что-то о звёздах

Астрономия — просто космос. Антон успел разочароваться в этом предмете еще до того, как его ввели в школьную программу одиннадцатиклассников, потому что — ну зачем? И без того несладкая жизнь выпускников усложнилась дополнительным часом в неделю. Да лучше бы количество уроков русского языка увеличили, а то большая часть класса пробники на сорок баллов пишет. В общем, наличие астрономии в расписании будило в школьнике зверскую досаду и детскую обиду на министерство образования в полном составе. Еще и седьмым уроком воткнули этот бесполезный, никому не нужный предмет. Настоящие изверги! Радовало одно: педагогический состав пополнился очередным чудиком, а это означало, что впервые за всю историю существования этой ублюдской школы вести астрономию будет новое лицо, а не древняя физичка Татьяна Как-её-там, фамилия и отчество которой так и останется для Антона загадкой на всю жизнь. Новый учитель с самого начала показался всем странным. Наверное, потому что ни один человек в здравом уме и трезвой памяти ни за что не примет решение потратить свои лучшие годы на преподавание астрономии измученным с самого начала сентября выпускникам. А Сергей Арсеньевич (или как его там?), видимо, считал это едва ли не своим призванием: слишком уж вдохновленно он вёл свой урок, хотя ученики даже не пытались делать вид, что им интересно. — По вашему мнению, что такое астрономия? — спросил он в самые первые минуты знакомства с классом. Антон, честное слово, отвечать не собирался, однако именно его голос был услышан этим придурковатым мужчиной, что привлекал к себе внимание одним лишь своим видом. — Это что-то про звёзды. Тупее определения и не придумаешь. На экзамене по обществознанию ему бы обязательно поставили строгие ноль баллов за подобный ответ, однако этот Арсений (всё-таки его зовут Арсений) — представляете — заулыбался, как душевнобольной, закивал болванчиком, а потом взял и уставился в пасмурное небо, увешанное тяжёлыми облаками. Будто бы там можно было разглядеть хотя бы одну звезду. Уставился и пропал на долгие три минуты. Кто-то тут же достаточно нелестно пошутил на этот счёт, причем даже не шепотом. Громко, уверенно и выразительно, так, чтобы услышал каждый, включая самого препода. Шутка вышла до зубного скрежета идиотской и обидной, но Антон всё равно не сдержал смешка, как и все остальные. Арсений Сергеевич (неужели это имя все-таки закрепилось на подкорке сознания?) не расстроился, а может, просто не расслышал. Оторвав, наконец, взгляд синих глаз от окна, он приступил к своей работе. Что было дальше, Шастун не вспомнит даже под дулом пистолета, потому что лекцию учителя он пропустил мимо ушей и еще ни разу об этом не пожалел. Одним словом, у не очень молодого и не очень перспективного учителя не получилось завоевать авторитет выпускников. Домашнее задание делали только ботаники, которым в аттестате позарез нужна была пятёрка. Даже по астрономии. Антон забыл, что такое оценки, еще в начале десятого класса, поэтому мотивации рисовать луну со всеми её морями не было совершенно. Он вам что, художник? Да у него даже круг ровно начертить не получится. Даже при помощи циркуля. Вообще никак, не-а. И собака дома прожорливая — каждую домашку спешит поскорее схавать, представляете, Арсений Сергеевич? На самом деле, учитель строгим не был, поэтому отсутствие работ пояснять не приходилось. Хотя бы мозг чайной ложечкой не ковыряет, и на том спасибо. Астрономия так и не смогла привлечь драгоценное внимание Антона Шастуна. А вот больной на всю голову препод почему-то с этой миссией успешно справился. Антон осознал это в конце ноября, в холодный снежный вторник, когда вдруг поймал себя на мысли, что ему нравится слушать Арсения Сергеевича. Речь идет не о содержании лекций, а о приятном тембре голоса, который в моменты особенного перевозбуждения достигал немыслимо высоких для взрослого мужчины нот — это так по-девчачьи, но есть в этом всё же некое очарование. Учитель был чрезмерно эмоционален у доски, то и дело взмахивал руками, активно жестикулируя, улыбался почему-то, хотя, казалось бы, что в его лекциях может вызвать улыбку? Антон бы, наверное, разгадал эту загадку, послушай он хоть раз внимательно всё то, о чём так вдохновенно рассказывал учитель. Но ему это по-прежнему