эйфории восклицание разнеслось под сводами помещения. Джек, на миг показавшийся из темноты нависающей стены, махнул рукой с триумфальной улыбкой: — Бегом сюда!       Стоило покинуть роль «опоры» — и дверь могла лишиться петель. Поняв это, Воробей подкатил дубовый комод и, только я отшагнула в сторону, подтолкнул его к дверным створкам. Тотчас же мы рванули к указанному пиратом месту. В полумраке не сразу удалось разглядеть зияющее в полу бездонное отверстие. Чиркнуло огниво, и подобранная кэпом свеча в искусном фарфоровом подсвечнике поймала несколько искр — полыхнул огонёк. Вручив мне подсвечник, пират рванул к неприметному сундучку и торопливо приступил рыться в содержимом, будто бы позабыл взять что-то важное. Я наклонилась над обнаружившимся люком и опустила свечу. Тени заплясали по каменистым стенам тоннеля. На губах сама собой пролегла восхищённая улыбка и я торопливо обернулась к Джеку.       — Откуда ты узнал?       — Всегда в таких особняках есть потайные ходы, чтобы хозяин в случае штурма мог выбраться и спастись, — пояснил через плечо Воробей. Над его спиной взметнулся ворох тряпья и покатилась по полу маленькая бутылочка. — К тому же, как и говорил, я в прежние времена имел безрадостное знакомство со Стивенсом, а этот идиот всегда питал странную любовь — прямо-таки болезненное пристрастие к потайным ходам, тоннелям, тайным комнатам, — Джек вскочил и метнулся ко мне. В его руке металлическим блеском сверкнуло что-то серебристое. Воробей порывисто тряхнул головой и яростно зашипел: — Ну чего ждёшь? Полезай же!       Опомнившись, я перехватила свечу и сиганула вниз. Под сапогами появился каменистый пол, кое-где испещрённый пробивающимися пучками травы. По ногам прошлась неприятная ноющая волна от приземления с высоты собственного роста, но я тут же отпрыгнула в сторону: Воробей нырнул в люк почти сразу же.       — Погоди! — воскликнула я, пока пират захлопывал дверцы люка и сцепливал их добытым в сундуке канделябром. — А как же дневник?       — К чёрту всё, валим! — цыкнул Воробей, подхватывая меня под локоть и увлекая в темноту прохода.       Стены мрачно смыкались над головами, угнетая зримой тяжестью. Здесь уже почти не были слышны голоса преследователей, но отголоски несчастной трещащей двери всё ещё будоражили слух. Блики свечи отражались от влажных каменистых стен. Узорчатые полотна паутины свешивались с потолка как тончайшие кружева, выставленные на обозрение в музее. Увы, такую красоту нередко приходилось сносить собой, когда та пригораживала путь. Тоннель вился в темноту, петлял чуть ли не кругами и всё чаще некоторые участки пути опускались вниз. Такие аспекты настораживали не по-детски: если сейчас мы под землёй, то для того, чтобы вывести к воздуху, потайной ход должен наоборот подниматься. Увы, запутанный бункер, душный и тихий до звона в ушах, вместо долгожданного пути к свободе, по-видимому, вёл к сумасшествию. Огонёк свечи смотрел в потолок ровно, не подрагивая и чуть наклонялся назад только из-за быстрых шагов, что значило абсолютное отсутствие сквозняков. Несколько поворотов остались позади и последние звуки преследователей сменились кромешной тишиной. Только тогда стало позволительным замедлить ход и отдышаться, измученно облокотившись о каменистую стену.       — Ох, дьявол… Что всё-таки ты тут делаешь? — Джек перевёл дух и поднял на меня тяжёлый, вымученный взгляд. — Кто просил тебя лезть?       — Заметь, если бы не ты и твои заклятые друзья-мундиры, я бы наверняка уже проникла в кабинет и достала дневник! — я высокомерно задрала подбородок и отвернулась. В ответ прилетела усмешка и многозначное «Ну-ну». Впрочем, какие-то возмущения были ни к чему: моё вмешательство и впрямь не привело ни к чему дельному. Но попробовать стоит всегда, верно?       