***
— Вот так встреча, Сокджин-хён. Зачем же ты пожаловал? Вальяжно восседающий на своём троне Намджун улыбается ему нахально и жутко одновременно, и Сокджин понимает: Джун знает. Знал тогда и знает сейчас. И десять лет назад, бросаясь резкими и грубыми словами на прощание, был единственным, кто понимал и предвидел такой исход. Говорят, что Люцифер — всеведущ, но эти люди, ангелы или демоны ошибаются. В Аду ничего не происходит без ведома Намджуна, и именно он является тем, кто доносит Правителю о мятежах и предательствах. Джину бы в пору засомневаться в своих силах, но в светящихся алым цветом глазах верховного демона, несмотря на напускной отстранённый и величественный вид, ясно отражаются скрытые в самой глубине проклятой души чувства, на которые когда-то давно Сокджин поклялся не отвечать взаимностью. Теперь же у него не остаётся выбора: чтобы защитить горячо любимого им Тэхёна, пошедшего против высшей власти, Киму придётся бороться с чужой обидой, бережно хранимой Намджуном под сердцем его злопамятностью. Настал тот день, когда Сокджин встретится со всей его ненавистью и гневом, и какая-то часть Кима счастлива, что существование в ожидании удара или подставы окончено. Собственно, как и вся его жизнь, потому что Тэхёна Джин больше никогда не увидит. Он чётко понимал это и в тот момент, когда давал своему возлюбленному клятву защитить их всеми возможными способами и когда издалека наблюдал за взмывающими ввысь неба фигурами. Сокджин смыкает веки за секунду до того, как накопившая в себе достаточно солёной жидкости слеза, наконец, срывается вниз по его лицу и, минуя попадание на одежду, разбивается о выложенный камнем пол. — Ты сможешь задержать Люцифера? — на горло оказывается неслабое давление ввиду сдерживаемого плача, и голос от этого заметно дрожит, выдавая Намджуну и состояние, и переживания Сокджина. Ким, ощущая неприятно слипшиеся от влаги между собой ресницы, всё же открывает глаза и, не страшась, поднимает взгляд на своего судью, перенёсшего весь вес со спины на опирающиеся о колени руки. Он вовсе не пытается Джуна разжалобить — это попросту невозможно, — только упорно сопротивляется бушующим в душе эмоциям, рвущим его самого на части. Тэхёна он больше не увидит. Эта мысль не даёт Сокджину покоя и пульсирует в его голове, совпадая ритмом с медленно бьющимся сердцем. И поэтому демон совершенно не замечает плавно скользящие по щекам слёзы, омывающие его некогда прекрасное лицо. В шаге от потери смысла своего существования Джин более не считает свою красоту значимой. — Могу, — выдыхает Намджун, пока с его лица спадает напускная дерзость и наглость, уступая место невозмутимой серьёзности, — но что я получу взамен? — Ким, опёршись ладонями о подлокотники, поднимается с трона и выпускает собственные дымчато-чёрные крылья, в который раз напоминая Сокджину о его несовершенстве, бывшем делом рук самого верховного демона. На потрескавшихся губах Джина появляется слабая улыбка — Намджун, поддаваясь своей влюблённости в него, пытается отпугнуть и оградить, несмотря на страстное желание овладеть. Прогоняет напоминанием, мол, «посмотри, чего я лишил тебя, так неужели ты всё ещё хочешь остаться?». Сокджин знает наверняка: здесь ему причинят боль в стократ сильнее, чем прежде, не единожды разобьют сердце и с презрением вытрут об него ноги. Но пока ему разрешено выбирать самостоятельно, он сделает это. Ради Чонгука, ради Тэхёна. Джин останется с Намджуном даже за малую помощь с его стороны. — Меня тебе будет достаточно? — бесцветно шепчет Ким в ответ и опускает голову, не в силах больше выдержать полный напряжения зрительный контакт. Слёзы волшебным образом высыхают, оставляя стягивающую кожу сухость, и Сокджин чувствует ровно ничего. Лишь пустоту и зияющую дыру в груди, где отныне не бьётся его сердце. Жизнь неторопливо утекает из него, а на замену ей приходит жалкое существование, вторящее заученное «Тэхёна он больше не увидит». И Джин с этим смиряется. — На колени, — Сокджин в то же мгновение