не было нужно. Интересно, и почему Арсений Сергеевич до сих пор упрямо продолжает трепать своим восхитительно длинным языком каждый вторник по сорок минут, если очевидно, что слушают его дай бог жалкие единицы, и то не всегда? Неужели он и правда находит это увлекательным? Странный он все-таки. Арсений никогда не переставал быть странным. Он все так же любил смотреть в небо, прерывая иногда свои лекции ради этого, искал взглядом что-то, что никто, кроме него, не мог увидеть. Улыбался своим мыслям, если на небе был виден бледный серп луны, и вздыхал как-то печально, когда земной спутник скрывался за тучей. Арсений, наверное, любил луну. Хотя больше ему шло солнце, что затапливало теплом и светом его синие глаза, когда он в очередной раз отвлекался на происходящее за окном. Синева превращалась в бирюзу, и Антон очень любил наблюдать за этим взаимодействием цветов и красок. Любил ли он при этом самого Арсения? Пожалуй, нет. Нет по-болгарски. — Год выпуска у вас такой красивый, — сказал учитель однажды и посмотрел почему-то на Антона. — Двадцать двадцать, — Шастун, смутившись долгого зрительного контакта, кивнул для приличия, как бы говоря: сейчас я вас, как ни странно, слушаю и слышу. Арсений тогда в очередной раз улыбнулся, но теперь эта улыбка была адресована исключительно Антону. В этом мальчишка был уверен. Антон не сразу заметил существенные перемены в себе, однако, они были. Обидные шутки одноклассников в сторону учителя астрономии уже не казались смешными, даже довольно безобидное на фоне всего остального прозвище, данное Арсению Сергеевичу, ни разу не прозвучало из его уст. Выпускники, кстати говоря, назвали Арсения Лунтиком, героем одноименного детского мультфильма, ведь «он и правда будто с луны свалился». Слишком уж неземной вы, Арсений Сергеевич. Антон неосознанно любовался мужчиной каждый вторник и иногда в другие дни недели, когда они случайно сталкивались в коридоре. И Антон, конечно же, не педик, но вы бы видели, как сексуально учитель обхватывает губами пластиковое горлышко бутылки, жадно вливая в себя жидкость после очередного занятия. Пока Маша Смирнова хотела стать ветеринаром, а Костя Лопатин — бизнесменом, Антон Шастун мечтал превратиться в ту самую бутылку, которая неизменно стояла на краю учительского стола. Рубашки Арсения были усыпаны шерстяными волосинками, но Антон был чересчур внимательным для того, чтобы решить, что у преподавателя дома живет обильно линяющая зверушка. На самом деле Попов был влюблен в свой длиннющий шерстяной шарф и, видимо, безответно, потому что это пушистое нечто каким-то образом оставляло на всей одежде мужчины следы, однако Арсений простых путей не искал и продолжал каждый вечер кутаться в этот шарф, собираясь домой. Почему Шастун обо всём этом знал? Арсений бессовестно поселился в его голове и навёл там свои порядки. Мальчишка даже луну эту дурацкую нарисовал всё-таки — весь вечер на это угробил — а потом краснел со стыда, когда Арсений, аккуратно держа в руках рисунок, смеялся заливисто, даже слишком громко, до слёз из глаз практически. Неужто самая обычная, пусть и угловатая слегка из-за Шастуновской криворукости луна его так развеселила? — Я же вам это задавал в середине сентября еще, Антош, — отсмеявшись, сообщил тогда учитель, а ученик дернулся аж, столь ласковое обращение к себе услышав. Приятно почему-то. — А сейчас конец декабря. Мне остальные домашние задания еще год ждать? — он поинтересовался беззлобно совсем, улыбкой своей заразив, а потом в электронном журнале гордо засияла пятерка по астрономии. А ведь Антон не ради оценки хорошей старался. Весь масштаб катастрофы Шаст оценил в последний учебный день перед долгожданными новогодними каникулами, когда неожиданно даже для самого себя неумело ткнулся своими губами в сухие губы преподавателя, вынужденно прижавшегося поясницей к учительскому столу. То ли отстраниться пытался, то ли ноги его уже не держали. Будь тогда Арсений Сергеевич хотя бы в малой степени адекватным, он бы непременно оттолкнул обнаглевшего вконец сорванца и как следует отчитал его за столь необдуманный шаг, но, как известно, учитель адекватным никогда не был, поэтому Антон смог всласть насладиться этим поцелуем. Пускай для обоих это был нетипичный опыт, ни один из них ни за что бы не