За краем Вечности

      Холодный порыв ветра встрепенул потяжелевшие от воды пряди волос и откинул в сторону горький столп дыма, что до сих пор поднимался тёмным удушливым облаком над пепелищем. Обломанный, изрядно обугленный и обломанный гакаборт оставлял позади длинный кильватер, простирающийся почти до Исла-де-Розас. Впрочем, несчастный «остров Роз», плыл к горизонту очень спешно, словно бы злополучное место само отторгало нас, посылая попутный ветер и интенсивное течение. Воздух отяжелел, повлажнел и неприятно оседал в лёгких, как подтаявший снег. Тяжёлая серая туча рваными клочьями наползла на солнце, оставив на резвых мелких переливах волн тёмные вкрапления чуть заметной мороси. Она тут-же принялась прибивать дымовую завесу к почерневшим, ломаным доскам квартердека. Я глубоко вдохнула сырость и копоть, вслушиваясь, как более весомые дождевые капли застучали по древесине, отскакивая от планшира и тонкими ручейками сливаясь в отверстия шпигатов. Корабль робко стонал, когда гребни волн разрезались о форштевень, якобы сожалея о повреждении рангоута и незначительных пробоинах.       — Значит, достал дневник, — я взяла себя в руки, подавила вздох и обернулась к Джеку, сузив глаза в щёлочки любопытного прищура. — Интересно, как?       Капитан Воробей растянул губы в фривольной улыбке, чуть наклонил корпус назад и развёл руками, яснее ясного иллюстрируя уже понятную фразу, которая прозвучала следом:       — Это было легко.       — Да-да, ты же капитан Джек Воробей! Знаю-знаю, — закивала я, но Джек благоразумно отодвинул добытую книжечку от требовательно протянутой руки. Я закатила глаза, пододвигаясь ближе. — Слушай, Воробей, уже не секрет, что в дневнике Роза Киджера описала исследования про амулет Ротжета. Но ты всё равно решил его скрывать? Лучше покажи находку людям — это в своей мере заслуга каждого здесь находящегося.       — Каждого? — Джек небрежно перебрал пальцами, снисходительно и безмятежно разглядывая меня из-под прищуренных глаз.       — О, да! Каждого, — я недовольно воззрилась на капитана, попутно мазнув взглядом по потрёпанным пиратским фигурам за его плечом. — Во-первых, штурм кареты Стивенса…       — Дело сделали лишь мы с тобой, смекаешь?       — Во-вторых, построение плота из ничего… — проигнорировав бессовестное оправдание, продолжила я.       — Да-да, а щедрые природные запасы дерева — это, по-твоему, «ничто»…       — В-третьих, сражение с красными мундирами…       — Не драматизируй, крошка, никто же не убит…       — … И всё — всё! — это ради тебя! — я подступилась близко, выдерживая на лице холодное недовольство, готовое вдребезги разбиться под беззаботной, спокойной улыбочкой капитана Воробья. Тот невозмутимейшим образом поглядывал на меня, источая спокойствие красочнее, чем шаолиньский монах. Игра в гляделки затянулась до тех пор, пока Джекки, чутка наклонившись, не пропел бархатистым голосом:       — Ты плюёшься ядовитыми словечками без зазрения совести, хотя план про карету был плодом твоей светлой головушки…       — Ты только это и услышал? — зашипела я. — Может, это потому, что не хочешь признавать свою провинность перед командой?       — А может, это потому, что команда обязана выполнять приказы своего капитана? — парировал Джек, вторя той же интонации. Я хотела возмутиться, но внезапно обвинения оборвались. К тому же, причина поисков амулета по-прежнему оставалась загадкой. Из-под савана тайны выглядывало лишь одно убеждение: Воробей не пошёл бы на такой риск лишь ради того, чтобы обогатиться или довести дело Розы до конца — он слишком далёк от подобных сентиментальностей. Дело тут явно в другом — в чём-то, что вынудило его пуститься на поиски артефакта, дающего бессмертие и готового воплотить любое желание в жизнь. Капитан Воробей чужд прибегать к сверхъестественным силам ради получения богатства и прочих глупостей — в его духе добиваться поставленной цели своим трудом и потом, если случай не крайний. Сейчас же, похоже, случилось исключение: в пользу этого говорит и красноречивое нежелание Джека делиться целями поисков.       Тем временем Джек уже уложил драгоценную вещицу на тумбу перед штурвалом и, потерев руки, бережно, как нечто святое и непорочное, коснулся темной в разводах обложки. Пальцы его задержались, прежде чем раскрыть дневник, и, вероятно, причиной тому стало подобравшееся воспоминание о той, кто этот дневник составила. Подумать только, сквозь пятнадцать лет эта тетрадь стала связующим элементом между давно погибшей женщиной и когда-то любившим её мужчиной. Впрочем, я тотчас усмехнулась собственным мыслям: нельзя было представить ничего абсурднее, чем Воробей, печально вздыхающей об утраченной любви. Суровые реалии давным-давно отгородили его ото всех привязанностей и любая тоска, сожаление о чём-то (особенно, о любви), казались совершенной нелепицей.       Джек раскрыл дневник на первой же странице, и мы оба трепетно склонились над ним. В душе всё застыло в немой оторопи. Перелистнулось ещё несколько страниц; затем капитан и вовсе открыл книжицу на середине.       — И это всё?! — возмутилась я, наблюдая как капитан вертит во всевозможных плоскостях тетрадь с размазанными до невозможного чернилами. Джек придирчиво поднёс дневник к глазам, перевернул вверх ногами, затем отставил на расстояние вытянутой руки, пролистал несколько страниц и разочарованно потряс им, будто это могло помочь растёкшимся чернилам вновь собраться в чёткие слова.       — Вот зара-аза, — Джек провёл рукой по странице, отчего на его пальцах остались чернильные пятна, которые он тотчас обтёр о штаны.       Внутри меня вскипел котёл гнева — столько усилий! Столько усилий было вложено, чтобы заполучить эту пресловутую тетрадку — а результат ноль?! Непреодолимо захотелось подойти к фальшборту и смачно плюнуть в море: сейчас именно буйная стихия была виновата во всём. Причина такого состояния находки не заставляла гадать: когда мы с кэпом добирались вплавь до «Жемчужины» дурацкая вода размыла дневниковые записи, оставив лишь неразборчивые пятна, только местами сохранившие очертания букв и чертежей. Джек же не унимался: безуспешно вглядывался в пятна, крутил дневник как в стиральной машинке и бормотал под нос изощрённые проклятия.       Ощущение, словно кто-то неустанно стоит над нами и сверлит взглядом затылки, заставило оглянуться — но ровно в тот момент, когда упрекающее возмущение прозвучало над нашими ушами.       — Ну ты и гад…       В глазах Джека пролегло смятение. Пират медленно обернулся, сверкая молчаливым негодованием, отдававшим странным спокойствием, будто подобное высказывание в свой адрес слышит чуть ли ни каждый день. Кэп презрительно уставился на грозного, злобного Тимми, возвышающегося над нами. Серые глаза парусного мастера метали молнии, а кривой оскал нелепо выглядел на худющем вытянутом лице.       — Мне послышалось, или кто-то напрашивается на прогулку за борт? — Джек выпрямился и окинул пирата настолько презрительным, неприязненным взглядом, якобы от одного вида парусного мастера его тошнило.       — Ты пошёл на такое ради… этого? — Тим кивнул на застывший в руке Воробья дневник. Я в свою очередь воззрилась на Тимми с таким удивлением, что глаза на лоб полезли.       — Ты чего, Тим? — я встала между двумя пиратами, дивясь дерзости и непонятной злобе матроса. В ответ на это рука Тима попросту отстранила меня в сторону. Не сводя с Джека стального испепеляющего взгляда, парусный мастер прошипел сквозь стиснутые зубы, обращаясь ко мне:       — Этот мерзавец отправил тебя на такой риск ради какой-то книжонки.       Джек подавился усмешкой и указал на меня, как бы предоставляя право ответить. Я шумно выпустила воздух из лёгких, глядя разъярённому пирату в лицо.       — Тим, мне приятна твоя забота, но это был мой выбор. Я сама решила принять во всём участие.       — Но, вижу, толку это не дало, — строго подметил он, покосившись на дневник, в ответ на что Джек тотчас его захлопнул и отодвинул подальше от посторонних глаз, после чего шагнул ближе к дерзкому матросу и холодно процедил в лицо:       — Не нарывался бы ты, парень… Удел мятежников крайне неприятен, — и зашагал с капитанского мостика. Я последовала за ним, но руки осторожно коснулась тёплая ладонь Тима. Я обернулась и встретилась с заботливыми серыми глазами, которые сейчас казались очень тёмными и глубокими.       — Оксана…       — Всё хорошо, Тим, — я ободряюще улыбнулась, положив свою руку поверх его. Сомнение пролегло на тёмно-серой радужке, а тонкие губы недоверчиво и озабоченно сжались. — Правда, — заверила я, но, прежде чем уйти, остановилась у мостков и задержала на нём долгий взгляд. — И ещё, Тим… — пират вскинул голову и внимательно уставился на меня. Губы дрогнули в нерешительной улыбке. — Спасибо за поддержку. Правда, спасибо.       …В капитанскую каюту я завалилась без просьбы и предупреждения, на что Джек недоверчиво покосился в мою сторону, после чего всем его вниманием вновь завладел вышеупомянутый дневник Розы Киджеры.       — Как успехи? — я прикрыла дверь и прошествовала к столу, выглядывая из-за капитанского плеча.       — Могло быть и хуже, — резонно отозвался Джек, загибая в дневнике страничку, где на предварительно просушенной бумаге была подчёркнута, судя по всему, немаловажная строка.       — Удалось что-то узнать?       — Разве что, какой Роззи была аккуратисткой, — Джек черканул что-то на разложенном рядом пергаменте и задумчиво почесал бородку. Мистер Гиббс, устроившийся в кресле с бутылкой рома, неоднозначно хмыкнул. Я склонилась над столом. Просушка пошла тетради на пользу, чернильные пятна чуточку растворились и местами проступили более чёткие очертания букв. Это обнадёживало как никогда — а также то, что Джекки нашёл сведения, которые удостоились быть выписанными на отдельный лист. В первую очередь внимание с моей стороны привлёк именно он. Я взяла небрежно исписанный размашистым почерком лист и вчиталась.       «Старинное поместье <…> той, которой был передан амулет перед смертью Матеу Реуса Ротжета. Остался <…> её давний потомок <…> Жоффрей Моретти. Поместье на острове Исла-Сант<…>. Перед <…> в последний путь на Исла-дель-Диабльо <…> под первыми лучами солнца, озаряющего поместье <…> заключила координаты <…> невидимого Железа. <…> сделал бы каждый, если бы знал, что скоро умрёт. <…>…овина на карте. Встретиться с Жоффреем.»       На этом выписанные Воробьём строки заканчивались. Много слов, что не удалось разобрать в дневнике, были пропущены, а вместо них оставлены длинные пробелы. Я прилепила листок к столешнице чувствительным ударом и воззрилась на двух пиратов, что источали сплошную задумчивость и попытки собственными мозгами дойти до сути фраз, общий смысл которых разрывался нечитаемыми разводами чернил. Несколько секунд под потолком капитанской каюты висела напряжённая, потрескивающая тишина, после чего я подала голос.       — Ну, господа-пираты, проявите всю свою смекалку и догадливость, иначе клянусь, что застрелюсь от отчаяния.       По мне прошёлся озабоченный капитанский взгляд, из разряда «Только не надо застреливаться в моей каюте. Неохота оттирать твои мозги со стенки». Джек положил руку поверх моей и листок бумаги скользнул между пальцев. Он поднял его над столом и ещё раз вдумчиво прочитал выписанные строки вслух.       — Если мой раненый рассудок меня не подводит, речь идёт о доме, в котором жила возлюбленная Ротжетом женщина, которой он передал свой амулет перед смертью. И там живёт её давний потомок. Мистер Жоффрей Моретти, я так полагаю.       — Верно. Только вот там — это где? — Джек вернул листок на стол, а взамен в его руках оказался дневник, раскрытый на той странице, где покоился оригинал записи. — «Исла-Сант…» — что бы это значило? Исла-Сантьяго, Исла-Сантос, Исла-Санта-Круза… Версий много. И миссис Моретти могла жить на любом из этих островов.       — Сейчас важнее другое, — я взяла листок и ещё-раз вчиталась в записи: — «Перед <…> в последний путь на Исла-дель-Диабльо <…> под первыми лучами солнца, озаряющего поместье <…> заключила координаты <…> невидимого Железа. <…> сделал бы каждый, если бы знал, что скоро умрёт.»       — Значит, миссис Моретти знала, что к ней приближается смерть, — я опустила листок и встретилась взглядом с Джошами Гиббсом. Его глаза засветились догадкой: — Она отправилась на остров Дьявола специально, чтобы запрятать амулет. Она знала, что отправляет амулет в такое место, где он будет в сохранности… Вопрос, зачем? Если у неё были потомки, почему она не передала его им? И если амулет делает человека неуязвимым, почему она не носила его, чтобы уберечься от смерти?       — Предрассудки, — дневник хлопнул по столу, привлекая внимание. Джек рухнул в кресло, закидывая ногу на ногу. — Есть люди, которые считают, что вечная жизнь хороша только тогда, когда её дарует Всевышний, а не языческие амулеты-обряды-источники и прочая бурда. Предполагаю, миссис Моретти была из числа этих святош. И она решила уберечь своих деточек от подобного греха, спрятав амулет на треклятом острове Дьявола.       Я опустила взгляд на лист бумаги.       — Тут что-то про координаты, — и ткнула пальцем в запись. — «Заключила координаты… невидимого железа»… «Под первыми лучами солнца, озаряющего поместье»…       — Что за вздор? — мягко произнёс Воробей, разглядывая потолок, словно обращаясь к невидимой покойной душе составительницы дневника.       — Давайте думать логично, — я пристроила свою пятую точку на табурете и водрузила локти на стол. — Есть поместье, в котором жила возлюбленная Ротжета, миссис Моретти. У неё есть потомок, Жоффрей Моретти. Он проживает в семейном гнёздышке, на острове, название которого начинается на «Исла-Сант…». Полагаю, он единственный кто может знать об амулете больше, чем знали Роза Киджера и губернатор Кристиан Стивенс. Поэтому Роза Киджера хотела встретиться с ним. Но, видимо, не успела, — я мазнула взглядом по нахмурившемуся Джеку и невольно сжалась под этим взором. — Если пытаться восстановить коренное значение записей, я думаю, что перед отправлением на остров Дьявола миссис Моретти заключила координаты этого острова во что-то в своём доме — иначе как связать все эти обрывки фраз?       Гиббс и Джек недоверчиво пожимали плечами и сверлили меня прямолинейными взглядами. На капитанском лице пролегли тени сомнения, но, прежде чем озвучить их, Гиббс пододвинулся к столу и ткнул пальцем в дневник:       — Допустим, так… А это… «невидимое железо»? И причём тут первые лучи солнца? Как это, кракена мне в ром, объяснить? Если она и спрятала координаты где-то в доме, то к чему тут эти слова?       — Ну-у… — я крепко призадумалась. — Железо… Хм, может какой-то сейф? Хранилище?       — Ха, невидимое? — Воробей отвесил мне снисходительную усмешку. Но вдруг его лицо застыло, чуточку исказилось, а в глазах проступил лихорадочный блеск. Джек задержал взгляд на нас обоих по очереди и подскочил к дневнику. — Стойте-стойте… Вероятнее всего, речь идёт о надписи. Чернила делают из железного купороса…       — Ха, невидимые? — передразнила я пирата.       — Нет-нет… Если всмотреться в суть. Железо может означать нечто крепкое, твёрдое, нерушимое… Что написано пером, не вырубишь и топором, так? — торжествующий капитанский взгляд обвёл нас и вернулся обратно. — А чернила обычно изготовляют из железа. А «невидимые»… Речь может идти о каком-то реактиве.       — «…Как «эль» в слове «солнце», как стекло в оконце, как письмо, что написано молоком…», — вспомнила я. Раздался хлопок в ладоши и Джек указал на меня, воскликнув триумфальное «Точно!».       — Моретти — фамилия итальянская. Эти макаронники первыми додумались писать письма молоком. Молочные чернила проявляются при нагреве, как мне помнится… Невидимые, но неоспоримые, твёрдые слова, как железо. Координаты Острова Дьявола в доме Моретти, и написаны они невидимыми чернилами на пергаменте, сохранность которого была бы гарантирована! Значит, миссис Моретти запрятала пергамент с координатами на какой-нибудь важной вещи, какой-нибудь семейной реликвии, которая не могла быть продана, или, вероятнее, во встроенном в стену тайнике! — Джек стукнул кулаком по столешнице и вскочил с кресла, как судья, объявляющий, что дело закрыто. Я лишь поражённо помотала головой и прошептала одними губами: «Вот это голова!».       — А вот это: «под первыми лучами солнца, озаряющего поместье», — я ткнула пальцем в дневник и вопросительно взглянула на пирата. Воробей замешкался всего на пару секунд.       — Не знаю, чёрт возьми, пока не знаю! Но уверен, что это так! — Джек швырнул дневник на комод, а вместо него пригвоздил к столешнице карту Карибской акватории. — Придержите, — попросил он, и мы с Гиббсом взялись за два закручивающихся конца карты, расправляя её на поверхности стола. В руках капитана немедленно появилось перо, обмакнутое в чернила. Следующие десять минут ушли на разглядывание карты в поисках островов и городов, начинающихся на «Исла-Сант…». В результате претендентов на место обитания Жоффрея Моретти выявилось целых шесть, что заметно усложнило ситуацию. И вот мы уже стояли над выписанным списком незнакомых мне земель.       — М-да-а, — безрадостно протянул Гиббс. — Жаль, что губернатор сбежал. Его бы слово сейчас пригодилось.       — Не хнычь, — Джек поставил крестик на маленьком искривлённом островке и хлопнул крышкой компаса. — Пойдём на Исла-Сантьяго. Прикажи сменить курс и поставь к штурвалу бездельника-парусного мастера. Пусть хоть ненадолго перестанет шататься по палубе как призрак и дымить своей трубкой.       Гиббс вытянулся по стойке смирно, отчеканил привычное «Есть, капитан!», отдал честь и скрылся за дверными створками. Я проводила его взглядом и провела пальцем по прочерченному капитаном курсу от Исла-де-Розас до Исла-Сантьяго. За время, проведённое на «Чёрной Жемчужине» иметь дело с картами мне почти не приходилось, а посему относительно небольшое на бумаге расстояние между островами вызывало справедливые вопросы о том, каково расстояние на деле.       — И скоро прибудем? — безразлично спросила я.       — Дня три при попутном ветре, — Джек щёлкнул крышкой компаса и одарил меня чарующей улыбочкой.       Три дня пролетели, как одно мгновение. Прошедшее время не изменило ничего, а в дневнике Розы Киджеры, который Джек изучил вдоль и поперёк не обнаружилось других сведений, которые помогли бы уточнить место нахождения знакового острова с дьявольским именем. Может, они и были, но коварные морские волны смыли их с ветхих листов, оставив лишь неразборчивые куски писанины. В ответ на мои расспросы, Джек ответил, что в дневнике нет ничего, что могло бы меня заинтересовать или помочь общему делу. Три спокойных дня изменили, пожалуй, лишь отношения Джека и Тима. И, к досаде, далеко не в лучшую сторону. Страсти накалялись, а на любой приказ (которые Джек полюбил отдавать парусному мастеру постоянно), Тим реагировал пренебрежительно и работал спустя рукава. Джека подобные халатности раздражали немало, и он не пренебрегал возможностями по полной загружать работой парусного мастера, чтобы тот глаза не мозолил, да и отрабатывал свою вину. Однако, я старалась успокаивать себя мнением, что два пирата просто нашли себе увлечение — выводить друг друга из себя, и ничем серьёзным это не грозит, хотя на душе противно скреблись кошки — предвестники безрадостных событий. И они не заставили себя долго ждать.       