За краем Вечности

      Когда небо укрылось алым полотном заката, «Жемчужина» на двух уцелевших мачтах доползла до Тортуги. Лишившись важного элемента такелажа, она походила на старую неповоротливую черепаху, которая то и дело забывала, куда плывёт, и которую вечно заносило южнее от проложенного курса. Любой другой бы не справился с такой «инвалидностью» корабля, но только не Джек: знающий свой корабль от кончика бушприта до клотика бизань-мачты, он словно мог «договориться» с «Жемчужиной», и благодаря его мастерству мы вошли в шумную гавань на исходе четвёртого дня в открытом море.       Приход в порт я застала в капитанской постели, которую теперь по праву делила с Джеком. Он же, в отличии от меня, как и положено капитану, встретил заход в гавань у штурвала.       За переборкой вяло звенела рында и скрипели просоленные доски причалов. Якорная цепь шумно заскрежетала. Я дрогнула: недавние воспоминания до сих пор заставляли испуганно подпрыгивать при этом звуке. «М-да, подруга, крыша едет не спеша, чем-то медленно шурша», — скептически цыкнул внутренний голос.       Дверь стремительно распахнулась и хлопнула о стенку. Воробей влетел в каюту и с деловым видом принялся рыться в ящике. Над ним то и дело взмывали ворохи бумаг, каких-то безделушек и прочих неприкосновенных запасов.       — Что ищешь? — с минуту понаблюдав за ним, вопросила я.       — Смысл жизни, — фыркнул Воробей.       — А-а… — я понимающе закивала. — Тогда ром вон там, — и указала в угол.       — Не угадала! Марихуана! — Воробей торжествующе выпрямился и взмахнул заляпанным листком бумаги.       Я поперхнулась воздухом.       — Кхм, что, прости?       — Марихуана! — восторженно утвердил он. Я приподняла бровь, наблюдая за тем, как он бежит в угол, делает смачный глоток рома, а потом склоняется надо мной. — До утра не жди. Анжелику я уже выпроводил на берег, так что не бойся, что она посягнёт на твой гардероб. А к утру у нас уже будет всё, чтобы починить «Жемчужину»! — и он стремглав вылетел за дверь, аж воздух свистнул.       Я похлопала глазами, издала неоднозначное «Хмм…» и откинулась на подушку. Опять что-то задумал, но ни черта не объяснил, зараза! Ишь ты! Марихуана… в наркоторговцы, что ли, подался? Или решил отправить ром в отставку и заменить его чем-то более «весёленьким»?       В густеющих сумерках выходить на берег решительно не хотелось, и я ворочалась в скрипучей койке. Выходка Джека так некстати спугнула сон, и я молчаливо пялилась в потолок, гадая о том, что бы могло значить произошедшее нечто.       После окончания столь тяжёлого пути за Амулетом, страх перед неизвестностью перестал досаждать, и я знала: теперь, когда время расставило все точки над «i», и мы можем не думать о том, что нам в спину дышат Стивенсы и Тёрнеры, нам любые преграды по плечу. И утра вечера всегда мудренее.       Дым душил, выдавливал воздух и слёзы. В потоках адского огня я судорожно искала взглядом Джека. Несколько матросов с трудом тащили к выходу из помещения сейф.       — Нашёл время разлечься, — возмутился Воробей в адрес Гектора, поскользнувшегося на раздавленной горсти винограда. — Ну если захотел отдохнуть, то милости просим! Благодарю, что отдал свою долю нам.       — Помог бы, мерзавец!       Я судорожно хватанула воздух ртом, приметив прямо над головой Джека кирпич, выбивающийся из кладки — и резко срывающийся вниз.       — Нет! — я толкнула Воробья плечом и тут же получила тяжёлый удар кирпича о голову. Мир поплыл, растворяясь в огненных красках. Треск пламени затихал и постепенно сошёл на нет. Вместо него над ухом пикали больничные приборы. В глаза бросился светлый потолок и множество людей в белых халатах, восторгающихся по поводу того, что «Ковалёва вышла из комы». Собственный вопль отчаяния потонул в озабоченных голосах, и мир завертелся, постепенно превращаясь в темноту.       Я открыла глаза и тяжело выдохнула, едва взгляд упёрся в знакомую, продырявленную ядром стену капитанской каюты. Только удалось забыть о странных видениях, как они о себе напомнили. Теперь, когда мне больше не приходилось каждую минуту бороться за свою жизнь, эта проблема стала весомой и точно не подлежащей игнорированию. И я, во что бы то ни стало, должна выяснить, что это значит.       На палубе что-то скрипело. Потом раздался глухой удар, будто что-то с размаху врезалось в доски — и поток возмущений, будто кого-то отчитывали. А когда снаружи донеслось раздражённое «… спускай уже в трюм!», я решительно поднялась: сперва выяснить надо, что творится за переборкой.       Палуба меня встретила весёлыми звуками прибрежного города. Звон снастей, рынды и множества голосов сплетались с шумным рокотом воды, которая разбивалась солёными каплями о подножие причала. Джек стоял у трапа и общался с каким-то маленьким, полным человеком, солидно покуривающим трубку. Вскоре они пожали друг другу руки, и Воробей подписал какой-то документ, после чего незнакомец убрал бумагу во внутренний карман и быстро удалился. Джек повернулся на каблуках и зашагал к мостику, сверкая довольнейшей улыбкой:       — Суши якорь! Отходим!       Я издала задумчивое «Хм». Взгляд медленно коснулся обломка мачты и сполз к Джеку.       — А как же «к утру у нас будет всё, чтобы починить «Жемчужину»?       Джек мазнул по мне смеющимся взглядом и положил руки на штурвал.       — А ты загляни в трюм. Да-да, не бойся, дорогуша.       Я нахмурила брови и настороженно спустилась на несколько ступеней в грузовой отсек. В глаза бросились очертания множества ящиков в темноте, и я высунула голову из люка:       — И что же? Ты собираешься порубить эти ящики на новую мачту? — язвительно хмыкнула я и вернулась на мостик.       — Дорогая, думай лучше, прежде чем задавать вопросы. — Джек выразительно повёл глазами. — Сама посуди: зачем в таком случае мы отошли от берега?       — Логично. Тогда, будь добр, объясни, что ты…       — Джек! — мистер Гиббс вывалился из трюма, и вытирая вечно опухшую рожу рукавом, поднялся к нам: — Всю марихуану разместили! Теперь можно и…       — Марихуану?! — меня пробило на нервный смех. — Ма…мариху…марихуана?       Джек и Гиббс воодушевлённо закивали.       — Ничего не понятно, но очень интересно, — закончила я, уняв приступ смеха.       — Ну да! У нас в трюме двести килограммов отборнейшей марихуаны! Мы доставим её из Тортуги в Новый Орлеан, и на вырученные деньги отремонтируем «Же… — но Воробей толкнул Гиббса в бок, и он вынужден был замолчать.       — Двести килограммов марихуаны! — я страдальчески возвела очи к небу. — И по чём же нынче продают «секретный ингредиент веселья»?       — Скажем так, нам хватит на полную починку «Жемчужины», несколько пушек и… — Джек мечтательно вздохнул, — пять бочек рома.       Я издала тяжёлый вздох и устремила взгляд к горизонту.       — Что ж… Но ведь в этом веке… то есть, сейчас это не запрещено, это ведь считается лекарством, верно ведь? Значит, нас не посадят? — и с мольбой вгляделась в капитанские глаза.       — Увы, — безо всяких сожалений опроверг Джек. — В Новом Орлеане это не так: это не город, а настоящее засилье колдунов, жрецов вуду и всякой нечисти. И люди там используют марихуану, чтобы, скажем так, входить в транс. Поэтому сейчас власти города решительно вознамерились пресечь всё бесовство, а с ним и употребление марихуаны, а также прочих веселящих субстанций. Но люди разучились нормально жить без своего «лекарства счастья». Именно поэтому за контрабандный провоз марихуаны нам заплатят так много. — И радостно развёл руками.       — О, великий Джонни Депп! — я нервно закрыла лицо руками. Внутри всё бушевало от негодования: стоило только отделаться от одних «приключений», как Джек нашёл на свою голову тонну новых. — Весёлая будет поездочка… Только вот как мы всего лишь на двух мачтах преодолеем путь от Тортуги до Нового Орлеана? Это же ещё дальше, чем отсюда до Исла-дель-Диабльо! А если шторм?       Джек хлопнул крышкой компаса и крутанул штурвал.       — Пойдём вдоль береговой линии. Придётся делать круг, но зато не развалимся по дороге.       Эти слова знаменовали начало долгого плавания. Горизонт быстро поглотил берег, и впереди открывались только бесконечные ярды невероятно красивого моря. Первое время суша изредка проплывала мимо в жарком солнечном мареве, а когда мы вошли в Мексиканский залив, «Жемчужина» стала двигаться в паре миль от береговой линии. Но морской пейзаж всё время менялся: на глазах смешивались оттенки тёмно-синего и лазурного; закаты и рассветы, как невидимые художники, расписывали холст неба в невообразимые краски: от бледных нюдовых цветов, до кричаще-ярких оттенков, будто пожар выжигает всё небо. И раз за разом после этих небесных художеств мир покрывала необъятная ночь.       Как раз в одну из таких ночей меня обуяло неимоверное любопытство, и я, украдкой оглядываясь по сторонам, прошмыгнула в грузовой отсек трюма. Ящики и бочки грозной веселящей армией разместились в два ряда. В полумраке витал аромат пороха и старого дерева, но прочих специфических запахов не чувствовалось, и я удивлённо приподняла брови: нас надурили, что ли? Настоящая марихуана должна отдавать хоть каким-то ароматом! Впрочем, если на то пошло, то не мне судить об этом: гораздо больше вероятность, что Джек лучше, чем я, знает обо всех свойствах травки. Однако, внутренний голос решительно желал убедиться в том, что все россказни про нашу контрабанду — это не очередной розыгрыш Джека, и я приподняла крышку с ящика — высокого и широкого, со стороны похожего на ванну. Свет качающегося фонаря упал на серо-буро-зелёную смесь из засушенных листочков, стеблей и цветков небезызвестного растения. «Всё-таки, не обманули», — удивлённо присвистнул внутренний голос, и в следующий миг над ухом громыхнуло насмешливое:       — Цыпа, я понимаю твой естественный интерес, но казённый товар варварски употреблять не дам.       — Джек! — испуганно отпрянула я, и крышка с грохотом упала на ящик. — Это не то, что ты…       — Да-да, конечно! — под густыми усами засветилась коварная ухмылочка. — Я ни в коем случае не подумал, что ты спустилась в трюм посреди ночи, чтобы тебя никто не заметил, и полезла в ящик с контрабандным товаром, чтобы ощутить его действие, о котором так много рассказывают, — Воробей по-кошачьи хищными шагами двинулся меж рядов с ящиками. Чёрные глаза сверкнули в темноте: — Захотела… поддаться соблазну…       — Соблазн?.. — я шагнула навстречу. — Соблазн — это всего лишь иллюзия, которой люди оправдывают свои поступки.       Джек остановился и уклончиво кивнул:       — Зависит от обстоятельств.       — Обстоятельств? Например?       Мы замерли вплотную друг к другу, соприкасаясь горящими взорами.       — Например, сейчас. Или ты не ощущаешь… соблазна? — наши пальцы переплелись.       — Здесь? В трюме, когда кто-то может войти? — слабо пролепетала я, чувствуя трепетное прикосновение его губ на своей шее.       — Да. Здесь, в трюме. В глубокой, бездонной ночи. Посреди, — он царапнул ногтем по крышке ящика, — запрещённого товара. Рома. И пороха. Когда мы находимся на грани быть застигнутыми врасплох…       — Да подожди ты! Кстати , ты так и не ответил насчëт «товара» - ты уверен, что это та самая «травка»? — прерывая его нежные прикосновения, я придирчиво изогнула бровь.       — Проверить это я тебе не дам.       — Если это она, то как же ты нейтрализовал её специфический… кхм… аромат?       Воробей пнул крышку с ящика. Она откинулась на пол, а за ней вывалились несколько цветочков и маленьких чёрных камешков.       — Бамбуковый уголь, — Воробей подкинул на ладони чёрный вытянутый уголёк. — Отлично нейтрализует все ненужные ароматы. Поэтому в Новом Орлеане проверяющих не смутит подозрительный запах в трюме. А перед самым прибытием замаскируем саму травку.       — Как? — на автомате пропела я, снова сплетаясь руками с Воробьём.       — Очень естественно. Так же естественно, как наши… естественные… соблазны…       — Ну раз так… — нежно выдохнула я ему в лицо. Губы соприкоснулись. Я запустила пальцы в его волосы, приподнимаясь на носочках. Джек углубил поцелуй и прибавил ему страсти. Я извивалась в его сильных руках и наслаждалась пряным, сладко-горьковатым от рома вкусом обветренных губ. Я обхватила его ногами за пояс, повисла на нём, не разрывая страстного, горячего, безумного поцелуя. Руки Воробья подхватили меня под бёдра, и он усадил меня прямо на бортик открытого ящика с марихуаной. Я запрокинула голову и опёрлась руками о другой бортик, пока его ловкие руки нырнули под мою юбку, поглаживая ногу, и поднимаясь всё выше и выше, пока не достигли основания бедра, где остановились, растягивая сладкие секунды предвкушения.       — Ты меня с ума сводишь, — ахнула я, шумно втягивая воздух сквозь стиснутые от наслаждения зубы.       И мы отдались друг другу в очередном порыве страсти. Безумие нарастало, выражаясь в мощных, порывистых, быстрых движениях, и скоро я уже не могла ничего видеть от сладкого исступления — только жадно хватать воздух, повизгивая от ощущений и цепляться за его напряжённые мускулистые плечи… И не слышать собственных стонов…       Но сквозь пелену нарастающего безумия прорвался стук чьих-то шагов на ступенях, и следом темноту трюма прорезал фонарный свет. Я испуганно дёрнулась; тело занесло назад и я, взмахнув руками, как курица в полёте, рухнула прямо в ящик с марихуаной. Задёргалась, пытаясь перевернуться, но только глубже зарываясь в сушёные растения. Соцветия лезли в лицо, путались в волосах и одежде. Я стремглав перевернулась на живот, натянула юбку платья как можно ниже — и притихла, укрывшись за бортиком ящика, безжалостно придавливая собой драгоценный товар. Воробей спешно поправил одежду, грациозно развернулся на каблуках и привалился к ящику. Тут же с порога донеслось, переполненное удивлением:       — Мать честная, Джек! Какого дьявола?       — Гиббс, ты сейчас совершенно не вовремя, — рявкнул Воробей, с порывом взмахнул руками и направился к старпому в намерении выгнать его пинком под зад.       — Ты что же, товар расходовать пришёл? — Гиббс удивлённо выпучил глаза и поднял выше фонарь.       — У меня к тебе такой же вопрос! — насмешливо отозвался Джек. — Иначе что принесло тебя сюда посреди ночи?       Во мне заговорило желание услышать ответ Гиббса. Но вдруг, как на зло, какой-то зловредный листочек попал в ноздрю, и меня пронзило ужасом: в носу засвербело, и не успела я предпринять жалкую попытку сдержаться, как разразилась звонким и громким чихом, от которого в воздух подлетели несколько листочков.       — Мисс Оксана?! — изумлённо прозвучало со стороны Гиббса. Мне пришлось уныло поднять макушку над ящиком и сдуть с лица прядь волос с запутавшейся в ней коноплёй. Брови Гиббса взлетели на лоб, а глаза чуть не вывалились из орбит. — Вы что, вдвоём здесь травку курите?! Джек, ты же сам говорил, что если хоть щепотка товара пропадёт, то ты нас того… в гальюне утопишь…       — Вы что, мистер Гиббс! Я здесь… просто… случайно… эээ… шпильку уронила в марихуану!.. А Джек помогал мне ее найти… — затараторила я, выбираясь из ящика. Внезапно раздался смачный треск рвущейся ткани, и старое платье Розы Киджеры разошлось по швам прямо на моей груди, так что передняя часть плавно откинулась, обнажая прекрасный вид. Я с идиотским визгом рухнула обратно в марихуану, обхватывая себя руками, чтобы «уберечь» Гиббса от незаслуженного зрелища.       Тот многозначительно покачал головой.       — М-да… Похоже, вы уже употребили…       — Чего-о?! — возмутился Воробей. — Давай-ка, приятель, — он развернул Гиббса к себе спиной и дал ему смачного пинка под зад, так что тот едва не влетел лбом в переборку. — Дуй от сюда по-хорошему.       — Точно, употребили, — философски вздохнул Гиббс.       — Уйди отсюда уже, Гиббс! — я яростно подорвалась над бортиком.       — Почему? — как болванчик, произнёс старпом. — Я пришёл за ромом. Мне нужно взять ром. Я возьму ром. — И упрямым бараном попёрся прямо к моему ящику. Я суматошно вывалилась из него и рухнула на четвереньки, одной рукой прижимая надорванный кусок платья к груди. Сапоги Гиббса появились прямо перед моим лицом, и мне пришлось ретироваться. Я поползла вокруг ящика, а он подхватил из соседней коробки бутыль и замер, вытаращившись на меня. Я доползла до стены и остановилась, суматошно соображая, что делать дальше, и мысленно умоляя Джека вступиться.       — Мисс Оксана, вам плохо? — сапоги Гиббса снова появились перед моим лицом. А после я почувствовала, как меня за плечи поднимают на ноги. Но не успел Гиббс повернуть меня лицом к себе, как я резко согнулась пополам и снова прижала руку к груди, настойчиво скрывая эротическое «декольте».       — Что с вами, мисс Оксана? — озабоченно пробурчали над ухом. — Почему вы так… скрючились?       — А! Радикулит! Приступ! Острый! Отойдите от меня! — завизжала я первое, что пришло на ум. Однако после слишком активных любовных утех старое платье утратило свои последние жизненные силы, и знакомый треск ткани раздался внизу спины. Глаза в ужасе распахнулись, когда я почувствовала, что платье разошлось по швам прямо на пятой точке. Гиббс как раз обходил вокруг меня, гадая, чем же помочь. — А! — я отпрыгнула и прижала рукой отрывающуюся юбку. — Геморрой! Обострение! А-ы-ы-а-а! — и я забегала по трюму, одну руку прижимая к груди, а другую к заднице. Заботливый, добрый самаритянин Гиббс в растерянности протянул ко мне руки и побежал за мной.       — Мисс Оксана! Стойте! Я должен вам помочь!       У стены под ногу подвернулась крышка от ящика, и я феерично клюнула носом в пол, после чего перевалилась на бок и скрючилась.       — Что с вами, мисс Оксана?       — А-а! Аппендицит! Умира-а-ю-ю! Отойдите! — повторила я за внутренним голосом, который был щедр на глупости. Под коленку попалась юбка, и треск ткани снова резанул по ушам. Ужас пронзил меня ледяным мечом, когда я поняла, что юбка целиком оторвалась от лифа платья и осталась на полу. Пока меня от Гиббса закрывал ряд ящиков и бочек, я стремглав запрыгнула в тот ящик марихуаны, где мы с Джеком столь яростно любили друг друга, и зарылась по пояс в листья.       — Мисс Оксана! Зачем вы забрались сюда? Давайте я помогу вам вылезти! — Гиббс развёл руками и наклонился надо мной.       — Нет! — рыкнула я.       — Что же с вами происходит…? — рассеянно воскликнул старпом.       — А-а-а! Морская болезнь! Меня сейчас стошнит! — и перегнулась, делая вид, что меня сейчас вырвет прямо на его ботинки. Гиббс в ужасе отпрянул, а я с силой метнула ему в лицо горсть травки, будто это могло его остановить. Однако, Гиббс и в самом деле попятился назад, прошмыгнул мимо рядов с товаром, мимо смеющегося Джека, пока не достиг выхода из трюма.       — А-а, ну чёрт с вами! Наркоманы чёртовы! — сплюнул старпом, и подхватив бутылку рома, взгромоздился по ступеням трапа наверх, прочь из трюма.       Снова всё стихло. Всё, кроме бесстыдного тихого смеха у дальней стены. Я обернула гневное лицо к Воробью, однако тот сразу же сделал вид, что просто закашлялся.       — Кончай притворяться и прятать свой смех за кашлем, — хмуро произнесла я. — Или сейчас, пародируя меня, скажешь: «А-а! Коронавирус?» — и словила на себе непонимающий взгляд Воробья.       — Если бы меня так не увлекало то обстоятельство, что сейчас на тебе нет юбки, я бы как Гиббс, сказал бы «А-а! Наркоманка!»       Я закатила глаза и издала краткое «Пфф!», после чего вылезла из ящика и прошествовала через весь трюм к понуро лежащей на полу, оторванной юбке — и начала жалкие попытки её надеть так, чтобы не сваливалась при ходьбе. Спустя несколько мгновений молчания тёплые широкие руки легли на мои бёдра.       — Без юбки тебе больше идёт, — шею обожгло горячим дыханием и тихими словами.       — А тебе больше идёт, когда ты не пристаёшь ко мне где попало! — я гордо вскинула голову и зашагала прочь. Однако перед выходом из трюма остановилась и загадочно обернулась: — Что ж… Капитанская каюта это не «где попало». Смекаешь? — и одарив его чарующей улыбкой быстро поднялась на палубу. Спустя несколько мгновений, когда до него дошёл мой посыл, Воробей догнал меня и подобно джентльмену пропустил в каюту, после чего зашёл следом и запер дверь на ключ. Теперь ничто не будет нам мешать. И едва он обернулся ко мне, я положила руки на его плечи:       — Продолжим? — И вцепилась в его губы страстным поцелуем.       Ночь была прекрасной, потому что больше никто не мог нам помешать.       