***
Шигеру разлепил глаза и уставился в потолок, уложенный белой плиткой и освещенный лучами утреннего солнца. Или не утреннего… «Сколько времени?» Яхаба потянулся к тумбочке за телефоном, но с удивлением обнаружил там какие-то книги и электронные часы. 12:07 «А?» Блондин вновь уставился в потолок, стараясь собрать мысли в кучу. Он огляделся, поймал глазами Киндаичи и Куними, которые сидели перед телевизором и играли в какую-то новую игрушку. «Ага, комната Куними…» — наконец дошло до Яхабы. Он привстал на локтях и провел рукой по лицу. Дело было в том, что Куними, все-таки узнав, что Шигеру не спал всю ночь, а смотрел тупые ромкомы, закатал второгодку в одеяло и приказал спать в его комнате. Яхаба усмехнулся. «Акира и не показывает, но, оказывается, он ужасно заботливый человек. Наверное, тот, кто поможет в трудную минуту, даже если эти минуты выльются в часы». Яхаба не очень любил таких людей. Они слишком много дают и ничего не просят взамен. Он этого пока не понимал. Куними обернулся и снял наушники. — Доброе утро, — сказал Акира и отложил джойстик, на что Киндаичи победно присвистнул, укладывая персонажа Куними на лопатки. — Ты как? — Вроде нормально, — Яхаба зевнул. «Раньше я думал, что Куними на всех плевать с Токийской башни, но, чем больше времени мы проводим вместе, тем сильнее я убеждаюсь, что это не так», — невольно подумал блондин. Яхаба улыбнулся своим мыслям и глянул на Куними. Тот уперся подбородком в свое колено и о чем-то лениво спорил с Киндаичи. Тот, свою очередь, бесился и упорно доказывал свою правоту. «Они ведь со средней школы вместе. Такие разные…», — Шигеру подумал об этом и вспомнил об Ойкаве и Ивайзуми. «Обычно, когда людей с детства связывает близкая связь, они довольно похожи и имеют одинаковый взгляд на многие вещи. Ойкава-сан и Ивайзуми-сан знакомы очень давно, с самого детства. Но они такие разные… И их характеры, и привычки очень сильно отличаются. Наверное, это и называют: противоположности притягиваются?»***
Вы же знаете, что ТикТок оказывает губительное влияние на мозг? Так вот, эти Ханамаки и Матсукава настолько придурки, что оказывают губительное влияние на сам ТикТок. Ну, как тебе такой удар человечества, басурманская соц.сеть? Матсукава ставит телефон на импровизированную подставку из солонки и тарелки, и начинает запись. Ханамаки ехидно посмеивается, подбрасывая блин на сковороде, и подмигивает Матсукаве, который стоит наготове, в перчатках и маске. — Бро, ты готов? — Такахиро разворачивается к другу. — Всегда готов, — протягивает Иссэй и широко улыбается. На фоне играет какая-то песня Тэйлор Свифт, наверное, Ойкава включил. Ханамаки немного прицеливается и бросает блин Матсукаве. Тот хочет его поймать, взмахивает рукой, но промахивается, и блин летит на что-то. — Ауч! Кого-то. Матсукава оборачивается и видит, как по лицу Ойкавы скатывается тесто. Он снимает блин с покрасневших щек и носа. — Ну, вы дебилы, просто придурки, в японском языке даже слова нет, чтобы вас точно описать, — Тоору шмыгает носом. — Ой, смотрите, самый умный нашелся, — недовольно проговорил Матсукава. — Поди, и сам не сможешь так сделать? Ханамаки подхватил: — Ну давай, капитан! Покажи нам, как надо. Тоору хмыкает и поднимает глаза на друзей: — Вы думаете, что я поведусь на такую жалкую провокацию? Такахиро и Иссэй синхронно кивают. Ойкава подходит к шкафу и достает оттуда пластиковую тарелку. — Вы абсолютно правы, — быстро соглашается Тоору. — Сейчас я покажу, как надо, дилетанты. Ойкава отбивает бедное тесто тарелкой, с довольным видом наблюдая, как оно быстро и прямо летит к Иссэю. Матсукава принимает его «подачу» своей широкой ладонью (лопатой, честно) и направляет блин Ханамаки. Тот теряется, но принимает остатки блина сковородкой. — Юху-у! — кричат трое одновременно и дают друг другу пять. Ивайзуми стоит на лестнице, подбоченившись, и смотрит на своих ровесников, как на ясельную группу детского сада. Ойкава оборачивается и ловит его взгляд, улыбается и машет сковородой немного виновато. — Давно тут, Ива-чан? — Тоору хлопает глазами и склоняет голову вбок. Слышится смешок со стороны Матсукавы и Ханамаки. Ивайзуми спускается и забирает сковороду у «игроков», выкидывает то, что осталось от блина и отвешивает подзатыльник Ойкаве. — Дуракава, из нас двоих капитан — это ты! — Хаджиме достает полотенце из шкафа и кидает его Ойкаве, чтобы тот вытер остатки масла и теста с лица. — Ты должен следить за дисциплиной, а не поддерживать… Что это было вообще? Кухонный волейбол? Боже, я даже знать не хочу. Тоору ловит полотенце и проводит им по щеке, собирая тесто. — Возьми пример с капитана Карасуно: Савамура ответственный и обязательный, в отличие от тебя, — Ивайзуми закусывает