***
На часах была половина десятого, но весь дом уже был оживлен. Казалось, каждый сегодня был чем-то взбудоражен: то ли вчерашним совместным вечером, то ли это было что-то личное, но ребята с самого утра пытались найти себе занятие. Вот, например, посмотрим на Куними. Акира метался по дому с лейкой (миленькой такой, оранжевенькой, с божьими коровками) в поисках цветов, которым он так не любил обычно уделять внимание. Посмотри сейчас на него человек, не знающий Куними лично, подумал бы, что он нервничает. Но за Куними давным-давно закрепился ярлык человека, который не умеет творить херню, ведь рассудительность — его второе имя. Так думала почти вся команда, за исключением Киндаичи и Ватари, которые проводили с ним достаточное количество времени, чтобы кое-что понимать. Поэтому сейчас они таскались за Акирой по пятам, пытаясь выведать, что же произошло и произошло ли вообще. Потому что «ну, а чо он такой странный с утра, никогда его таким не видели». Акира, в свою очередь, все-таки не вытерпев ту гору вопросов, которую сыпали на него его друзья, решил как-нибудь отделаться от них. Он медленно выпрямился и резко поставил лейку на столик, слегка расплескав воду. Собираясь с мыслями и, придав лицу раздражительности, брюнет обернулся. — Что? — недовольным тоном спросил он, приподнимая бровь. Киндаичи вытянул губы уточкой от такой интонации в голосе лучшего друга и хотел уже возмутиться, но потом вдруг удивленно похлопал глазами, будто до него что-то дошло. Ватари рядом вздохнул, не обращая никакого внимания на лицо Киндаичи. Он спросил: — Куними-чан, ты сегодня какой-то раздраженный, случилось чего? Акира, не меняя тона, ответил: — Вчера разговаривал с мамой. Она сказала, что приедет позже, чем планировалось. Расстроился немного, вот и все. И это было правдой. Отчасти. — О-о, — понимающе протянул Ватари. — Надеюсь с ней все будет хорошо. — Да, я тоже, — безучастно ответил Куними. Синдзи похлопал его по плечу, пытаясь поддержать, и решил оставить Акиру одного, чтобы тот мог остаться наедине со своими мыслями и чувствами. Ватари попытался утянуть за собой и Ютаро, но тот все-таки остался, мол, обсудить кое-что нужно. Акира напрягся и снова повернулся к цветку. «Фикус… — Куними сморщился. — Какой все-таки стремный». — Куними, — послышалось сзади. — Давай начистоту, чувак. Что произошло? Акира медленно наклонил лейку. Прозрачные струи воды медленно стекали по оранжевому пластику, оставляя небольшие капли после себя. Внутри Куними волнение медленно, подобно водяным каплям, сползало по стенкам желудка. Струи обвивали его внутренности, сжимая изнутри в своих тисках. Все затмевала тягучая паника и непонимание. — Я не хочу это обсуждать, — Акира внимательно следил взглядом за скатывающимися по зеленым листьям крупными каплями. Они падали и разбивались о землю, впитываясь точно также, как и впитавшиеся в его сознания воспоминания, что мелькали в голове. Киндаичи обошел цветок и встал напротив Куними. Он скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на брюнета. — Ты ведь знаешь, что я не пойму, что ты скрываешь, если ты сам не скажешь, — Ютаро немного помолчал, но, не дождавшись ответа, все-таки продолжил. — Зачем говорить загадками, если ты все равно однажды напьешься и все мне расскажешь? Рука Акиры дрогнула и пара капель упали на прозрачную поверхность столика. Он крепко сжал рукоять лейки, обернулся и уставился на Киндаичи укоризненно. Затем резко с размаха поставил на тот же столик лейку, расплескав еще больше воды, и пошел вперед, утаскивая Киндаичи за руку за собой в комнату. Жалюзи у Куними все еще были закрыты и только тонкие полосы света отражением бегали по стенам. Киндаичи присел в кресло и молча ждал, пока Акира соберется с мыслями. Куними встал напротив него и взглядом прошелся по полароидам на стене. — Зачем ты уродуешь мои стены? — лениво протянул Куними, лежа на кровати с какой-то скучной книжкой в руках. — Маме нравятся эти обои. — Хей, это вообще-то наши совместные воспоминания! — возмутился Киндаичи, гвоздиком пытаясь прикрепить к стене фотографию. На ней они вдвоем, улыбающиеся и немного пьяные, на берегу какой-то реки. Фото чуть смазанное и на фоне заката, поэтому засвеченное солнцем, но красивое и в душе отдается родной теплотой. Акира сжал ладони в кулаки и выдохнул. — Это ты виноват.***
— I'm Miss Sugar Pink, — тихо напевал себе под нос Ойкава, оббегая задний двор третий раз. — I'm gonna be your bubblegum bitch. Ивайзуми старательно не обращал на него внимания, а Яхаба сдерживал смешки, но не позволял себе смеяться в открытую. Потом, наедине с собой, он, конечно, поржет. «Ойкава-сан иногда такой странный, не понимаю я его», — думал блондин. Погрузившись в свои мысли, Шигеру не заметил, что капитан остановился, и врезался в его спину. — Ауч! — Яхаба прижал руку к саднящему носу. Ойкава обернулся и посмотрел на него, прищурившись. Ивайзуми подошел к нему, с легкой улыбкой на губах. Он будто знал, что Тоору собирается делать. Ну, он и правда знал. «Ойкава-сан что, мысли мои прочитал? Мне извиниться также мысленно? Блин, ну что за бред!», — пронеслось в голове у Яхабы. — Яхаба-кун, расскажи-ка нам, с Ива-чаном, — Ойкава улыбнулся. — Что это у Кьетани с лицом? Он ведь с тобой живет. Шигеру вытянулся струной и скрестил руки за спиной, закусывая губу. «Вот об этом я и говорю. Точнее, думаю. Странный он, и что в его голове: непонятно. То какую-то дурацкую песню под нос поет, то, вдруг, такое спрашивает…». — То, что он таким уродливым родился, это не ко мне, это вопросы к природе, — попытался пошутить Шигеру. Ойкава хихикнул как-то не смешно и улыбнулся еще шире. — Яхаба-кун, ваши личные дела — это ваши личные дела до тех пор, пока они не касаются взаимоотношений в команде, — Ойкава наклонил голову вперед к Шигеру и убрал дурацкую улыбку с лица. — Ты же хочешь быть связующим в будущем, да? Яхаба сглотнул, медленно кивая. — Так вот, — продолжил Тоору, не мигающим взглядом смотря на Шигеру так близко, как еще никогда не был. — Для связующего очень важно найти подход к доигровщику. Поэтому, если вы не можете решить проблему, то попробуй найти к Кентаро другой подход. Он непростой человек, я знаю, но ты ведь умный, Яхаба-кун. Ойкава улыбнулся и отстранился. Шигеру слегка пробрало. — С-спасибо за совет, Ойкава-сан, — ответил Яхаба. — Я пойду? Тоору кивнул и Шигеру