За краем Вечности

      Казалось, дом самовлюблённого итальянца вдвое больше особняка на Исла-де-Розас. Как бы то ни было, гигантские залы и коридоры, от которых рябило в глазах, успели сменить друг друга добрый десяток раз, пока с аристократичной учтивостью меня вели к моей комнате.       Нельзя сказать, что выбранная тактика поведения а-ля «покорная и со всем согласная» сразу гарантировала мне доверие мистера Орландо Моретти — об этом свидетельствовал приставленный ко мне одинокий охранник — но и открытых подозрений никто не высказывал. Вне сомнений они возникали, но вполне резонные, и винить за них «женишка» не было смысла.       Комната, щедро выделенная хозяином, подчёркивала мой будущий статус. Она располагалась в уединении, ближе к западному крылу поместья и представляла собой просторный полукруг, напоминающий формой отрезанную половинку головки сыра. Узорчатые вставки на стенах и золочёные картинные рамы в который раз подчёркивали достаток обладателя, однако меня подобные красоты не прельщали ни капельки — и едва «провожатые» покинули мои хоромы, я полезла за натюрморты, под расписные ковры и за задние стенки шкафов в поисках послания из прошлого — от последней обладательницы заветного амулета Ротжета. После произошедшего балагана с «покупкой» меня и грубым выставлением спутников за двери, полностью сосредоточить мысли на поисках не удавалось. Столь бессовестное согласие выменять меня на координаты формировало в тяжёлой голове многочисленные проклятия и неоднократно рисовало сцену предстоящей встречи с Джеком — даже не взирая на то, что это было сделано целенаправленно, дабы дать мне возможность законно пошарить в вещичках престарелого итальянца, бессильная злость на капитана Воробья была оправданной. И пускай в этот раз он не обижается, когда обнаружит какую-нибудь ответную пакость — какую именно, придумаю при первом же удобном случае. Во всяком случае, одним комплиментом и знойным взглядом на этот раз прощения не заслужит…       Злобно хихикая по ходу продумывания очередного возмездия Джеку, было не так обидно не находить никаких тайников и прочих местечек, где могло сохраниться столетнее послание. К тому же, вероятно, слуги давно нашли его и выбросили, не поняв, что на ветхом старинном пергаменте запрятаны невидимые молочные чернила. А ежели тайна всё-таки перешла в руки обладателю дома, он никогда не выдаст этого. Но никто и не обещал, что в первой же комнате из-под первого же половичка мне в лицо прыгнет заветная вещица — поэтому опускать руки и в мыслях не было. То, что стены и полы оказались лишены различных тайников, было вполне ожидаемо — настолько счастливых совпадений попросту не существует. По крайней мере, мистер Моретти вряд ли решит жениться быстрее, чем через несколько дней (хотя о местных порядках я почти не имела знаний), а значит, есть ещё время как следует обшарить все уголки огромного поместья.       В дверь постучали без малого спустя два часа — день перешагнул через середину и солнце сползало с вершины, опаляя окошко мягким светом. Пришлось спешно поправить все следы поисков и нацепить равнодушное выражение на лицо. Я потянула дверную ручку на себя, подняла голову и встретилась взглядом… с пустотой.       — Кхе-кхе… Мисс, меня просили помочь вам разобраться со всем.       Взгляд опустился вниз и наткнулся на театрально-вежливое чумазое личико мальчугана не старше одиннадцати лет. Он услужливо склонил русоволосую головку, украшенную замызганной шапочкой, и протягивал мне худенькую ручку.       — Очень приятно, — я невольно улыбнулась, наблюдая, как паренёк неловко целует тыльную сторону моей ладони и отступает на шажок назад. — Оксана.       — Марко, — в свою очередь представился мальчик. — Господин Моретти просил вас спуститься к нему в чайную комнату.       — Хорошо. Проводите меня, мсье? — я шутливо подала ему руку, в ответ на что он смущённо повёл плечами и неумело ухватил меня под локоть. Выделенный мне провожатый, что и говорить, оказался стократ практичнее какого-либо красного мундира. У ребёнка куда легче разузнать о важных вещах — и подозрений с его стороны будет меньше, чем у любого иного обитателя дома. Таким чудесным способом — воистину, счастливой случайностью, появился шанс на своеобразную «экскурсию» по дому и самым знаковым его местам. А войти в доверие — всё равно, что раз плюнуть, в особенности учитывая, что его приставили ко мне персональным помощником.       Воистину, дом оказался огромен. Один только второй этаж петлял перед глазами многочисленными залами по меньшей мере пять минут, не говоря уже о первом. Когда очередной коридор выкинул нас в небольшую светлую комнатку, рассвеченную панорамными окнами, Марко поклонился почти до самого пола развалившемуся в кресле своему хозяину, Орландо Моретти, и попятился назад.       — Благодарю, Марко. И, надеюсь, могу в дальнейшем рассчитывать на вашу помощь в знакомстве с домом? А то, право, здесь и заблудиться немудрено, — я послала мальчишке благодарную улыбку, на что тот ответил утвердительным кивком и выскользнул за дверь. — А вы, мсье, полагаю, хотели меня видеть? — я медленно обернулась к Моретти и присела в неумелом реверансе, благо, под пышной юбкой увидеть ему это не удалось. Тот немедленно поднялся с кресла и прошагал ко мне.       — Верно. И благодарен вашему присутствию. Составите мне компанию? — его рука легла на мою талию, и он подвёл меня к столу. В белой фарфоровой чашечке уже дымился чёрный чай, а кремовые пирожные жались друг к другу на ажурном блюдечке. Я приземлилась на стул, вежливо выдвинутый хозяином дома и, ненароком разглядывая обстановку маленькой веранды, дождалась, пока он вернётся в кресло напротив.       — И так, — итальянец расправил на коленях тканевую салфетку и потянулся к сахарнице. — Могу я узнать ваше имя?       — Оксана, — я пододвинула сахарницу ему и отметила, как подобная учтивость отразилась в его глазах довольным огоньком.       — Необычное имя, — кусочек сахара булькнул в чёрный чай, и ложечка зазвенела о стенки чашки. — Немецкое?       — Русское.       Подобное признание немало удивило помещика, но тот вежливо умолчал о своих представлениях про Россию и её жителей — в отличие когда-то от Джека. Вместо этого он протянул сахарницу мне и немного скованно продолжил:       — Как же вас занесло в эти земли?       — Волей судьбы, — я пожала плечами и отправила кусочек сахара в чашку. — Её же воля свела меня с вами.       — Вы нарекаете тех мужчин судьбой? — криво усмехнулся итальянец.       — Все люди, все события, которые привели меня сюда, это нити судьбы. — Я подняла спокойный взгляд к его лицу и сделала маленький глоток чая. — Согласна ли я с их решениями? Вполне. Готова ли пойти на то, что они решили за меня? Да. Меня с детства выучили подчиняться мужской воле. Таков удел всех женщин, — итальянец согласно закивал, удовлетворённый безропотностью невесты. Именно такой он, как и большинство мужчин эпохи, представлял идеальную жену — верной, слабой и покорной. Именно такая тактика поведения — единственный способ войти в доверие и не вызывать подозрений.       — Однако вы не совсем правы, Оксана. Если бы вам сказали покончить с собой, вы бы тоже безропотно согласились?       Еле удалось сдержаться, чтобы не закатить глаза в приступе раздражения. Что же это, если не очередная интерпретация заштампованной родительской фразы «Если другие разом решат прыгнуть с крыши, ты тоже прыгнешь?»       — Поверьте, мистер Моретти, те с кем мне довелось общаться, достаточно рассудительны, а их решения вели лишь ко благому. Именно поэтому я согласна стать вашей женой.       — Пра-авильно. Должен признаться, я ожидал женских истерик, слёз и необходимости долго уговаривать выйти за меня, но вы очень приятно удивили, — мистер Моретти шаркнул отодвигаемым стулом и поднялся. Я встала синхронно с ним. До омерзения довольный итальянец отвесил мне лёгкий поклон и чинно поцеловал руку, после чего распорядился чувствовать себя как дома.       — Обязательно и всенепременно, — ответствовала я. Казалось бы, предсвадебный разговор был исчерпан, но мистер Моретти, прежде чем показательно отвернуться к окну, учтиво добавил:       — Марко позаботится о вас. Я лишь хочу попросить, чтобы вы не боялись обращаться к нему (или ко мне) с просьбами.       Он уже глядел в окно и не видел, как я согласно киваю в ответ. Чайную веранду, не достойную особого искательского внимания, я покинула в бодром расположении духа, а на пороге меня тут же перехватил Марко.       — О! Ты всё это время ждал меня? Истинный джентльмен, — улыбнулась я пареньку. Тот гордо расправил плечи и махнул рукой, мол, не льсти. — Раз уж так, расскажешь мне о моём новом доме?       В прогулках по дому прошёл остаток дня — мой маленький помощник оказался на редкость хорошим рассказчиком, и каждой детали уделял внимание, что заметно облегчило мою участь — по крайней мере, стало известно, какие комнаты недавно ремонтировались и, следовательно, не могли пронести тайну послания до сегодняшнего дня. Выяснилось, достойны внимания оказались всего лишь несколько комнат. Но выдавать свой секрет при Марко было ни в коем случае нельзя, и когда гулкий часовой звон оповестил о пришествии десятого часа вечера, я попросила джентльмена провести меня до моей комнаты. По второму этажу, как рассказал Марко, путь из восточного до западного крыла по архитекторской задумке намного короче, и мы поднялись наверх. Усталость и созревший план требовали как можно скорее вернуться в свою скромную обитель, но уже знакомая мрачная дверь, увенчанная грузным замком, вынудила повременить и остановиться на пути.       — Марко, погоди, — я поймала мальчика за руку и указала на проход в «переговорный зал», где ещё совсем недавно Джек «продал» меня Моретти. Один момент, безусловно, не мог не показаться странным и подозрительным: — Почему в «переговорном зале» нет ни единого окна? Он что, там людей пытает? — Марко вздрогнул и съёжился, опасливо озираясь, будто допустил нечто запретное. Я вытаращила глаза и прикрыла рот рукой. — Что, правда пытает?!       — Нет, что вы! — выдохнул мальчик. — Но вам сюда лучше не ходить. Господин Моретти не любит, когда тут кто-то шастает.       Я задумчиво чесанула скулу. «Значит, ему всё же есть, что скрывать». Взгляд мимолётно уцепился за что-то левее, и переместился туда, где конец коридора заворачивал к неприметной лесенке, что в свою очередь упиралась в ветхий деревянный люк в потолке, сцепленный старым замком. Заметные слои паутины тянулись от ступенек к стенам и дверце люка. Это убедило, что они уже давно не используются хозяином.       — Что там? — я кивнула на темнеющую лестницу и подозрительно глянула на Марко.       — Там? Да вроде бы чердак. Никто туда уже который год не заходит. Пустая комната, как пить дать, — Марко пожал плечами и почесал затылок.       — Если пустая — зачем замок?       — Не знаю, мисс, не знаю! Говорю же: не ходит туда никто. Идёмте, — и он, подхватив меня за руку, чересчур навязчиво потащил прочь из восточного крыла. А отпустил лишь тогда, когда мы уже стояли на пороге моей комнаты. И, сообразив, что вёл себя как-то не так, смятенно отступил и потупил взгляд.       — Нужно вам что-нибудь ещё?       — Нет, спасибо, — я взлохматила русую копну мальчишеских волос и скрипнула отворяемой дверью. Едва она скрыла от меня неловко-учтивое личико паренька, я позволила себе сдёрнуть с губ улыбку и опустить плечи. Самый таинственный и безлюдный уголок дома всенепременно удостоится моего посещения — и чердак, и «переговорный зал» сделались главными подозреваемыми в хранении нашего заветного пергамента с координатами. И если по обыкновению шпионы сперва начинают присматриваться к подозреваемому объекту, ходить вокруг да около, то я решила действовать наоборот: наведаться туда без разборок «что да как?», ведь долгие наблюдения за странным «залом» привлекли бы к моей персоне внимание — и не в лучшем свете.       Ночь накинула тёмное покрывало на Исла-Сантос одним незаметным рывком — а часы, в скором времени отбившие час, подтвердили приближение самого удобного времени для тайной ночной вылазки. Время пролетело незаметно, а в добавок в комнате отыскался притуплённый кинжал в чехле, который удобно прицепился к поясу. Ночь сгустилась над городом чёрной пеленой. Вместе с улицей вскоре затих и дом. Беготня слуг, звон посуды и прочие звуки перестали будоражить слух к двум ночи. Тогда я осмелилась высунуть нос из-за двери. Огни коридора погасли, а редкие окошки расстилали по полу трапеции лунного света. Настороженная тишина отзывалась еле уловимым цоканьем кафеля под каблуками, от которого приходилось вжимать голову в плечи, будто это могло помочь. Я кралась бесшумно, не имея источников света, отличных от лунного, и оружия, отличного от тупого кинжала на поясе, вслушиваясь в каждый звук и мысленно упрашивая, чтобы никому из обитателей дома никуда не приспичило посреди ночи.       Первая из отмеченных мною комнат, вместо дельного результата обыска показала красивую, внушительную «фигу». Картины, ковры и стены решительно не хранили никаких тайн. Впрочем, сразу в нескольких следующих залах и коридорах расклад был точно такой: даже задние стенки шкафов не порадовали потайными проходами «в Нарнию». Разобидевшись на них и жалея, что нет возможности хорошенько хлопнуть дверью, я поплелась в самое дальнее, восточное крыло. В поисках незаметным образом пролетела почти вся ночь, а небо постепенно начинало сереть. Дождь шумел по крыше без устали всё это время, лишь под утро сдав позиции.       Подозрительное углубление в стене коридора вызвало справедливые мысли и предположения. Я навалилась на него, хорошенько нажала, потом попыталась ковырнуть в нем кинжалом, упрашивая оказаться выдвижным ящичком, но то, похоже, оказалось обыкновенной полкой под цветочный горшок, статуэтку или иной предмет интерьера. Сплюнув с досады на пол и тут же растерев плевок носком сапога, дабы убрать следы пребывания, я отправилась по главному «курсу».       Последнее и самое подозреваемое место ловило на утлые ступени тусклые проблески лунного света. Я прошмыгнула мимо «переговорного зала», молчаливо глядящего на меня запертой дверью, и поползла по лестнице, ведущей на чердак над ним, с осторожностью дикой кошки, болезненно морщась при каждом скрипе. На широком чердачном люке болтался небольшой, но цепкий замочек, и раскрыть его не помогла ни шпилька из волос, ни грубые рывки. Вопреки всем уговорам он твёрдо вознамерился не впустить меня, но край глаза вовремя приметил выпирающий гвоздь, удерживающий одну из ржавых петель, на которых болтался упрямый замок. Пальцы прикоснулись к изъеденному ржавчиной гвоздю — он позволил подёргать и покрутить себя, расшатываясь во все стороны в гнилой лунке. По губам скользнул коварный оскал, когда узкое лезвие кинжала протиснулось сквозь петлю. Я навалилась всем телом, повисла на рукоятке; острие упёрлось в потолок. Спустя несколько усилий замок вместе со всеми креплениями истошно звякнул по кафелю. Люк старчески застонал, когда я упёрлась в него плечом, и полнозвучно откинулся, взметнув ворох пыли. На чердаке оказалось почти пусто. Только армия ломаной и старой мебели рассредоточилась близ стен, да старинный портрет какого-то знатного дядьки в монокле наблюдал за собственными владениями и равнодушно промолчал, когда я без зазрения совести сняла картину со стены и тщательно обследовала раму, а после и саму стену. Увы, она не порадовала никакими тайниками, ровно как резное окно и все обломки мебели. Вопреки ожиданиям