губу. Это было лишним. Ойкава обиженно фыркает. — Но у меня же есть ты, Ива-чан ~ Ивайзуми вздыхает. Ойкава бросает взгляд за его спину. Матсукава и Ханамаки, чтобы избежать нравоучений Ивайзуми, уже давно сбежали в свою комнату. Заразы. — Я не всегда буду с тобой, Ойкава, — вдруг выдает Ивайзуми и смотрит в глаза по-серьезному, напрямую. Рука на щеке Ойкавы останавливается. — Ива-чан, ты же знаешь, да? Я поддерживаю тебя и твое решение, и помню, что нам придется разъехаться. Но мы ведь будем видеться, созваниваться и все такое, что делаю лучшие друзья, — Ойкава улыбается и прячет глаза. — Все будет нормально, не так уж и страшно. Я справлюсь, Ива-чан. Ивайзуми скользит взглядом по чужому лицу. Ойкава выдыхает шумно и касается своего запястья, пальцами проходясь по тонкому и еле видному шраму. Конечно, Тоору врет, и Ивайзуми это прекрасно знает. Нормально ничего не будет, и та зона комфортной неприкосновенности, счастья и беззаботности, которую он вокруг себя выстроил с помощью Ивайзуми, с треском обвалится. Ожидания окружающих, иллюзия идеальности в чужих глазах и мнимая корона на голове медленно растекаются по внутренностям тошнотой и отвращением к самому себе. Ойкава знает, что его всегда недостаточно. Его всегда будет мало. Его, рано или поздно, заменят. Ивайзуми резко хватает Ойкаву за запястье и сжимает крепко. «Я знаю, о чем ты думаешь», — пронеслось в голове у Ивайзуми. Хаджиме посмотрел на него снизу вверх и что-то хотел сказать, но не решился и замер по-глупому. Ойкава в ответ только смеется до невозможности фальшиво. — Я понял, Ива-чан, — Тоору аккуратно высвобождает руку. — Давай сменим тему. Как насчет обеда? «Дурак», — думает Ивайзуми. Кто именно — он пока не решил.***
Яхаба, в растянутой футболке и коротких шортах, вышел из комнаты и огляделся. Комната Куними располагалась близко к гостиной и кухне. Парень прислушался: в гостиной было тихо, значит, скорее всего, там никого нет. Растрепанный и еще не совсем отошедший ото сна, он направился на кухню. — О, Яхаба-кун, — замечает его Ойкава и улыбается приветливо. — Ты наконец-то проснулся! Яхаба улыбается в ответ, кивает Ивайзуми и заглядывает в шкаф в поисках хлопьев или чего-то такого, все-таки ему нужно позавтракать. Взгляд Шигеру натыкается на коробку мармелада, и он неосознанно тянется к нему, но одергивает себя. «Нормальная еда, помнишь?» Яхаба убирает сладкое подальше и берет с полки какую-то кашу быстрого приготовления, с клубникой вроде. Ну да, очень нормальная еда. «Гадость какая», — думает про себя Шигеру, но слушает голос разума и все-таки высыпает содержимое пакета в тарелку. Яхаба глазами ищет мед, потому что знает, что так будет вкуснее, и уже тянется к нему, как банку перехватывает чья-то рука. Шигеру оборачивается и видит перед собой Ойкаву. Тот улыбается так, как улыбаются добрые учителя, поймавшие ученика за списыванием или рисованием на парте: снисходительно, но с намеком. — Неа, — только выдает Тоору и убирает сладость подальше. Яхаба хмурится недовольно, уже хочет обидеться, но в глубине души понимает, что Ойкава прав: ему точно не нужно.***
Естественно, Яхаба был не прав, думая об Ивайзуми и Ойкаве, как о разных людях. Но мы не можем осуждать его. Так, наверное, думали все, кто младше третьегодок, потому что провели с ними не так много времени. На самом деле, у Ойкавы и Ивайзуми много общих интересов: им нравятся одни и те же фильмы, одни и те же книги, одна и та же музыка; они одинаково тренируются, и мнение у них тоже по многим вопросам одно на двоих. Они формировали все это вместе. Даже «Титаник» вместе смотрели не по прихоти Ойкавы, а потому что обоим хотелось. И разговаривают они о звездах оба увлеченно, перечисляют планеты и иногда залипают в телескоп, который у Ойкавы дома. Но с самого детства Ивайзуми специфически относится к жизни на других планетах. Он придерживался позиции подозрительности и доверялся только доказанным теориям, но не строил их сам, чем Ойкаву выбешивал. Тоору с детства мечтал о внеземной жизни, читал всякие книги, ничего не понимал и выбирал что-то типа поучительно-познавательных мультиков. Он выводил свое имя на песке по ночам, когда они с семьей ездили на море, а потом хвастался фотографиями того, какую большую он сделал букву. — Смотри-смотри! — восторженно тыкал в свой небольшой телефон Ойкава. — Правда ведь круто?! Ивайзуми закатил глаза и, с по-детски важным видом, ответил: — Ойкава, ты такой дурак. Как можно верить чему-то, что еще не доказали взрослые? У них ума побольше, чем у тебя, наверное! — Эй! У меня есть доказательство! — серьезно и отчетливо проговорил Ойкава. — А? — удивился Ивайзуми и с интересом посмотрел на друга. — Какие? Ойкава улыбнулся и, наконец, довольный