исполняет отданный верховным демоном приказ и покорно опускается, не заботясь о воющей гордости. Скоро и её Намджун втопчет в грязь. — И всё это ради того, кто никогда не ценил тебя и не любил, — Намджун спускается с небольшой лестницы пьедестала, на котором и был расположен его трон, и с тяжелым вздохом останавливается возле стоящего на коленях Джина, — из-за неблагодарного предателя ты платишь своей свободой за такую малую услугу. — А что в ответ, Сокджин-хён? — на удивление надменный голос не пропитан ни злостью, ни раздражением — с такой стороны Намджун открывается ему впервые. Ледяные пальцы Кима крепко обхватывают его подбородок и резким движением запрокидывают голову, отчего где-то в не ожидавшей такой подставы шее раздаётся неприятный хруст. В горящих алым глазах отчётливо читается жалость, но Сокджина не может унизить это ещё сильней. — Как же отвратительна любовь. Посмотри, к чему она привела тебя, хён, — Намджун присаживается перед ним на корточки и почти нежно начинает поглаживать раздраженную слезами кожу щеки большим пальцем, остужая воспаление своим холодом. Тот ли это демон, навечно изуродовавший ему крыло почти век тому назад? Тот ли, что долгое время добивался его расположения и взаимности? Нет. Сокджин с таким Джуном не знаком. Ким не кричит о своих чувствах, не пытается им завладеть силой, не стремится разрушить или уничтожить — Намджун примиряется со своей судьбой, забирает его, разбитого и изломанного, и наносит чёткие удары, убивая внутри и волю, и желание, и любовь. — К вечному рабству, хён, — едва слышно произносит Джун, а на его запястье образовывается железный браслет, цепь от которого тянется к обессилено опущенным вдоль тела рукам Сокджина, — к демону, коего ты столь искренне ненавидишь — ко мне. В безмолвии слишком громко щёлкают оковы, смыкающиеся на запястьях Сокджина и лишающие его свободы, выбора и сопротивления. Настал его конец. Образованная связью цепь пропадает из виду, однако её тяжесть, которую Сокджину отныне придётся нести на себе, никуда не исчезает. — Мы повеселимся, хён. Сокджин мысленно кричит, когда Намджун к его губам неспешно примыкает в поцелуе, и машинально — уже почти заученно — повторяет: Тэхёна он больше не увидит.***
Тэхён прижимает ладонь к своей груди, чувствуя внутри слабую щемящую боль. Будто бы остаточное явление от чего-то, что давным-давно являлось важным. Хотя какое значение это имело теперь, когда он уже поставил подпись под своим смертным приговором? Все они сейчас рискуют ради единственного шанса Чонгука обрести свободу. Тэхён точно знает, что после предательства и нарушения приказа Владыки, его публично разорвут на клочья и уничтожат, доказывая подобной казнью власть и могущество. Поклявшегося задержать Люцифера любыми способами Сокджина наверняка ждёт такая же участь, а Чимину, нарушившему свои инструкции из-за желания возвратить Тэхёну долг, скорей всего увеличат наказание вдвое. Но Пака, очевидно, ещё одна «вечность» не страшит. — Хён, — Тэхён отрывает взгляд, бесцельно блуждающий по естественному узору мраморного пола, и переводит его на Чонгука, в волнении перебирающего собственные пальцы. Он словно бы находится не здесь, посреди роскошно украшенного лепниной и золотой отделкой зала с уходящими ввысь белоснежными колоннами по всему периметру округлого помещения и массивными двустворчатыми дверями, плотно закрытыми от вероломных вторжений. Тэхён и сам не понимает, каким образом они попали сюда: тут не существовало входа, лишь единственный выход для душ умерших людей — через Верховный Суд, перед коим Чонгук должен будет предстать. Им следует попрощаться. Ким натянуто улыбается, пытаясь таким незатейливым действом приободрить переживающего из-за своего будущего Чонгука. Все детали были обговорены по дороге, и, несмотря на явное нежелание Чонгука, Тэхёну удалось найти нужные аргументы в пользу предстоящего процесса. Люцифер, чтоб он был неладен, очень кстати высказал свои желания на взращиваемую с детства Тэхёном молодую