Прозябать на одном месте не сулило положительных исходов: рано или поздно дверь погреба, а за ней и дверцы люка не выдержат напора рассвирепевших красных мундиров и сырой запах тоннеля наполнит наши лёгкие в последний раз. Путь возобновился. Только куда? Что если это ловушка? Свет в конце тоннеля — вещь противоречивая: если погрузишься в него, пути назад не будет.       — Знаешь, куда выведет тоннель? — я равнодушно поднесла свечу к потолку, разглядывая кружева многолетней паутины.       — Возможно, — уклончиво произнёс Воробей, подхватывая с пола гниющую узенькую дощечку. Он обмотал её какой-то тряпкой (вероятно, будет лучше гореть?), а после деревяшка коснулась свечи, огонь вгрызся в древесину и пополз по новоиспечённому факелу. Стало чуточку светлее.       — Значит, не знаешь, — я фыркнула и смахнула с плеча опустившегося паучка. — А как же ваш навигатор, кэп? — ко мне обратился полный непонимания капитанский взгляд, отражающий пламя. Брови сблизились, собирая лоб под банданой складками, что говорило о скоростных попытках пирата выудить из глубин разума значение этого странного слова. Я подавила смешок, и покачала головой в ответ на забавную реакцию. Но не успели губы разомкнуться для пояснения моего вопроса, Воробей выдавил понимающую улыбочку и по-кошачьи запрокинул голову:       — Ах, навига-атор… Он остался на «Жемчужине».       Брови недогадливо дрогнули — но лишь на миг; затем пришло понимание. Дабы не ударить в грязь лицом, капитан Воробей согласился даже с тем словом, которого не знал и знать не мог в силу не той эпохи. Разве можно допустить даже минимального снижения репутации гениального пирата?       — Я о компасе, капитан Воробей, о компасе, — я снисходительно похлопала его по плечу и прошествовала мимо.       — Не поможет, — досадливо донеслось из-за спины.       — Почему это? — я развернулась на каблуках и столкнулась с капитаном лицом к лицу. Вместо ответа у меня перед носом хлопнула крышка компаса и стрелка, резво крутанувшись, указала в стену. Наши взгляды синхронно сместились параллельно ей, а после, не дожидаясь следующих вопросов, Воробей вернул компас на место и коротко пояснил:       — Видимо, самое желанное в той стороне. Но это не выход.       — Ром? — я презрительно искривила губы.       — Прости, я не догадался, что тебя так заденет факт, что стрелка указывает отнюдь не на тебя, — сочувственно пропел пират, за что получил чувственную и как по мне, вполне заслуженную, затрещину. Тот шарахнулся назад и косо глянул на меня, как на буйную сумасшедшую. Я презрительно фыркнула и отвернулась. Чем дальше уводил тоннель, тем сильнее укреплялась уверенность, что мы первые за много лет, кто ступает по этим камням. Резкие повороты сталкивали лицом к лицу с препятствиями в виде натянутой паутины — иногда заслоняющей собой весь путь. Но стоило поднести огонёк — она начинала тлеть от центра к краям; зрелище завораживало крайней необычностью — словно открывается проход в другой мир. Однако, за паутиной мир ничуть не менялся — холодный как склеп, гулкий как метро потайной ход петлял неисповедимыми узорами, затепливая предательскую мысль о том, выведет ли он куда-нибудь вообще?       Роковая тишина заставляла прислушиваться к шорохам, к шуршанию гальки под ногами и обманчиво принимать их за возможную погоню, но внутренний голос успокаивающе шептал, что погоня разрушила бы гробовую тишину не только чуть заметным шуршанием. В ответ ему что-то предательски сжималось в груди, предполагая, что красные мундиры не соизволили гнаться за нами, позволив незваным гостям своей смертью подохнуть в безвыходном лабиринте. Словно в ответ мыслям, догадка почти подтвердилась в тот же миг. Камни, гладко сложенные друг к другу и облицовывающие тоннель, резко прерывались на прямом участке. Дальше шла голая земля, хорошо утрамбованная, местами из неё вырастали балки, поддерживающие потолок от осыпания, но горки земли, расставшиеся с потолком, местами рассыпались по полу тоннеля.       — Похоже, мы и правда тут первые за десятилетие, — я сглотнула, останавливаясь на краю каменистого покрытия. Тоннель был не достроен. Ходы прорыты, но не выложены обезопасивающими каменными покрытиями, что грозило оползнями и падениями земли прямо на головы забредшим сюда несчастным душам. — И что же теперь будем делать? — я робко подняла свечу. Свет, отброшенный на капитанское лицо, выверил на нём замешательство. Капитанский сапог опасливо коснулся земли. Джек перенёс на него вес и приставил на землю вторую ногу.       — Идём, — капитан осторожно двинулся вперёд, перед каждым шагом проверяя твёрдость земли и ежеминутно задирая голову, дабы заметить оползень, прежде чем тот расплющит его по земле. Я зашагала следом на трясущихся ногах. Путь назад всё равно был отрезан: там нас точно поджидают красные мундиры. Теперь, когда окружающие нас стены не были выложены камнем, а просто вырыты в земле, страх стал вопить, что скоро и это закончится — а выход так и останется пределом мечтаний.       Из темноты вынырнула развилка: путь разделялся на два ответвления. Одинаковые ходы уводили в стороны буквой «Y», что вынудило замереть в замешательстве. Уловка? Или же пути ведут к разным целям — один к свободе, а другой, скажем, к резервному запасу оружия и провизии? Впрочем, если пути не достроены, вряд ли в одном из них найдётся что-то стоящее. Общим решением мы поворотили направо. Однако, скоро состояние пути стало стремительно ухудшаться: опавшие куски потолка возвышались внушительными горками на полу — через них приходилось перебираться чуть ли не ползком, пачкая новую одежду. Дополняло удручающее настроение прогорающая свеча, обещающая дарить свет ещё несколько минут, прежде чем погрузить нас в кромешную тьму — конечно, это случится не сразу: самодельный факел в руках Джека будет освещать тоннель ещё какое-то время, но ведь и он не вечен…       — Стой! — Джек нежданно выставил передо мной руку, как шлагбаум, перегораживая путь. Как на иголках сидящее второе «я» подпрыгнуло от неожиданности вместе с «я» первым. Мы оба подались вперёд, вглядываясь в неожиданно разверзшуюся перед нами пропасть. Лёгкий ужас пробежал дрожью по телу — ещё шаг, и земля исчезла бы из-под ног. Огромный провал — настолько огромный, что свет не долетал до противоположного берега, зиял тёмной пустотой прямо у наших ног. Я инстинктивно отшагнула назад, прячась за джековой спиной сама не зная от чего; капитан Воробей же наоборот шагнул ближе и пнул маленький камешек с края обрыва. Тот беззвучно растворился в пропасти. Спустя немало секунд ожидания он гулко загрохотал по днищу. Мы молчаливо переглянулись — ещё чуть-чуть, и оба приказали бы долго жить.       Пришлось вернуться на развилку и выбрать другой тоннель. Разрушение обошлось с ним более компромиссно, чем с соседом, но поеденные временем стены, подпёртые гниющими балками, тоже не остались не тронуты коррозией. Это был последний путь — самая последняя возможность, и, если она никуда не приведёт, нам останется лишь вернуться обратно и попасться в лапы красным мундирам, после чего петля жадно затянется вокруг шеи.       