тем, что его слушают, с уверенностью стал рассказывать: — Понимаешь, Ива-чан, я каждый вечер рисовал свое имя на песке перед тем, как уйти спать. И один раз, когда я утром проснулся и побежал к берегу, моего имени там уже не было! Ни единой буквы! Понимаешь?! Это знак! <i>Они увидели мое послание! Ойкава восторженно смотрел на Ивайзуми, который, казалось, не был впечатлен. — Прилив был, дурачина. Смыло водой твои буквы, — произнес Хаджиме и хмыкнул, подражая своим любимым «взрослым», на которых он так равнялся. Ойкава насупился и, не найдя, что сказать, только пнул Ивайзуми по коленке и скрылся. Тот, осознав произошедшее, пустился за ним вдогонку, но быстро потерял друга из виду. — Ну и беги! Я все равно потом тебе накостыляю! — крикнул Хаджиме и пошел обратно, в беседку, в которой они с Ойкавой всегда собирались. Ивайзуми просидел там до самого вечера, но Ойкава так и не вернулся. «Да где этот дурак?!» — подумал мальчик и пошел в сторону дома Ойкавы. Там он нашел его на заднем дворе. Тоору сидел возле песочницы, к Ивайзуми спиной, обнимая свои колени и медленно вычерчивая какие-то буквы на песке. Ивайзуми подошел ближе. — Эй, дур… — мальчик запнулся. — Ойкава! — Что? — тихо послышалось снизу и Ивайзуми обошел его, садясь на корточки и заглядывая в лицо друга. — Ты чего, плакал что ли? — спросил Ивайзуми и бухнулся в песок. Он посмотрел на надпись, которую так старательно выводил Ойкава. «Ива-чан + Ойкава + пришельцы = лучшие друзья» Ойкава торопливо стер рукой «пришельцы» и отвернулся. — Чего это ты? — удивленно спросил Ивайзуми. — Ты же в них не веришь, — пробурчал Ойкава в ответ. — Так почему меня не стер? — спросил Ивайзуми, снова выводя слово «пришельцы» между двумя плюсами. — А как без тебя? — искренне удивился Тоору. Ивайзуми поднял голову, посмотрел на друга и улыбнулся, пририсовывая двух человечков к надписи и проводя стрелочки к ним. У одной было написано «Ива-чан», а у другой «Ойкава». </i>***
Ханамаки опирается спиной о стену, чувствуя, как кожа соприкасается с холодом и покрывается мурашками. Он проводит пальцами по струнам, с нежностью оглаживая корпус старенькой гитары, обклеенный наклейками и изрисованный акрилом, который уже облупился в некоторых местах. Ногтем задевает подпись Ойкавы, которая сделана три года назад, проводит пальцами по подписям Ивайзуми и Кьетани, которые, почему-то, расположились очень близко. Ханамаки по-доброму насмешливо улыбается, очерчивая пальцем подпись Матсукавы. На самом краю рукой Ойкавы написано «Аоба Джосай». Прям как напечатано на их форме. Матсукава входит в комнату, пропуская внутрь лучи закатного солнца, которые они так любили вдвоем рассматривать вечерами на крышах заброшек. Только окна их комнаты выходили на восток, поэтому, когда нечего было делать, они торчали в гостиной: глядели на облака и вместе рисовали образы львов, котов, пальм из белых сгустков ваты на небе. — Эй, Маки, — Матсукава плюхается рядом и подбирает ноги под себя. — О чем задумался? — О цирке, — пробурчал Ханамаки. — Че? — Матсун скептически приподнял брови, но спрашивал он без интереса, потому что знал ответ. — Ты пришел — вот и ассоциация в голове появилась, — Такахиро довольно хмыкнул, явно гордясь своим ответом. Матсун только зевнул, мол, не впечатлен, и привалился плечом к плечу Маки, рукой задевая гриф гитары. — Сыграешь? — просит Матсун. — Давно же не бренчал, да? — Было бы неплохо, — улыбнулся в ответ Ханамаки. — Что хочешь послушать? — Трой Сиван? — произнес с улыбкой Иссэй. Будто Маки не догадывается, что Матсукава попросит именно Троя. Ханамаки взглянул на него, приподнимая брови и ухмыляясь. — Ты специально выбрал самый гейский вариант из всех возможных? — Ага, для тебя же стараюсь, — усмехнулся Матсун, разглядывая еле видимые веснушки под глазами Маки. — Ты помнишь слова? — Хочешь, чтобы я еще и спел? Я что, развлекать тебя должен? — пробурчал Маки больше для вида. Он провел пальцами по струнам, перебирая в голове аккорды. — А разве нет? — протянул в ответ Матсун, лениво кладя голову на чужое плечо. Troy Sivan — My! My! My! Раздался первый аккорд. — Сияй, бриллиант, — тихо протянул Ханамаки и прикрыл глаза, прижимаясь ухом к мягким волосам Иссэя. — Не заставляй меня ждать еще один день. Ханамаки пел тихо и медленно, растягивая слова. У него не было особого таланта, но слушать пение Маки всегда было приятно. Матсукава часто просил его петь, потому что это его расслабляло и поднимало настроение. А когда Иссэй был младше — Такахиро пел ему колыбельные на общих ночевках. Стыдоба-то какая. — Ведь страсть есть страсть, — подхватил Матсукава, совершенно не обладающий голосом, но очень любящий петь. Маки улыбнулся. — Мы оба это прекрасно знаем, — пропели они