скорее скрылся. Ивайзуми рядом вздохнул и тыкнул Ойкаву в бок. — Это обязательно было? Тоору хмыкнул и посмотрел на Ивайзуми с легкой улыбкой на губах. — Мне нужно было подтолкнуть его на решение этой проблемы, не нам же в их личной жизни разбираться? — Тоору скрестил руки на груди. — Так он хотя бы задумается об этом. Да и Кьетани, может, поспокойнее станет. Кто знает, чем это обернется, а? Ивайзуми шутливо пихнул его в бок и спросил насмешливым тоном: — Это когда ты успел стать их мамочкой? Такой заботливый. Ойкава невозмутимо приподнял голову, задирая нос, и ответил, с важностью в голосе: — Я стал их мамочкой, когда надел футболку с первым номером, знаешь ли. Ивайзуми прыснул. — Ойкава, давай еще пару кружочков! — Ива-ча-ан, — проныл Ойкава. — Давай не бу-удем! Хаджиме проигнорировал нытье Тоору и побежал вперед, снова разминая эти свои красивые мышцы на руках, будто им было мало получаса бега. Ойкава вздохнул и поплелся за ним. Его ноги уже болели и бежать было откровенно лень, но, знаете, этот Ива-чан… Красивый он, короче.***
— Хей, Кьетани, ты чего такой мрачный? — Ватари медленно попивал молочный коктейль собственного приготовления, кстати, вкусный. — В смысле, более мрачный, чем обычно. Кьетани промолчал, вперив взгляд в комиксы. Там, видимо, происходило что-то поинтереснее, чем разговор с Ватари. — Ну эй! — Синдзи легонько пнул Кентаро по коленке. — Я вообще-то о тебе тут беспокоюсь. Кьетани вздохнул, и его глаза показались из-за комикса. Он раздраженно зыркнул на Синдзи. — Че тебе надо? Ватари потянулся вперед и рукой опустил журнал ниже, так, чтобы ему было видно скулу Кьетани. Он легонько ткнул в кровоподтек. — Что это? — без особого требования, но с интересом спросил Синдзи. Кьетани отпрянул от его пальцев и ответил резко: — Не твое дело. Синдзи лукаво улыбнулся. Другого он и не ожидал: Кьетани никогда ни с кем не откровенничает, так что, непонятно, что у него там на уме. «Или кто» Синдзи отвернулся и ухмыльнулся своим мыслям. Если Кьетани он вообще не знал и не мог понять, что им движет, как устроено его поведение и все такое, то Яхабу он знал хорошо. Наверное, даже слишком. Нервозность Шигеру видна, и то, что он пытается отвлечься разными способами от каких-то своих мыслей, тоже очень хорошо прослеживается. Вчера, например, Яхаба сел учить английский. Яхаба и английский, чтобы вы знали, параллельные прямые, лежащие в разных плоскостях. Шигеру в принципе не особо любил языки, считал это тягомотиной и скучищей, хоть Ойкава и пытался объяснить ему все преимущества знания иностранных языков, предлагал свои уроки за символическую плату (на всем заработать готов), но Шигеру всегда убегал от разговора об этом и вообще тему своих оценок поднимать не любил. Они у него были не ахти какие хорошие. Средненькие такие, хоть он и не глупый. Как сказать… Шигеру не любил учиться, когда ему говорили это делать. Так что, для него нынешняя система образования изначально была нерабочим инструментом. Так, короче. Яхаба что-то там скрывал и если сложить два плюс два, у них с Кьетани это «что-то» было общее. Ватари был удивительно любопытным и совал нос не то чтобы туда, куда его не просят. Он совал его везде, всегда и всюду, и просить было не нужно. Да-да, не самая лучшая черта характера, скажет кто-то. Но знаете, а кто же тогда будет разрешать конфликт? Кто поможет двум заблудшим душам, которые не могут найти друг друга в этой кромешной тьме? Конечно же тот, кто вовремя смог сунуться в личную жизнь этих двоих! Они сами разберутся, скажет кто-то. И что, многие из вас сами разбирались? Ну-ну, то-то я и вижу. Так думал Ватари, не знающий ничего о личном пространстве, и уже плотно решивший взяться за своих сверстников, которые все никак не могли выяснить отношения и без него точно никак не справились бы. По его мнению, конечно.***
Куними сидел на своей кровати, зарывшись пальцами в волосы. Он перебирал мягкие пряди, ногтями проводя по коже головы. Это прикосновение было еле весомым и вовсе не причиняло боль, но было неприятно. Острый кончик ногтя проходился по чувствительной коже, оставляя небольшой след, который исчезает через секунду. Куними словно вскрывал свою черепную коробку скальпелем, ногтем сдергивая старые болячки. Он нервничал. Он по многим поводам нервничал и бросался из крайности в крайность. Либо в ужасающую панику, которой делился только с собой и заточал внутри своего собственного сознания, либо был слишком спокойным, до равнодушия и безразличия ограничивал себя от чувств и эмоций. — Куними, успокойся, — Киндаичи держал в руках телефон, стоя перед другом. — Он просто напился. Это ничего значит, просто скучно мужику. Акира втянул носом воздух и проговорил тихо: — А если ему не все равно? Он бы не писал, если бы ему было положить, понимаешь? Ему, блин, двадцать шесть. В таком возрасте вообще ничего просто так не делают. — Откуда ты знаешь? — Киндаичи вздохнул и, присаживаясь рядом, положил ладонь на плечо Куними. — Говорю же, может скучно ему было или просто спросить решил, необязательно же это как-то связано. Он все-таки наш тренер, а ты тот, кто точно тренироваться самостоятельно не будет, вот он и хотел тебе нагоняй устроить. Ну, пьяный, правда… Да кто его знает, Куними! Забудь. — А если мне не все равно? — еще тише проговорил Куними и опустил руки на колени. Киндаичи непонятливо похлопал глазами. — В смысле? — В смысле, я… — Акира обрывает себя на полуслове и поднимает взгляд на Ютаро. В его глазах — осознание и отчаяние какое-то, которое Киндаичи узнать не может. — Не осуждай меня, прошу, — Куними поворачивается к нему всем телом и прижимает пальцы под сердцем. — Я чувствую что-то другое. Это сложно объяснить, но это отличается от тех чувств, что я испытывал к Катсуки, к Мике… К кому угодно. Это новое чувство. И оно невыносимое. — В детстве мама мне говорила, что так ощущается первая любовь. Куними не знал, рассмеяться ли ему или расплакаться.***