демонскую особь. Чимин же, находящий только своё появление крайне своевременным, назвал это спорным моментом. Он со Жнецом обязательно обсудит это позже: лет так через шестьсот. Если, конечно, выживет. — Я не хочу оставлять тебя одного, Тэ-хён, — Ким в один шаг преодолевает разделяющее их расстояние и, обвивая талию Чонгука, крепко прижимает мальчишку к себе. Его дрожащий тихий голосок просто принуждает Тэхёна к объятьям, в которых Чон вот уже двадцать первый год своего существования в демонской ипостаси находит утешение. Он позволяет Гуку, поднявшемуся для удобства на носочки, обхватить трясущимися руками свою шею и уткнуться холодным носиком в ямку над своей ключицей в поисках необходимой ему поддержки и успокоения. Правая ладонь Тэхёна неспешно перемещается от поясницы и укладывается под лопаткой младшего — там, где может почувствовать, как его сердце загнанно бьётся меж рёбер. — Всё хорошо, Гук-а, — тихо шепчет Ким и охает от возникшего давления внутри, когда слышит — скорее, ощущает — первый приглушённый всхлип, — хён не останется один, — и ведь не лжёт. Люцифер не позволит ему долго существовать, но Чонгуку знать об этой незначительной детали совсем не обязательно. Такова его участь, однако о ней он подумает после того, как его подопечный окажется по ту сторону массивных дверей — в полной безопасности. — Ты должен войти с Чимином, а хён пойдёт следом за тобой, хорошо? — Тэхён благодарен Паку за отсутствие комментариев. Жнец наверняка знает: демоны не могут попасть в зал Суда — двери для них останутся закрытыми. Но об этом, опять же, не следует ведать Чонгуку, коего во благо было решено обмануть. В противном случае Чон ни за что не согласится оставить Тэхёна, а Ким не пересилит изолированную от своих эмоций любовь во второй раз и, ведомый эгоизмом, не допустит мальчишку до Суда. — Ты не оставишь меня, хён, — тихо лепечет Гук, и Тэхён соглашается, хотя интонация, с которой младший произнёс эти слова, была далека от вопросительной. Ким отстраняет от себя Чонгука и обхватывает его лицо ладонями, чуть наклоняясь, чтобы смотреть прямо в его водянистые глаза, по-прежнему прекрасные, несмотря на затаившуюся в глубине печаль, подавляющую всё остальное. Чон будто бы понимает истину, но не желает верить ей. — Я никогда не оставлю тебя, малыш, — и для пущей убедительности добавляет, — ты можешь мне доверять. — Я люблю тебя, хён, — Тэхён не знает, что гипнотизирует его сильнее: сами слова или губы, которыми они были произнесены. Мозг отказывается понимать их смысл и ценность, пока концентрирует всё внимание на приоткрытых устах и маленькой аккуратной родинке. Ким сходит с ума: абсолютная и оглушающая вакуумная тишина вокруг него нарушается лишь вдохами и выдохами Чонгука через рот, словно бы он выполнял какую-то энергозатратную работу. Отчасти это было правдой. Ведь сам Тэхён и при таких обстоятельствах не решился бы признаться в своих чувствах из-за страха быть Чоном отвергнутым. А потому он умирает от внутренних противоречий. Чонгука хочется крепко в объятьях сжимать и никогда от себя не отпускать, но Чимин, словно читая его мысли, резво поворачивается и награждает Кима тяжёлым суровым взглядом, что в совокупности с пугающими слепотой глазами возвращает его к реальности. И к угрозе уничтожения. На протяжении десяти лет он жаждал услышать эти проклятые слова, которые, несомненно, придали бы ему смелости для первого шага, но именно благодаря нерешительности Чонгука и неготовности Тэхёна — его сердце не было готово к возможному отказу — предложить начать отношения самому он может Чона теперь отпустить. Вот только не хочет. — Тэхён! — прикрикивает Чимин, сбрасывая громкостью голоса с Кима оцепенение и возвращая звуки на места. Тэхён вздрагивает и непроизвольно сжимает ладонями щеки младшего демона сильнее, после чего, будто опомнившись, наклоняется к Чону ближе и, в последний момент изменив свою траекторию, примыкает губами к его лбу в совершенно невинном долгом поцелуе, стараясь навечно — спорно, конечно — запечатлеть в памяти это мгновение. Он чувствует и вставший в горле сдавливающий ком, и спазмы в груди, ускоряющие сердцебиение, и слёзы, подкрадывающиеся к крепко зажмуренным им глазам. Это прощание. — И я люблю тебя, Гук-а, — первое, что шепчет — чтобы не выдать срывающийся от сдерживаемого горя голос — Тэхён, когда отстраняется, и через силу улыбается, внушая Чонгуку ложную уверенность, — давай же, иди, малыш. Хён сразу за тобой. Чон кивает и, без явного желания отпустив руку Тэхёна, которую схватил в порыве радости и счастья от чужого признания, нехотя подходит к ждущему заблудшую душу у закрытых дверей Чимину. При прикосновении Чонгука к Жнецу сложенные за его спиной крылья сияют и разлетаются на множество ярких искр, ненадолго ослепляя Тэхёна, державшегося поодаль, своим блеском. Ким возвращает себе способность нормально видеть именно в тот момент, когда Чонгук с лёгкостью толкает массивную дверь вперёд, и та покорно поддаётся, открывая вид на густой серый туман, не позволяющий разглядеть ничего конкретного в зале Суда. Очевидно, защита, придуманная специально для отвода глаз посторонних. Чонгук разворачивается вполоборота, и у Тэхёна замирает сердце при виде меркнущей улыбки на лице мальчишки, который, наконец, разоблачил его обман: Кима позади Гука не было. — Я буду ждать тебя там, хён, — даже с такого расстояния отчётливо слышно, как дрожит голос Чона, глаза которого наполняются слезами. И Тэхён, плотно сжав губы в подобии улыбки, уверенно кивает. Пусть так. Теперь они оба знают, что никогда больше друг друга не увидят, но их страдания станут недолгими. Чонгук очистит свою душу и забудет о своей прежней жизни, а Тэхён совсем скоро… будет мёртв. Двери зала, в коем восседает Верховный Суд, закрываются, и Ким остаётся совсем один.***
Тэхён теряется во времени. Сколько прошло с тех пор, как Чонгук вошёл в те двери, о которые сейчас опирается спиной Ким, бесцельно блуждая взглядом по помещению, давно переставшему раздражать своим извечным светом? Он даже успел найти смысл в тех четырёх скульптурах, возведённых на постаменты. Каждая из статуй символизировала дальнейшую судьбу предстающих перед Судом душ: ангел, демон, жнец и человек. Тэхён свято верит, что пребывание в Аду никак не сказалось на Чонгуке, и его мальчик переродился либо прекрасным ангелом, либо простым смертным человеком. В обоих случаях у Тэхёна всё ещё оставалась малая вероятность увидеть его: встретить после долгих поисков на Земле или оказаться по разные стороны во время сражения светлых и тёмных созданий. И знай Тэхён, что в ближайшую пару часов его не настигнет верная смерть, давно бы отправился за Чонгуком. Но он нутром чует — его кончина вот-вот явится сюда. На губах появляется усмешка при мыслях о том, насколько обескуражен Люцифер, не ожидавший подставы от своего верного последователя. Любовь толкает на совершение необдуманных и глупых поступков, но о своём Тэхён не посмеет пожалеть. Возможно, этим ему даже удалось смыть со своей души парочку грехов, наличие которых более не имеет значения — Владыка Ада уничтожит его раз и навсегда. — Ему вынесли приговор. Тэхён вздрагивает от незнакомого голоса совсем рядом и непроизвольно отъезжает в сторону, скользя пятой точкой по мраморному полу. Сверху вниз на него смотрит нечто, отдалённо напоминающее Жнеца. Вот только Тэхён не припоминает, что бы хоть у одного из них видел прежде настолько насыщенный цвет обычно тусклых волос, или румянец, выступающий на щеках, или отсутствие излишней худобы, отчего прислужники Смерти обычно напоминали ходячих скелетов с кожей, обтягивающей одни только кости. Единственное сходство с Чимином — в голове Тэхёна среди всех увиденных им за долгое существование Жнецов почему-то воспроизвёлся именно его образ — это слепые мутные глаза, но даже они в данном случае лучились чуждыми для их рода эмоциями. Ким не знает этого парня, но имя, вертящееся на его языке, готово соскочить в любую секунду. Хосок. Тэхёну хочется назвать его