вместе, идеально сочетая голоса. — Давай перестанем бежать от любви. — Давай перестанем, милый, — уже громче запел Ханамаки, заряженный инициативой Матсукавы. Иссэй закрыл глаза и мягко прикоснулся губами к плечу Маки. — О дорогой, дорогой, дорогой, — с улыбкой на губах пел Такахиро. — Я умираю каждую ночь с тобой. — О, дорогой, дорогой, дорогой, — пропел Матсукава и снова открыл глаза. — Давай перестанем бежать от нашей любви. — Матсун, — тихо позвал его Маки, соскальзывая пальцами со струн. — Да? — Матсукава потянулся к инструменту и убрал его в сторону. — Ты хотел меня послушать или потрахаться, скажи честно? — насмешливо спросил Ханамаки и повернулся к Матсукаве, переплетая с ним пальцы. Иссэй сжал руку Такахиро в своей, нежно поглаживая кожу. — Я не виноват, что ты такой красивый, когда играешь, — с улыбкой произнес Иссэй и коснулся своим носом чужого, заглядывая в глаза напротив. — У тебя черных точек, кстати, дохуя. Помочь выдавить? Ханамаки в ответ зарылся пальцами в чужие волосы и поцеловал, оттягивая его нижнюю губу и больно кусая. — Фонял, фонял! — воспротивился Матсукава. — Нфе фелай тхак! Маки отстранился и усмехнулся. — Там закат красивый, пойдем? — А как же продолжение? — недоуменно протянул Матсукава. — Тебе не стыдно, а? — спросил Маки. — Лимит развлечений на сегодня исчерпан. Пошли смотреть на закат. — Ой, не говори с моей совестью, у меня ее нет. — Возьми телефон, хочу пофоткать, — сказал Такахиро, игнорируя последние слова Иссэя. — А чего не твой? — Он все еще в рисе, ты забыл? — c досадой протянул Маки. — Точно, — Иссэй усмехнулся. — Ты это, возьми гитару. Традиция же. — Да, было бы неплохо, — улыбнулся Ханамаки и мягко улыбнулся.***
В гостиной, тем временем, команда зависала перед телевизором, смотря «Друзей» и поедая огромное количество калорий в виде чипсов, поп-корна и других радостей диванной жизни. — Вы спортсмены вообще или кто? — громко спросил Матсукава, спускаясь с лестницы вслед за Маки. — Или кто, — бросил Яхаба, не оглядываясь на пришедших. Он вообще был обижен, так как вынужден был жевать яблоко, вместо своих любимых крабовых чипсов. — О-о-о, Маки! Ты привез свою старушку?! — встрепенулся Ойкава, увидев гитару в руках Такахиро. — Круто-круто-круто! — Ты кого старушкой назвал, а? — с усмешкой ответил Ханамаки, подходя к дивану. Куними и Киндаичи удивленно обернулись. — Ты играешь, Маки-сан? — спросил Киндаичи. — Да-а, — ответил за него Матсукава и похлопал Маки по плечу. — Он классно играет. — О! — подскочил Ойкава. — Куними-чан, а у тебя есть какой-нибудь маркер или что-нибудь такое, что не стирается? — Наверное, — Куними задумался и встал с кресла. — Сейчас посмотрю. Через пять минут Акира принес небольшую коробку с различными маркерами, лайнерами и карандашами. Пара удивленных глаз уставилась на него. — Я раньше вел ежедневник и рисовал там, чтобы разгрузиться, — прокомментировал Куними. — Помогало, кстати. Ойкава улыбнулся и взял перманентный маркер бирюзово-мятного цвета. — Маки, как думаешь, им возможно что-нибудь написать на этом покрытии? — Да тут от покрытия осталось одно название, так что думаю, что да, — ответил Ханамаки. Тоору кивнул и повернулся к первогодкам. — Дело в том, что каждый год, когда мы с ребятами куда-то едем или просто собираемся, то Маки всегда берет с собой гитару и мы уютненько сидим вместе, поем душевненькие или веселенькие песенки и хорошо проводим вместе время. Это традиция, — Ойкава протянул Куними маркер и облокотился корпусом о спинку дивана. — И каждый из нас оставил на этой гитаре свою подпись, а так как вы первогодки — теперь ваша очередь. Ойкава подмигнул им. — Ва-ау, — протянул Киндаичи. — Это классная традиция! Куними согласно кивнул, принял протянутую ему гитару и осторожно положил ее к себе на колени. Он немного подумал, а затем аккуратным почерком вывел простое «Куними». — У тебя красивый почерк, Куними-чан, — сказал Ивайзуми. — Теперь я! — Киндаичи взял из рук Куними маркер и подвинул к себе корпус гитары, сразу принимаясь выписывать «Киндаичи». Ютаро пририсовал парочку сердечек и звездочек, хотел добавить что-то еще, но так и не придумал, что. — Это очень мило, Киндаичи, — сказал Ойкава, садясь рядом с ним на диван и поворачиваясь к Маки, который уже устроился на ковре. — Маки-и, что играть будешь? — Что скажете, то и сыграю, — обыденно отозвался Ханамаки. Ойкава ухмыльнулся: — Вы знаете. — О нет, — послышалось со стороны Матсукавы. — О да, — ответил ему Ойкава. — Мы будем петь True friends. Куними удивленно приподнял брови: — Это из Ханны Монтаны? Ивайзуми, сидящий рядом с Ойкавой, подавил смешок. — Да, — гордо ответил Ойкава. — Текст все помнят? — Ты заставлял нас его учить, конечно мы его помним, — пробурчал Матсукава, усаживаясь рядом с Ханамаки и смотря на него печальным взглядом. — Что? — вопросительно глянул в ответ Такахиро. — Я люблю эту песню. — О боже, вы просто ужасны, — сказал Иссэй, но его слова были заглушены мелодией гитары. True Friend — Miley Cyrus Уходящий на кухню Синдзи влетел в комнату, пытаясь как можно быстрее переживать бутерброд. — Уфе нафалось? Бфин! — он умостился на кресле с Яхабой и приготовился петь. Ойкава довольно улыбнулся. Синдзи очень любил эту традицию. Почти как Ойкава. Ханамаки мягко улыбнулся, пальцами зажимая струны. Он взглянул на Ойкаву и подмигнул. — Мы подписываем все наши открытки и письма Л.