— Блять, Ватари, — ругается Кьетани, раздраженно убирая комикс в сторону и вперивая свой взгляд в надоедливого парня. — Может, ты отъебешься уже от меня? — Тогда, может, ты скажешь из-за чего вы с Яхабой так странно себя ведете? Такое ощущение, что вы вместе кого-то убили, и теперь параноите, боже мой, куда деваться, — Ватари цокнул. — Сейчас я реально кого-то убью. Угадай, кого? — Или, может, вы что-то не поделили? Ты нагрубил ему или сказал что-то про болезнь, я не знаю? — Ватари игнорировал выпады Кьетани и продолжал сыпать вопросами. — Это. Не. Твое. Дело, — отчеканил Кьетани. Послышался хлопок двери. Кто-то вошел в коридор. — О, или между вами искра пролетела и это у вас такой интересный конфетно-букетный период? — сказал Ватари, не придавая особого значения своим словам. Кентаро дернулся и сжал челюсть. Ватари настороженно приподнял брови, наблюдая за его реакцией. На губах парня медленно начала расползаться улыбка понимания. В гостиную влетел Яхаба, краснющий и запыхавшийся. Он хотел пройти на кухню, но застопорился, поймав атмосферу и два взгляда, устремленных на него: один злой, гремуче непонятный, а другой озорной и по-противному знакомый. Ватари с таким же взглядом отчаянных домохозяек смотрел. — Что-то случилось? — неловко спросил Шигеру, ощущая себя странно. В его голове обрывками всплыли слова Ойкавы: «Яхаба-кун, ваши личные дела — это ваши личные дела до тех пор, пока они не касаются взаимоотношений в команде». Яхаба глянул на хмурое, нет, на пиздецки злое лицо Кьетани. Да как к такому подход-то найдешь?! «Черт, он такой злой из-за меня», — пронеслось у него в голове. — Вы повздорили из-за чего-то? — поспешно добавил Яхаба. Ватари посмотрел на Кьетани. — Да вот, выяснял, кто же это смог побить нашего Свирепого Пса, — Синдзи кивнул на лицо Кьетани. — Твой подарочек, Яхаба-кун? Шигеру замер и судорожно придумывал отговорку. Благо, врать он умел. Годы тренировок. — Пол был мокрый, а он под ноги никогда не смотрит, — Яхаба скрестил руки на груди, придавая себе уверенности. — Вот и упал, а по пути о шкаф ударился. Никогда в своей жизни так много матов не слышал. Ватари подозрительно оглядел их обоих. — Пол вытирать надо было, — подыграл ему Кьетани. Ничего себе, догадался же. — А я и вытирал, но мне кое-кто мешал, — с упреком ответил Яхаба, глазами встречаясь со взглядом Кентаро. — Если бы ты не мельтешил своей тряпкой прямо перед моим лицом, все бы было в порядке, — продолжал спектакль Кьетани. Яхаба сморщил нос и решил не продолжать этот цирк, поэтому ушел на кухню. Кьетани, удовлетворенный собой, снова уткнулся в комиксы, а Ватари переваривал полученную информацию и выстраивал события в цепочки взаимоотношений, воображая себя семейным психологом.***
К обеду все выбрались из комнат в ожидании накрытого стола, как это обычно бывало. Но, оказывается, о готовке никто так и не побеспокоился. Ханамаки и Матсукава не занимались ничем полезным. Куними и Киндаичи все это время просидели в комнате, обсуждая всякую чепуху и отвлекаясь от самых стремных и неутешительных мыслей. Ойкава и Ивайзуми занимались учебой. Ну, как учебой. Ивайзуми учился, а Ойкава пялился на него почти скрытно. Ивайзуми пялился в ответ, совсем не скрытно, но Ойкава просто тупой. Яхаба сидел в своей комнате и читал что-то по мифологии, потом занимался английским, учил танец новой попсовой группы, делал растяжку под Ариану Гранде. Знаете, все эти его непонятные штучки. Он так отвлекается. На моменте, когда Яхаба пытался вытянуть фальцет, зашел Кьетани, ничего не понял и сразу вышел. Ватари играл в симс: накачал себе там модов всяких неприличных и хорошо проводил время. И вы не праве его осуждать. Сами знаете, кого он там создал. SOFI TUKKER — Feeling Good Ойкава подбоченивается и улыбку тянет до ушей. Его прокол — капитан должен был позаботиться о своей команде, а он все это время провел за разглядыванием Ивайзуми с разных ракурсов. Может, ему правда стоит поболтать с Дайчи из Карасуно об ответственности и всяком таком? Бр-р, нет уж, увольте. — Ладно, моя ошибка, ребята, — Тоору оглядывает всех и берет нож в руки. — Что ж, чего хотите? Ивайзуми кидает в него фартук с песиками и достает из шкафа какие-то крупы. Ханамаки рядом тянется к своим сосискам, но Матсукава отпинывает его от холодильника. — Какие сосиски, Маки?! Ты еще не наелся их, а?! — Ты зло-ой. Яхаба хихикает на фоне, но вдруг получает в руки скалку от Ойкавы. Медленно поднимает глаза в непонимании и встречается с улыбкой капитана. — Яхаба-кун, — протягивает ласково Тоору. — Вы с Кьетани-куном-Псом печете десерт. Идет? Ойкава улыбнулся еще шире. И Яхаба понял: идет не идет, а ему не отвертеться. — Хорошо, Ойкава-сан, — с досадой ответил Шигеру и оглянулся на Кьетани. «Он вообще скалку когда-нибудь в руках держал?» Кьетани хмуро стоял напротив холодильника и разглядывал его содержимое, совершенно не заботясь о том, что он пищит уже полминуты. Яхаба вздохнул и подошел к нему. Блондин рывком захлопнул дверь холодильника и припечатал скалку к груди Кьетани. Тот вздернул бровь в немом вопросе. Что-то между «какого хуя?» и «че бля?». Ну, примерная эмоциональная градация, которая может быть присуща Кьетани. — Задание Ойкавы-сана: приготовить десерт, вместе, — Шигеру, видя, что на Кентаро его слова особого эффекта не возымели, прибавил. — И Ивайзуми-сана тоже. Кьетани взял в руки скалку, повертел в руках, и направился к шкафам. Яхаба думал, что это будет одно из самых серьезных испытаний в его жизни.***
Матсукава и Ханамаки, как известно, на кухне были бесполезны, и только мешали, поэтому их отправили погулять где-нибудь между первым и вторым этажом, чтобы не переводили продукты. — Маки-и, — лениво протянул Матсукава, коленом упираясь в его бедро. — Давай проведем это время с пользой. Такахиро ухмыльнулся. — Ты имеешь виду не домашку, да? — в его глазах блеснул интерес. — Домашку будешь с Ойкавой делать, дурак, — тихо, но отчетливо проговорил Иссэй и прижался к чужой груди своей, чувствуя жар чужого тела, такого родного и податливого. Он мазнул губами по подбородку, едва касаясь тонких губ Такахиро, и оставил нежный поцелуй на шее. Ханамаки прижался спиной к подушке, отстраняясь. Он облизнул пересохшие губы и выдохнул, прижимая ладонь к груди парня и отталкивая его. — Матсун, — Ханамаки отвел взгляд от спутавшихся черных волос, удивительно мягких на ощупь. — Ты видел свой средний балл по математике вообще? Матсукава нахмурился и приблизился к чужому лицу, ставя свои длиннющие руки по бокам от Ханамаки. — Когда ты стал таким занудой? — Матсукава состроил обиженное лицо и надул губы, положив подбородок на грудь Ханамаки, и посмотрел на него снизу вверх. — У тебя козявка из носа торчит. Такахиро улыбнулся и зарылся пальцами в мягкие волосы Иссэя, расслабленно перебирая пряди в пальцах. — Просто… — Ханамаки хотел сказать что-то серьезное, но смутился. — Я не хочу, чтобы ты стал бомжом, вот и все. Понятно тебе? Иссэй улыбнулся мягко и уткнулся носом в живот Такахиро. Матсукава понимал о чем говорит Ханамаки. И он был прав.***