На вечер второго дня, когда заходящее солнце вспороло небо, выпуская на него алую кровь заката, на горизонте в четвёртый раз замаячила крошечная точка странного корабля. Кружочек подзорной трубы поймал в фокус ободранное, трухлявое судно с костлявыми мачтами и рваными клочьями болотно-зелёных парусов. Сердце зашлось в леденящем кровь бите, превращая твёрдость убеждения в несомнительную уверенность, что потустороннее судно следует за нами по пятам, будто бы выслеживает каждый шаг. Кровь стыла в жилах от осознания, что все наши действия известны таинственному некто, чьё судно так подозрительно похоже на «Летучий Голландец». В подтверждение страхам судно вновь растворилось в пустоте, едва стоило моргнуть — и снова осталось незамеченным никем из команды. Утверждать, что это «Голландец» нельзя было точно — судно каждый раз показывалось слишком далеко и на маленький срок, чтобы углядеть в подробностях его внешний вид, а тем более увидеть «рыбьих харь» во главе с Уиллом Тёрнером. Но каждый взгляд на источающий могильный холод корабль развеивал сомнения подобно ураганному ветру.       Третий же день пути загладил все происшествия хорошей, солнечной погодой, и запряжённый в паруса пассат словно бы подарил «Жемчужине» крылья — корабль летел по зеркальным переливам волн, а временами казалось, что он и вовсе не касается их. По первым сумеркам горизонт выпятил нам навстречу длинную полосу земли, похожую на упитанного зелёного червяка. У основания его брюха грудились светлячки городских огней. Посреди темнеющей, подсвеченной малиновым закатом воды, укромная бухта виделась маленьким, безопасным уютным пристанищем для кораблей, удирающих от плывущей с востока ночной мглы. Чернокрылая красотка «Жемчужина», завидев берега, внезапно упустила ветер, выскользнувший из паруса — и завидная скорость вдруг сменилась черепашьим ходом. Я лениво выползла на бак и пристроила пятую точку на скрученных резервных запасах канатов, что покоились у фок-мачты. Взгляд прочертил линию горизонта, и, не отыскав на ней ничего интересного, обратился к городу, нерасторопно плывущему навстречу. Промаявшись полчаса без занятия, я не отыскала смысл дожидаться прибытия и решила заняться делом — а именно спустилась в каюту и уронила себя на койку, позволив сладкому безмятежному сну унести меня в царство грёз.       Младенческий беззаветный сон прервался лишь когда что-то загрохотало по палубе, будто перепивший матрос загремел носом в пол прямо надо мной, а затем последовал пиратский гогот. Я закряхтела, уговаривая размякшее, заспанное тело перевернуться на бок. Свинцом налитые веки приоткрылись, пуская меж ресниц свет догорающей свечи за стёклышком фонарика. Из-за переборки слышалась единящая, умиротворяющая тишина, разбавляемая шорохами ночного моря — но совсем не так, как во время плавания. За проведённое в пиратском мире время я научилась различать состояние корабля по шуму воды; сейчас же спокойная тишь и беглые отзвуки собачьего лая, приносимые ветром, говорили о стоянке. В подтверждение нестройные валуны волн легко приложили корабль бортом о причал — закачался огонёк в светильнике, а я снова прикрыла глаза, ощущая себя развалившейся в качелях на даче. Однако, прогнанные призраки сна покинули сознание, невзирая на то, что тело казалось одной сплошной тяжеленной гирей, магнитом притягивающейся к кровати. Проворочавшись минут пять и пронаблюдав за паучком, ползающим по потолку, внутренний голос предложил нанести визит палубе.       Каюту я покинула налегке, без оружия, постукивая зубами из-за холода, что веял от ночной воды. Пристань горела фонарями, воткнутыми в тротуар через каждые десять ярдов. Бледные фигуры домов возвышались молчаливо и словно бы наблюдали за нами потухшими глазницами окошек. Полукруглая бухта приютила ещё два корабля, кроме «Черной Жемчужины», и зажжённые на корме фонари танцевали сияющими дорожками на лунках чёрных волн. Городок окольцовывал бухту полукругом, залитым полумраком, кое-где разбавленным огнями фонарей и светящихся окошек. Тишина и покой устилали Исла-Сантьяго, а простирающееся позади море сливалось с небом черным пятном без конца и края. Такой уютный кусочек земли посреди опасной, непредсказуемой стихии, не оставил сомнений, что опасаться красных мундиров тут не стоит — городок слишком тих и невелик, и очень редко здесь происходят вещи, достойные вмешательства служивых. Исла-Сантьяго — словно свой уединённый небольшой мирок, в котором все друг друга знают и доверяют.       — Я несу вахту, капитан ушёл по делам, а ты отчего, мисси, не спишь? — хрипловатый, но добродушный голос кока разбавил тишину. Старина Бергенс примостился рядом, устроив локти на планшире и поворотил голову ко мне.       — Вышла познакомиться с новым городом, — улыбнулась я, наслаждаясь свежим воздухом, пахнущим озоном, рыбой и просоленной пристанью.       — Это ты хорошо, — крякнул пират. — А вот мне подумалось: ты же загорелась поисками амулета…       — С чего вы взяли? — я рассмеялась. — Я просто случайно влезла не в своё дело и теперь не могу из него вылезти.       — Дай угадаю, — кок хитро прищурился. — Амурные мечты не дают? Не прики-идывайся, — он заговорщицки толкнул меня локтем в бок, но получилось так сильно, что я чуть через фальшборт не улетела. Однако, стыд и неудержимое желание заметить, что это не совсем корректный вопрос, вернули в управление разумом холодную, безразличную версию меня.       — Уверяю вас, Бергенс, любовь тут совсем не при чём.       — Тогда что же?       — Любопытство. Хочется приобщиться к истории, — я повела плечами, отворачиваясь к морю. Но словно по щелчку пальцев, сработавшему в мозгу, на языке созрел вопрос, и я резко обернулась к пирату. — То есть, капитан сошёл на берег? — по Бергенсу прошёлся выпытывающий взгляд, под которым тот присел, съёжился и выдал растерянное «Упс… Проговорился». — Мистер Бергенс, надеюсь, вы сами понимаете, что теперь я не отстану от вас, пока не узнаю, куда он пошёл? — я настойчиво подступила к корабельному повару и красноречиво изогнула бровь. Тому ничего не осталось сделать, как с покорнейшим вздохом проговориться — болтливая натура всячески способствовала каждый раз без надобности распускать язык.       