Д.Н., — пропели они вместе. Ойкава пел красиво и с удовольствием, вкладывая в слова свой собственный смысл. — У тебя есть миллионы способов рассмешить меня. Ойкава посмотрел на Ивайзуми, встречаясь с ним взглядами. «Такой красивый», — подумали они оба. Ойкава облизнул пересохшие губы и вновь посмотрел на Ханамаки. — Ты заботишься обо мне, прикрываешь меня, — подхватил Синдзи, приобнимая Яхабу за плечи и побуждая петь. — Это так здорово, что ты рядом, — с небольшим опозданием смущенно пропел Яхаба. — Ты знаешь самые большие секреты, — вдруг запел Кьетани, который, оказывается, тоже смотрел Ханну Монтану. Открытие века, — И когда я замыкаюсь в себе, ты помогаешь мне открыться. Мне не хочется бунтовать. Яхаба раскрыл рот, но ничего не мог сказать. Он глубоко вдохнул и поджал губы. Кьетани смотрел прямо на него. И эти строки… Были направлены ему? Или ему лишь показалось? Или может он хочет, чтобы они были адресованы ему? — Ты — настоящий друг, — запели они вместе, с улыбками и искренностью в глазах, от которой невольно сжималось сердце, от одного взгляда на них. Молчали только Кьетани и Яхаба, уставившиеся друг на друга, будто они понимали все без слов. «Я ничего не понимаю», — думал Яхаба. «Он ничего не понимает», — вторил его мыслям Кьетани. Тоору кинул подушку в Кьетани. — Хей, не отлынивай! Даже Матсукава поет! Кьетани, не ожидая такого нападения, немного растерялся, но потом послушно продолжил: — Я так счастлив, что нашел верного друга, — Кьетани оторвал взгляд от Яхабы и уставился в окно. — Ты со мной до конца… — Истинные друзья пойдут на край света! — громко пел Матсукава. Он ужасно фальшивил, не попадал в ноты и звучал ужасно, но ему было все равно. Как и всем остальным. Ведь главное — это веселье. Киндаичи засмеялся, подхватывая песню. Он, наконец, загуглил текст. — И все снова в порядке. Ханамаки сыграл последний аккорд. — Ты — настоящий друг…— закончил Ойкава и вновь посмотрел на Ивайзуми. На его лице играла легкая улыбка, а по губам ползли блики заходящего солнца, в волосах прятались отблески оранжевого заката. Тоору хотелось прикоснуться к его щеке, шее, ладоням… Ойкава вздохнул. Сейчас ему было… свободно. Тоору любил петь под игру Ханамаки, потому что чувствовал, будто внутри расцветает что-то. Маки всегда играл красиво, погружаясь в каждый аккорд, в каждое движение пальцами. И от этой игры было просто хорошо и не хотелось ни о чем думать. Яхаба поднялся, как будто что-то вспомнив. — Эм, я скоро приду, надо кое-что сделать. Благо, никто не заметил его смятения из-за всеобщей расслабленности. Кроме одних очень наблюдательных глаз.***
Яхаба влетел в комнату и закрыл дверь. «Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, Кьетани, восемь! — Шигеру подбоченился и выдохнул. — Это не было совпадением, точно не было. Он не смотрит таким взглядом на мебель». Яхаба присел на кровать. «Значит, мы, вроде как, друзья? И я для него что-то значу? — думал Яхаба. — Все бы хорошо, но друзья не сосутся». Яхаба зарылся пальцами в волосы и закрыл глаза. В памяти всплыли шорох одежды, тихий стон Кьетани, его смех и ухмылка, прикосновение горячих пальцев к коже и ощущение его языка во рту. «Черт…». Яхаба вспоминает свои пальцы, впившиеся в мягкую обивку кресла, синяк, расползающийся у Кьетани по скуле, мурашки на затылке и возбуждение по позвоночнику. Его злость переросла в желание. Он хотел поцеловать Кьетани тогда. Он хотел коснуться его шеи, его волос, его щек. Он хотел этого. И это правда. — Я не гей, какого хрена? — вслух произнес Яхаба, морщась от своих же слов. — Как-то неубедительно, — послышалось сверху язвительно-насмешливым голосом. Яхаба вздрогнул и поднял взгляд. Кьетани стоял возле двери, облокачиваясь плечом о дверной косяк. Прямо как в тот раз. Даже в памяти отпечаталось. Яхаба вздохнул и отвел взгляд. Он явно не был настроен на разговор сейчас. Кьетани медленно подошел ближе и встал напротив него. — Чего? — спросил Яхаба. — Я видел, что ты ночью пытался уснуть в гостиной, — Кьетани скрестил руки на груди. — Почему не вернулся? Яхаба поднял