— Да прижми ты нормально эту пленку, у тебя что, рук нет?! — Яхаба нервничал и пытался оттолкнуть от кухонной тумбы Кьетани, но тот упрямо пытался замотать в пленку то нечто, которое они называли десертом. — Свали, я сам сделаю! У тебя руки из-! Яхаба обернулся на Ивайзуми, который кинул на него предостерегающий взгляд, но тут же схлопотал от Ойкавы. Хаджиме следил за курицей (да-да, это единственное, чем он мог помочь) и отвлекаться ему было совсем-совсем нельзя. — … из задницы у тебя руки, понял? — полушепотом закончил Шигеру и взял в руку венчик, пальцами крепко обхватывая холодный металл. Кьетани нахмурился и принялся с большим усердием выполнять свою задачу. Яхаба, окинув его взглядом, вдохнул через нос и отвернулся к миске с кремом, медленно опуская в нее венчик. Он медленно размешивал густую смесь, пытаясь успокоиться, и считал про себя. Вроде, помогало. — Тебя волнует моя задница? — послышалось также полушепотом в ответ. Казалось, никто не слышал их разговора. Только Ватари пытался убрать с лица глупую улыбку: но у него такое выражение лица было всегда. Кто знает, о чем он там думает? Яхаба обернулся в пол оборота и недовольно взглянул на Кьетани, который, с невозмутимым видом, все еще пытался поправить положение дел в этом месиве из теста. — Кентаро, ты можешь заткнуться и заняться делом уже? У тебя чувство стыда вообще отсутствует? — Абсолютно. — Я и не сомневался, — Яхаба поджал губы и отвернулся. Кьетани не мог так просто сдаться: он хотел заполучить внимание Шигеру. Поэтому, измазав руки в муке, он тыкнул пальцем в чужую щеку. Яхаба кинул взгляд на его руку и с недоумением отодвинулся. Кьетани придвинулся еще ближе и попытался тыкнуть еще раз, но тот снова отпрыгнул. Ойкава обернулся на них и усмехнулся. Яхаба выпячивался из-за тумбы, пытаясь уклониться от чужих прикосновений, и с негодованием пялился на Кьетани. Ну да, план надежный, как швейцарские часы. — Ты вообще не соображаешь или как?! — шипел Яхаба тихо, размахивая венчиком в креме. Пару капель прилетело Куними на волосы, пара — Яхабе на лицо и несколько расплескались по тумбе. Их разговор заглушался музыкой на фоне и болтовней Ватари с Киндаичи. — Или как, — хмыкнул Кьетани и пальцем потянулся к капле крема на щеке Шигеру. Тот решил не отстраняться и посмотрел в глаза напротив, вздернув подбородок. Кентаро попробовал крем на вкус, быстрым движением слизывая его с пальца. — Неплохо. «Самое мерзкое клише, которое я только видел», — подумал Яхаба, рукавом стирая с лица муку. Ему было странно. «Мне же не нравится. Что за поведение? Что за идиотизм? Этот придурок ломает мой мозг», — думал Шигеру. Ойкава облокотился о бар, наблюдая за этой сценой, и бросил взгляд на Ивайзуми. «А что, если? Да не. Точно огребу», — подумал Тоору и потянулся к венчику, который оставил Яхаба, отвлеченный новым спором с Кьетани. «Ну, точно огребу», — подумал Тоору, подходя к Ивайзуми и чувствуя, как крем скатывается по металлическим спицам и скапливается в пальцах. Иногда, когда вы идете по высокому мосту или стоите возле берега реки, ваш мозг, возможно, непроизвольно задает множество вопросов. А что будет, если упасть? А что, если уронить телефон? А что, если… И так постоянно. Навязчивые мысли наслаивается одна на другую и раздражают, потому что каждая из них выходит за границы общественного понимания, и, если ты последуешь одной из них, то ты умалишенный, ненормальный фрик. Но Тоору Ойкава постоянно переживает этот шквал навязчивых мыслей. Он сидит рядом с объектом своего обожания, думает о его руках, ногах, губах, скулах, шее, господи… Тяжело ему. Он умалишенный, ненормальный, фрик. «Это безнадежно ужасная навязчивая мысль», — подумал Тоору, взмахивая венчиком в попытке обрызгать Ивайзуми кремом. Белые капли разлетелись вокруг, окропляя только что вытащенную из духовки курицу, шкаф, волосы и лицо Ойкавы. Ивайзуми обернулся. На нем — ничего. «Ну, точно огребу», — подумал Ойкава, растягивая губы в виноватой лыбе. Яхаба обернулся, приподнимая брови. Кьетани, воспользовавшись моментом, все-таки оставил белый след на бедре Шигеру, за что получил тем самым злосчастным венчиком. Куними и Киндаичи думали, что они здесь совсем ни к месту. Ивайзуми, периодически отвешивая подзатыльники, полотенцем собирал крем с волос Ойкавы. Ватари не мог сдержать глупой улыбки. Шиппер. Что с него взять?***
Парни долго копались на кухне, поэтому закончили часам к четырем и, пообедав-поужинав, собрались в гостиной. — Что будем смотреть? — спросил Яхаба, уже удобно устроившийся в кресле, готовый ловить ртом поп-корн и осуждать главных героев за их тупость. Ватари сел на диван, пристроившись рядом с Ханамаки и Матсукавой, которые собирались выбрать что-нибудь либо тупое, либо супер жуткое. Или какой-нибудь убогий арт-хаус. — Э-эй, ребята! Так не пойдет! — Ойкава нахмурился и сложил локоть на плечо стоящего рядом Ивайзуми. Тот в ответ скрестил руки и уклонился, приподнимая брови. Тоору соскользнул с чужого плеча и неловко покачнулся на месте, чуть не впечатавшись носом куда-нибудь в район груди Хаджиме. Ну, вообще, он и не против. — Что тебе не нравится, капита-ан? — со скептическим недовольством протянул в ответ Матсукава, уже нашедший глупенький хоррор и считавший, что ничего интереснее они не придумают. — Давайте поделаем что-нибудь интересненькое! — предложил Ойкава, усаживаясь на пол в позе лотоса и задорно улыбаясь. Ивайзуми сел немного поодаль, обнял руками подушку и прикрыл глаза. Он сегодня не выспался: думы всякие мучили. Ойкава посмотрел на своего друга и фыркнул: «Ну точно дед». Он улыбнулся своим мыслям и оглядел присутствующих, ожидая, что кто-нибудь за него придумает это «интересненькое». Парни лениво переглянулись. Ханамаки поджал под себя ногу и игриво стрельнул глазами в Матсукаву, который идею не уловил и взгляда этого не понял. — Давайте во что-нибудь поиграем? — поиграл брови Ханамаки, явно намекая на мафию. Видимо, ему понравилось быть ведущим и наблюдать за тем, как мучаются окружающие. Коварный человек. — Не-е, — не поддержал его Ватари. — Кто-нибудь здесь хочет напрягать