На берег я сошла, вооружённая стыдливым признанием корабельного повара и захватившая с собой перевязь с оружием. Причал вился длинной змеёй покуда хватало глаз, а доски приятно скрипели под каблуками. Фонари играли светом на матовых камнях тротуара, в который перерастала пристань; ночные тени причудливо вырисовывались в подворотнях, на спящих торговых лавках и на рыболовных мостиках. Море, ставшее спутником, провожало меня шаманским шёпотом до самой таверны, пристроившейся на окраине бухты. Окошки призывно горели, зазывая посетителей ароматом жаркого. Вывеска, болтавшаяся на расшатанных гвоздях, подсвечивалась скрипящим фонарём, разбрасывающим по округе длиннющие вытянутые тени. Убедившись, что это та самая таверна, я зашагала к двери, готовая встретить за ней раздобревшего капитана, обнимающегося с законной чаркой рома и с наслаждением похрустывающего косточками.       Однако, внимание привлекла знакомая тень, воровато оглядевшаяся и шустро шмыгнувшая за угол. Рука остановилась в сантиметре от дверной ручки, а взгляд в нерешительности уставился в темноту подворотни, где — видит Бог! — только что больной разум нарисовал фигуру капитана Воробья. Зов сердца и голос разума сошлись в словесной дискуссии: первый убеждал сходить и проверить, а второй заверял, что это лишь иллюзия, созданная призрачной пеленой ночи — да и потом, разве один капитан Джек Воробей носит треуголку и китель? Тем человеком мог оказаться совершенно любой прохожий, спешащий по делам, однако что-то навязчивое, что-то непреодолимое, что-то очень странное тянуло меня туда, звало нырнуть во тьму внутреннего двора таверны. И я поддалась.       Тёмный закоулок, куда выходили амбары, в которых, судя по стойкому амбре, содержался скот, казался призрачным и нереальным в оранжевом свете одинокого фонаря. Однако, более чем реальной и настоящей оказалась фигура капитана Воробья, размашисто прошагавшего на середину двора и остановившегося. Голова в треуголке повертелась из стороны в сторону, в пристальных стараниях найти что-то во тьме мрачных навесов. Или кого-то. Словно почуяв моё присутствие, Джек обернулся; я сразу же шмыгнула за подозрительного вида баки, запахом тухлятины сообщившие, что в них утилизируются отходы таверны, и неприязненно сморщилась. Я затаилась, чуть ли не задерживая дыхание и перебирая в мыслях всевозможные варианты, что привело Джека в столь поздний час и в столь странное место. Выглянуть решилась лишь тогда, когда чей-то отдалённый, смутно знакомый голос коснулся уха. Слова звонкие, переливистые, чистые и вызывающие в памяти вихрь воспоминаний и много раз пересмотренных кадров…       — Всё-таки пришёл… — прозвучало обрадовано, удовлетворённо и решительно.       — Неожиданно, правда? — саркастично отозвался Воробей. — Впрочем, твоему появлению я не удивлён.       — Уговор дороже всяких предрассудков, — я осторожно показала нос из-за укрытия. Тёмная, узкоплечая фигура вышагала из-под навеса. Джек стоял ко мне спиной, но я отчётливо представила очаровательную полуулыбку, которую выдали расслабившиеся плечи и несколько шагов навстречу. — Ты не забыл, зачем пришёл? — осторожно отозвался незнакомец, чуть заметно дрогнув, когда расстояние между ними сократилось до метра.       — Я бы и рад забыть, только вот твой дружок покоя не даёт, — досадливо цыкнул Воробей, неприязненно передёрнув плечами.       — Ты ожидал иного исхода? Впрочем, это неважно, — незнакомец подступил к Джеку вплотную и чутка приподнялся на носках, вглядываясь в капитанское лицо. — Мы встретились не за этим. Как идут наши общие дела?       Последовало промедление и неслышная, но чувствующаяся усмешка.       — Дела идут пока отлично, поскольку к ним не приступал.       — Поспеши. Ты же знаешь, как это важно. Мне это нужно, Джек… — в голосе промелькнуло сожаление. И этот голос, с каждым словом, отпечатывающимся в сознании, с каждым мигом проносящий перед глазами тысячи кадров, уже был близок к тому, чтобы сформировать осознание на задворках разума.       — Само собой. Я не привык бросать даму в беде. — Прозвучало с некоторым промедлением, но приправилось чуточкой насмешливой интонацией.       — … Не для себя, для Уилла нужно.       Меня как током прошибло. По телу пробежала лихорадочная дрожь и показалось, что она вот-вот передастся через руки мусорному баку. Эта дрожь расширила глаза, свела зубы, перехватила дыхание. Заинтересованная луна высунулась из-за тучи, и лицо незнакомца поймало на себя её бледный, холодный свет. Он обрисовал широкие тёмные брови, оттеняющие карие глаза, маленький узкий носик, круглые скулы, припухлые розовые губы и светлые волосы, обрамляющие правильное овальное лицо. На стройной, плоской фигуре болталась тёмная рубашка, заправленная в высокие узкие брюки, а ноги прятались в белых ботфортах. Я прикусила язык, сдерживаясь от поражённого восклицания. Мысль, что Джек мог отправиться на Исла-Сантьяго не случайным образом, а ради этой самой встречи появилась сама собой. «Уговор» и другие словечки, выводящие беседу в нужное русло, не могли не показать, что собеседники запланировали эту встречу уже давно, а Джек всё это время — в тайне ото всех! — сотрудничал с ней. С Элизабет Тёрнер, в девичестве Суонн.       — Верная жена жаждет вернуть утраченного мужа? — хохотнул Джек. Аккуратное женское личико исказилось злобой. Лиззи грозно надвинулась на собеседника, и тот благоразумно попятился назад, не спуская с губ фривольной улыбочки.       — Ммм, хватит, Джек. Не напоминай мне о том случае… — Элизабет прикрыла глаза и сжала губы, словно в попытке угомонить желание приставить пистолет к виску оппонента. Когда она заговорила снова, её лицо нацепило прежнее бесстрастное выражение: — Ты же знаешь, это было само собой, и по пьяни. Я даже не запомнила этой ночи…       — Но зато запомнил я. Ты была великолепна, и, должен признаться, с радостью повторил бы.       Я чуть не вскрикнула, да так громко, что ночующие под крышей чайки непременно разлетелись бы во все стороны от испуга. Порыв возмущения, удивления и злобы прошиб меня мощным и больным ударом. А некто, сидящий внутри похабно хихикнул: «Ревнуешь, подруга».       — Джек, остановись. Я уже сказала — нет. Я звала тебя не за этим. — Элизабет презрительно искривила губы, вероятно, в попытке пристыдить бессовестного развратника. — Сейчас мне нужно лишь одно. Обсудить ваш дальнейший путь.       — Если только сейчас, то я могу зайти попозже, когда будешь более расслаблена, — бархатным голосом пропел Воробей, сворачивая к пристани. Его остановило требовательное «Джек. Остановись.», и Воробей нехотя обернулся. Тёмный, сдобренный лукавством и ромом взгляд обвёл Элизабет Суонн с ног до головы, прежде чем пират вернулся на прежнее место и изящно повёл рукой с поднятым указательным пальцем: — Видишь ли… С дневником неувязочка вышла. В силу стечения никак не связанных со мной обстоятельств, он побывал в воде. Записи превратились в одно сплошное чернильное пятно. Остров «Исла-Сант…» — вот что удалось читать. В этом местечке живёт потомок той особы. Мистер Жоффрей Моретти. А вспомнив про наш уговор, я первым делом примчался сюда, — густые усы дрогнули в улыбке.       — Но увы. Это не Исла-Сантьяго, — Элизабет отрицательно качнула головой. — Я провела здесь достаточно времени, чтобы узнать все — никаких Моретти тут нет. Следовательно, это другое место. Все зависит от тебя, Джек. Следующий раз мы встречаемся нескоро. Очень нескоро. — Миссис Тёрнер запахнула ворот рубашки, то ли специально, то ли случайно расстёгнутый на несколько пуговиц и устремилась прочь.       — Постой, Лиззи.       Девушка замерла на краю двора и кинула Джеку вопросительный взгляд.       — Ты так самоотверженно рвёшься к этой цели, хотя некоторые события порой вызывают сомнения в том, что тебе действительно это нужно. Не лучше ли выкинуть из мыслей то, что мучает тебя каждый день?       Миссис Тёрнер колебалась, то ли не понимая, что он имел в виду, то ли не находя ответа. Тем временем я пыталась уследить за каждой эмоцией их обоих, понять и уложить в гудящей голове всё узнанное и услышанное, осознать и поверить.       Джек, поняв, что Элизабет готова его выслушать, приблизился к девушке и чётко, гипнотически произнёс, словно стараясь вложить слова в самый разум:       — In eo, vita est simplex, sed nos hinc involutum est.       Элизабет замерла, недоверчиво сдвигая брови, но почти сразу выдохнула и скорбно покачала головой:       — Manifestum est, raro verum.       — Так ли это очевидно для тебя?.. — вдумчиво произнёс Джек, сверкнув золотой улыбкой.       Повисло неловкое молчание, на протяжении которого я всеми силами пыталась догадаться, что бы мог значить этот внезапный приступ латыни. Откуда-то с окраины прилетел отзвук собачьего лая и ветер пронёс по двору стайку кружащихся листьев. Это вывело Элизабет из прострации, и она кивнула в сторону чёрного хода таверны. На капитанском лице отпечатались искорки торжества, пока он следовал за девушкой под сень здания. Я проследила за пиратами до тех пор, пока дверь не хлопнула за их спинами, скрывая дальнейшие подробности беседы — и молнией выскочила из-за мусорного бака. Было не до размышлений. Главное — не упустить, проследить, узнать, что будет дальше! Я вихрем пронеслась к двери, но внутренний голос пронзил разрушительной мыслью: «Так ли ты хочешь это увидеть?» Я остановилась, теряясь во внутренней борьбе. «Когда солнце зайдёт, выбора уже не будет», — я с минуту неразборчиво помялась с ноги на ногу и рванула за угол. Луна плыла в отражении окошек синхронно со мной, шаги гулким эхо отражались от каменных стен. Наконец, оббежав здание таверны с другой стороны, я кинулась к окнам, как вдруг…       — Ах! — я ошалело взвизгнула, когда чья-то рука в чёрной кожаной перчатке вынырнула из-за спины и стальной хваткой зажала рот. непонимание, перемешанное с дежавю, завладело разумом на миг — но этого хватило, чтобы таинственный некто в два мощных движения оттащил меня от здания, как безвольную куклу, и с силой приложил спиной об асфальт. Из горла вырвался хриплый вдох, рука машинально вцепилась в рукоять эфеса, а взгляд шокировано остановился на чёрном мешке с двумя единственными прорезями для глаз — он был надет на манер палача на голове нависшего надо мной человека.       — Ну здравствуй, — голос странный, чистый, но при том раскатистый. Перед глазами моментально пронеслись воспоминания, которые хотелось забыть, как страшный сон: Тортуга. Подворотня. За окном беседуют Джек и его отец. И этот человек. Человек, нападающий без повода, без предлога и без сострадания. Моя первая битва — и самая страшная на данный момент. Сколько я не убеждала себя в том, что это была случайность, что-то во мне всегда знало, что это неспроста. Что это повторится. И он вернулся.       Я подорвалась на месте и щёлкнула курком пистолета. Но выстрел не громыхнул. «Что такое? Я ведь заряжала пистолет только сегод…» — додумать поражённую мысль не дали. Кинжал со свистом рассёк воздух — я лишь успела вцепиться в запястье маньяка, прежде чем удар достиг цели. Остриё клинка замерло в сантиметре от лица, и я тут же дала ему коленкой в живот. Маньяк согнулся в три погибели, а я вскочила, лязгнув саблей о ножны и хищно обернувшись к нему. Первым порывом было убежать, но что-то заставило остаться, сообщив, что пора сойтись со своим страхом один на один. Вечно бегать не удастся — рано или поздно он настигнет меня. Лучше разобраться сразу, чем мучиться ещё долгое время.       «Тёмная Личность», как я решила называть его в тот раз, разогнулась; в его руке появилась длинная рапира.       — И кто же ты такой? — выкрикнула я, не решаясь напасть первой. Вопрос был начисто проигнорирован, а мой старый знакомый маньяк ринулся грозной уничтожающей волной. Сабли скрестились, оглашая причал звонким лязгом, отражающимся где-то под крышей. Наступил момент, когда пришлось выложиться по максимуму. Никто не поможет, никто не переключит внимание врага на себя. Все мои неумелые атаки блокировались, и мне оставалось лишь закрываться, возвращаться в стойку, а потом сразу же атаковать снова. Однако все атаки парировались без толики напряжения: словно бы противник играл со мной, ждал пока выдохнусь, чтобы затем обрушить шквал беспорядочных ударов. Пока руки были увлечены нанесением множества рубящих ударов под разными углами, ноги пятились назад. Под каблуками застучала деревянная пристань: отбив клинок противника в сторону, я мельком оглянулась: в половине метра от меня тяжёлые волны равномерно катились одна за другой и мерно приподнимали пришвартованную на ночь рыбацкую лодочку. Звякнул выбиваемый из ладони клинок, руку вывернуло, чуть ли не вывихнуло. Глухая боль заставила стиснуть зубы. Стоило обернуться, чтобы кинуться за отлетевший на добрые два метра саблей, удар ногой в живот выбил весь воздух и опрокинул навзничь.       