комнатка казалась не более чем пожилым складом всякого хлама с гниющим деревянным полом, расчерченным знатной щелью. Как водится, тайники с посланиями не кричат о себе, но и не сливаются с пространством, дабы при необходимости их можно было найти. Здесь же никаких зацепок не обнаружилось, даже спустя второй десяток минут поисков. Даже окно, перегороженное броской кованой решёткой, оказалось простым окном, а из толстого подоконника не выдвинулось никаких ящичков. Разочаровавшись, я смачно плюнула в серое облако пыли под ногой и покинула чердак. Люк страдальчески проскрипел, возвращаясь в своё прежнее положение. Стоило перешагнуть последнюю ступень лестницы, как носок сапога уткнулся в замок, свергнутый со своего законного места. Поразмыслив, я решила, что самым верным будет бросить его на этом самом месте: если старый замок внезапно исчезнет, подозрений будет куда больше, чем если попросту отвалится и закончит свой жизненный путь под самим люком. Я раздосадовано выдохнула остатки пыли и зашагала было прочь, как…       — Раз так, то ваши старания не окупили себя? — стук каблуков по кафелю и замелькавшие на стенах тени заставили меня отпрянуть за угол и вжаться в стенку.       — Допустим, в нашей сделке мы немного недопоняли друг друга. — У меня в душе случился атомный взрыв. Дыхание сбилось, сердце зашлось в барабанном бое, и я едва успела поймать чуть не слетевшее с языка «Джек?!».       Я метнулась за старинный буфет и забыла, как дышать. Хозяин дома и его визитёр прошагали к развилке коридоров, и я взмолилась, чтобы они не спалили меня с потрохами, свернув не туда.       — И что вы имеете в виду? — заносчиво задрал подбородок Моретти. Джек Воробей остановился ко мне спиной, неопределённо покачивая головой.       — Инцидент, произошедший вчера. Весьма ожидаемо. Но, знаете, хочу предложить сойтись на более выгодном соглашении.       — Соглашении… — закивал итальянец, после чего вскинул голову. — Выгодном обоюдно, я так полагаю?       — Вне всяких сомнений, — заговорил Джек, и уже шумно набрал воздух, чтобы излить на собеседника поток красноречия, но в тот момент я слишком высунулась из укрытия и под рукой каверзно скрипнула стенка буфета. Головы собеседников разом обернулись, но я исчезла и вжалась в угол, замедляя дыхание до редких рваных вздохов.       — Пройдёмте в переговорную, — донеслось из-за угла. Шаги прозвучали до конца коридора и хлопнула тяжёлая дверь. Я вывалилась из-за укрытия и, обливаясь противным липким потом, кинулась за приглушёнными голосами, пробегая мимо переговорной двери. Обратно на чердак я взбиралась, одновременно пытаясь унять мечущиеся в безумном удивлении мысли и не скрипеть ветхой лесенкой. Пыльный, запаутиненный люк впустил меня в укромную комнатушку под крышей неслышно и, надеюсь, незаметно для парламентёров в зале ниже. Светлеющее небо с померкшим шариком луны постепенно начинало подсвечивать картинную раму и разбитые калеки-стулья. Я, взволнованно содрогаясь, рухнула на колени перед широкой, прямой как стрела, щелью в полу и навострила уши. Внизу — прямо подо мной — Джек Воробей расслабленно рассматривал изящный канделябр, сияющий несколькими огнями, а его собеседник расположился в кресле чуть поодаль, сдержанно сложив руки на коленях. Вопреки ожиданиям чердачная комнатка оказалась далеко не таким отличным местом для прослушки, как я позволила себе надеяться. Голоса звучали приглушённо и периодически распознать удавалось только интонацию, но это не мешало наблюдать сквозь шпионскую щель. Помехой были собственные мысли — они удивлённо шептались и иногда перебивались чересчур громкими вопросами внутреннего голоса. Самым значимым и насущным был вопрос о цели аудиенции двух мужчин. Крайне мала была вероятность, что Джек Воробей явился спасать меня, или скажем, решил каким-то образом собственноручно пошарить по дому. Обоюдная выгода? Вероятно, не более чем оригинальный ход, доставляющий благо ему одному. Сделка? Всего лишь деловой подход.       — Sono sicuro che non sei riuscito a convincerla. — Джек опёрся руками о стол и глядел на собеседника в упор.       — Oksana concordò senza esitazione.       «Да вы издеваетесь! — возопил во мне внутренний голос. — Как весело! Наш лихой пират пополнил лексикон парочкой итальянских фраз и решил продемонстрировать их носителю языка! А я что, для вас шутка какая-то? Ну да, ну да… Пошла я… лесом!»       Даже ощутить удалось, как гаснет азартный огонёк в глазах вместе с тайными надеждами. Любопытство не оставляло в покое мечущиеся на грани уныния мысли. Итальянская речь звучала местами, а первенство в диалоге держал английский, но радоваться было рано, вернее, даже бесполезно: парламентёры будто бы специально шептались, дабы скрыть суть от неуравновешенно-любопытной, подсматривающей с этажа выше… меня.       Охровое полотно света неожиданно легло на деревянные половицы и медленно затекло на прощелину в полу, после чего я ощутила его на себе и подняла голову: огненно-рыжий солнечный шар едва поднял макушку из-за горизонта, но первые лучи уже скользнули в окно и, преломляясь сквозь узоры кованой решётки, растекались по комнатке. На фоне светлеющих небес носились первые чёрные точки птиц, чьи робкие голоса уже приносил ненавязчивый ветерок. Он же шелестел в листве, катил гребешки волн по бледно-голубому клочку моря, виднеющемуся отсюда. Зажигающаяся заря почти не выделялась на небе, но общая красота пробуждающейся природы захватывала дух. Под светлеющими сводами чердака тоже выделилось кое-что, и ненавязчиво привлекло краешек внимания…       Что-то легонько блеснуло у самой стены. Решив, что это лишь обман периферического зрения, я придала этому значение, лишь когда это повторилось на третий раз. В душе что-то взволнованно насторожилось, пока я поворачивала голову и искала источник отблеска. Тень от ножки стула сползла со стены и яркие солнечные лучи вновь блеснули на полу — будто драгоценный самоцвет преломлял свет тонкими гранями. Пол едва ощутимо заскрипел под ногами, едва я поднялась и зашагала навстречу таинственному блеску. Стоило приблизиться к стене, доски под ногами протяжно застонали; лицо исказилось в гримасе, а тело замерло. Голоса внизу прервались на несколько мгновений. Носок сапога осторожно ощупал половицы впереди — сырость, исходящая от стен, пропитала их гнилью, и каждый шаг отзывался предательским скрипом. Надёжными они даже не пытались показаться и имели все шансы не выдержать человеческого веса. Я опустилась на четвереньки и, мелко содрогаясь, пододвинулась ближе. Луч света вновь блеснул на загадочном нечто, подсказывая верную дорогу. В душе всё затрепетало и сей же миг замерло в отчаянном предположении. Пальцы скользнули по сырой доске, немного выпирающей над другими, пробежались по обрубленным сучкам, проникли в еле заметную щель между половицами, и ощутили холод металла. Я закусила кончик языка от беспокойства, а мурашки пробежали по коже дружным роем. Лезвие кинжала втиснулось между досок. Стоило чуточку надавить, как одна из них затрещала и покорно сошла с гвоздей. Я забыла, как дышать, глядя на богато инкрустированную каменную шкатулку, украшенную крупным рубином. Невольно взгляд метнулся к окну, а по губам скользнула улыбка. «»…Под первыми лучами солнца, озаряющего поместье», значит? Вот оно, как всё просто… — я вынула шкатулку из тайника и положила на колени. — Самое восточное крыло дома и единственное окошко на этой стороне. Окошко, которое первым встречает солнце. Браво, миссис Моретти! Браво! Природные законы — лучшая указка к тайничку. Надо лишь застать нужный момент.»       