мозг? Все отрицательно промычали, особенно выразительным показалось «ммм» Кьетани, которого явно не порадовала роль копа в прошлой игре. — Ну предлагайте сами тогда! — обиженно бросил Ханамаки, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку дивана. — Можно во что-то полегче поиграть: «правду или действие» там, «я никогда не…», — предложил до этого молчавший Киндаичи, чем удивил всех. Ведь есть же светлые мысли в этой голове! — Точно! — радостно поддержал его Ойкава, вскакивая со своего места. — Оке-ей, я за «правду или действие», кто что думает? — Я за «я никогда не…», — вдруг заговорил Кьетани. Матсукава и Ханамаки вскинулись и переглянулись между собой. — Это типа та игра, где пить надо? — спросил Матсукава. — Ага, — ответил Куними, как-то не особо желая принимать во всем этом участие. Он лежал на теплом ковре и листал мемы в телефоне. Какие-то «Правда или действие», «Я никогда не…» ему как-то не улыбались. А перспектива пить вообще не казалась удачной: он точно не хотел сболтнуть лишнего. — Это тема, — проговорили в унисон Матсукава и Ханамаки. Под всеобщее убеждение (если быть точным, убеждали Киндаичи, Матсукавы и Ханамаки), что пара бутылочек — не вредно, остальные согласились на «я никогда не…». Было ли это хорошим решением? Да кто знает.***
Selena Gomez — Come & Get It Как все поняли позже, понятие «пара бутылочек» довольно растяжимое. Видимо, по мнению Ханамаки и Матсукавы, жить нужно так, чтобы было стыдно просыпаться по утрам и Киндаичи этой философией был доволен. Куними его энтузиазма не разделял, но оставлять компанию взрослых парней наедине с алкоголем у себя дома он не собирался. Если серьезно, алкоголя было достаточно, и их ждало не простое «напиться», а такое неплохое «нахуяриться». У каждого уже была своя бутылка, выбранная абсолютно рандомным образом. Подобно русской рулетке: попалось что-то крепкое — готовься к сюрпризам, что-то легкое — можешь расслабиться. И это Куними еще промолчал, что бар его родителей вовсе не пустовал. В нем было много чего интересного, чем они с Киндаичи иногда пользовались и ничем хорошим это не заканчивалось. — Итак, быстренько объясню правила, — взял на себя роль ведущего Тоору. — Один из нас говорит «Я никогда не…» и действие. Например: «Я никогда не попадал мячом в голову своему асу». Ханамаки тихо хихикнул и глянул на Ивайзуми, который лукаво улыбнулся на эту реплику. — И если кто-то это делал, — продолжал Ойкава. — То он пьет и рассказывает нам, как это произошло. Итак, я попадал мячом в голову своему асу. Могу я выпить? — Не-ет! — осуждающе раздалось отовсюду. — Рано еще! — Ну ладно-ладно, тогда давайте я начну круг. Потом пойдем по часовой стрелке, — Тоору на пару секунд задумался, а потом продолжил. — Я никогда не ел шоколадное мороженное. Вся команда с недоверием уставилась на него, было еще и два осуждающих взгляда: они явно ожидали чего-то более интересного. — Что? — непонимающе приподнял брови Ойкава. — Это правда, — подтвердил Ивайзуми. — Ему не нравился цвет в детстве и он всегда плакал, когда ему приносили шоколадное мороженное. Всегда ел свой противный пломбир. — И ничего он не противный! Вот шоколадное твое противное! Ивайзуми усмехнулся в ответ и сделал глоток из бутылки. Ему попалось что-то легкое, даже, похоже, с каким-то ягодным вкусом. Ойкава кидал завидки. У самого-то что-то противное было. Да вообще все это противное было. Как это пить можно? Ах, да. Надо бы рассказать об этом. Ойкава был из тех, кто не пил и пить не советовал. Так что то, что сейчас он делал исключение из правил — было удивительным событием для команды. Видимо, это скука на него так влияет. Все остальные, кроме Тоору, последовали примеру Ивайзуми. Некоторые поморщились, некоторые были довольны. Куними отпил совсем немного: хоть он и довольно много пьет для своего возраста, уносит его с полтычка. Он сам не замечает, как переходит из трезвого состояния в состояние несостояния. Киндаичи кинул на него взгляд, оценивая положение. Вроде все было нормально. — Так, дальше у нас Матсукава, — продолжил улыбающийся Ойкава. — Давай, жги! — Чего б такого сказать… — Мастукава провел в задумчивости надул губы уточкой. — М-м, я никогда не курил? Неожиданно к алкоголю потянулись Яхаба, Куними и Киндаичи. Кьетани остановил удивленный взгляд на худощавом светловолосом пацане, с оленьими глазами и прической а-ля «мальчик из деревнской церквушки». Он насмешливо выгнул бровь, встречаясь взглядом с Яхабой, который жмурился от неприятного вкуса. Шигеру был точь-в-точь Ойкава — алкоголь ему был не по душе. Ну, может, пока. Курить ему вот норм было, а выпить — это, конечно, отвратительно и все такое. Кьетани улыбнулся сам себе. Сколько еще скрывалось странностей за этим лицом праведного послушного мальчика? Ойкава неодобрительно окинул взглядом их троих. — А сейчас что? Курите? — Нет, капитан, — ответил все трое. Правдиво или нет — кто знает. — Все просто: мне предложили — я попробовал, не понравилось, — объяснил Куними и Киндаичи кивнул. Вообще-то это он и предложил попробовать им вместе, но об этом, вообще-то, стоило молчать. Взгляды устремились к Яхабе. — Ну, — Шигеру отвел взгляд и провел ладонью по волосам. — В определенный момент мне было довольно тяжело и я решил попробовать. Говорили, мол, помогает справляться со стрессом или что-то такое. Я не могу сказать, что сейчас я вообще не курю, совсем-совсем иногда бывает. Ойкава вздохнул и убрал нахмуренное выражение с лица. Они все-таки пытались веселиться. Тоору потом поговорит с ним по этому поводу. — Ита-ак, теперь моя очередь, — протянул Ханамаки, думая, как бы исправить косяк Матсуна и сделать атмосферу более непринужденной. Он решил повысить градус игры. — Меня никогда не палили за просмотром порно. Ойкава приложил ладонь ко лбу. Матсукава потянулся к бутылке. Ханамаки удивленно вскинул бровь. — Реально? За порнухой спалили? — Ты тупой? Это был ты! Ах да. Ханамаки пытался спрятать улыбку и оглянулся на остальных. — Больше никого, что ли? — разочарованно протянул Ханамаки. Кьетани кинул выразительный взгляд на Яхабу и отпил приличный глоток. — О-о, — взбодрился Маки. — Расскажи, кто это был? Родители? Кьетани молча кивнул на Шигеру. — Оу, — неловко ответил Ханамаки. Расспрашивать дальше он не стал. Кажется, этот синяк на лице Кентаро был как-то связан с этим инцидентом. — Что ж, идем