Под спиной хрустнула деревянная банка лодки; Тёмная Личность тут же прыгнул сверху, мощным ударом впечатав в днище баркаса, проломив мной банку — и его пальцы, скрытые под холодной чёрной кожей перчаток, сомкнулись вокруг моего горла. Я замычала, извиваясь под ним как кошка, дрыгала ногами, пыталась звать на помощь, но изо рта вырвались лишь нечленораздельные булькающие звуки. В какой-то момент показалось, что вот-вот лопнут глаза — и в тот самый момент рука нащупала на дне какую-то палку. Немеющие пальцы вцепились в неё и с силой ткнули остриём палки в грудь нападавшего. Удочка переломилась на две части — зато маньяк оказался в противоположном конце баркаса, болезненно вцепившись в чёрную рубашку. Я шумно впустила воздух в сжавшиеся лёгкие и ощутила, как кровь отливает от головы. Глаза поймали в фокус удаляющийся берег. Волны уносили лодку в море, качали, как в гамаке, и, вероятно, будь ситуация иной, предстали бы идеальной гармонией. Не успела я окончательно прийти в себя, Тёмная Личность вцепился в мою одежду, как кошка и мощным толчком опрокинул. Спина ощутила удар о борт, и мы оба наполовину свесились над водой. Я остервенело вцепилась в планшир, но он давил всё сильнее, так что волны уже не раз коснулись головы.       Внезапно что-то громыхнуло с берега. Пуля просвистела над нами — маньяк инстинктивно пригнулся, и я, пользуясь случаем, вывернулась из стальной хватки. Ещё два выстрела последовали тотчас же — и взгляд поймал длинную высокую худую фигуру на берегу с пистолетом в грозно вытянутой руке. Не до конца понимая, кого именно он имеет цель пристрелить, я упала на дно лодки и закрыла голову руками, решив, что к Тёмной Личности подоспела подмога. Однако, пальба не прекратилась, убеждая в обратном. Что-то плюхнулось в воду рядом с бортом: маньяк, заметавшись по баркасу, поступил благоразумно — и сиганул в воду, где пули не могли бы его достигнуть.       Всё стихло. Сердце билось где-то в районе горла, грудь часто вздымалась, а в ушах гудело. Слух уловил, как несколько пуль впиваются в воду совсем рядом с бортом, но реагировать не получилось. Уже было не важно, настигла пуля адресата, поглотили же волны Тёмную Личность, или же ему удалось скрыться — важным казалось лишь то, что его больше нет по близости, а пальцы в ледяных перчатках больше не сжимают горло стальной хваткой. Я зажмурилась; с губ сорвался предательский всхлип. Слёз в глазах не было, но тело зашлось в судорожных всхлипах. И не из-за пережитого ужаса, а от непонимания и осознания: это ещё не конец.       «Как? Как этот человек узнал, куда мы держим курс? Как выследил? И зачем, что важнее? Зачем ему мёртвая я? Два раунда, две попытки нападения одного и того же человека не могли быть простой случайностью! Не могли! Но тогда чем я ему не угодила? Или зачем кто-то послал по мою душу киллера?»       Постепенно сквозь пелену опустошения пробился голос рассудка: «Ты всё дальше от берега». Тогда пришлось побороть навязчивое желание не шевелиться, и поднять макушку над бортом. Причал переливался огоньками в нескольких десятках ярдов. Лодочка не успела выскользнуть из бухты и угодить в какое-нибудь течение, что заметно облегчило мою участь. На дне баркаса, помимо сломанной удочки, обнаружилось утлое весло. Неожиданно пригодился навык гребли, который пришлось освоить во время пересечения рифов у Исла-де-Розас. Вода пенными валунами разбивалась о борта лодочки, мелодично вращая её во всевозможных направлениях. Спокойствие города, природы и ночных огней не сочетались с произошедшей битвой; всё вокруг казалось равнодушным и бесстрастным — словно бы и не было никакого сражения, не было никаких смертельных схваток.       Весло трудно поддавалось трясущимся ноющим рукам, увязало в плотной глади воды, внешне напоминающей тёмное желе, и берег приближался нескончаемо медленно. Казалось, что это состояние будет длиться вечно, как в детстве, когда невкусный суп никак не кончается в тарелке, и ты растягиваешь время, будто бы это может избавить от мучений. Особенно ярким и освещённым проступал маленький рыболовный мостик на дальней окраине бухты. Что-то непонятное задержало моё внимание на нём, словно бы в ожидании — и оно оправдалось: тёмная фигура в блестящей от воды одежде выкарабкалась из тёмных волн. Чёрный палаческий мешок плотно прилипал к голове, но Тёмная Личность не рискнул стащить его. Капли воды струями забарабанили по рыболовному мостику и, словно почуяв мой взгляд, маньяк обернулся. Я вздрогнула, чуть не выронила весло, и буквально физически ощутила презрительную ухмылку, скрытую под тканью мешка. Этот взгляд, коим он удостоил меня напоследок, словно бы обещал: «Ещё встретимся!» — и маньяк торопливо растворился во тьме переулка. Взгляд ещё долго был прикован к тому месту, но, когда особенно ощутимая волна качнула лодку, напоминая о насущных нуждах, весло снова задвигалось в воде.       Приложив вагон усилий и упрямых «Давай же!», мне удалось, наконец, причалить у той самой таверны, где состоялась роковая встреча. Я зашвырнула пропитанный водой швартов на кнехт и, вцепилась дрожащими пальцами в древесину причала. Тело перевалилось через борт лодки и на четвереньках отползло от воды. Хотелось развалиться навзничь, отдышаться, почувствовать себя тем самым «умирающим лебедем», но неизменный спутник, сидящий в голове, шепнул, что наш знакомый может вернуться в любой момент. В ответ на эту мысль загромыхали бегущие шаги. По телу прошла судорога, заставившая подскочить на месте и кинуться к сабле, которая до сих пор сверкала клинком посреди причала. Однако озабоченное «Вот ты где! Слава Богу, жива!» позволило облегчённо выдохнуть и спокойно, без спешки вернуть саблю в ножны. Тотчас на плечи лёг тёплый китель, а подоспевший парусный мастер обрушил град вопросов:       — Ты как? Не ранена? Что это был за тип? Я уже испугался, что ты погибла!       Но измученный организм сумел лишь отрешённо вымолвить:       — Так это ты… стрелял?       — Я, — Тим стыдливо опустил голову. — Прости, я мог тебя задеть.       — Что ты! — ахнула я. — Если бы ты не рискнул, сейчас бы мой труп кормил рыб! — не взирая на общее угнетённое состояние, чувство юмора возвращалось, что уже было хорошо: значит, концы отдам ещё не скоро. Тим заботливо приобнял меня за плечи и настойчиво повёл в сторону «Жемчужины».       — И всё же, кто это? — не удержался он спустя несколько минут.       — Охотник по души любопытных дурочек, — самокритично отозвалась я. — А если серьёзно… — голова понуро опустилась. — Я не знаю, чем так ему не угодила. Это уже второй раз, когда я с ним встречаюсь. — Встревоженный взгляд остановившегося Тима вперился в меня плохо скрытым волнением. — Боюсь, ещё одной подобной встречи не переживу, — добавила я, выдавив слабую улыбку. Однако, никаких новых эмоций не отобразилось в серой радужке заботливых глаз. Тим приблизился ко мне. Его взгляд скользнул от моих глаз к губам, затем вернулся обратно. Запястья осторожно коснулась его ладонь.       — Оксана, — Тим приложил указательный палец к губам, призывая к молчанию. Тишина покрыла весь мир, заглушила волны и оставила нас вдвоём — совсем одних посреди пристани. Намерения Тима, при антураже ночной таинственности, стали кристально ясны. Но едва парень приблизился к моему лицу, я изловчилась и заключила его в объятия. Однако, как бы не хотелось ощутить себя защищённой, не одинокой, ничего почувствовать не удалось. Парусный мастер обвил руками мою талию, и его ладонь заскользила по спине, успокаивая поглаживающими движениями. Да, старина Бергенс оказался прав. Тим далеко не равнодушен ко мне. А вот я? Как я к нему отношусь?       Я прислушалась к своему сердцу. Представила лицо Тимми, добродушное, открыто улыбающееся, представила широкие рыжеватые брови, задорные, но заботливые серые глаза, аккуратный подбородок с ямочкой, еле заметные веснушки на впалых щеках… Но сердце молчало. Стучало ровно и спокойно, не отвечая никакими чувствами на крепкие объятия — не совсем дружеские, как показалось. Взгляд невольно скользнул поверх матросского плеча и коснулся темноты соседнего переулка. Так бывает, когда подсознание уловит какое-то еле ощутимое движение в стороне, и ты невольно обратишь своё внимание туда. Миг — и сердце тотчас зашлось барабанной дробью, когда глаза приметили статную фигуру в кителе и треуголке. Стоило ему сделать шаг, попадая в кружок фонарного света, чёрные глаза загадочно блеснули, от чего по телу пробежался жар; а густые чёрные усы иронично изогнулись в понимающей развратной ухмылочке — и пират снова растворился в темноте, мол, не буду мешать. Я забилась в объятьях Тима и выскользнула из них, инстинктивно рванувшись за удалившимся капитаном.       — Что с тобой? — прозвучало из-за спины недоверчиво и взволнованно. Я замерла, сверля взглядом темноту, поглотившую капитана Воробья. Ночные тени смотрели из переулка любопытно и насмешливо: и что дальше ты намерена делать? Вихрь мыслей пронёсся в голове, оставив опустошающую, гулкую пустоту. То, что Джек видел нас, его ничуточки не задело — но задело меня. Смертельно не хотелось, чтобы он решил, будто между мной и парусным мастером что-то есть — иначе не избежать язвительных комментариев и подколов. А все попытки Тима защитить меня, он будет расценивать как проявление глупой влюблённости. В то время, когда невыносимо хочется чувствовать себя самостоятельной, способной стоять наравне с пиратами, выглядеть достойным и интересным экземпляром в глазах Джека Воробья. Ответом на эти мысли эхом откликнулся внутренний голос: «А что ты сделала сама? Что сделала без помощи ухажёров? Смогла бы собственноручно отбиться от Тёмной Личности? Смогла бы пересечь роковые рифы Исла-де-Розас? А разгадать послание Розы Киджеры смогла бы?» и эхом отозвалось «нет». Пора уже брать бразды правления своей судьбой в собственные руки, а не полагаться на помощь случайно оказавшихся рядом пиратов.       — Что, прости? — я встряхнула головой, оборачиваясь к Тиму, преглупо осознавая, что пропустила мимо ушей всю его заботливую тираду. Тот шумно вздохнул и сблизил брови.       — Слушай, если тебе не хорошо, пойдём скорее на…       — …Фок-марса-рей тебе в зад!.. Вот чёрт! — раскатилось совсем неподалёку.       Нас обоих как водой окатило. Мы примёрзли к земле, тревожно переглядываясь, пока сознание улавливало знакомые нотки в голосе. Стоило ветру шумно хлопнуть ставней окна соседнего дома, страх ударил в голову ледяной волной — только теперь я сорвалась не прочь от него, а навстречу. Позади затопали каблучки Тима и прилетело вдогонку озабоченное «Постой!», но я лишь махнула рукой, несясь на звук. Ветер свистел в ушах, фонари тускло поблёскивали на каменных кладках стен и тротуара. Размышления ушли на второй план — на первый выдвинулась интуиция, которая стремительно сменяла передо мной кварталы, один за другим, пока, наконец, не выплюнула на мало освещённую улочку прямо перед Джеком Воробьём. Вернее, перед пистолетом в его руке.       — А, ты… — бросил он, облегчённо опустив плечи, но тут же встрепенулся, а пистолет указал в другую сторону, после чего и вовсе прошёлся по округе. Не стоило долго гадать, что тут произошло: у ног легендарного пирата валялся кирпич, расколотый ударом о мостовую. Я мелко затряслась, проедаемая плохим предчувствием. Взгляд заскользил по крышам домов: кирпичи сами не падают на прохожих… Что-то мелькнуло наверху справа, привлекая всё моё внимание. Спустя пару секунд молочно-бледное лунное сияние легло на топающую по крыше человеческую фигуру с мешком на голове. Стрела нервной дрожи пронзила всё тело, а рука невольно тронула Воробья за плечо.       — Джек, там… — шепнула я, но пистолет в капитанской руке уже глядел в спину убегающему маньяку. Один из обведённых чёрным глаз зажмурился, прицеливаясь, а палец в перстне лёг на курок. Глухой щелчок, как смешок, тихо раздался в переулке. Воробей непонимающе тряхнул пистолетом, снова направил на маньяка, но выстрел так и не громыхнул над окрестностями. А убегающая фигура исчезла во тьме. Взгляды пересеклись. И без слов всё стало кристально ясно: Воробей точно помнил, что недавно заряжал пистолет. Подобные подробности накалили обстановку до предела, наталкивая на вполне справедливые предположения.       — Что у вас тут случилось? — подоспевший, запыхавшийся Тим остановился в метре от нас. Джек смерил его долгим взглядом, иллюстрирующим, насколько неуместным было это восклицание, однако, парусный мастер уже заметил следы происшествия.       Пробивая призму цепкого колючего страха, до разума донеслось заключение внутреннего голоса: «Поздравляю, подруга. Ты узнала нечто большее. Тёмная Личность охотится не только на тебя».