Хосоком. Жнец склоняет голову на бок, выдавая этим свой интерес, и внимательно разглядывает его — Киму почти не жутко от сканирующего взора пугающих глаз, поэтому его мозг, наконец, начинает обрабатывать полученную информацию. Ему вынесли приговор. Тэхён резво вскакивает с холодного мрамора и возвращает между собой и незнакомцем прежнюю дистанцию. По правде говоря, он надеялся на появление Чимина, но бывший возлюбленный, очевидно, расценил прощание Тэхёна с Чонгуком и по отношению к себе. — Ты был тем, кто спустился в Ад за Чимином, верно? Хосок? И ты… — Тэхён, — перебивает его взволнованную болтовню Жнец, — Чонгук забыл тебя. Ким так и застывает: с открытым ртом и полным надежды взглядом. Он продолжает дышать только потому, что организм его давно привык к этому физиологическому процессу, необходимому для живых людей, но абсолютно бесполезному для демонов. Лицо Хосока расплывается и смазывается — Тэхён не может сфокусироваться ни на чём, поскольку такая участь постигает абсолютно всё вокруг, пока в глазах его не темнеет, лишая не только возможности различать размытые образы, но и видеть в общем. Ким заваливается на бок, встречаясь плечом с каменным барельефом двери и, сползая по ней вниз, чудом хватается за круглую ручку в виде кольца, останавливая своё неизбежное падение ввиду резко ослабевших ног. В ушах набатом стучит сердце, отбивая причиняющее колющую боль «Чонгук забыл тебя» с каждым разом всё громче и мощнее. Тэхёна разрывает на части. И вовсе не под разрушающим влиянием Люцифера. Лишённый зрения, слуха и сил Ким с головой окунается в чувства — единственное, что у него осталось. Лишь благодаря разносящимся по телу импульсам, обжигающим своими вспышками, Тэхён понимает, что всё ещё жив. Чонгук забыл его. Не жив, а существует. Ким явственно ощущает прохладное прикосновение чужих пальцев к своей щеке, и это приносит странное облегчение и лёгкость. Неведомая сила толкает его в бок, а не поддающееся прежде дверное полотно с оглушающим грохотом открывается, и Тэхён, лишившись надёжной опоры, по инерции заваливается внутрь. Зрение резко возвращается то ли от смягчённого чем-то падения, то ли от неожиданности момента, и Ким в последние секунды — прежде, чем двери зала Суда закрываются за ним — успевает увидеть улыбающегося Хосока и разгневанное лицо Люцифера, явившегося за его душой. Створки захлопнувшейся массивной двери отделяют Тэхёна от смерти. — Долго же мне пришлось ждать тебя, Ким Тэхён. Густой туман дымчатого цвета расступается, словно под мощной ударной волной воздуха, и открывает… ничего? Ким, опираясь вытянутыми руками о пол, с трудом поднимается, шипя от боли в ранее встретившихся с полом коленях, и поворачивается для верности, но за своей спиной обнаруживает всё ту же пустоту. В своих мечтах он представлял помпезный зал с возвышенным пьедесталом, на котором за длинным столом расположился десяток судей, но никак не бесцветную неизвестность, где нет ни души, кроме его самого. — Твоё перерождение — результат моего упущения, — вновь начинает безымянный глубокий голос, а Тэхён поворачивается обратно, безуспешно пытаясь рассмотреть хоть что-то сквозь туман, — не трать время на мои поиски. Я есть всё, и я — единственный судья. — Почему я здесь? В ответ на его вопрос — продолжительный раскатистый смех. Очевидно, этот голос считает его заторможенность и невразумительность забавными, но Тэхён действительно не понимает. Почему двери пропустили его грязную проклятую душу, совершившую столько грехов в своём посмертии? Почему его ждали здесь? Почему его перерождение — ошибка? «А разве ты помнишь свой первый Суд?» — напоминает внутренний голос, после чего накрывает осознанием. Неужели… — Твоя душа попала ко мне впервые, — подтверждает судья, посерьёзнев. — Она была запятнана грехами и пропитана пороками, пока к тебе не прикоснулся Жнец. Разве ты не заметил, как исчезли твои крылья? Тэхёну не нужно поворачиваться, чтобы получить доказательство этих слов — спина не чувствует привычной тяжести и боли