дальше! Так, игра текла в своем направлении, и, когда уже начали разбирать третью бутылок, Ватари, уже раскрасневшийся и немного пьяный, выпалил: — Я никогда не влюблялся в своего лучшего друга! К алкоголю потянулись две руки. Синдзи надеялся расколоть Яхабу и Кьетани, но те не двигались с места. Во-первых, они не были даже просто друзьями, не то чтобы лучшими. А во-вторых, они не были влюблены. Хотя, кто их знает… Вместо них выпили Матсукава и Ханамаки, уже пьяненькие и счастливые, открыто обнимающиеся, они даже и не поняли, что прямо здесь и сейчас открыли свои отношения команде. Ну, или, может быть, это было проявление чистой мужской дружбы. — Я люблю своего бро! Он же мой бро! — мужественно кричал Матсукава. — Ты любишь меня, бро? И я тебя, бро-о! — со слезами на глазах отвечал Ханамаки. В общем-то, никто так и не понял, они просто придуряются или реально встречаются. Эти двое, наверное, и сами не понимали. Ойкава и Ивайзуми сидели рядом, соприкасаясь коленями, и каждый из них не решался выпить. «Ну уж нет», — думал еще трезвый Ивайзуми. «Не-етушки», — говорил внутренний голос Ойкавы. Его мозг уже не говорил. Все-таки не пьющему Ойкаве даже две бутылки неплохо так били по голове. — Давайте дальше! — прокричал Тоору, уже заплетающимся языком. Ивайзуми кинул на него взгляд и аккуратно отнял из цепких пальцев почти допитую бутылку. — Ойкава, — спокойным тоном позвал его Хаджиме. — Тебе спать уже пора. Слишком много выпьешь — будет плохо наутро. Сам же знаешь. — Ты так считаешь, Ива-чан? — с наивно-детским выражением лица спросил Тоору и получив утвердительный кивок в ответ, он улыбнулся и поднялся. Но тут же пошатнулся, заставив Ивайзуми встать следом и придержать его. — Я отведу его и приду, — Хаджиме приобнял его за талию и повел наверх под умиленные взгляды Матсукавы и Ханамаки. — Ива-ча-ан, ты такой круто-ой, — бормотал себе под нос Ойкава, прижимаясь своей щекой к чужому плечу. Так, Ивайзуми не пришел ни через пять, ни через десять, ни через двадцать минут. А алкоголь уже почти кончился и если, например, Киндаичи был в состоянии размышлять и только начинал по-нормальному пьянеть, Куними уже был счастлив и готов творить всякую стыдную херню, о которой он точно пожалеет. Яхаба и Кьетани вообще куда-то скрылись, а Ханамаки и Матсукава были самыми старшими из всех присутствующих, поэтому ответственность не позволяла им вырубаться так быстро, и они держались. А Ватари, кажись, халтурил. Но потихоньку все равно пьянел. — Ну, давай, Матсун! — громко воскликнул Ханамаки. — Только давай че-нибудь нормальное, ну?! «Ну чего ж я такого не делал? Чтобы и не стыдно было, но и интересно, и чтобы никто из мелких не пил больше, а то они уже совсем никакие…», — размышлял заботливый Иссэй. И вдруг его осенило. — Я никогда не имел связей с людьми старше меня! — Что за тупо-ость, — недовольно протянул Ватари. — Здесь не то что бы с кем-то старше никто не имел связей, здесь в принципе… Ватари не успел договорить, его одернул Матсукава. Неожиданно для всех, уже допивающий четвертую бутылку Куними, снова сделал глоток. Киндаичи пытался остановить его, но было поздно. Куними прижал колени к груди и щекой прислонился к плечу Киндаичи. — Да тут так получилось, некрасиво как-то, — язык у Куними не заплетался и выглядел он трезвым, только щеки красные и движения вялые слишком, но то, что выдавало его с головой — это глаза. Несвойственно наполненные чувствами, мыслями. В его зрачках стеклом разбивались воспоминания и осколки насквозь вспарывали слизистую. Иначе и не объяснишь слезы в глазах. Он прокрутил в голове то, что собирался сказать, и хихикнул собственным мыслям. Это так ужасно. А вслух — еще хуже. Три пары глаз смотрели на него пораженно, не осуждающие, с вниманием и непониманием одновременно. Киндаичи прикрыл глаза, не соображая, что делать: дать другу возможность открыть правду друзьям или увести его подальше, чтобы отоспался и подумал об этом на трезвую голову? Но он ни за что не расскажет об этом трезвым. Никогда. — Ему пора спать, — сказал Ютаро. — Вы играйте, я отведу его пока. Киндаичи встал и потянул за собой Куними, но тот отнял свою руку и поднял взгляд на него, полный странной осознанности. — Я хочу сказать, — Акира сжал пальцы в замок и вновь опустил взгляд. — Вы, наверное, подумаете, что это нелепо и… Мерзко даже. Я и сам считаю свой поступок ужасным. Но, пожалуйста, не осуждайте меня? Я правда доверяю вам. Ханамаки потянулся вперед и положил руку ему на плечо. — Ты можешь сказать нам. Поверь, у каждого есть то, о чем бы говорить не хотелось, но мы ведь друзья, да? Все будет в порядке. Куними прикусил губу. — Я поцеловал тренера, — сказал Куними. — Но он меня сразу оттолкнул. И… Провел воспитательную беседу.***
Ойкава лучше всех знал, что, как и где у Ивайзуми. Когда они были детьми. У них все одно на двоих было: и размер одежды, и велосипеды трехколесные одной фирмы, и детские энциклопедии одинаковые. Сейчас им уже 18. У Ивайзуми появилась россыпь родинок на ребрах, а у Ойкавы вместо стремных брекетов теперь красивая белоснежная улыбка. Они изменились. Это естественно, да? Но Ойкава совсем не хочет взрослеть, меняться… Он любит своё детство. И все из-за него. Боже, Тоору не помнит, когда это началось. Но вот он, стоит у двери, восемнадцатилетняя мамина гордость, папина радость, не может перестать думать о прикосновениях лучшего друга. И хочется позвать назад, чтобы не уходил. Чтобы остался с ним. Но Ойкава трус. Он боится. Тоору закрыл дверь и сел на диван, взгляд расфокусировался сам по себе. Перед ним — окно. За ним ночные огни, едва виднеющиеся звезды и полная луна. У Ойкавы глаза наливаются прозрачным стеклом. Оно режет, колется. В глазах — красно, капилляры давно лопнули от недосыпа и постоянных мыслей-мыслей-мыслей. Руки стерты до мозолей о жесткую поверхность мяча и колени разбиты об волейбольную площадку, как и сердце о гранит чувств. Тоору говорит, мол, для команды это все, мы должны быть сплоченными. Болтает о дружбе, семье. А на самом деле ему так одиноко, до дикости пусто внутри. Хотя вокруг — и друзья, и фанатки, и семья, вроде. И вообще, кажется, время совсем не то, чтобы страдать. Вокруг пандемия, а ему вот — парня подавай, любовь всякую. Где это видано? Эгоист. Ойкава не знает, когда это началось. Он родился таким? Он стал таким? Ох, если бы он только знал. Но вот он. Режущий нити своих чувств прозрачным стеклом слез. Вот он, влюбленный в своего лучшего друга. Бесповоротно и как будто навсегда. От этого страшно. И все это для него одного. Чтобы чувствовать что-то, кроме глухо падающего сердца. Все это ради него одного, эгоистично желающего получить человека. — Ойкава? — Ивайзуми садится перед ним на корточки. Вернулся, почему-то. — Ну ты чего? Дурак, не надо было так много пить. — Ты такой красивый, — тихо шепчет Ойкава, перебивая Хаджиме. И сам своим словам пугается. Ивайзуми замирает, сжимая в пальцах обивку дивана. Он трезвый, как стекло, в отличие от Тоору, но он ничего, совсем ничего не понял. Это не шутка. Да? Нет. «Я***