Свежее, солнечное утро застигло меня врасплох, когда я в счастливом блаженстве потягивалась в койке и шарила рукой по подушке в поисках Джека. Однако под руку не попались густые косматые тёмные пряди волос капитана, и я удивлённо приоткрыла сначала один глаз, потом второй, убеждаясь в отсутствии Воробья. В добавок к этому неприятному фактору с палубы донёсся приглушённый поток брани и спешные, встревоженные приказы. Пришлось с трудом оторвать пятую точку от постели и вывалиться из каюты, щурясь от яркого солнца. И удивлённо замерла. Я так и застыла с открытым ртом после зевания. Бушприт «Жемчужины» был стрелой нацелен на стены прибрежных домов. Новый Орлеан пестрел городскими красками: яркими терракотовыми стенами зданий, коваными узорами балконов, огромными повозками, прыгающими по грубой брусчатке… Гавань щебетала и звенела сотнями звуков: от криков торгашей до зазываний гадалок, от скрипа рыбацких шлюпов до громкой рынды огромных военных кораблей. Небо было изрезано десятками мачт шхун и фрегатов, корветов и линейных кораблей, сверкающих свежей краской и медью судового колокола. Гигантский, оживлённый порт заставил меня съёжиться и присесть: голова пошла кругом от мысли, что в такой рассадник военных мы пришли с двумя сотнями килограммов марихуаны.       — Как мы здесь причалим?! — едва мимо меня пронёсся Джек, я устремилась за ним.       — Никак.       — А конкретнее?       Джек крутанул штурвал, и бушприт резко ушёл в сторону.       — Войдём в дельту и поднимемся выше по реке, ближе к окраинам. Там нас будет ждать заказчик.       «Жемчужина» маневрировала средь десятков кораблей, что требовало от капитана особой сосредоточенности, и я предпочла устроиться у фальшборта и наблюдать за громадами судов и зданий. Едва «Жемчужина» прошла бухту Полумесяца и свернула в речное русло, из-за берегов нам навстречу вышло линейное судно. Полотно французского флага билось на ветру, а под ним на планшире враскорячку стоял человек, размахивая маленькими красными флажками. Даже не понимая языка флажков, не трудно было догадаться о том, какое послание береговая охрана передаёт нам. У меня затряслись коленки.       — Джек! Нам конец. — С нервной улыбкой произнесла я, поднимаясь на мостик. — Сейчас нас остановят и обнаружат товар. Почему ты дотянул до последнего? Надо было ещё вчера замаскировать товар, а не кувыркаться в нём! Допрыгался!       В ответ мне прилетел лишь насмешливый взгляд.       — О да! Просто ужас! Нам крышка! Дайте пистолет, я застрелюсь! — Джек возвёл бездонные очи к небу и наигранно приложил руку ко лбу. Я изогнула бровь. Вместо пояснений ответом мне был лишь интригующий взгляд капитана.       «Жемчужина» поравнялась с судном береговой охраны, и на борт вскарабкался озабоченный, серьёзный человек в щегольской форме. Вечно поправляя на носу маленькие очки, он перелистывал кипу бумаг и глядел по сторонам, пока перед ним не возник капитан Воробей.       — Что везём? — буркнул досмотрщик.       Джек благодушно пожал тому маленькую пухлую ладонь и развёл руками:       — Себя.       Проверяющий сурово зыркнул на матросов и жестом пригласил группу людей со своего корабля переступить на борт «Жемчужины».       — Пройдёмте на досмотр.       Пока Джек любезно пропускал проверяющих в трюм, я не сдерживала понимающую, знающую улыбку: опять выкрутился, чертяга. И когда он успел запрятать товар? И главное, где, чтобы так бесстрашно проводить экскурсию по судну?       Проверка затянулась, наверное, потому что береговую охрану возмутила такая наглость: надо же, уже полчаса беготни по судну, и не одного подозрительного предмета! Это всё сильнее пробуждало во мне глас любопытства, и когда проверяющие ни с чем вернулись на своё судно и пропустили «Жемчужину» вверх по реке, я в порыве кинулась к Джеку.       — Позволь поинтересоваться, где на корабле можно спрятать двести килограммов контрабанды — да так, чтобы никто не заметил?       — Так и не догадалась, — с грустью покачал головой Джек.       — Это же не вопрос на миллион долларов!       — Не миллион, конечно, но от успеха этой операции зависит не малая сумма, — уклончиво закивал Воробей.       — Хорошо, если ты так хочешь, я скажу это. О, великий, гениальный капитан Джек Воробей! Окажите услугу, скажите на милость, до каких величайших идей додумалась ваша светлая головушка?       Капитанский ус приподнялся в наглейшей улыбке. И Джек зашагал на полубак, жестом поманив меня за собой. Я вприпрыжку скакала за ним до самого свеса на носу корабля, где, как и положено, между княвдигетом и бортами располагался гальюн. Именно перед этим замечательным местом Джек гордо остановился и вздёрнул подбородок, сверкая кошачьей улыбкой в ожидании похвалы.       — И? Ты что, спрятал травку в… — я выразительно покосилась на характерную дырку в полу, используемую моряками для справления естественной нужды.       — Не веришь — нырни и проверь, — романтично вздохнул кэп.       Я сложила руки на груди и приподняла уголок губ.       — Думаешь, слабо?       Джек ответствовал кратким «Пфф!» и закатил глаза. Воняло в отхожем месте похлеще, чем в общественном уличном туалете, но я мужественно склонилась над «благоухающим» отверстием в надежде разглядеть что-то в его недрах. Пришлось всеми силами сдержаться, чтобы не выплюнуть в гальюн вчерашний ужин, но старания были вознаграждены зрелищем: в кромешной тьме покачивались, подвешенные на верёвках, несколько мешков, в которые, следуя логике, Джек переместил всю марихуану. Я поднялась, с шумом втягивая свежий воздух.       — Ну ты… даёшь, — я кашлянула и помахала у себя перед лицом, отгоняя естественный аромат. — Вот же товар достанется заказчикам! Сперва в нём занимались любовью два пирата, а потом он полчаса болтался над гов… над отходами жизнедеятельности.       — Вот видишь, мы почти что благодетели! Отбиваем у них вредные привычки! — и Джек, чертовски довольный собой, отправился на мостик. — Эй, парни, можете приступать к вылавливанию нашей запретной «рыбки» из ароматного «моря»!       В скором времени «Жемчужина» вошла в русло Миссисипи и заскользила по широкому простору пресноводной реки. Видеть вокруг оживлённые, цветущие берега вместо морского горизонта было очень странно, будто я попала в другой мир. Именно поэтому весь заплыв я провела, сидя на пушке и рассматривая удивительный город: его пёстрые, красочные дома, густую растительность и людей — колоритных настолько, что даже с воды можно было наблюдать их индивидуальность. От роскошных француженок до сморщенных гадалок в лохмотьях. От нищих оборванцев-мальчишек до жутковатых сектантов в чёрных одеяниях, украшенных чьими-то клыками. От пышноформых торговок выпечкой до удивительно тощих и высоких колдуний со змеями вместо воротничков платья. И чем глубже мы продвигались в город, тем больше усиливался этот контраст. Ближе к окраинам обычных людей в штатском было почти не встретить. Каменные дома вытиснились хлипкими лачугами, а мощёные булыжником улицы — густыми зарослями. Берега стали болотистыми, влажными, и звуки города сменились на пение птиц. Именно там «Жемчужина» свернула к одинокому причалу, затерянному в густой листве. Нас уже ждали заказчики, расположившиеся вокруг телеги с лошадьми у основания контрабандного причала.       