глаза. — Чтобы что? Чтобы ты меня снова… — Яхаба запнулся. — Взбесил? Кьетани усмехнулся и присел перед ним на корточки с таким лицом, будто сейчас собирается рассказывать ребенку, как работает таблица умножения. И Яхаба был готов поспорить, что Кьетани не сможет умножить 6 на 8. — Ты бы не отвечал на… — Кьетани специально сделал паузу. — То, как я тебя бешу, и я бы тебя больше не бесил. А то, знаешь, я даже и не понял, что тебе что-то не нравится. Яхаба втянул носом воздух. «Этот… Придурок. Что мне ему сказать, если он, блин, прав?!» — Не делай так больше, — немного помолчав, серьезно произносит Шигеру. — А если мне нравится так делать? — с наигранной наивностью в голосе спросил Кьетани. — Ты сейчас ахуеешь, но ты — это не то, вокруг чего крутится вселенная, — вдруг резко ответил Шигеру. Он ощетинился и сжал зубы, все больше раздражаясь и прячась за своим панцирем отстраненности и злости. Кьетани, все также усмехаясь, ладонью коснулся колена Яхабы. Тот дернулся. Кьетани провел ладонью до середины чужого бедра, едва сжимая его. Яхаба почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Он вцепился рукой в чужую ладонь. — Убери руки, — сквозь зубы проговорил блондин. В нем закипала непонятная ему самому злость вперемешку с возбуждением. Кьетани перевернул ладонь, сжимая чужую руку. — Так лучше? — он поднес ее к своему лицу и нежно поцеловал. Яхаба вздрогнул. Это было приятно, неправильно, нездорово приятно. Шигеру почувствовал отвращение к себе, к своим мыслям и к своей реакции. Но он не хотел прекращать это. Кьетани поднял взгляд. И в нем было столько всего. От преданности до откровенной похоти, непонятной, жестокой, принуждающей и грубой нежности. Яхаба широко раскрыл глаза. Он чувствовал странную неправильность происходящего, будто перед ним был не Кьетани. Тот, вечно хмурый, раздраженный, поехавший Кьетани не мог так смотреть на него, целовать его руку и заставлять его испытывать столько чувств. Шигеру почувствовал, как его дыхание участилось и по затылку ползли мурашки, а в глазах стояли слезы. Он не понимал. Он не понимал ничего. Он не чувствовал ничего подобного ни разу в своей жизни. Кьетани будто раздевал его, снимая не одежду, а кожу. Он словно видел его насквозь, преодолевая бесчисленное количество выдуманных образов и пелену лжи. Яхаба сыпался перед ним, со своими убеждениями и нездоровыми желаниями; мраморной пылью по плечам оседала на паркет его гордость. — Хватит! — Яхаба выдернул свою руку из хватки Кьетани и встал, отходя от него. По щекам текли слезы, он задыхался в непонимании и отторжении происходящего. — Мне не нравится. Не нравится.***
— Ива-чан, а ты точно хочешь быть экономистом? — пробурчал Ойкава, распластавшись на диване и слушая тихую мелодию Ханамаки. — Это же так скучно-о. Ивайзуми улыбнулся с иронией и посмотрел на Ойкаву, как на самого глупого человека в этом мире. Иногда он ему таким и казался. — Зато прибыльно. — Ты тако-ой практичный! — Тоору вздохнул. — Хей, Матсукава! А ты что делать будешь? Иссэй не отклинулся. Он снимал в сторис играющего Ханамаки и считал это гораздо более важным делом. — На дизайнера учиться пойду, — бросает Матсукава, закончив снимать, и подсаживается ближе к Такахиро, показывая ему видео. — Правда? — удивляется Ойкава. — Я не знал, что ты увлекаешься чем-то таким. — Волейбол — это не единственное, что есть в нашей жизни, Ойкава, — усмехается Ханамаки. Тоору удивленно приподнимает брови и переводит взгляд на Ивайзуми. Тот не удивлен, потому что, кажется, знал об этом. «Я настолько отдалился от них?» Ойкава прикусил губу. Совсем не по-дружески. Даже не по-капитански. — А ты все-таки пойдешь в спорт? — спросил его Ханамаки. Тоору вздохнул. В детстве Ойкава бы сказал, что стал бы ученым и изучал космос, звезды, инопланетян и все такое, на крайний случай — подался бы в космонавты и ходил бы в крутом скафандре по луне. Но это было в детстве. Сейчас у Ойкавы из хобби — кактус на окне, родителям на работе помочь раз в две недели и учеба, чтобы не разочаровывать их же. А волейбол — уже почти работа и неотъемлемая часть его существования. По утрам у него тренировка на выносливость, по вечерам — пробежка, пять дней в неделю тренировки, посвященные волейболу, а в выходные Ойкава учит младшеклассников технике игры. Иногда Тоору забывает и о друзьях, и о возлюбленных, проводя выходные в спортзале. И единственный, кто может вытащить его из этого состояния забытья — это Ивайзуми. Тоору мог игнорировать всех: и Ханамаки, и Матсукаву, и милашку Акеми, но игнорировать Ивайзуми было невозможно. Во-первых, потому что он был ему даже роднее, чем волейбол, а во-вторых, потому что Ивайзуми никогда не ждал ответа — он просто всегда приходил за Ойкавой