Da Vosk Docta — Gentrify Яхаба закрыл дверь и спиной прижался к холодному дереву. Его шея покрылась мурашками, непонятно только: от прикосновения горячей кожи к холодному покрытию, или от ощущения тяжелого дыхания у самых губ. «Как они до этого докатились? Глупый вопрос. Они катились к этому все это время». Яхаба облизнул губы и поднял глаза. Напротив него — Кьетани. Весь раскрасневшийся и взъерошенный. Он плохо переносит алкоголь, потому что не пьет совсем. Яхаба же, наоборот, почти трезвый. Тоже красный, но от другого совсем. От дрожи в пальцах, от сердца быстро бьющегося, от мыслей в голове и своих желаний. Он тянет парня на себя и целует его развязно и неумело, так, что Кьетани совсем рассудок теряет: у него в голове и нет ничего больше, кроме голых чувств и эмоций. Его развезло — и это ключ к решению всех проблем. Завтра он сможет сказать, что был пьян и вообще ничего не помнит. И что чувства все его — обман и просто по-пьяни. Нет, конечно, он этого не скажет. Ни завтра. Ни через неделю. Ни через год. И чувства его — правда. Убогая правда. Но симпатия ли это? Любовь? Боже, нет. Кьетани удивительно послушный и Яхаба улыбается в поцелуй, языки переплетает и обнимает его за шею так по-девичьи и нежно, несвойственно ни ему, ни характеру их «отношений». Яхаба подается вперед и легко подталкивает Кьетани к кровати. Кентаро рваными шагами отходит назад и за собой Яхабу тянет, садясь на кровать. Шигеру охотно к нему идет и усаживается на чужие колени, пальцами обхватывая плечи. — Кентаро, это… Немного серьезнее, чем просто поцелуи, — Яхаба шепчет в губы напротив и смотрит в глаза Кьетани: чистые и честные, полностью обличающие своего владельца. — Ты же понимаешь? Ты пьян… Совсем-совсем пьян. Кентаро хмурится недовольно, даже по-детски чуть-чуть, и целует Яхабу в щеку смазанно, сжимая его талию в своих руках. Он подается своими бедрами вперед, прижимаясь к Шигеру ближе. — К черту это, — шепчет в ответ Кентаро и пальцами через футболку оглаживает выступающие ребра. Яхаба озорно улыбается. — Ты чертовски прав. Шигеру проводит языком по его шее и оставляет поцелуй, кусает кожу, медленно оттягивая ее. Яхаба чувствует, как от прикосновений тонких пальцев внутри тягуче разливается возбуждение. Он выдыхает шумно, кусая чужую ключицу и оставляя краснеющий след на коже. Кьетани ухмыляется и наконец стягивает футболку с чужого тела. Он отклоняется назад, чтобы рассмотреть его. Кьетани тысячу раз исподтишка пялился на Яхабу в раздевалке, но теперь он может сделать это вблизи. Его взгляд ползет по выделяющимся мышцам на руках, по розовым соскам, по выпирающим ребрам. Кьетани скользит рукой по чужой талии вверх и касается большим пальцем соска Шигеру, чуть надавливает на его. — Мх, это странно… — Яхаба краснеет еще больше, чувствует, как жар приливает к голове. Кьетани ухмыляется еще шире и приближается к груди парня. Он губами обхватывает затвердевший сосок и проводит по нему языком, смачивает слюной и целует, не касаясь его зубами. Яхаба вздрагивает и прикрывает лицо рукой, чувствуя, как учащается дыхание. Он хочет отстраниться, но Кьетани с хлюпающим звуком отрывается от его груди и прижимает к себе ближе, убирает руку от его лица и шепчет в губы: — Смотри на меня. Яхаба задыхается: он чувствует, как у него уже стоит, как в ушах набатом звучит чужой голос, как бьется сердце в грудной клетке. Он чувствует губы Кьетани и его прикосновения отдаются током по коже. Он чувствует, как дыхание сбивается. Кьетани подхватывает Яхабу под колени и аккуратно укладывает на кровать, а затем над ним нависает. В глаза выразительно смотрит и прижимается губами к груди, оставляет поцелуи, кусает кожу и спускается ниже. Он размашисто мажет языком по прессу и все также смотрит Яхабе в глаза бесстыдно. А тот кусает губы и тихо мычит, проводит пальцами по коротким волосам. Кьетани снова возвращается к губам Шигеру. Целует его и чувствует, как Яхаба в ответ кусается. Кентаро забирается рукой под резинку трусов парня, касаясь головки члена, и скользит пальцами ниже, обхватывая его в кольцо. Шигеру в ответ дергается и стонет в поцелуй тихо. Кьетани отстраняется и прижимается лбом к чужому лбу, опускает взгляд и вдруг произносит: — Хочу, чтобы ты делал это только со мной. Яхаба закусывает губы и подается вперед. Отвечает автоматически, не вдумываясь в смысл своих слов: — Только с тобой… Кьетани целует его снова: по-особенному, нежно и крепко.***
Куними заваливается в свою комнату, сшибая журнальный столик возле двери. С него падает пара книг и комиксов, и Куними проезжается по ним пяткой, почти падая. Киндаичи ловит его под руки и поднимает, тяжело вздыхая. — Ты дурак, а? Ты что сморозил вообще, сам-то понял? — Киндаичи усадил друга на кровать и сел рядом. — Дура-ак ты-ы. Куними ложится поперек кровати на спину и раскинул руки в стороны. Улыбается пьяно и хихикает, закусывая губу. — А что? Я же правда… Киндаичи больно хлопнул его по коленке и вышел из комнаты. Нет смысла разговаривать сейчас, когда они оба пьяные. Куними с опозданием ойкнул и издал непонятный звук, перекатываясь на бок. Его взгляд устремился в окно. На улице было темно: ни звезд, ни луны. Все небо мешалось в едино и свет фонарей гас в этой тьме, словно поглощающей все вокруг. Куними прижал ладонь к лицу. Его пальцы были ледяные как лед, а лицо невыносимо сильно горело. «Да кто, блять, знал, что все будет так?» Куними провел пальцами по щекам и шее, стирая невидимые прикосновения с кожи. Эти блядски невыносимые минуты неправильного он в своих воспоминаниями высек чужими горячими поцелуями. Он чувствует потребность в нем, в его руках на бедрах, пальцах на щеках…А как могло быть иначе?