Внезапно огонёк догорающей свечи дрогнул и затрепетал. Я в замешательстве остановилась. Пламя не успокоилось — тени задвигались по стенам. Ощутился прожигающий взгляд Джека, однако адресован он был не мне, а свече, зажатой в ладони. Пират пододвинулся ко мне и чуть поднял факел над головой. Огонь полыхнул с удвоенной силой. Мы обменялись взглядами, чувствуя, как по губам расползаются улыбки. Боязливое осознание заиграло в разуме, переполняя его трепетной надеждой — и как по команде мы оба рванули вперёд, навстречу сквозняку, играющему с огнями. Стены замельтешили перед глазами, лёгкий ветерок смахнул с лица прядь волос и…       И поворот чуть не впечатал меня лицом в высокую каменную кладку, перекрывающую проход. Не успел разочарованный вздох сорваться с губ, взгляд приметил небольшую щель почти у самого потолка — оттуда, между двумя камнями сочился ясный дневной свет. Я, как заворожённая, подняла руку вверх и ощутила чуть заметный сквозняк. На дрожащих губах заиграла счастливая, робкая улыбка; я притянула руку к себе и провела по лицу, словно ожидая ощутить под пальцами слёзы радости. Вместо этого заливистый смех вырвался из груди и отразился от стен гулким эхо. Джек остановился за спиной, и я практически почувствовала его довольную улыбку. Свет! Свобода! Осталось лишь приложить маленькое усилие и…       Я с размаху шибанула ногой в каменную кладку. Та загрохотала осыпающейся галькой. Ещё два удара и камни начали послушно сдвигаться. Озабоченное «Оксана, погоди…» я пропустила мимо ушей и всем телом налегла на преграду. Та загремела и в один миг осыпалась… в пропасть. Я ахнула, нелепо замахала руками и почувствовала, как потерянное равновесие опрокидывает меня с обрыва вместе с каменной грядой. Капитанская ладонь, вцепившаяся в ворот рубашки, с силой рванула назад, так что пятая точка встретилась с землёй. Рот раскрылся в немом удивлении. Я не успела даже испугаться — всё произошло так быстро, что получилось только поражённо похлопать ресницами. Открывшийся проход вывел нас к какой-то насмешке над ожиданиями. Под нами простирался совершенно вертикальный склон, увитый корнями растений. В самом низу к нему подступали вспенивающиеся волны — море примыкало к обрыву и сверкало бликами до самого горизонта. Ласковый ветер лениво перегонял по гребням лёгкие «барашки». Взгляд скользнул левее — соседний остров, где ещё ночью мы непринуждённо болтали у костра, огромным холмом возвышался совсем неподалёку, как изощрённое издевательство. Так близко, что рукой подать — но совершенно недостижимо.       — Не-ет! — простонала я, поднимаясь на ноги. Рука Джека, сжимающая факел, обречённо опустилась, а уголки губ разочарованно обвисли. Тоннель вывел нас на тот берег Исла-де-Розас, что примыкал к воде многометровыми обрывами, не подвластными ни одному альпинисту. Отсюда до острова, на котором нас ждёт команда, намного ближе, чем от рифового берега — но непостижимая высота до воды создала в горле ком страха. Отсутствие возможности подать сигнал, отсутствие возможности спуститься к воде, подкатили страшным разочарованием: неужели, все усилия были бессмысленны?       — Вот дьявол, — поражённое восклицание капитана заставило меня вскинуть голову и проследить за его взглядом. Тотчас разочарование сменилось оторопью. Глаза сражённо расширились до размеров чайного блюдца. Я качнулась, размыкая губы и сдвигая брови в немой панике — от представшей картины сбилось дыхание.       Огромный строгий парусник с хлопающим на флагштоке британским флагом гнал «Чёрную Жемчужину» прочь от острова-убежища. Пиратский фрегат яростно отстреливался от галеона, хищно ощетинившегося десятками орудий. Береговая стража Исла-де-Розас остервенело блокировала незваных гостей небезответными выстрелами. Мечущиеся фигурки пиратов на палубе грохотали пушечными и ружейными залпами, но возможности управиться со снастями не было, как и времени. Однако, самым значимым происшествием предстала корма «Жемчужины» — там полыхал огонь. Пожар расползался по шканцам и подбирался к бизань-мачте. Летящих на квартердек вёдер воды было недостаточно для задержания огня — свободных рук было мало. Служивые обрушились на «Жемчужину» уничтожающей волной алых мундиров, лишая возможности обратить все свои действия к пожаротушению.       — Как они узнали?.. — вымолвила я, пропустив несколько ударов сердца.       — Надо прыгать, — Воробей решительно проигнорировал мои слова, подступая к обрыву. Из-под сапог посыпалась мелкая галька, бесшумно исчезающая в морской пучине.       — Сдурел? — я выпучила глаза, цепляясь за его рукав. — А если там тоже рифы?       — Тогда наши мучения окончатся раньше, — жизнеутверждающе объявил Джек. Взгляд метнулся к подножию обрыва, а от него к горящей корме «Жемчужины». Там наша помощь была намного важнее всяких страхов — да и Джек ни за что не будет без действий наблюдать, как огонь вгрызается в гакаборт обожаемого судна.       — Подожди… — подал голос Воробей. Его ладонь сомкнулась вокруг моего запястья — для него не осталось незамеченным, что я уже смеряю расстояние до воды. — Будешь падать — согни ноги в коленях, накрой голову руками и расслабь все мышцы. Может, уцелеешь.       Я поджала губы и выдавила уверенную улыбку. Это жутковатое «Может, уцелеешь», притормозило всю уверенность и холод разума. Но шаг к краю обрыва и взгляд на гремящий выстрелами корабль заткнул все страхи одним безапелляционным «надо». Боковое зрение уловило снимаемый Джеком солдатский китель; Воробей навечно бросил его гнить в тоннеле и отошёл чуть назад для разбега. Я закрыла глаза, сжала кулаки и набрала в лёгкие побольше воздуха. На выдохе глаза открылись и увидели пролетевшего рядом со мной Воробья — он сиганул в пропасть. Я опустила взгляд на встрепенувшиеся на ветру густые тёмные волосы и почувствовала, как задёргался глаз, когда Джек птичкой коснулся моря, поднимая тучу пены. Через пару секунд его голова показалась над водой, позволив вздохнуть облегчённо: жив, значит рифов нет.       Земля зашуршала под ногами. Я отошла до ближайшего поворота и поворотилась к овалу света, в котором сверкало море. Около минуты ушло на борьбу со страхом. Но момент наступил — каблуки ритмично застучали по земле, ветер ударил в лицо, и сапоги лишились опоры. Стремительно движущаяся навстречу вода едва позволила последовать совету Джека, должным образом сгруппироваться и впустить в лёгкие побольше обжигающего воздуха. Вода хлопнула по спине, от чего конечности рефлекторно разогнулись. Удар помутнил разум, а в ушах противно зазвенело. Рой пузырьков устремился к поверхности, и я последовала его примеру. Агрессивно молотя руками и ногами по холодной воде, я рванулась навстречу преломляющимся в воде лучам солнца. Едва волны выпустили из ледяных тисков, я шумно хватанула воздух, что получилось похоже на истошный вскрик чайки. Корабли, позади которых стояло стояло небесное светило, оказались дальше, чем казалось сверху. Но после пережитого недавно ужаса отсутствие смертоносных скал и гигантских валунов делало трассу идеальной для заплыва, причём длина его ничуть не волновала. Уверенности придавала и мысль, что во время боя никто не станет стрелять в незаметных пловцов — и довольно скоро, правда с утратой вагона сил, ладонь уцепилась за выбленку штормтрапа. Едва нос поднялся над планширем, над макушкой просвистел обломок фом-брам-стеньги, отбитый вражеским ядром. Я спряталась за фальшбортом, наблюдая как рангоутовое дерево шумно врезается в воду. Пальцы вцепились в планшир, нога перекинулась через фальшборт, и я перевалилась на шкафут. Понять, на чьей стороне удача было невозможно: бой роился по палубе беспорядочно, как огни ночной Москвы. Едва сабля покинула ножны, взгляд приметил Тимми. Вражеский офицер с силой шибанул того ногой в грудь, и каштановая макушка парусного мастера встретилась с половицами. Я очутилась рядом, подрезая несущийся на пирата клинок ребром собственной сабли. Лезвие взвыло в руке. Лёгкое удивление