К этому историческому моменту товар уже был вытащен из нашего инновационного «хранилища», снова переложен в ящики и гордо возвышался в тени грот-мачты. На берегу, из зарослевого полумрака вывалились несколько человек в потёртой одежде и замахали руками. «Жемчужина» мягко соприкоснулась с гнилой пристанью, и в воду с треском рухнули несколько причальных досок. Трап спустили с опаской, не исключая возможности провалиться в воду, едва ступив на пристань. Пока Джек управлял торжественным спуском марихуаны на берег, я пыталась разглядеть заказчиков, которые укрывались в лесной тени. Стоило сузить глаза в щёлочки, как удалось распознать подозрительно знакомые очертания широкополой шляпы, украшенной солнечными отсветами. Я чуть за борт не свалилась и истерично глотнула влажный бриз.       Джек бодро шагнул под сень деревьев и развёл руками:       — Доброго дня, господа! Соизвольте предъявить оплату за, — Джек неопределённо махнул рукой на матросов, стаскивающих ящики с судна, — высококлассный, отборнейший, свежайший, лучший на Карибах тов…       Джек так и застыл на полуслове, глядя на сидящего во главе повозки Барбоссу. В густой листве удивлённо засвистела птица. Между двумя пиратами будто воцарилось особое атмосферное поле, натянутое, как струна. И спустя несколько мгновений молчания эта струна лопнула.       — Ты?       — Ты!       — Нет, ты! Какого чёрта, Воробей?! — Барбосса подорвался с места и грузно соскочил с повозки.       — К тебе тот же вопрос! — Джек с угрозой шагнул навстречу.       — Кто тебе дал право разбрасываться вопросами, после того как отправил мой корабль под обстрел Стивенсу, а сам свалил на «Жемчужине»?       — О-о, видать, «Месть…» сильно побили, раз теперь ты не пиратствуешь, а сидишь в Новом Орлеане и наркоманствуешь!       — Наркоманствую? Ха-ха, не суди по себе! Я заказываю с Тортуги травку и продаю втридорога в Орлеане!       — Да брось оправдываться, в тебе всегда было что-то от наркомана…       — Настолько же, настолько в тебе — от адекватного человека. То есть, нисколько!       — Скорее настолько, насколько в твоём корабле от грязной, трухлявой, вонючей как твои сапоги, отвратительной посудины! То есть, много, очень много, Гектор!       — Ещё хоть одно слово про мой корабль…! — прорычал Гектор, хватаясь за саблю.       — Ещё хоть одно любое слово…!        И два пирата замерли, пронзая друг друга яростными взглядами и сжимая эфесы. Шорохи леса отсчитали несколько секунд, прежде чем они синхронно вернули сабли в ножны и резко переменили тон беседы.       — Говоришь, продаёшь втридорога? — Джек задумчиво поскрёб подбородок и обернулся к матросам, занятым спуском марихуаны на берег. — И кому же? Не говори, что всем подряд. Если бы тебя не финансировал конкретный человек, ты бы не смог сделать заказ на двести килограммов марихуаны — с твоим-то состоянием в полгроша… Так кто же он, этот сказочно богатый весельчак?       Гектор хищно сощурился.       — Ты совсем идиот, если думаешь, что я кому-либо позволю увести своего клиента.       — Ей-богу, говоришь как шальная девица из борделя на Тортуге! Впрочем, путём логических размышлений можно легко прийти к верным выводам: такой недешёвый товар может себе позволить либо чиновник, коих тут немного, либо банкир. А дальше выяснить путём отсеивания нетрудно…       — Дьявол заставил с тобой связаться! — сплюнул Гектор. — Что ты хочешь? — Джек ответил интригующей ухмылкой. — Ведь задумал что-то, чёрт поганый! Иначе зачем при мне рассуждаешь на такие темы? Хотел бы увести клиента — не стал бы говорить о таком в слух. Значит, ты собираешься сделать что-то, для чего тебе нужен союзник в моём лице!       — С каких это пор ты стал так живо соображать? Похвально, — Джек пафосно закивал и плавно указал рукой вдоль берега. — Отойдём чуть-чуть и поговорим без лишних, — он неодобрительно глянул на развесившую уши матросню, — свидетелей.       Я наблюдала, как Джек и Гектор удаляются на расстояние, не досягаемое слуху, и обескураженно хлопала ресницами. Такая удивительная встреча и ещё более удивительный разговор поселил во мне одну навязчивую мысль: скоро начнётся то, что в народе называют «жесть». И пока я издалека наблюдала, какой оживлённый разговор ведут два пирата, внутренний голос умолял небо, чтобы очередное сотрудничество Джека и Гектора не закончилось тем, что они пристрелят друг друга.       Время тянулось медлительно, и когда две пиратские фигуры поплелись в нашу сторону, весь товар уже был перегружен на повозку.       К этому моменту я уже прокрутила с десяток теоретических вариантов дальнейшего развития событий, однако, когда взору предстало подсвеченное искорками авантюризма лицо Джека, внутренний голос тоскливо взвыл: «У-у, похоже, сейчас начнётся».       Джек спешно отдал честь Гектору, который взгромоздился на повозку с марихуаной.       — Завтра в шесть утра, у объекта.       — Чао.       Повозка со скрипом двинулась в путь, уместив на себе высокую гору ящиков и несколько сотрудников Барбоссы, а довольный Воробей стремительно взлетел на борт.       — Отойдём от берега и встанем на рейде, за работу! — он повелительно взмахнул рукой, направляясь в каюту. Но перед самым входом я резко возникла на его пути, упирая кулаки в бока.       — Я полагаю, ты решил… — но не успела я договорить предположение о том, что Джек собрался хорошенько обчистить буржуя-заказчика марихуаны, как вдруг он с детским восторгом в голосе выпалил:       — Ограбить банк!       Я поперхнулась нервным смешком и едва не завалилась в дверной проём каюты. Весело живём, однако. Я с трудом проглотила комок возмущения и просипела сквозь зубы:       — Ты что, успел покурить травку? Или на солнышке перегрелся?       Джек неопределённо поднял глаза к небу, затянувшемуся густыми тучами, и наклонился:       — О-о, похоже, это ты употребила товарчику, и просто отводишь от себя подозрение такими вопросами. — И дождавшись, пока я устремлю на него измученный вопросительный взгляд, пояснил с видом психиатра: — Где ты тут солнце видишь?       — В зеркало посмотрела, — язвительно фыркнула я.       — Странно, что где-то в зеркале ты разглядела солнце. Меня же там не было, — он сощурил глаза, сверкая ослепительной, воистину солнечной улыбкой.       — Слушай, Воробей. — Я сурово выпрямилась и пафосно глянула на него свысока. — Если не ответишь по-хорошему, я могу начать к тебе домогаться.       — Раз уж меня ждёт такое заманчивое наказание, то я тем более промолчу!       Я устремила в него упрекающий взгляд.       — Если расскажешь, я научу тебя экзотическому, исконно русскому рецепту самогона.       Джек издал задумчивое «Хмм» и принял вид великого мыслителя.       — Шантажистка, — наконец, выдохнул он. — Идём, — и схватил меня за руку, утягивая в каюту.       