и получал его напрямую (ответ, в смысле). Хаджиме выволакивал уже не стоящего на ногах Тоору из спортзала и доводил до дома, читал ему вслух новости о его любимом волейболисте и обсуждал какие-то новые дурацкие игры, заваривал зеленый чай, который сам так не любил, искал документалки на вечер и помогал Ойкаве ощутить землю под ногами. Ощутить себя живым, а не одержимым. И правда была в том, что Ивайзуми Хаджиме и был его землей, которая дарила Тоору жизнь. Как бы по-дурацки это ни звучало. Ойкава провел ладонью по лицу и взглянул на Ивайзуми. Вот он, сидит перед ним, весь такой красивый, умный и добрый. У него впереди учеба, карьера, и Ойкава уверен, успешная, друзья, семья, дети, собака или кошка, там, что угодно. Все по-нормальному. И никакого Ойкавы Тоору. — Ойкава, — Ивайзуми щелкнул его по носу. — О чем ты думаешь? Мы вообще-то твое будущее обсуждаем. — А? — Тоору похлопал глазами, соображая, что происходит, а потом улыбнулся. — Ну и какое у меня будущее? Матсукава неаккуратно сел рядом с ним, закидывая свои ноги на ноги Ойкавы. С кухни слышалось чье-то приглушенное пение, наверное, Куними с Киндаичи готовили что-то. — Ой, да ты точно задерешь нос, если мы расскажем, — наигранно надул губы Матсукава. — Точно-точно! — поддакнул Такахиро. Ивайзуми выглянул из-за спины ребят и согласно кивнул. — Да не буду я! — Ойкава привстал и скрестил ноги на диване, готовясь слушать. — Давайте! — Ну-у, раз уж ты так хочешь… — протянул Ханамаки и взглянул на Ивайзуми с Матсукавой, как бы спрашивая их согласия. — Ладно уж, расскажем. — Мы думаем, что… — загадочно протянул Матсукава. — Через несколько лет, когда ты станешь успешным, — продолжил Ивайзуми. — Вы с Ивайзуми поженитесь, у вас будет три ребенка, собака и вы будете каждые выходные выезжать на семейные пикники, как вот эти парочки из ромкомов Яхабы! — закончил Ханамаки и дал пять Матсукавы, но схлопотал леща от Ивайзуми. — Эй, но это правда! Ойкава без тебя и шага ступить не сможет, ты вообще видел его? Ханамаки рассмеялся. Ойкава поджал губы. Он понимал, что Маки просто шутит. Но, черт. — Ойкава, не слушай их, я думаю, что ты будешь блестящим спортсменом, — Ивайзуми коснулся его плеча. — Одним из лучших связующих Японии, который сможет добиться небывалых высот благодаря своему усердию, таланту и вере в себя. — Эм, а еще, у тебя будет собака... или кошка, типа, ты же любишь животных? — Ивайзуми закусил губу. — Мне кажется, ты был бы отличным хозяином. Ойкава блеснул глазами, но тут же отмел эту мысль и рассмеялся. — Да чего вы такие серьезные! — Тоору улыбнулся и поднялся в дивана. — Я пойду, ребят. Мне еще математику делать. Ну, знаете, уроки, учеба, все такое, если вы понимаете, о чем я. — Да в курсе мы, что ты заучка! Иди уже! — ответил ему Ханамаки. — Делайте уроки, иначе вас никуда не возьму-ут! — протянул Ойкава и ушел. Ханамаки отвернулся от лестницы, по которой поднялся Ойкава, и посмотрел на Ивайзуми: — Ты так и не сказал ему? Ивайзуми отрицательно помотал головой и провел рукой по волосам. Матсукава вздохнул. — Это было странно, но если ты собираешься достучаться до Ойкавы какими-то тупыми намеками, то удачного вам брака в семьдесят лет, если доживёте, — Иссэй скрестил руки на груди. — Ивайзуми, вы вместе двадцать четыре часа в неделю, это просто превосходная возможность признаться наконец, — сказал Ханамаки. — Я знаю, — Хаджиме поджал губы и нахмурился. — Но я не могу… Понять, когда лучше это сделать. Я чувствую, что Ойкава испытывает что-то… Но это же Ойкава. Ивайзуми особенно выделил последнее слово. — Да ладно, чувак, ты читаешь его, как открытую книгу, — Ханамаки ободряюще похлопал Ивайзуми по плечу. — Все будет нормально. Ивайзуми улыбнулся в ответ. — Ладно, я тоже пойду, — Хаджиме поднялся. — Не буду вам мешать. Ханамаки и Матсукава переглянулись и дождались ухода Хаджиме, а затем совместно тяжко вздохнули. — Он тебе тоже написал? — взглянул на экран своего телефона Ханамаки. Он зашел в чаты. спасательная бригада лучшего капитана на свете 56 сообщений спаси и сохрани аса сейджо 1 сообщение — Пятьдесят шесть сообщений, — вскинул брови Матсукава. — Его впечатлила речь Ивайзуми. — Чувак, это голосовые, — Ханамаки кликнул на беседу с Ивайзуми. спаси и сохрани аса сейджо тот-самый-ас-сейджо ребят он кажется орет или визжит или что-то типа того 21:07 я не хаки я маки лмао он так реагирует на твою фразочку про собаку для него ж это идеал совместной жизни 21:12спасательная бригада лучшего капитана на свете