воспалённых ран. Его прекрасные в своём великолепии крылья стали платой за спасение от Люцифера, за возможность предстать перед Судом и получить иное посмертие. Ким благодарен им за все те нереальные ощущения, подаренные за этот долгий век, но эта тихая радость разбавляется толикой грусти — Тэхён будет по крыльям скучать. — Сейчас передо мной предстала душа не демона, а человека, при своей недолгой жизни помогавшего беднякам и спасавшего тех, кто попал в беду. Душа потерянная и заблудшая вот уже десять столетий. Так проживи же заново её так же достойно! Тэхёна в который раз за день ослепляет яркий белый свет, вынуждающий закрыть глаза ладонью в попытке защитить их от слепоты, и буквально выталкивает, обдувая резким порывом ветра, так, что Киму едва удаётся устоять. Откуда-то снизу слышится плеск воды, а после стопы обдаются приятной холодной прохладой. Тэхён на пробу шевелит пальцами на ногах и явственней ощущает обволакивающую влагу, после чего решается — отсутствие слепящего света сквозь плотно сомкнутые веки внушает ему доверие — приоткрыть глаза. Первое, что он видит, кристально чистая вода, сквозь толщу которой видно выложенное маленькими ровными камушками дно, достаточно устойчивое, по его мнению. И только потом его внимание привлекает мирное журчание небольшого водопада, находящегося в паре шагов от Тэхёна. Сквозь завораживающий поток воды, неторопливо стекающей вниз по резкому склону горы, отчётливо виден вход в глубокую, если судить по её темноте, пещеру. Очищение. По ту сторону водопада — спокойного, ежели сравнивать с теми, что за своё долгое посмертие успел увидеть Ким — его ждёт новая жизнь, наполненная… Тэхён с грустью улыбается — он не может знать наверняка. Возможно, что он не единожды неудачно влюбится или обретёт своё счастье раз и навсегда. Его судьбу невозможно предсказать, и он будет над ней не властен. А ещё Тэхён никогда не отыщет Чонгука: вовсе не потому, что простые смертные не видят ангелов или среди всех людей мира найти нужного человека практически невыполнимо — Ким забудет его. Точно так же, как это сделал и Чон. «Я буду ждать тебя там, хён». Тэхён должен его отпустить. Всего лишь встать под водопад, который снимет прежние барьеры с его памяти и позволит вспомнить о предыдущих жизнях, чтобы уже через мгновение установить новые границы, очищая сознание для нового перерождения. Ким смело делает несколько шагов, но замирает прямо перед самым вертикальным потоком воды, услышав знакомый звонкий голос. — Ты забудешь его и меня, — Тэхён в неверии поворачивается и неровно выдыхает, когда видит стоящего на берегу Чимина. Не того, кого встретил прежде в виде бесцветного и тусклого Жнеца, бывшего жалким отпечатком демона, в которого когда-то был влюблён, а того, каким запомнил Пака до его исчезновения три столетия назад. В Чимина будто бы заново вдохнули жизнь: его седые волосы вновь обрели свой тёмно-русый оттенок, бледность кожи и излишняя худоба безвозвратно исчезли, являя милые щёчки и пухлые алеющие губы на румяном лице. И лишь глаза его оставались по-прежнему мутными и слепыми, напоминая, что всё случившееся — не сон и не видение. — Возле Водопада Истины даже жалкие остатки погубленной души возвращаются к жизни, — поясняет Пак и улыбается ему так мягко и добродушно, что Тэхёна охватывает стыд. Почему за все свершенные грехи он заслужил перерождение, а Чимин — наказание? Если кто и правда достоин этого снисхождения, так только Пак. — Позволь подарить тебе последний подарок. Наконец, Тэхён видит ЕГО. Чонгук сияет чистотой и невинностью. И Ким готов поклясться, что прежде не видел ангела прекрасней. Его массивные крылья с белоснежным оперением в покое сложены за спиной — Тэхён радуется, что юноша отныне никогда не познает боли в расходящихся заново шрамах на спине при их высвобождении, ведь великолепные крылья ангелов даны им в качестве награды, а не кары за предательство. Его подбородок дрожит так сильно, что губам с трудом удаётся растянуться в подобии улыбки, но