Спустя десять минут детального выяснения капитанского замысла, я пришла к определённым выводам: идея не так уж плоха. Оказалось, что заказчиком марихуаны является владелец местного банка, расположенного на берегу Миссисипи. И Джек с Барбоссой собрались с завтрашнего утра, ещё до открытия банка, заявиться к этому многоуважаемому джентльмену под предлогом передать привезённый товар. А имея возможность пройти внутрь закрытого банка, имея доверие банкира, и зная схему строения здания — при определённом старании можно тихо и аккуратно позаимствовать сбережения честного Новоорлеанского народа.       На следующий же день, ранним утром, задолго до открытия, к банку подкатила повозка, укрытая покрывалом. Мы с Джеком и Гектором сидели во главе, а группа поддержки в лице матросов расположилась на ящиках с марихуаной. В подробности плана меня никто не посвятил, и узнать информацию удалось лишь в общих чертах: Барбосса в молодости своей уже занимался поставками марихуаны господину банкиру, поэтому пользуется его доверием. За долгие годы услужения ему он сумел выведать пароль от подвала, где хранятся деньги, и ставка делалась на то, что за эти годы он не изменился.       Залаяла собака. Из утренних сумерек нам навстречу вышли двое солдат.       — Товар для господина банкира, — приглушённо просипел Барбосса, и откинул покрывало с ящика. Солдат заглянул под крышку и указал на ворота:       — Заезжайте.       Колёса повозки прошуршали по дороге, подъезжая к воротам.       — Можно приниматься за разгрузку, — начал Барбосса. — Мои люди вам помогут, а я со своими… приятелями хотел бы зайти на аудиенцию к…       — Не положено, — отрезал солдат.       — Ну-ну, посмотрим, что вам скажет хозяин, когда узнает, что от его охраны перегаром за версту несёт! Более того, поверьте, он не одобрит, что его старого друга не пропустили к нему на встречу какие-то алкоголики! — рявкнул Гектор.       Угроза сработала, и солдаты, слегка замявшись, пропустили нас в дом, а сами принялись за разгрузку марихуаны вместе с нашими матросами.       Барбосса же с Джеком подхватили один из ящиков и уверенно — будто с десять лет ходят по этому дому — отправились прямиком в кабинет хозяина роскошного Новоорлеанского банка. Я неуверенно плелась позади, украдкой придерживая саблю, спрятанную под юбкой.       Кабинетом оказалась просторная светлая комната, украшенная картинами, дорогой мебелью и пышными цветами. А посреди всего этого великолепия на алом кресле восседал тот самый банкир — очень соответствующий стереотипному образу жирного, зажравшегося чиновника.       — Мистер Барбосса! — пропел он, с трудом поднимаясь с кресла и раскрывая объятья старому знакомому.       — Добрый день, сир. Рад снова оказывать вам услуги. Позвольте представить вам моего коллегу, благодаря которому груз пересёк Карибское море и прибыл к вам. И… его спутницу.       — Очень приятно, господа и дамы, очень приятно! — живо закивал банкир. Удивительно, никогда бы со стороны не подумала, что такой учтивый и живой человек может быть наркоманом. Однако, как известно, у богатых свои причуды, поэтому Барбосса сразу поспешил перевести разговор в нужное русло:       — Как и просили, — едва слышно пробасил он и пнул крышку с ящика. На пол вывалились несколько цветочков и кусков бамбукового угля.       — Изволите испробовать, дабы убедиться в качестве товара? — учтиво поинтересовался Джек.       Банкир задумчиво подвигал бровями и запустил руку за полу кафтана.       — Пожалуй, — и протянул Воробью богато инкрустированную курительную трубку. — Только немного.       Пока Джек умело набивал травку в трубку, а Гектор расхваливал товар, я мялась на пороге, отчаянно желая скорее приступить к действиям и удивляясь, почему же они тянут время? Охрана занята переноской товара через чёрный ход, банкир с нами один на один — так почему бы не отправить его в нокаут и не спуститься за деньгами?       Вскоре задымила трубка, и по комнате распространился сладко-горький аромат. Банкир со скептическим выражением лица затянулся и медленно закивал, выпуская дым изо рта:       — Отличный продукт.       Постепенно его лицо покрылось тенью удивления, вытянулось, а рука с трубкой опустилась. В нас устремился непонимающий неосознанный взгляд, и за секунду до того, как банкир завалился навзничь, Джек с Гектором подхватили его под руки и аккуратно пристроили на диване. Жертва травки безвольно раскинулся средь мягких подушек, а пираты довольно потёрли руки.       Я захлопала глазами:       — Передозировка марихуаной, что ли?       — Марихуаной с примесью другой травки, — хмыкнул Воробей. — Помнишь волшебные фиолетовые цветочки, после которых люди имеют свойство просыпаться в гробу?       Я присвистнула и приподняла уголок губ.       — Сколько у нас времени, Гектор? — Джек вытер руки об одежду — видать, запачкался о скверного буржуя.       Барбосса метнул взгляд на комнатные часы.       — Шаманка, у которой я приобрёл дополнительный ингредиент для банкирской трубки, говорила, что он будет витать в сладких грёзах часа с два, так что надо торопиться.       Я злобно хихикнула и потёрла руки. В обществе двух пиратов я тенью покинула кабинет и понеслась по пустующему зданию банка. Длинный коридор, увенчанной каменными ступенями, вывел нас к том-самому-подвалу, перекрытому огромными железными дверьми. Именно у него нас ожидала группа пиратов, с достоинством выполнивших миссию.       — Что с охраной? — коротко поинтересовался Джек, пока Барбосса с усердием набирал на кодовом замке нужную комбинацию цифр.       — Сидят среди марихуаны и чешут репу, не понимая каким это образом их заперли в кладовке, — стеснительно пожал плечами Гиббс.       Джек в сомнении изогнул бровь.       — Все?       — Ну… за исключением тех, которые сторожили хранилище.       — Что с ними?       Гиббс символически погладил рукоять пистолета и неоднозначно улыбнулся.       — Ну, просто молодец! — Воробей похлопал его по плечу.       Раздался металлический грохот, и Барбосса театрально указал на дверь, открывшуюся в подвальное помещение. Команда приободрилась, и один за другим мы проникли внутрь, где посреди тёмных стен, как железный исполин, возвышался огромный сейф. Я прислонилась к стене и сложила руки на груди, пока Гектор принимал попытки вспомнить пароль от сейфа, а матросы доставали мешки и раскрывали их в предвкушении нагрузить их золотом.       Время затянулось. Джек метал на двери серьёзные взгляды, и наконец, не выдержал:       — Гренвилл, иди, встань на страже.       Матрос повиновался и отправился наверх, сторожить вход в заветный коридор.       — Ты сейчас все цифры на нём сотрёшь, — фыркнул Джек, наблюдая за тем, как Гектор крутит полосы на кодовом замке. — Пароль забыл, что ли, дырявая твоя башка?       — Заткнись, — сурово рявкнул Барбосса. — Или я тебя мордой об этот замок приложу — авось откроется.       Заметив, как я напряглась от этих слов, Джек издал снисходительный смешок:       — У-у, тогда, боюсь, ты из этого подвала не выберешься. Оксаночка тебя в сейфе замурует.       