сын маминой подруги Голосовое сообщение 1:02 21:00 ААААААААААААААААААААААААААААААА 21:00 аааааааааааааааааааааааааааАААААААААААААААААА Голосовое сообщение 1:00 21:03 +61 сообщение матсун не рифмуется с сосун у тебя ивайзуми под дверью ХВАТИТ ОРАТЬ 21:12 сын маминой подруги он ГДЕ? 21:12 Со второго этажа послышались громкие звуки падения. — Либо Ойкава решил убиться, либо Ивайзуми решил скинуть его с лестницы, — со знанием дела прокомментировал Ханамаки. — Честно, я бы скинул, — ответил ему Матсукава. — И не говори.***
Ивайзуми приоткрыл дверь. Ойкава стоял посреди комнаты, растрепанный и раскрасневшийся, с телефоном в руках. — Все в порядке? — спросил Хаджиме, заходя в комнату. Ойкава вздрогнул от неожиданности. — Да? — неуверенно ответил Тоору, блокируя экран и убирая телефон в карман шорт. — Все нормально. «Я просто уронил свое достоинство, а так, все ок». — Слушай, Ойкава, — позвал его Хаджиме. — Не обращай внимание на Маки. Ты же знаешь, он шутит. — Да, конечно, я знаю, Ива-чан, — Ойкава подошел к нему и натянуто улыбнулся. — Не могу сказать, что меня это не напрягло, но я все понимаю. И… Спасибо тебе. — За что? — Ивайзуми сразу понял, о чем шла речь, но ему хотелось поговорить об этом. — За твои слова. Ивайзуми обернулся на Ойкаву. — Скажи честно: они придали тебе уверенности в себе? Тоору застопорился и неловко замолчал. Но, отмерев, все же ответил: — Ну, да, — Тоору почесал затылок. — Вроде. Нет. — Ойкава, — Ивайзуми нахмурился. — Эти слова не пустые, я действительно так думаю. Ты мне доверяешь? Тоору сжал руки за спиной. Было ощущение, что его отчитывали. — Да, Ива-чан. — Ойкава, ты действительно талантлив. Ты добьешься многого в своей жизни, и ты должен научиться объективно оценивать себя, — Хаджиме подошел ближе и положил руку на плечо Тоору, смотря ему прямо в глаза. — Без Ханамаки, Матсукавы и без меня. Ойкава опустил взгляд. — А как без тебя? Ивайзуми растерялся. — Как без тебя? — снова повторил Тоору. — Я не хочу без тебя. Ивайзуми сжал его плечо в своей ладони и вдруг притянул ближе, крепко обнимая. Он хотел поддержать его, передать то чувство безграничной уверенности, которую он чувствовал по отношению к нему. Тоору уткнулся в плечо Хаджиме, будто стараясь спрятаться от кого-то или чего-то. Ивайзуми чувствовал, как по позвоночнику расходятся мурашки и какие теплые у Ойкавы руки.***
Куними усмехнулся на шутку Киндаичи и облизнул шоколад с ложки. — Так, двести грамм сахара… — бурчал себе под нос Ютаро и что-то там измерял. — Это что, четыре сантиметра? Куними уже не удивлялся странным расчетам, которые делал в своей голове Киндаичи, главное — он все делал правильно и, что важно, самостоятельно, а Куними не приходилось париться насчет каких-то там пропорций и всяких таких штук, которые он не любил от слова совсем. — Я пойду проверю телефон, вдруг родители звонили, — сказал Куними и направился в свою комнату. 1 пропущенный от Мама «Блин, надеюсь, она не занята». Куними торопливо начал перезванивать. — Это Куними, слушаю, — сторого донеслось из трубки. — Мам. — Ох, малыш, — тут же сменила свой тон женщина. — Тебе пора прекратить так приветствовать людей, это слишком, — с улыбкой на губах проговорил Куними. — Может быть, ты и прав, — на другом конце трубке тоже хихикнули. — Привет, дорогой. Расскажи, как у тебя дела? Почему трубку не взял сразу? — Эм, ну, в общем-то неплохо. Не ответил, потому что был немного занят, извини… — Куними замялся. — Тут любимую вазу сестры разбили и пару тарелок из нового сервиза, а так… Убытков вроде нет. Мам, они правда нормальные. Женщина рассмеялась. — Я понимаю, Акира, все в порядке, — а затем помолчала и прибавила. — Но все-таки следи за порядком, а то вдруг я вернусь домой, а от дома уже ничего не останется. — Что значит вдруг? Ты разве не говорила, что вы с отцом скоро прилетаете? — настороженно спросил Куними. — Насчет этого, — женщина вздохнула. — Возникли определенные трудности. Но все хорошо, мы просто прилетим чуть-чуть попозже. Ты же не боишься оставаться один дома, правда? Куними фыркнул. — Мам, мне шестнадцать. — Ну, знаешь, мало ли, — усмехнулась женщина. — Малыш, мне пора бежать, давай созвонимся завтра днем? Точнее, когда у тебя будет день. Знаешь, эти часовые пояса… — Хорошо. До завтра, — быстро проговорил Куними. — Пока! Куними опустился на кровать, выдыхая. Его отец и мать застряли заграницей на отдыхе и не могли вернуться домой уже вторую неделю. Нет, Куними не волновался. Он безумно паниковал и скучал. Он ужасно любил свою семью, как и его семья ужасно любила его. Хотя, старшая сестра оставила дом на семерых парней и свалила к своим друзьям, посчитав Куними достаточно взрослым. Минус ваза — плюс к опыту, что сказать. Акира, погрузившийся в свои мысли, вздрогнул от звука нового уведомления. Он потянулся к телефону и, разблокировав экран, увидел новые сообщения. Игнорируй Здрасвтвувуй, Кмуини. 21:39 Игнорируй Куними*** 21:39 Игнорируй Здравствуй** 21:39