вкупе со скользящими по лицу слезами — Тэхён так сильно ненавидит сейчас эту сентиментальность, ведь Чонгук из-за этой влаги порой размывается, — должно быть, выглядит ужасно. Ким вновь старается запечатлеть в памяти его образ и каждую незначительную деталь, пусть и понимает прекрасно, что не убережёт воспоминания от очищения. Сердце замирает, когда внимательный взгляд останавливается на тёмно-карих глазах Гука, лучащихся растерянностью и недоумением. Тэхён бы сказал точнее: неузнаванием. Тот, кто признавался ему в любви совсем недавно, бесследно канул в лету. «Чонгук забыл тебя», — вторит голос Хосока в его голове. Отчаяние затапливает. Тэхён стоит к спадающему водному потоку настолько близко, что капли всё чаще попадают на его одежду или открытую её отсутствием кожу. Ему хочется попросить Чонгука улыбнуться, но Ким не может выдавить из себя хоть что-то многосложное — ему остаётся только в безмолвии смотреть на объект своей любви, беспощадно терзающей его сердце. Когда в его памяти начинают появляться картины из прошлого, Тэхён понимает — время пришло. Многие души с жадностью и неким фанатизмом предаются этому действу — в мгновение проживают свои предыдущие жизни, — а Ким охотно пропускает все воспоминания мимо себя и не черпает из них никаких эмоций и знаний. Всё, в чем он нуждается так сильно, стоит на берегу в нескольких метрах от него и наполняет его чувствами: от радости до грусти и тоски, от злости до восторга и желания, от счастья до звенящей пустоты, от боли до слепого обожания. — Присмотри за мной, Чонгук-а, — Тэхён не узнает собственного голоса, однако не обращает на изменение должного внимания, потому как после недолгих раздумий Чон, уверенно кивая, даёт обещание его душу оберегать и не покидать. И Киму становится легче от мысли, что праведный и добросовестный Чонгук, пусть и забывший его, останется с ним навсегда. Ангел, принадлежащий только ему. До тех пор, пока смерть Тэхёна или гибель Гука не разлучит их вновь. Тэхён ещё многое хочет своему Чонгуку сказать, но вместо этого делает шаг назад, целиком попадая под водный поток, который обрушивается на него со слабой силой и аккуратно обволакивает, медленно смывая горькие слёзы и дорогие сердцу воспоминания. Чимин, понимая без слов, кивает ему в ответ на неозвученную просьбу присматривать за молодым созданием света, и Тэхён, наконец, спокойно отдаётся неукротимой стихии, не сводя при этом взгляда с давно ставшего любимым лица, пока из его памяти не стирается всё, включая имя человека — ангела, — коему его сердце навечно отдано. «Я люблю тебя». Тэхён закрывает свои глаза.***
— Дорогой, скорей иди сюда. Наш малыш проснулся. Чонгук бесшумно взмахивает крыльями, когда вошедший в палату мужчина с бумажным стаканчиком, наполненным горячим дымящимся кофе, в руке бросает его, ни разу не отпив, в мусорное ведро и стремительно приближается к лежащей на больничной койке жене, прижимающей к своей груди маленький свёрток. Чон видит, как губы людей, склонившихся над младенцем, растягиваются в абсолютно идентичных улыбках, знаменующих счастье. — Добро пожаловать, Тэхён-а, — шепчет женщина и не удерживает в себе слёз, брызнувших из глаз, когда малыш охотно тянет ручку к прядям её длинных волос, давно выбившихся из низкого хвоста. Чонгук, ведомый любопытством, нависает над ребёнком, чтобы поближе рассмотреть его пухлое личико и, к своему удивлению, встречается с ним взглядами, ощущая такое знакомое, но давно забытое чувство. Появившаяся в груди тяжесть вынуждает его отпрянуть, дабы иметь возможность вдохнуть — совершенно чуждое ангелам желание, — однако Гука почти сразу передёргивает от установившегося расстояния, а неведомая сила притягивает его обратно к малышу. Этот ребёнок будет в полной безопасности. Чонгук невесомо проводит по его вздёрнутому носику пальцем и склоняется ниже, оставляя лёгкий поцелуй на лбу малыша. И пусть Тэхён никогда и не узнает о его существовании, Чонгук позаботится о том, чтобы на сей раз его душа осталась безгрешной.