мелькнуло в глазах солдата, прежде чем тот обрушил шквал яростных ударов: не каждый раз с тобой в бой вступает баба. Сабли зазвенели, высекая искры. Теперь стало понятно, почему во время прохождения «курса юного пирата» Джек наносил удары беспощадно, не принимая к уважению, что оппонент впервые взял оружие в руки: это были ещё цветочки, в реальной же жизни всё оказалось стократ сложнее, но и инстинкты самосохранения приняли на себя часть усилий. Холодный разум вытаскивал из памяти приёмы боя, один за другим. Я нанесла удар справа, провоцируя противника на зеркальную защиту — едва клинки соприкоснулись вновь, тут же вложила всю силу руки от локтя и плеча, провернув кисть так, что импульс сбил меч противника вниз, в палубу — и рубанула по руке чуть выше локтя. Покинув раненого офицера, я бросилась на квартердек. Даже издали чувствовался нечеловеческий жар, а угарный газ скрутил лёгкие, вызывая позывы к кашлю. Огонь подобрался к подножию бизань-мачты, а верхняя закруглённая часть гакаборта затрещала и, объятая пламенем, ухнула в воду.       — Посторонись! — я едва успела отпрыгнуть, прежде чем огромное ведро воды выплеснулась на шканцы; поднялся пар и шипение. Джек кинулся к фальшборту, запуская ведро обратно в море. Едва то черпануло воды до краёв, потянул его за канат обратно, с такой скоростью перебирая руками, что в глазах зарябило. Однако, это не помешало взгляду запнуться о несущийся ему в спину вражеский клинок.       — Джек, осторожно! — я взвизгнула, бросившись к нему. Но пиратская выучка сработала превосходно: он молниеносно обернулся, блокируя лезвием сабли остервенелый удар вражеского матроса, и при том, к восхищению, не выпустив из руки канат, на конце которого билось о борт ведро, расплёскивая капли воды. Я, не в силах пронзить человека насквозь, подоспела с другой стороны, перехватывая у Воробья канат. Тот с мелькнувшей во взгляде благодарностью вложил полную силу в схватку. Пока капитанская сабля с противным чавканьем не вошла во вражеское тело в районе ключицы, я успела затянуть ведро с водой на палубу и опорожнить на огонь — и тотчас же кинулась обратно. Ведро загрохотало по борту и плюхнулось в волны. Я оглянулась мельком, но этого хватило, чтобы заметить исчезающего в трюмном люке капитана. Не успело недоумение подобраться к разуму, нутро сотряслось в хриплом кашле — дым нёсся прямо в лицо. Рядом со мной в воду ухнуло ещё одно ведро на канате — и мистер Гиббс, раскрасневшийся и сверкающий свежим синяком под глазом, тотчас потянул его наверх. Новая доза воды отгородила огонь от мачты, но двух пожарных всё ещё было недостаточно. Однако, скоро на шканцы в обнимку с выуженным из трюма ведром взлетел Джек, по совместительству отбивающийся от уже знакомого мне офицера. Воспроизведя мастерский финт и сразу же ударив оппонента ногой в живот, Джек кинулся к нам, не полюбовавшись, как служивый кубарем перевалился через борт квартердека и загремел по средней палубе. Три ведра синхронно нырнули в воду и столь же синхронно несогласно зашипел частично гаснущий огонь. Край глаза заметил, как удаляется борт вражеского парусника и триумф подобрался к душе, но в ответ ему застонали доски и жутким грохотом сопроводился проваливающийся кусок палубы. Остервенелое ругательство сорвалось с губ, прежде чем я опрокинула порцию воды в образовавшийся провал. Благо, огонь не успел перекинуться на нижнюю палубу и потух внизу после первого же ведра. Я даже не успела заметить, когда стих звон оружия, а к огнетушению присоединилось ещё немало «пожарников». Огонь шипел, бил в лицо дымом, охватывал всех нечеловеческим жаром, но неуклонно отступал, открывая после себя горелые останки палубных досок, готовые провалиться при малейшем нажатии. В который раз запуская ведро через фальшборт