Барбосса замер и издал протяжный, рассерженный выдох. Дело шло к очередной потасовке, и я уже приготовилась хвататься за оружие, как вдруг сверху донеслось перепуганное «Горим!». Я дрогнула. В животе шевельнулось острым комком плохое предчувствие. Заскрипели двери, и в подвал ворвался взъерошенный Гренвилл:       — Горим, мать честная, горим! Уходить срочно надо, иначе не выберемся.       В душе всё оборвалось, едва отрывки памяти воссоздали замедленные мгновения, как из руки банкира вываливается курительная трубка, и из неё на ковёр сыпется подожжённое содержимое. Стоило не заметить это в тот момент — и вспыхнуло здание. В подтверждение этому подвала достиг лёгкий запах дыма.       — Чёрт возьми! Не бросать же деньги! — развела руками я, когда матросы заметались по комнате.       Джек окинул взглядом сейф и высоту ступеней — и решительно мотнул головой:       — Возьмём вместе с сейфом. Ну-ка, давайте! И-и раз! Взя-яли!       Все матросы, включая двух капитанов, обступили железного хранителя денег и с мученическим кряхтением принялись поднимать его и пытаться не прибить им друг друга к полу.       — Вперёд! — скомандовал Барбосса. Я вприпрыжку понеслась по ступеням вверх, вырываясь из мрачного подвала в коридор. Впереди, в его начале, уже стояли клубы дыма. Из дымовой завесы вывалился кашляющий Гренвилл.       — Чёрным ходом не пройти, там всё горит!       — Пойдём парадным, — без раздумий кивнул Джек.       — Чёрт! Сейчас толпа соберётся у стен, и нас спалят с потрохами! — сплюнул Барбосса.       — Если не поторопишься, то слово «спалят» можно будет применить в прямом значении, — рассудительно заметил Джек, качнув головой в сторону дымовой завесы. Капитаны соприкоснулись злобными взглядами. Пираты со своей бесценной ношей двинулись по коридору, в главный зал банка. Мы с Гренвиллом мчались впереди, показывая дорогу.       В большой зал мы ворвались как торнадо. Помещение затянул дым. Языки пламени карабкались по стенам, цеплялись за занавески, лизали кирпичный потолок. Взгляд забегал вокруг в поисках выхода, однако запнулся об убегающую фигуру в красном мундире. «О-о, свидетель», — присвистнул внутренний голос. Сабля взвизгнула о ножны. Мы с Гренвиллом ринулись в разные стороны — он к выходу, а я — за мундиром.       — Стоять, сволочь ты эдакая! — я сурово взмахнула саблей, однако алая фигура солдата нырнула в соседний коридор и птичкой сиганула в окошко. Я поскакала за ним, однако в начале коридора с потолка с грохотом обвалилась горящая деревянная подпорка, а за ней несколько кирпичей разбились у моих ног. Вспыхнуло, и я в ужасе отшатнулась. Махнув рукой на сбежавшего свидетеля, я спешно вернулась в главный зал.       Стойкое ощущение дежавю застряло в горле. Взгляд заметался по объятому пламенем помещению, а десятки кадров, за миг пронёсшихся в воспоминаниях, оборвали сердце.       Вокруг трещало и шуршало. Дым валил, как из адовой печи. Рука сжимала саблю. Выход из огромного зала перекрывало пламя. Но сквозняк утягивал дым — таким образом можно было разобрать, где выход — Гренвилл всё же открыл парадные двери для нас. Дым выедал глаза, выжигал дыхательные пути, отчего лёгкие разрывались мучительным кашлем.       Что-то затрещало под потолком. Я задрала голову, смаргивая слёзы, вызванные дымом. По залу раскатился грохот — и с потолка шумно и грузно сорвалась огромная люстра. Она разбилась прямо посреди зала, осыпая всё вокруг градом осколков.       Я качнулась; рукав прикрыл лицо в жалкой попытке уберечь от угарного газа и обломков.       — Давайте, живо! И-и раз! Взяли! — натужно прозвучало неподалёку. Взгляд метнулся влево. Несколько матросов, пыхтя и обливаясь потом, тащили металлический сейф к выходу.       Барбосса скребанул когтями по стальному днищу хранилища, и его протез скользнул по раздавленной виноградной горсти. Пират вскрикнул, будто кот, которому отдавили лапу — и распластался на полу.       — Нашёл время разлечься, — закатил глаза Воробей. — Ну если захотел отдохнуть, то милости просим! Благодарю, что отдал свою долю нам.       Гектор неуклюже завертелся, но это походило на попытки опрокинутой черепахи перевернуться со спины.       — Помог бы, мерзавец!       Воробей наигранно покачал головой и ахнул, однако отпустил сейф, отчего другие «носильщики» едва не присели под тяжестью стали, и шагнул к старому доброму врагу с протянутой рукой.       Наверху шаркнул камень. Взгляд взлетел к потолку. Прямо над Джеком поехал обожжённый кирпич, выбиваясь из кладки.       — Джек, осторожно! — я подала было голос, но вырвавшийся хрип не походил на чёткие слова. Необратимое осознание раздалось в мыслях как гром среди ясного неба: это реальность. Это происходит сейчас. В один миг всё стало предельно ясно. Не вызвало никаких сомнений. Лишь поставило перед выбором. Выбором ценою в жизнь. Потому что я знала, что сулит падение этого кирпича. Ужас пронзил меня сотней кинжалов, когда в голове беспощадно громыхнуло: это смерть. Смерть сейчас сорвётся с потолка. Или ты, или Джек. И лишь несколько секунд.       Дым шумно вторгся в лёгкие. Из горла вырвался крик — разрывающий на части, оглушающий и сводящий с ума. Я ринулась к капитану. Дым закрыл потолок, перекрывая от взгляда падающий кирпич. И я безумным зверем прорвалась сквозь завесу, давясь слезами и не имея права на ошибки, глупые надежды и размышления. Потому что всё решала одна секунда. Секунда, через которую я влетела в Воробья всем телом, сбивая его с ног. Один миг, в который соприкоснулись два взгляда, отпечатался в памяти навечно. И я не успела испугаться или о чём-то пожалеть, когда затылок сотрясло тяжёлым ударом.       Меня повело назад, рядом с телом на мрамор рухнули каменные крошки. Я медленно оседала на пол, сквозь рябь и тёмные пятна в глазах глядя в переполненные ужасом глаза Воробья. Через звон, взорвавшийся в ушах, донеслось отдалённое и отчаянное «Оксана!»       Я жадно глотнула воздух, но вместо него в рот ворвался вкус дыма и густая солёная жидкость — кровь из носа. Я пыталась схватиться за пространство, пока не вцепилась в рукав Джека. Ощущения терялись, растворяясь в вечности. Унося меня через её край. Оставляя напоследок лишь воспоминание о тепле его рук, поднимающих меня.       Тьма.       Пустота.       Спокойствие.       Взмах ресниц. Я в отчаянии подорвалась, глотая воздух. Свежий. Чистый. Прозрачный. Взгляд забегал вокруг, однако вместо больничной палаты меня окружала странная, удивительная лиловая невесомость. Сияющая. Переливающаяся. Знакомая. Я изумлённо моргнула, а сердце забилось ускоренно. Неуверенная улыбка тронула губы. Я ничего не понимала, но одно знала точно: это не наш мир, не XXI век. Но едва робкая радость пустила по телу поток мурашек, из-за спины прозвучал мелодичный, женственный голос:       — Я знала, что мы рано или поздно встретимся.       