«Я хочу чувствовать его». В мыслях мелькают обрывки фраз, его голос и тяжелое дыхание. Куними привстает на руках и тянется к телефону. Открывает последний диалог. Акира Зжравствуйт. 0:07 Акира Здравствуйте. 0:07 Акира недавно ав прислали мне сооьщение. 0:08 Акира Зачем? 0:12 Акира вы знаете, порядочнве тренеры так не поступают. 0:16 Акира Теперь. После вашего сооьшкния, я хочу вас 0:18 Акира Увидеть 0:27 Акира Фотография 0:28 Сообщение просмотрено. 0:30 Игнор. Здравствуй, Куними. 0:30 Мизогучи сжал в пальцах телефон, рассматривая фотографию, которую отправил Куними. Игнор Фотография 0:31 Акира Почему вы отпавили мне пиво???? 0:31 Игнор А ты почему отправил мне занавески? 0:32 Акира А вв чего не спите? 0:32 Игнор Потому что я взрослый человек, который может позволить себе лечь спать позже, чем обычно. 0:34 Акира а вчера что бвло 0:36 Акира Вы меня игнорируете. 0:37 Акира. Это неприфтяно. 0:38 Акира Понятно. Я больше не приду играть в влейбол. 0:39 Игнор Я отходил. 0:40 Акира За пивом, да? Опять пьхете? 0:40 Мизогучи вздохнул и отставил банку. Эта ночь обещала быть долгой.***
Киндаичи вернулся к компании и думал над тем, как избежать неловких вопросов. Со знанием дела, он направился на кухню и заглянул в бар, чуть не снеся рукой миску с фруктами. Она стоит здесь уже пять лет, но Ютаро никак не может запомнить ее местоположение и постоянно подвергает опасности. — Че тут у нас? — Киндаичи достает пару бутылок чего-то крепкого (дурачок) и с победоносным видом идет к ребятам. Как он будет объяснять пропажу — выясним потом. — Чего такие мины?! — старается оживить присутствующих Ютаро и ставит на стол две бутылки чего-то, а затем заговерщечески улыбается и подмигивает. — Это что? — непонятливо спрашивает Ватари, который совершенно в этом всем не разбирается. — Это, мой милый друг, портал в другую вселенную ярких красок и фантазий, — Киндаичи мягко подсел к нему, обнял за плечо и налил в стакан. — Только попробуй. С легкой руки Ютаро, напоены оказались все оставшиеся, но спать не спешили, и, казалось, не думали о том, чтобы прекращать. Мешали ли они кому-то? Да кто знает. Чем там вообще остальные занимаются? — Пацаны-ы, — протянул Ватари, обнимающий Матсукаву и Киндаичи, с довольной и умиротворенный лыбой на лице. — Я вас так люблю-ю, вы такая классная команда, не, вы афигеные друзья, вы поняли?! Нет, вы поняли, я вас спрашиваю?! А?! Из состояние любящего всех вокруг, Ватари легко переходил в режим «да ты думаешь я тебя, ска, не обыграю?! да я тя бля уничтожу!» и наоборот. Так, через пару минут он уже ластился к Ханамаки, который пытался дозвониться до кого-то в дискорде. — О, о! Ребята! Связь появилась! Он ответил! — вдруг заорал Маки. — Да кто ответил-то?! Кто там такой умный, отвечает?! Я не понял, ему втащить?! — снова перешел в режим агрессора Синдзи. На экране, тем временем, показалось сонное лицо Кагеямы, который не мог понять, в чем замес и причем здесь он. За его головой показалась еще одна макушка, какая-то знакомая. И Ханамаки уже поставил палец на кнопку скриншота. — О Боже, это десятый номер?! — вдруг заорал Киндаичи за спиной Ханамаки и вылупился во все глаза, пытаясь переваривать информацию. — Ты что?! Ты как?! Ты зачем?! — Я у себя дома, Лукоголовый, — хрипло ответил Хината. — А ты где? Киндаичи растерялся и неуверенно ответил: — А…я… У Куними дома… Шое продолжил: — А чего звонишь нам в час ночи? Киндаичи совсем растерялся: — Вам? — Нам, — утвердительно кивнул Кагеяма. — А? Кагеяма отключился. По кухне пронеслось понимающее «о-о-о», и обсуждать это ребята не стали. Решили лучше продолжать свои глупости. Ну, а что с них взять-то? — Давайте позвоним кому-нибудь из Шираторизавы! — вдруг предложил Матсукава. — Ушиваке! Этот скряга еще хуже нашего Ивайзуми, точно в восемь ложится! Звони-звони! Ханамаки поймал задорное настроение своего не то друга, не то бойфренда, и тыкнул на пустую аватарку Ушиджимы. Первое и последнее сообщение в их чате звучало так: «Передай Ойкаве, что он должен прийти в Шираторидзаву». Ханамаки не знал тогда: смеяться ему или обижаться из-за того, что ему ничего подобного не предлагали, но Ойкаве он все передал. Ответ был чересчур грубым, поэтому Ханамаки, как самый вежливый из самых невежливых решил не отвечать Ушиджиме. Ну вот, пора бы и ответить. Ушиджима берет трубку быстро. На экране он выглядит слегка помято, в игровых наушниках. Рядом с ним парочка энергетиков, на фоне плакатов целая куча и цветы стоят. Разные-разные, от кактуса до орхидеи. Странный контраст такой. — Приве-ет, — озадаченно протягивает Ханамаки и оглядывает такого непривычного Вакатоши. — Давай коротко, — бросает Ушивака, что-то активно печатая с озлобленным лицом. Кажись, кому-то что-то пытается доказать. — Да я так… — Маки хотел было попрощаться, не желая отвлекать Вакатоши от чего-то важного. Весь его запал как-то поутих от вида такого уставшего парня. Но, похоже, Ватари был другого мнения. — Э, слышь, поясни за Шираторизаву?! Че это вы там, себе круче всех возомнили?! — Пояснить? — вдруг заинтересованно переспросил Ушиджима. Ватари опрокинул в себе еще пару глотков. Он был готов.