и вытирая слезящиеся от гари глаза, я уловила удаляющийся к Исла-де-Розас мутный из-за дыма силуэт кормы со строгой надписью «Августиниус». Не пуская в душу облегчение победы, я перетащила тяжёлую ношу через планшир, выплеснув добрую половину на ноги, и опорожнила на последний, робкий язычок огня. Пар застил глаза. Корабль наконец озарился покоем. Гарь и копоть душили, выворачивали наизнанку и вызывали тошноту. Пальцы разжались и ведро покатилось по палубе. Колени подогнулись. Только сейчас, когда всё было кончено, можно было позволить себе ощутить слабость и опустошение. Я с трудом отползла от дымящегося пепелища, обдирая локти о шершавую палубу и не обращая внимания на впившийся в бок предохранитель пистолета, заткнутого за пояс. Хриплый кашель вырвался из груди. Слёзы беззвучно струились по щекам, давая волю ощутить все эмоции, что не напоминали о себе во время экстремальных ситуаций. Я перевалилась на спину, пронзая взглядом небесную высь, застилающуюся смольным дымом и прислушиваясь к шуму волн. Веки тяжело опустились. Дрожащий выдох вырвался из лёгких.       Долгожданный покой дал понять, что сил совсем не осталось — ни душевных, ни физических. Хотелось разрыдаться навзрыд, но что-то останавливало. Каждый день, каждый шаг по этому жестокому миру закалял тело и душу, давно убедив что здесь нет места слабостям. И теперь долгий, трудный путь вернул нас обратно на «Жемчужину» — жаль только, что ни с чем.       — Сэр! Капитан! Стивенс сбежал! Пленник сбежал! — встревоженное восклицание заставило всё же приоткрыть глаза. Джек Воробей, облокотившийся спиной о спасённую бизань-мачту, оттёр пот с лица и пренебрежительно бросил:       — Чёрт с ним. Он больше не нужен, и если его служивые дружки освободили, значит…       — Значит, исполнена часть моего обещания, — я приняла сидячее положение и пригладила мокрые пряди волос к голове. В ответ на меня воззрился десяток непонимающих глаз.       — А-а, — понимающе протянул Джек, закивав головой с полуулыбкой. — Пообещала, что отпустишь, хотя обещание сдержать не собиралась… Интересно, за что же нынче такая цена?       Я поднялась и качнула головой.       — Сейчас это уже не важно. Ничего не важно. Надо уходить. — Но у штурвала уже бдел вахтенный, а паруса ловили потоки ветра. Цепкий взгляд прошёлся по палубе, по раскрасневшимся потным лицам, по следам разрухи и кровавым пятнам, а также по двум единственным, но ужасающего вида трупам — по счастью, вражеским — задержался на болезненно потирающем затылок Тиме и обратился к Джеку. — Жаль только, что всё было бестолку.       — Отчего это? — Джек карикатурно поднял брови и сделал удивлённые глаза. Я подавила тяжкий вздох, подошла к нему и сочувственно похлопала по плечу.       — Дневник-то мы, кэп, не достали.       По рядам матросов прокатилось дружное «оу», источающее крайнее разочарование и сочувствие, адресованное то ли себе, то ли кораблю, то ли главному искателю, которого эта подробность должна была непременно задеть. Однако, вопреки ожиданиям, Джек не разделил всеобщего уныния и даже не обратил внимания на отчего-то злобно сжавшего кулаки Тима. Как даже показалось в тот момент, под капитанскими усами сверкнула коварная ухмылочка.       — Забавно, цыпа… Если бы ты не испытала на своей шкуре те рифы, тоже не поверила бы в их существование? — я непонимающе моргнула, а Джек сунул руку за ворот рубашки.       — Что ты имеешь…? — я открыла рот в беззвучной догадке. А Джек, не растягивая мучительных ожиданий, поспешил подтвердить её. На солнце блеснула мокрым кожаным переплётом тонкая книжица с изогнувшимися от воды страницами. Джек припечатал дневник Розы Киджеры к моей груди, поднимая ус в односторонней улыбке.       — Что если что-то скрыто от глаз, не значит, что этого нет.