Пальцы пробежались по шкатулке, как по клавишам фортепиано, в предвкушении; сердце пропустило удар. Крышка податливо откинулась. Идеально ровный бумажный прямоугольник цвета слоновой кости застилал всё дно от края до края. Я нетерпеливо подхватила его, а шкатулка стукнула по полу. Великолепно сохранившийся пергамент оказалась на удивление сухим, в отличие от изъеденных сыростью досок — шкатулка сохранила его в первозданном виде. Восторг, подбирающийся к разуму, был резонно перебит уместным замечанием внутреннего голоса: «Тот ли он?». Подчиняясь его приказу, я повернулась в пол-оборота и перекрыла пергаментом окно. Утреннее солнце пригревало слабо и незначительно, поэтому никакая тайная надпись не намеревалось проявляться. Долго ждать не входило в планы, а поэтому спустя пару минут, когда солнце только начало припекать полотно, решено было перейти к кардинальным мерам. Я поднесла лист к губам и дыхнула горячего воздуха. На мгновение — не дольше секунды — проявился еле заметный бежевый краешек надписи, и тут же растаял, стоило отвести его от глаз. От триумфальной улыбки свело скулы. Восторг застил глаза счастливой пеленой. Я сделала это. Нашла его. Сама! Без чьей-либо помощи. Оправдала надежды. Добилась своей цели и, вероятно, уважения команды и её славного капитана. Значит, больше меня в этом доме ничто не держит. А покинуть его пределы этим же утром — раз плюнуть! Построенный образ идеальной жены в глазах Моретти вызвал полное доверие и, что вероятно, ослабил бдительность стражи. А незаметно выскользнуть в окошко первого этажа — плёвое дело.       Я осторожно сложила пергамент и запрятала в лиф платья. Снизу всё ещё прилетали отголоски разговора — спокойные и приторно учтивые. Я неслышно поднялась и, чувствуя себя воплощением счастья, шагнула обратно. Что-то хрустнуло под ногой — недобро и коварно. Опасливо напряглись все мышцы, почуяв неладное. Гнилые доски переходили в надёжный пол буквально в паре метров — совсем рядом, несколько шагов и хрупкое место останется позади. Я пошарила ногой впереди себя, проверяя пол на прочность и, готовясь к финальному рывку, перенесла на неё вес тела.       Оглушительный треск грянул под сводами стен, и опора ушла из-под ног. Перед глазами мелькнули щепки и остающийся наверху рваный край обломившихся досок; я взмахнула руками, в рефлекторной попытке ухватиться за воздух. Взметнулись волосы и юбки, собственное «Ах!» отразилось где-то между деревянных балок, прежде чем короткий миг падения сменился жёстким больным приземлением. Спина резким ударом встретилась с чем-то твёрдым, чей-то сдавленный вопль прозвучал над ухом. Я рвано вдохнула воздух, кашлянула и заметалась, в отчаянной попытке перевернуться со спины. Скатившись с груды обломков на пол, чуть не встретилась физиономией с холодным кафелем, когда дурацкая юбка угодила под коленку. Выразительный взгляд испепелил меня с ног до головы, а вежливое покашливание вынудило всё-таки поднять голову на его источник.       Джек Воробей сложил руки на груди и красноречиво изогнул бровь.       — Не ожидал, что наша встреча произойдёт так скоро, — насмешливо произнёс он, наблюдая за моими неуклюжими попытками встать. — Однако, должен выразить свою благодарность! — я недоверчиво сблизила брови, в ответ на что Джек издал сиплый смешок и скосил глаза мне за плечо. Я обернулась и задрала брови от изумления: из-под груды обломков высовывалась рука и физиономия господина Моретти, отправленного в нокаут. Взгляд невольно подпрыгнул к потолку: бесформенная дыра зияла в нём чёрным провалом, по краям которого болтались на щепках несколько надломленных досок. Одна из них с робким хрустом оторвалась и шмякнулась на кафель у моих ног. Я благоразумно отступила к Джеку и нервно хохотнула.       — Вот что значит «в нужное время, в нужном месте»…       — Надеюсь, твоя «помолвка» с этим итальяшкой принесла плоды? — Джек схватил меня за плечи и рывком развернул к себе. Вид его был суров и несколько угрюм, что в его лице выглядело забавным. Я приподняла уголок губ в улыбке и запустила руку в лиф платья. Капитанские глаза тотчас вспыхнули азартом и без зазрения совести проследили за моей рукой. Я раздражённо подняла глаза к провалу в потолке; лёгким движением выудила пергамент на свет божий и не без удовольствия отметила, как загорелся взгляд Воробья. Несколько секунд мы ждали чего-то друг от друга, молчали и в тайне для себя прислушивались, не слышно ли откуда посторонних звуков, пока наконец Джекки не протянул руку ко мне:       — Впечатлила… Хотя я и не сомневался, — сладко пропел он, но я резко отдёрнула руку.       — А-а, — я помотала головой, а пергамент вернулся под платье. — На корабле.       — Боишься, что сбегу с бумажонкой и брошу тебя? — возмутился кэп.       — Справедливо опасаюсь. К тому же это гарантирует её сохранность. — Я отступила к двери и дёрнула за ручку, отозвавшуюся несогласным скрежетом. Заперто. — Сам посуди, наши враги в первую очередь решат напасть на тебя — никому даже в голову не придёт, что ты мог бы прятать ценную находку…       — …У дамы под юбкой? — саркастично отозвался Джек. Я фыркнула и обвела его презрительным взглядом. Воробей, склонившийся над придавленным к полу Моретти, выпрямился и нарочито позвенел связкой ключей. — То есть, сбежать и бросить меня намереваешься ты. — Он хитро сощурил глаза, но стоило подскочить к нему, ключи в его руке взмыли вверх, останавливаясь у меня над головой вне пределов досягаемости. — А-а, — передразнил пират. — Я же тоже могу справедливо опасаться.       Пока Воробей возился с ключами в попытке отпереть дверь, я вымученно закатила глаза и простонала: «Ты невыносим!» В ответ пират лязгнул дверью, и в комнату скользнул оконный свет.       — Уверена?       Спустя минуту мы уже вылезли в окно первого этажа. Прохладный утренний воздух, разбавляемый тёплыми лучами солнца, звенел голосами птиц и отзвуками пробуждающегося города. Но стоило отойти на пару шагов от дома, как из-за угла выплыли два красных пятна: охранники обходили дом с дозором. Что-то знакомое привычно заметалась на окраине души при виде осточертевших мундиров и их обладателей с мушкетами наперевес. Джек ни дрогнул, ни бросился бегом, в целом никак не отреагировал на встречу, в то время как те строго подхватили оружие. Я открыла рот, не зная, что делать, однако в тот же момент передо мной, как шлагбаум, вытянулась рука Воробья, мол, не вмешивайся. Впрочем, мне бы не удалось сдвинуться с места даже тогда, когда тот флегматично зашагал навстречу страже.       — Buongiorno, signori! Я как раз надеялся на встречу с вами, — Джек примиряюще поднял руки, нарочно игнорируя нацеленное оружие, которое, стоит заметить, дрогнуло в руках красных мундиров; пока у меня в мыслях крутился один яростный вопрос: «Что ты делаешь?!» — Видите ли, хотел наняться к сеньору Сарто работать охранником.       Несколько секунд стража синхронно со мной непонимающе хлопали глазами.       — Здесь живёт господин Моретти. Вы ошиблись, сэр, — прозвучал, наконец, ответ, а мушкеты вернулись в прежнее мирное положение.       — И впрямь. Перепутал, видать, — Джек виновато развёл руками и схватил меня под локоть. — Что ж, простите за беспокойство, — и, расположительно улыбнувшись, настойчиво повёл меня прочь от поместья.       «Парламентёр от Бога», — молчаливо подивилась я. — «Это же надо иметь такую сообразительность!». Но вслух хвалить не стала, дабы не тешить лишний раз его гордыню. Хотя, вероятно, стоило. Заслуженно ведь!       Разгорающейся утро ложилось на плывущие мимо дома жёлтым светом, блестело в темных окошках. Для города это утро ничем не отличалось от других, здесь ничто и не подозревало о нашем триумфе. А я, чувствуя рядом с кожей тёплый квадратик пергамента, слишком увлеклась самовосхвалением, что до разума не сразу дошёл посыл восклицания, прилетевшего из-за спины: «Тупицы! Держите этих недоумков!»       