назвал произошедшее ошибкой. Арсений Сергеевич, вы случайно не ракета? Тогда почему, целуя вас, я улетаю в космос? По негласному правилу они ни разу не обсуждали всё то, что между ними было. Антон зачастую прогуливал уроки, околачиваясь в кабинете физики и астрономии, несмотря на то, что раньше этот класс был для него едва ли не самым ненавистным во всей школе, хотя, поверьте, школа Антона в целом была далеко не самым приятным местом. Арсений угощал его несладким кофе, вдохновленно рассказывал что-то про звезды, а Шастун иногда даже слушал. Так как первые два урока в городе по-зимнему царила тьма, учитель без труда выискивал на полотне маленькие звездочки и незамедлительно показывал их мальчишке. Антон видел эти звезды в отражении восхищенных синих глаз и больше ни в чем не нуждался. Впрочем, этим они и ограничивались — тихими разговорами, переглядками во время уроков и робкими поцелуями в лаборантской. О чём-то большем речи не было. Арсений не предлагал, Шастун не требовал. Так и прошла одна на двоих зима, неизбежно сменившись весенними месяцами. Двадцатого марта Антон притащил в школу огромный сборник гороскопов. Кажется, эта книжица так и называлась. Он потратил на нее последние карманные деньги, лишь бы преподнести любимому учителю приятный подарок на тридцать седьмой день рождения. Вручить его хотелось как можно скорее, ну не таскать же книгу по школе весь день! Поэтому перед началом учебного дня он учтиво постучался в дверь кабинета, юрким ужом протиснулся внутрь и без лишних слов протянул заспанному мужчине презент. Арсений Сергеевич, взгляд странно суженных зрачков устремив на твердую, украшенную яркими звездами обложку, растрогался так, что губы, расплывшиеся в смущенной улыбке, задрожали. Никто ведь и не знал, что у него сегодня праздник, поэтому преподаватель решительно не ждал таких сюрпризов. Он бережно провел кончиками пальцев по переплету и пролистал пару страниц мельком, не читая. Глаза порадовались ярким картинкам загадочных созвездий. Антон терпеливо ждал какой-либо реакции. До звонка оставались считанные десять минут, это он точно знал — не просто же так встревоженно поглядывал на часы каждые пару секунд. Кажется, в тот день они сломались, потому что так медленно время идти просто не могло. Учитель тоже никуда не спешил — он долистал книгу до середины, а потом уставился в одну точку и, поддавшись своей пагубной привычке, завис. Шастун убрал пару волосков с воротника его неглаженой рубашки (чёртов шарф, ну Арсенсергеич, ну выбросите его уже!), после чего неловко прокашлялся и всё-таки поинтересовался. — Нравится? Тот не сразу его услышал. Проморгался, медленно перевел взгляд ярчайших глаз на мальчишку, просверлил в нем невидимую дырку и лишь затем закивал, любовно прижав книжку к себе. — Спасибо большое, Антош. Очень нравится. Только я в гороскопы не верю. И в бога, и в себя тоже. Я вообще ни во что уже не верю, Антош, слышишь? Антон не слышал. — Как? Разве это не всякие, ну. Астрономические фишки? — по ушам проехался оглушающий визг звонка, но Антон мысленно махнул на него рукой. У Арсения Сергеевича окно, значит, можно немного задержаться или вовсе не явиться на никому не нужное о бэ жэ. Книжка легла на ровную поверхность стола, а в руках учителя оказалась бутылка с водой, половину которой он осушил едва ли не в один глоток. Вот же ж водохлеб. И губы у него влажно заблестели, и прижаться к ним захотелось. Антон сдержался. — Взгляни, — Арсений Сергеевич к подоконнику подошел и без всякого стеснения на него залез, по карманам обтягивающих брюк ладонями зашарил. Шастун за ним последовал и в небо глаза поднял, но не увидел ничего, кроме огромной серой тучи и отражения от яркого огонька зажигалки, что коснулся краешка сигареты, зажатой между тонких губ. Курить бы вам бросить, Арсений Сергеевич, а то вас такого ни в какой космос не возьмут. А домой-то вернуться вам, наверное, хочется. — Че? — не выдержал школьник. Никотиновый дым ударил по обонянию. А раньше Попов стеснялся курить при ученике. Впрочем, Антону нравилось наблюдать за тем, как тот с наслаждением затягивается, прикрывает глаза на миг, трепеща ресницами, и выдыхает шумно, будто не дышал до этого полчаса. Чем же вы дышите, Арсений Сергеевич? Сигаретами? Космической пылью? Мной? — Ты