Пустые кошельки

— Кстати, я Чидарума. Кровокрас это рабочее. Они едят пиццу, лежа на кровати после бурного секса, и Кавадзири не может себе представить ничего лучше. Ему так здорово, хотя он не под наркотой. Ему не хочется плакать, а ведь он не пьян. Ему не хочется жаловаться или ругаться, он не чувствует себя как-то потерянно, и у него ноет только жопа, но это приятная боль. Все, что ему хотелось, так это чтоб Кровокрас… Чидарума стряхнул потом все крошки с постели, но он такой отожранный и ленивый, так что это маловероятно. Кавадзири зевает, вытягивается на постели и не смущается своей наготы. Он угловатый, как подросток, слишком худой и мелкий, но ему ничуть ни неловко. Он ощущает себя так, как надо. Особенно, когда Чидарума перестает объедаться пиццей и снова с аппетитом сканирует его. Кавадзири улыбается, переворачивается на спину и подставляется. Приходится подождать, прежде чем Чидарума оближет жирные пальцы, сплюнет на член и навалится на него сверху, тяжеловато проникая внутрь.  — Асу, какого черта твоя жопа так тяжеловато растягивается? Это проблематично. Кавадзири краснеет пятнами.  — Ты дурак или да?  — Или.  — Эй.  — Ммм?  — Не зови меня Асу. Я…Кавадзири.  — Почему это? — Чидарума хмурится. Кавадзири рассказывает про свои проблемы с принятием себя. Слезы липко стекают на подушку. Член не перестает в нем двигаться ни на секунду. Внутри все жжет. Он не замечает, как опять спускает себе в руку, а Чидарума — в него самого. После тот рушится сверху, придавливая своим телом. Все это он никак не комментирует, и Кавадзири обидно, тошно и хреново. Он вылезает из-под Чидарумы, обнаруживает его засыпающим и ощущает себя от этого только гаже. Наверное, он успевает вообразить себе, что находит какого никакого, а принца на белом коне, а в итоге как обычно. Нахуй он никому такой не всрался — мелочный и вредный, со своими загонами и вагоном проблем. Просто неплохая кукла для траха и все такое. Асу тихо собирается домой. Он быстренько принимает душ и идет складывать вещи. Выскальзывая из квартиры, он старается забыть обо всем произошедшем. Приходя домой, Асу падает на постель и опять рыдает. Днем невозможная жара, и пришлось открыть все окна. Прошло три часа после того, как он ушел от Чидарумы. У него даже нет мороженого, чтоб делать вид, что он заедает стресс, а не запивает его У него закончилась водка, и это абсолютная трагедия. Прошло шесть часов после того, как он ушел от Чидарумы. И вот тогда его дверь распахивают, потому что она всегда открыта для людей, желающих прийти и зарезать его ночью.  — Асу, если ты продолжить сбегать и не платить за пиццу, то я задушу тебя. Асу пялится на Чидаруму и старается определить, есть ли у него признаки белой горячки.  — У тебя нет работы, но и ведь я буквально пашу в забегаловке, — продолжает Чидарума и рассматривает его квартиру. — Я бы сменил обои. У тебя тут мрачновато.  — Чего? — выдавливает из себя Асу.  — Ты пьян, — с удивлением отмечает он. Асу немного это бесит. Люди, которых используют для удовлетворения чужих потребностей, всегда стараются забыть об этом. Если он пьет, значит, он находит это наиболее удобным вариантом для себя. Никто его никогда не понимает. Он высказывает все это, пока Чидарума поднимает его на руки и усаживает обратно на диван. Почему он оказался на полу, Асу совершенно не помнит. Зато впоследствии он помнил, как Чидарума налил горячий чай, сидел с ним рядом и листал каналы на хреновом пузатом телеке, который сбагрил ему кто-то из дружков Докуги.  — Слушай, Асу, — начинает Чидарума, когда на улице уже темнеет. Они так и сидели вдвоем, пялясь в экран.  — Не называй меня так, — кривится все еще Асу.  — Асу, ты глупый. Суть-то от этого не меняется, — и в голосе его впервые нет насмешки. — Если ты это ты, так какая разница? Мне все равно на твои беды с башкой. Конечно, пока что ты только тратишь мои деньги, но все равно нравишься мне. Кавадзири расплывается в дрожащей искренней улыбке. За пиццу он все-таки не платит.

Пока не умрём, Будем танцевать на пустых кошельках, Я буду тратить всё на тебя, Буду тратить всё на тебя.