Я вскочила и в мгновение ока обернулась. Сердце снова ушло в пятки: по переливающейся бесконечности ко мне шагала молодая, смуглая, красивая девушка. Аккуратное точёное лицо обрамляли чёрные блестящие кудри, собранные в простую причёску; большие тёмные глаза были честно распахнуты — без прищура, без ухмылки. На пухлых, округлых вишнёвых губах теплилась едва заметная улыбка. Девушка остановилась в метре, и я про себя отметила, что она ещё более худая и невысокая, чем я ожидала — чуть выше, чем мне по плечо.       — Что это за место? — шепнула я, чтобы дрожь в голосе не выдала мой скрытый ужас. Потому что в глубине души я и так всё знала.       — Как будто ты так ничего и не поняла, — девушка заулыбалась сильнее. Я отвернулась и прижала кулак ко рту, сдерживая вопль осознанья. Несколько мгновений — или веков? — прошли в тишине, пока мне на плечо не легла изящная рука. — Оксана, ты хочешь, чтобы я всё озвучила, но ответ тебе уже известен… Понимаешь?       Я мелко задрожала и закивала.       — Да… — пискнула я обречённо и медленно развернулась, содрогаясь, как при лихорадке. — Да… Роза Киджера.       Девушка одобрительно кивнула, улыбаясь глазами. Едва мы пересеклись взглядами, меня прорвало. Краткий крик вырвался из горла, ноги задрожали, и я закрыла лицо руками.       — Тише… Не бойся. Мир после жизни хорош. И Джек обязательно присоединится к нам здесь когда-нибудь. — Меня медленно обвили её тёплые руки, заключая в объятья.       — Я… Я! — всхлип. — Я не хочу… умирать!       Роза отстранилась, выпрямилась и с грустной улыбкой покачала головой.       — Ты сама это предрешила.       Я подняла голову, таращась на неё круглыми опухшими слезящимися глазами.       — Ты ведь догадывалась, Оксана. В тот день, когда ты спасла Джека на Исла-дель-Диабльо, ты изменила Судьбы мира. В тот день в мир-после-смерти должна была отправиться его душа, но ты вернула Джека с того света с помощью Амулета. А такое вмешательство в высшие силы даром не проходит… — она прикрыла глаза и вздохнула. — Он не должен был жить, Оксана, а ты должна была. Но ты поменяла вас ролями. Ты соприкоснулась с тайнами вечности, с тайнами жизни и смерти, и поэтому реальность стала тебя отторгать — помнишь, тебе снились сны об этом дне? Это потому, что ты вернула Джека с помощью Амулета. «Одна душа другой не стоит». Только наоборот. В обмен на его жизнь ты должна умереть.       Я издала дрожащий выдох и проглотила слезу, скатившуюся на губы.       — Я… теперь я ничего не смогу сделать?       — Ты мертва, Оксана. В том мире ты мертва, — вразумляюще произнесла Киджера. — Увы, моя дорогая. Это было предрешено тобой же. Прими это.       Я закусила губу и нервно заломила пальцы.       — А… я могу… его увидеть? Хотя бы в последний раз… — прошептали потрескавшиеся губы.       Роза понимающе прикрыла глаза и указала в сторону. Я перевела взгляд по направлению её руки и шагнула ближе. В сияющем пространстве разверзлось нечто вроде портала — материя завертелась в водовороте, разошлась, и сквозь щель в огненной бесконечности стал виден кусочек прошлого мира. Там, на земле, полыхало здание, и клубы дыма взмывали в небо. Пожар, как страшный монстр, бесился, рвался из окон и из двери. Оттуда, задыхаясь и кашляя, выбежал Джек с безвольным телом на руках. Я прищурилась до боли и отпрянула, узнавая в этом безжизненном теле себя. Джек оттащил меня от здания, уложил наземь, стал приводить в чувства, звать меня, трясти, оказывать первую помощь — как никогда бесполезную.       Мои ноги подогнулись, и я рухнула на колени перед порталом. Отзвуки его голоса рвали душу, выдавливали слёзы и мучали больнее огня. Его взгляд — покрытый несвойственным ему отчаянием и отрицанием, вызывал во мне волны холодного ужаса. Сзади Джека возникла фигура Гиббса. Он положил руку ему на плечо и скорбно покачал головой. Воробей медленно поднялся на ноги, сблизив брови к переносице и устремив пустой взгляд на моё тело. Шагнул назад, дёрнул усом, качнулся медленно обернулся, скользнул невидящим взглядом по пожарищу — и задрал голову к небу, будто бы мог увидеть меня — живую, настоящую…       Портал сомкнулся.       Я замотала головой и разревелась ещё сильнее. Роза медленно опустилась на колени рядом со мной. На спине ощутилось тепло её руки — поглаживающей, успокаивающей.       — За что… — всхлипнула я, глядя в никуда. — За что ему всё это? Он потерял на пожаре… уже вторую женщину, которая ему дорога…       Рука Розы интенсивнее загладила меня по спине.       — Ну… Ну не плачь, дорогая моя… Джек сильный. Джек справится… Он всё выдержит. Поверь мне, я знаю: он проживёт ещё очень много лет, пройдёт через много испытаний, но не утратит вкуса к жизни. У него будет ещё много женщин, много выпивки, много веселья. Но он будет помнить нас с тобой. Будет вспоминать до самого своего последнего дня. Пройдёт очень много времени, и он присоединится к нам. Он покинет тот мир в честном бою, он умрёт как герой, и там, на земле о нём будут помнить ещё очень долго. Так долго, что спустя три столетия люди найдут записи очевидцев о его жизни и воссоздадут их в популярном кино. Ты шагнула через край вечности в целых три столетия, и тебе выпала честь побыть рядом с таким человеком, так не о чем жалеть! Для печали нет причин, моя дорогая.       Ласковый голос Розы Киджеры постепенно свёл мою истерику на нет, и теперь я просто сидела, чувствуя странное опустошение, будто с этими слезами из меня вытекла вся душа.       — Я лишь не думала… Что я умру… такой молодой.       — Я была ещё моложе, дорогая моя, — заулыбалась Роза Киджера. — Но мир после жизни хорош. Он куда лучше, чем грешная земля, и здесь каждый обретает то, что когда-то потерял. То, что ему дорого. Здесь все… И Тим, и я, и все остальные… Мм… Да… Мир после жизни хорош, Оксана. Но пока ты не можешь в нём остаться.       Я подняла на неё вопрошающий взгляд. Роза опустила веки и обнажила белые зубы в улыбке.       — У тебя есть свой мир. И в нём ты ещё не сделала всё то, что должна. — Роза выдержала паузу, давая прочувствовать её весомые, ощутимые слова. — Твой путь ещё не завершён, и ты должна вернуться в своё тело, которое лежит в коме под аппаратами уже третью неделю.       Я открыла рот, но была не в силах издать хоть звук. Всё в душе замерло.       — Мы ещё обязательно встретимся — и ты, и я, и Джек, и все остальные, кого ты знала… Но сейчас тебе пора.       Я медленно закивала, опуская голову. И подняла на неё покрасневшие глаза.       — Роза…       — Прощай, дорогая моя, — шепнула девушка. Я ослабленно протянула к ней дрожащую руку, но пространство пошло помехами, стало искажаться, плыть, закручиваться, изменяться, растворяться в бесконечности, пока не растаяло во мраке и тишине, вновь отправив меня через край вечности в целых три столетия. Ощущение границ пространства и времени успокаивало, залечивало душевные раны, извлекало из меня остатки душевной боли…       И, приходя в себя в больничной койке под писк приборов, восторженное «Ковалёва вышла из комы!», радостные голоса родственников и бесконечные телефонные звонки, я могла лишь бессмысленно глядеть на пиратское клеймо на собственной руке, поглаживать его кончиками пальцев и… улыбаться.