думаешь, там, за коркой облаков, звезды интересуются жизнью земных паразитов? — флегматично спросил учитель и улыбнулся снисходительно, заметив в глазах мальчишки непонимание. Антон понять такого не сможет, но это не значит, что Арсений должен молчать. Тогда его особенно тянуло на разговоры. Надоело беседовать с самим собой, а? — Космос не в ответе за судьбы, Антош. Каждая звезда в миллиарды раз величественнее одного жалкого человека, и их миссия заключается уж точно не в том, чтобы удовлетворять любопытство каждого из нас. Мы ничтожны: не станет нас, а они продолжат свое существование. Хочешь? — Шастун совсем не улавливал ход его мыслей и комично скосил глаза, когда прямо на уровне его носа появилась сигарета. Адекватный учитель ни за что бы не стал предлагать гадкое курево своему ученику, так? Так. — Давайте, — тонкие пальцы, увешанные кольцами, приняли сигарету. — Я не совсем понимаю, Арсений Сергеевич… Туча разразилась унылым весенним дождем. Тяжёлые капли настойчиво забили по стеклам, будто бы пытаясь их выбить, и порывы ветра охотно поддержали эту идею. Дождь — мерзкая пародия на звездопад, — решил Арсений. Физкультура сегодня в зале, — расстроился Антон. — Не думаю, что ты должен, — у учителя на щеках заиграли очаровательные ямочки, и Шастун залюбовался ими невольно. От подоконника повеяло холодом, из-за чего школьник сделал шаг в сторону и уперся задницей в острый краешек старой разрисованной парты. Учитель без лишних колебаний выудил из смятой пачки еще одну сигарету, задумчиво уставился в серое небо, после чего продолжил совершенно в другом ключе. — Я бы поверил в тебя, будь ты созвездием, но ты слишком далёк для одинокого космонавта. Боюсь, я не смогу разыскать твои звёзды в пределах Млечного Пути. — А? — Опять не слушал меня, Антош? — Слушал, просто я… Учитель спрыгнул с подоконника, не дав ему договорить, спрятал зажигалку в карман и, взлохматив светлые волосы школьника, попросил: — Не прогуливай уроки, Шастун, а то станешь таким же, как я, — он подмигнул мальчишке с присущим себе задором и скрылся за дверью лаборантской, закрывшись на щеколду. Будто от Антона спрятался. Мальчишке пришлось покинуть кабинет в смешанных чувствах. Позже он еще не раз мысленно возвращался к истокам этого странного разговора, но так и не смог понять, что пытался донести до него преподаватель. Их история оборвалась в унисон с последним звонком, прозвучавшим над головами выпускников. Антон успешно сдал экзамены, подал документы в высшее учебное заведение, и в его обновленном кругу знакомств просто не нашлось свободного места для Арсения Сергеевича. Месяцы, поделенные на двоих, остались всего лишь приятным воспоминанием, запрятанным в укромный уголок памяти. Самого учителя это, наверное, полностью устроило: он сам не искал встречи с любимым учеником, так внезапно повзрослевшим. Мужчина любезно позволил ему очень скоро забыть о себе. Оставшийся без скафандра космонавт задохнулся в считанные секунды. Антона впереди ждёт счастливая жизнь вместо безграничного космоса. Он непременно найдет свое место во Вселенной, покорит небывалые вершины, а его сердце обогреют нежные женские руки. Отголоски школьных лет напомнят о себе лет через двадцать: Антон банально столкнется с бывшим одноклассником в гипермаркете, когда будет выбирать сладкий подарок для своей подросшей дочки. И так, за непринужденным разговором длинною в пять минут, он услышит то, что заставит его сердце болезненно ёкнуть, пускай хотя бы на одну жалкую секунду. Антох, а помнишь того чудика, что астрономию у нас вёл? Так вот, он, оказывается, торчком был. Ну, по нему видно было. Говорят, скончался от передоза буквально через месяц после нашего выпуска. Охренеть, да? Я сам недавно узнал. Рожденный в космосе сгнил в земле, — подумает Антон с сожалением, попрощается со старым знакомым и больше никогда не вспомнит об этой встрече. Год смерти у вас красивый, Арсений Сергеевич. Рыбы. Гороскоп на 2020 год: Будьте готовы — 2020 год принесет вам много проблем на личном фронте. Виной характер самих крыс. Они все время пытаются подыскать кого-то получше и не хотят останавливаться на одном человеке. Именно в год Крысы такие намерения выйдут вам боком.* Вы обретете любовь, но не торопитесь к ней привязываться: в скором времени она вас покинет.