Мы с Джеком обернулись синхронно, а взгляд не сразу нашёл перекошенную гневом физиономию Мистера Моретти, свесившегося из окна — а после метнулся вниз и повстречался с бегущими навстречу уже знакомыми солдатами.       Трудно сказать, что было сложнее — бежать по переулкам и подворотням со скоростью реактивного самолёта или не матернуться в голос. Впрочем, последнее заботило только меня — Джек сразу же отозвался о ситуации нелестным словцом, утягивая меня на соседнюю улицу.       Прохожие мелькали перед глазами, как деревья из окошка скоростного поезда, вызывая неуместное дежавю по «каретному» приключению, до сих пор аукающимуся знатными синяками. В затылок то и дело прилетали суровые приказы остановиться, но мушкеты, по счастью, в действие не приводились — стрелять среди людей воспрещалось, поэтому в этот раз присутствие свидетелей играло нам на руку. Однако, чем больше кварталов оставалось позади, тем быстрее кончались силы. Лёгкие жгло, сердце стучало где-то в горле, а отбитые об асфальт ноги чувствительно покалывало. Ещё несколько поворотов — и я определенно согнулась бы в три погибели, если, конечно, умудрилась бы не упасть и не закатиться под прилавок какого-нибудь торгаша. Но, судя по всему, Джек решил ускорить этот финал и рванул меня за запястье на перпендикулярную улицу. От рывка показалось, что рука вытянулась вдвое, но не успела я яростно зашипеть на пирата, как Джек метнулся под тень соседнего крыльца, сгрёб в охапку какую-то опешившую девицу, проходившую мимо, и прижался к ее губам в требовательном, уверенном поцелуе. Я едва удержала челюсть от эффектного падения на мостовую, испытывая куда больший шок, чем девица, птичкой бьющаяся в хищных объятиях Джека. К слову, после нескольких секунд она перестала сопротивляться и трепетно обмякла в его сильных руках.       Интенсивное хлюпанье сапог по лужам, и отголоски злобных криков подкинули дров в огонь и я, на этот раз не удержавшись от крепкого словца, юркнула на то же крыльцо и прижалась спиной к широкой деревянной балке, подпирающей крышу, а на лице скорчилась боязливая гримаса. Шаги прогремели мимо и затихли в соседнем переулке — никто из солдат не обратил внимания на сладкую парочку, целующуюся на крылечке небольшого аккуратного домика. Но даже невзирая на это, Джек не отпускал свою «избранницу» ещё с десяток секунд, пока я перебирала в памяти всевозможные ругательства и едва ли не билась башкой о колонну.       Наконец, женщина охнула, когда Джек оторвался от ее губ и состроил самое брутальное выражение лица из всех имеющихся в его арсенале. Белокурая прелестница похлопала водянистыми глазками и в немом изумлении приоткрыла узкие красные губки. Её молочно-белые ручки в тот же миг поправили декольте, опасно сползшее с внушительной груди. Нельзя сказать, что «жертва» Джека оказалась хороша собой: белёсые брови почти не выделялись на болезненно-бледном, жирно блестящем лице; широкие скулы, щедро раскрашенные алыми румянами, плавно стекали в острый подбородок, отчего физиономия напоминала перевёрнутый треугольник; и даже не совсем понятно было, где высокий лоб переходит в собранные белокурые волосы. Впрочем, Джека такое обстоятельство не покоробило нисколько: к тому же, он в первую очередь судил о женской красоте не по лицу, а по… кхм… тому месту, на котором девица только что поправляла вырез платья. Во всяком случае сейчас его вниманием завладело именно то место, и он с трудом сумел поднять взгляд к лицу женщины.       — Я восхищён вами, крошка! — пропел Воробей, наклоняясь к её уху. — И всегда восхищался. Поймите меня правильно, дорогая, я никак не мог найти в себе силы признаться в своих чувствах, но сейчас, мадам… возможно, на это был последний шанс.       Девица очарованно ахнула, соединяя тонкие ладошки замком.       — Кто вы? — прошептала она, опасливо озираясь по сторонам.       — Меня зовут… — гордо начал Воробей, но закончил куда проще: — Джек. А как же звучит имя такой элегантной цыпы?       — Рачель, — итальянка смущённо прикрыла глаза редкими ресничками и глупо улыбнулась. — Так что же, Джек, вы говорите, у вас был последний шанс признаться?       — О да, — мрачно отозвался Воробей. — За нами гонятся недруги. Не дадите ли вы на время убежище мне и моей сестре… Абигейл? Иначе бедный влюблённый Джек умрёт у ваших изящных ножек с пулей в сердце, и единственное, что будет желанно ему перед смертью… — «Подержаться за эту вашу ножку», — ехидно хохотнул во мне внутренний голос. — Единственное, что будет мне желанно — напоследок ещё раз взглянуть в ваши прекрасные глаза, Рачель!       Девушка снова ахнула — то ли от очарования, то ли от страха за судьбу бедного влюблённого Джека. Я же отвернула голову, чтобы никто не видел моих закатанных глаз и снова ощутила явственное желание побиться головой о стенку; и в то же время усердно сдерживалась, чтобы не прыснуть со смеху. Наш капитан ещё тот интриган… Интересно, какое это уже по счёту применение Джеком подобной тактики? И почему же он пошёл в пираты, а не в актёры?       — Конечно, Джек! — испуганно прошептала Рачель и не очень женственно вытаращила блёклые глазки. — Заходите!       Перед нами отверзлась дверь, открывая тёмный проём. Рачель забежала в дом первой, но, прежде чем чертовски довольный собой Джек последовал за ней, я схватила его за рукав и притянула к себе, взрываясь яростным шипением:       — Что, «Трёх мушкетёров» насмотрелся?       Джек ответил непонятливым взглядом и неоднозначно повёл плечами:       — Не ревнуй, Абигейл. Грешно.       Я захлебнулась в бессильной злобе и не нашла, что ответить, прыгая в дверной проём за Джеком и его новой фавориткой. Отчасти, злость была неоправданной: как никак, это было сделано ради убежища, но с другой стороны… А что с другой стороны? А с другой стороны, это самая, чёрт её побери, настоящая женская ревность!       Едва дверь отделила нас от остального мира, удалось вздохнуть спокойно. Но ненадолго. Мадемуазель Рачель, оказавшись в замкнутом пространстве с капитаном Джеком, залилась пунцовой краской — словно бы количество румян на её щеках увеличилось вдвое; а её губы исказила широкая сладострастная улыбочка.       — Присаживайтесь, я сделаю чай, — она развела руками, указывая на деревянный стол, развалившийся посреди скромной комнатки. Помещение напоминало домик у бабушки в деревне — куда ни глянь, всё деревянное и уютное — не хватает только русской печи. В двух словах, итальяночка на бедствовала, но и богатством не выделялась. Джек плюхнулся в кресло без зазрения совести и, как показалось, вовремя опомнился, чтобы не закинуть ноги на стол.       — Такой довольный, будто она тебе не чай предложила, а себя, — пробурчала я себе под нос, устраиваясь напротив, однако от вездесущего капитана это не ускользнуло. Он хмыкнул и внезапно склонился над столом, оказываясь в нескольких сантиметрах от моего лица.       — Тебя здесь ничего не держит. Я обеспечил нам укрытие — ты недовольна. Хочешь — можешь уйти. Тебя наверняка разыскивает твой женишок, — ехидно добавил он.       Единственное, что я нашла правильным сделать — это отвернуться, как гордая фифа. Совсем скоро по столу булькнула чашка, по поверхности которой затанцевали круги чёрного напитка, отпускающего витиеватый пар к низкому деревянному потолку. Я сердито пододвинула чай к себе и исподлобья глянула на подсевшую к кэпу влюбчивую блондиночку. Девчушка щебетала, как сорока-трещётка, то и дело пододвигаясь к Воробью, который изредка вставлял красное словцо посреди потока дамского красноречия. В какой-то момент беседа перешла к откровенным, неприкрытым намёкам.       — Мисс Рачель, хоть у нас и не вино в бокалах, а чай в чашках, предлагаю выпить за вас! — объявил Воробей, задирая кружку над столом.       — Отчего же за меня, — неестественно смутилась цыпа.       — Ну как же, — Джек развёл руками. — Вы же хозяйка дома и косвенным образом наша спасительница, мисс…       — Миссис, — поправила она визитёра. — Миссис Риччи. Но раз так, то я согласна, Джек!..       Кружки шумно стукнулись боками, выплёскивая капельки содержимого на стол, и оба быстро выпили, будто вместо чая и правда было вино. Чёрт знает, а может так и есть — могла же заботливая хозяюшка налить чай только мне, а бедного влюблённого Джека угостить более пикантным напитком. Во всяком случае, всплывшая новость о замужестве раскрепощённой прелестницы слегка умерила мою патологическую ненависть к ней.       — О, это меняет дело, — продолжил Джек, оттерев рукавом капельки наверное-чая с усов. — Скажите, Рачель, как же такую красавицу не боится оставлять одну ваш му-уж?       — А муж объелся груш! — фыркнула девица.       — Даже так? — удивился Воробей. — Значит, вы не печётесь о сохранении его любви?..       — Не в том смысле, Джек! — рассмеялась Рачель. — Он правда объелся груш — каких-то просроченных, и позорнейшим образом отравился со всеми вытекающими. Конфуз невероятный! Он уже старый и все болячки липнут к нему. Сейчас он пошёл за какими-то целебными снадобьями к лекарю.       Я прыснула со смеху, чуть не распылив набранный в рот чай по лицам собеседников. Два неодобрительных взгляда скользнули по мне, отчего плечи невольно сжались.       — А у вас, Джек, жена имеется? — смягчилась девушка, отодвигая пустую чашку на край стола.       — Никак нет. Но дама сердца имеется, и сидит она прямо передо мной, — Воробей сверкнул обольстительной улыбкой и слегка развёл руками. Я снова подавилась чаем.       — Миссис Рэйчел, — я стукнула кружкой по столу и поднялась.       — Рачель, — в один голос поправили голубки. Захотелось закатить глаза, но пришлось удержаться.       — Я думаю, мой любезный брат забыл, что хотел спросить у вас, — брови Джека недоумённо подпрыгнули под бандану. — Раз так, спрошу я. Не могли бы вы рассказать, какой короткой дорогой добраться к пристани?       — По улице Страда Реале, — отозвалась миссис Риччи и тут же нацепила на лицо притворное сожаление. — Как жаль, что вы, мисс Абигейл, хотите покинуть нас с Джеком так рано… Что ж, счастливого пути!       Я осела обратно на стул и через силу выдавила учтивую улыбку:       — Нет-нет, я ещё посижу с вами.       — О! Может, вы хотите ещё чаю? — и, не дожидаясь ответа, в мою чашку заструился горячий напиток из фарфорового чайника. — Вы сидите такая грустная, наверное, вам хочется побыть одной. Наши с Джеком разговоры мешают вам, угнетают вас… — Рачель отступила назад и почти-случайно задела Джека бедром, а после и вовсе прижалась «кормой» чуть ли не к его физиономии. От меня не укрылся загоревшийся в чёрных глазах лихорадочный огонёк. От этого действия удалого пирата бросило в жар и практически снесло крышу. Я презрительно скривилась, отдёргивая руку от чашки, но не успела ничего сказать, как истосковавшаяся по любви развратница подхватила Воробья под локоть, тем самым заставив подняться, и потянула за собой. — Чтобы не смущать мисс Абигейл своим присутствием, не угодно ли тебе, Джек, переместиться со мною в спальню?       Воробей поперхнулся слюнями, после чего шокировано поднял уголок губ в улыбке и, едва не споткнувшись, как бычок на верёвочке прошёл за ней к дверям спальни. Створки пригласительно раскрылись перед ними, открывая взору светлую комнатку, посреди которой, как королева, возвышалась большая двуспальная кровать. Только сейчас осознав, что вот-вот произойдёт, я подпрыгнула на месте, едва не сбив башкой люстру, и кинулась за ними.       — Джек! Сдурел? Тебе не кажется, что сейчас ни время ни место для твоих… — сурово зашипела я. — …Игр?       Воробей лишь успел пожать плечами, кинуть неоднозначный взор на меня и довольно улыбнуться, прежде чем дверь хлопнула у меня перед носом, скрывая за собой Воробья и похабную… в мыслях проскочило очередное за день неприличное слово. Я сплюнула под дверь и отвернулась. Ладони мучительно зачесались желанием что-нибудь сломать — опрокинуть стол или, на худой конец, смачно пнуть дверь новоиспечённого «храма любви», но вместо этого, глотая ком злобы, я прошагала к окну.       Что творится? Видимо, наши обоюдные пакости зашли слишком далеко — во всяком случае, Джек стал переступать черту. Ведь согласился он на предложение похабной дамочки не только ради удовлетворения собственных желаний, но и отчасти, чтобы задеть меня — безусловно. У него получилось — только вот, ему это знать не обязательно. И он не узнает.       Я вернулась за стол и сердито шмякнулась в кресло. Горячий чай стал успокаивать нервы, однако все адекватные мысли начисто вытеснились из головы горьким комком злобы и обиды. Кто бы знал, как далеко всё зайдёт: затеянная реванш-игра вывернулась другим боком — а ведь совсем недавно всё началось с безобидной грязной лужи. Теперь же тот день вспоминался, как совершенная идиллия событий и отношений. А сейчас не капитальная дверь (будто бы целенаправленно, дабы позлить меня) пропускала из спальни все… звуки происходящего — возня, похабные хихиканья Рачель, воркования Джека, а после — и вовсе, далеко не двусмысленный скрип кровати, перемешанный со столь же однозначными… гхм… возгласами. А мне осталось только до хруста в пальцах сжимать хрупкий фарфор чашки и представлять, как выплесну её горячее содержимое на физиономии любовничков. А может, и не только на физиономии…       Поток красочных мыслей и планов расправы внезапно прервался покашливанием почти над самым ухом. Я испуганно подпрыгнула, а взгляд метнулся ко входной двери — сквозь щель у пола на половицах пролегли две тени от человеческих ног, а замочная скважина щёлкнула вставляемым ключом и завертелась. Всё стало ясно и без долгих раздумий. Волосы встали дыбом, а горячая чашка в руках показалась ледяной, как души моих преподавателей в институте. Ужас сковал тело и выбил из мыслей все злобные планы, заменив их паникой. Я вскочила, задевая коленкой столешницу и кинулась к двери спальни.       — Джек! — кричать шёпотом оказалось очень неудобно. — Джек! — я робко застучала кулачком в дверцу и протолкнула в горле ком страха. — Её муж явился! Кончай! — и тут же поймала себя на двузначном словечке, которое, к слову, подразумевалось в совершенно цензурном значении «заканчивай».       Сквозь истеричные вопли собственного сердца не удалось разобрать, изменились ли звуки в спальне, а вместо этого душой завладела одна мысль: «Хоть бы её мужа опять хватил приступ… симптомов отравления грушами, и он отправился их справлять куда подальше и прямо сейчас!» Однако, такие совпадения не случаются почти никогда — разве что, только в худшую сторону, поэтому не успело сердце отсчитать несколько ударов, как на пороге дома возникла громоздкая, широкоплечая мужская фигура.       Мистер Риччи кинул озадаченный взгляд на стол с остатками чайной церемонии, на запертую дверь спальни и, колеблясь, оборотился ко мне. Несмотря на преклонный возраст, его внешний вид так и кричал о силе, запрятанной в крепких грубых руках и об опыте, скрашенном седыми волосами. При соприкосновении взглядами, одна его пушистая бровь неестественно поползла на лоб. Я глуповато улыбнулась и пожала плечами.       — Кто вы и что забыли в моём доме? — сухо просипел он, двигаясь ко мне.       — Я-а подруга Рачель! — сообщила я, перекрывая своим телом дверь спальни. В его мутноватых глазах в один миг появился десяток опровергающих вопросов: кто же третьим пил с вами чай, куда сейчас подевалась Рачель и зачем вы заперли дверь спальни, а вдобавок, почему же ты сейчас перекрываешь её собой от законного хозяина дома?       — Врё-ёшь, — прошипел он, одним плавным движением руки отодвигая меня в сторону. Будто учуял что-то неладное.       — Нет! С чего вы взяли? — ахнула я, вновь кидаясь ему наперерез и инстинктивно пятясь назад. Спина коснулась двери. Стараясь придать себе самый безмятежный вид, я сложила руки на груди и спокойным голосом возмутилась: — Почему вы обвиняете во вранье незнакомого человека?       — Уйди, девчонка! — он цыкнул на меня как на раздражающего комара, жужжащего над ухом. Я не успела уловить мгновение, как оказалась распластавшейся на полу чуть в стороне. Риччи уже ломился в закрытую дверь. Поражаясь его чутью на измены жены, я тотчас подскочила и потянулась к кинжалу. Но не успели пальцы поймать холодную рукоять среди юбок, дверь с ужасающим грохотом, от которого содрогнулись стены, канула на пол. Джек Воробей, поспешно натягивающий штаны, в шоке подпрыгнул и метнулся к столу, на котором покоилась его перевязь с оружием, а обнажённая Рачель по-девчачьи завизжала, кутаясь в одеяло. Мне не довелось увидеть, но красочно представилось, как глаза муженька-рогоносца наливаются кровью — совсем как у быка на корриде — и он кинулся в комнату, будто желая насадить горе-любовничка на только что наставленные рога.       — Убью!!! — взревел рогоносец, кидаясь на Воробья и погнав его по комнате как собака кота. Джек, подхватывая сваливающиеся штаны, козликом запрыгнул на кровать, перепрыгнул Рачель и, чуть не кувыркнувшись, соскочил с другой стороны. Риччи кинулся за ним тем же путём, придавливая визжащую жену к кровати и попутно заехав ботинком в её блудливую физиономию. Воробей сбил собой табуретку и пнул по направлению к Риччи, но тот мастерски перепрыгнул её.       — Э-эй, па-парень, — отчего-то начав заикаться, возопил Джек. — Всё можно решить ми-мирным путём! — для пущей убедительности Джек подскочил на месте, подхватил с пола рубашку и кинулся к сложенному на столе оружию, но прилетевший ему в живот тяжёлый кулак мистера Риччи заставил его согнуться пополам и издать сдавленный хрип, полный праведного, возмущённого ужаса. Вероятно, оскорблённый супруг целился чуть ниже, но по счастью для Джека, чуточку промахнулся. — Слушай, всегда можно договориться, — Джек выдавил улыбку и приподнял руки в примиряющем жесте.       — Ага, сейчас! — прорычал Риччи. — Как спать с моей женой, так ты первый, а как отвечать за это — пятками назад?       Я заметалась, истязаемая необходимостью помочь развратному красавчику, но в то же время желая досмотреть, чем всё закончиться и понаблюдать, как же он выпутается из очередной собственной эскапады. Обида в душе боролась с желанием вступить в действия, однако, когда в руке Риччи блеснул кастет, я захлебнулась ужасом и своевременно решила, что накажу перешедшего грани пирата сама, потом. Душа заметалась в приступе паники, лишённая большинства рассудительных мыслей, оставшиеся из которых сводились к одной позиции: надо отвлечь внимание во что бы то ни стало. Мгновенно переступая от идей к их вершению, я прыгнула на середину помещения и набрала в лёгкие побольше воздуха…       — Бесплатные тазики под оливье, только сегодня!!!       Ко мне обратилось полное непонимания лицо мистера Риччи, источающее все оттенки от удивления до крайнего возмущения. Воспользовавшись этой секундной заминкой, Джек склонился к полу и неожиданным движением дёрнул оппонента за голени — тот взмахнул руками и угодил носом в пол; кастет подъехал по кафелю к моим ногам. Я остановила его носком сапога и спешно подхватила; Джек для надёжности заехал ногой в висок рогоносца и наконец-то подхватил своё оружие со стола. Нацепив его и захватив с пола жилетку, Воробей птичкой взвился на подоконник, до сих пор морщась и придерживаясь за рёбра, и напоследок обернулся к прикрывающейся одеялком Рачель. Послав ей воздушный поцелуй на прощание, пиратский Дон Жуан спрыгнул на улицу.       Я своевременно встрепенулась и, взмахнув юбками, бросилась прочь. Распахнутая настежь входная дверь выпустила меня наружу, дыхнув в лицо свежим воздухом и солнечным светом. Джек, уже в жилете, нёсся далеко впереди — и через пару секунд его бегущая фигура исчезла за поворотом. Я чертыхнулась и бросилась следом. Несколько шагов — и меня чуть не занесло в стенку, когда поворачивала за угол на автомобильной скорости; перепрыгнула через грязного пропойцу, развалившегося посреди дороги, и вывернула на соседнюю улицу. Глаз зацепился за вывеску «Strada reale, 9» и в душе бахнул радостный фейерверк. Если Страда Реале миссис Рачель нарекла самой короткой дорогой к пристани, значит, именно ей и стоило воспользоваться. Я припустила вперёд, по прямой, как стрела, дороге, огибая размокшие коровьи лепёшки и шлёпая по свежим лужам. Мачты кораблей выглядывали из-за крыш очень робко — незнающий человек ни за что не догадался бы, что те едва различимые вышки над зданиями — это судовые стеньги. Оглядываясь через плечо каждые несколько шагов, я всякий раз облегчённо вздыхала, не натыкаясь взглядом на красные пятна солдатских мундиров и разъярённые алые глаза мужа-объевшегося-груш. До конца улицы оставалось всего-то несколько метров, но что-то неожиданнейшим образом вылетело прямо на меня из соседнего переулка. Сильный удар в плечо опрокинул наземь. В спину болезненно врезались камни мостовой. Я ахнула, рефлекторно сжимая в ладони краденый кастет и заворочалась, пытаясь подняться — и ожидая увидеть кого угодно: стражей моего несостоявшегося жениха, оскорблённого Джеком Риччи или даже осточертевшую Тёмную Личность, но в ответ над ухом раздался смешок, а рука в знакомых перстнях подхватила меня за локоть, облегчая подъём.       — Ты, — выдохнула я. — Почему-то при тебе я вечно оказываюсь на земле. Ты понимаешь, что я могла дать тебе кастетом в физиономию, решив, что ты тот самый маньяк или хуже?       — Почему же ты сразу не догадалась, что это я, если именно моё присутствие каждый раз бросает тебя к моим ногам? — Джек издал смешок и снисходительно покачал головой. В общем, вёл себя как ни в чём не бывало — словно бы не он только что переспал с первой встречной и не получил лещом по щам от её мужа.       — Очень остроумно, — скривилась я. — Спасибо тебе за всё! Благодаря тебе за нами гоняются стража, мой женишок и муж твоей любовницы! Как будто мало проблем было. Или, как ты там говорил? «Если заменить слово «проблема» на слово «приключение»…»       — Вижу, посреди настоящей бури «приключений» тебе захотелось поразговаривать. Я бы на твоём месте поскорее смылся отсюда. Поэтому вместо речей могла бы просто сказать «спасибо», — Джек отвернулся и отправился дальше.       — Сп… спасибо…? Спасибо?!       — Пожалуйста, цыпа, — Джек на секунду развернулся и развёл руками с самой наивной улыбочкой.       — Нет, я не… Ррр, Джек! — я заскрипела зубами и сжала кулаки, двинувшись следом.       — Да-а? — мурлыкнул он, скосив глаза ко мне.       — Во всех наши «приключениях» виноват ты!       — Ой, правда? Тебе же раньше нравилось!.. — он поднял бровки домиком и наигранным движением обиженно надул губки. Через секунду на его лице не осталось и тени притворства. Внезапно его руки впились мне в плечи, рванули в соседний затемнённый переулок, в который ещё не забралось солнце, и мощным движением впечатали в стену.       — Ох! Джек…? Т-ты ч-чего вздумал?! — теперь уже мне пришла очередь заикаться. Страшноватый блеск в его глазах заставил меня сжаться и почувствовать себя беспомощным комочком по сравнению с ним. Особенно заметно ощутилась разница в росте: Джек был выше меня на полголовы, но в данный момент показалось, что я едва-ли достаю ему по плечо. Словно бы новорождённый малёк на фоне кита. Он намного сильнее — и, если чего-то захочет, я не смогу ничего сделать. Неоднозначная улыбочка скрасила его губы, отчего он показался истинным дьяволом-искусителем, вершащим судьбы с надменной усмешкой. Ладонь покрепче сжала кастет — хотя я знала, что не смогу его использовать. Против Джека — никогда не смогу.       — На данный момент — только объяснить тебе весь расклад карт, — наконец, произнёс Воробей. Его ладонь сползла по моей руке и плавным движением перехватила кастет. Я затаила дыхание. — А теперь слушай внимательно. Ты считаешь себя солнцем, на орбите которого мы все вращаемся. — Он придирчиво сощурился и качнул головой со странной улыбкой: — Но это не так. Более того, тем, что ты здесь и при всех конечностях, ты обязана мне и моим бравым матросам неоднократно. Но стоит мне отойти от дела — к примеру, исполнить просьбу столь милой крошки, как Рачель — и ты начинаешь возмущаться, будто существуют только твои желания и потребности. Как это не удивительно, нет — я не служу тебе и волен делать что хочу. Когда хочу. И с кем хочу.       Я проглотила ком в горле и выдавила дрожащую улыбку:       — Ну-ну, Джекки… Грубовато для джентльмена, не находишь?       — А для пирата — ничуть.       — Чёрт возьми, хватит, Джек! — наконец, вспылила я, отталкивая его. — Хватит строить из себя самого независимого пиратского пирата! Ты не совершенство и далеко не всегда твои планы приводят к победе! Это всё ты — не я! Это ты нашёл себе десяток новых врагов в этом городе! Это ты бессовестно отымел ту похабницу, рискуя всеми нами! Это ты своими выходками порочишь честь своей ненаглядной Розы Киджеры!       Джек переменился в лице. Последние тени улыбки исчезли, и теперь чёрные глаза оттенила злоба, которую ещё красочнее иллюстрировал странный неоднозначный оскал.       — Та, кто умерла много лет назад не обязывает меня хранить ей верность всю оставшуюся жизнь. Она в прошлом и никогда не вернётся. Только идиоты держатся за то, что мертво, и только идиоты задаются вопросами «Как бы она отнеслась к этому?», — прошипел Воробей.       — В конце концов, будь ты предусмотрительнее, она бы не умерла! В её смерти виноват ты! И ты всячески делаешь вид, что тебе всё равно, что не спас свою учёную швабру! — крикнула я, чувствуя, как в груди вскипает котёл злобы, как яростный огонь растекается по всему телу и затрагивает каждую клеточку. Однако тут я вдруг поняла, что брякнула лишнее и прикусила губу, проклиная свой длинный язык. Но было уже поздно. Джек уловил весь посыл и его взгляд помрачнел, а в его глубинах полыхнуло адово пламя — странное, даже страшное. Все мускулы на его лице и теле напряглись, а рука с кастетом сжалась. Внутренний голос орал, как ненормальный: «Тупица! Он же за такие слова пришибёт тебя и глазом не моргнёт! Или кое-что другое сделает…» Я хотела попятиться, но ледяная стена предательски встала на пути. Джек шагнул ближе. Ноздри его раздувались как у рассерженной лошади, а сдвинутые брови чуть не соединились в одну прямую. В воздух взметнулась рука с поднятым указательным пальцем и замерла в миллиметре от моего лица, прежде чем её обладатель сумел выдавить из себя пропитанные ненавистью слова:       — Никогда. Слышишь?! — его рука схватила меня под подбородок и запрокинула голову так, что я соприкоснулась затылком со стеной, инстинктивно цепляясь за его запястье и приподнимаясь на носочки. — Никогда не переходи грани. Сейчас ты подступила к ней очень близко. — Воробей приблизился к моему лицу, обдавая раскалённым дыханием. — Нужны ли тут пояснения? О-о-о… Тебя не было там, в ту ночь. Не ты задыхалась от раскалённого воздуха внутри горящего дома, не ты бежала сквозь огонь, наплевав на дым и ожоги. Не ты видела предсмертный взгляд единственного близкого тебе человека. Не ты слышала грохот падающей балки, и не ты смотрела, как исчезает под ней Роза, за одно мгновение до того, как вы смогли бы дотянуться друг до друга. Тебе ли судить, что могло произойти, если бы…? Знаешь, цыпа, тебе не стоит забывать, кто тут капитан, а кто незваный гость из будущего. Тебе повезло, дорогая, что я не имею дурной привычки поднимать руку на женщин, но временами ты забываешь, как должен матрос уважать своего капитана. — Его рука резко соскользнула с моей шеи, а я ахнула, рефлекторно хватаясь за горло. Тело прошибла электрическая дрожь. Настоящий страх сковал остатки живого разума.       — Ну-у… я не сомневаюсь в твоей правоте, однако вижу, иногда тебе надоедает держать на лице эту маску чудаковатого пирата, которому плевать, что думают о нём остальные, и в то же время старающегося поддерживать со всеми дипломатически-равные отношения. Пойми, временами я тоже не могу удержаться и говорю, не подумав, — я дружески похлопала его по плечу, но тут же запястье окаменело от хватки, которой вцепилась в него рука Джека. — Это совершенно нормально. «Каждый имеет право на карт-бланш», помнишь? — я слабо улыбнулась, пытаясь унять дрожь в коленях. — П-партнёры?       Джек долго молчаливо созерцал мой, наверняка потерянный, вид. Нельзя было разобрать ни единой мысли и эмоции в этих угольно-чёрных глазах, метающих молнии. Наконец, он отпустил меня и отступил, напоследок склонившись к моему лицу и обдав горячим дыханием:       — Пока что. Но если ты сказала, не подумав, значит сказала именно то, что думаешь. А лично я в отличие от некоторых никогда не скрываю своего истинного мнения.       Замершее было сердце начало колотиться как на защите диплома, пока я смотрела вслед гордо шагающему прочь Джеку. Его покачивающаяся фигура удалялась быстро, и едва скрылась за поворотом, с губ сорвалось истощённое «А-а-а», а колени подогнулись. К горлу подобрался ком множества чувств. Разобрать их всех, покопошиться в каждом — ни за что бы не удалось. Шок, опустошение, обида, печаль и злоба налили глаза предательскими слезами, но волю им давать нельзя — во всяком случае, ни здесь, ни сейчас. Что это было? Неужели Джек Воробей попытался меня принизить? Или же говорил чистую, неприкрытую правду, именно поэтому так обидно и… больно? Больно слышать это от него. От моего капитана. Да что там! Он уже давно не «просто капитан» для меня. Именно поэтому ревность и злость так душат каждый раз, когда что-то идёт… не совсем так, как хотелось бы? Потому, что под ревностью и злостью кроется боль, которую не хочется признавать? А все наши проблемы? Может быть, виной им не Джек, а именно я? Именно я неправильно себя веду? Я всё делаю не так, ищу во всём виноватых, не замечая, что сама не добилась почти ничего. Не думаю, что чувствует Джек на самом деле. Какой же надо быть неблагодарной дрянью, чтобы так рассуждать о событиях, которых не застала; и говорить гадости о человеке, который был дорог собеседнику! Я — сволочь, переживающая только о себе! Идиотская, неблагодарная скотина, замечающая только свои чувства и проблемы. И буду ещё большей дрянью, если затаю злобу на то, что Джек, так легко и беззастенчиво сказал мне это в глаза.       Я сама не заметила, как губы искривились, на лбу проступили мимические морщинки, а глаза еле удерживали под веками скопившиеся слёзы, готовые выплеснуть всё, накопившееся в душе за это непростительно долгое время. Сообщило мне об этом мутноватое отражение в полуразбитом сером окошке сарая напротив. Созерцая в нём красные мокрые глаза, дрожащий рот и скулы, я противно скривилась и заорала отражению:       — Ненавижу тебя! Фу-у! — и зарядила кулаком в хрупкое зеркальное стекло.       Капелька крови упала на мостовую вместе с градом осколков. Немой крик вырвался из горла, пока я, словно в замедленной съёмке, падала на колени, держась за разбитые костяшки пальцев. В душе ничего больше не осталось — лишь пустота и боль. Я задрала голову к небу, до боли жмуря глаза и беззвучно взывая к высоте. С неба упала капля воды, смешиваясь со слезами на ресницах и скатываясь по щекам. Снова зарядил дождь, проливающий слёзы вместе со мной, бьющий по подставленному лицу и маскирующий мои рыдания. Эти рыдания — единственное, на что осталось душевных сил.