Если мы посмотрим на нашу жизнь, то увидим, что она наполнена разочарованием и болью. Это происходит потому, что мы пытаемся закрепить наши отношения с «миром снаружи», закрепив наш опыт каким-то конкретным способом. Проблема заключается в том, что «мир снаружи» постоянно меняется, все непостоянно, и невозможно установить постоянные отношения с чем-либо вообще. Если мы рассмотрим понятие непостоянства, то увидим, что оно всепроникающее, все отмечено непостоянством. Мы можем представить себе вечный принцип сознания или высшее «Я», но если мы внимательно изучим наше сознание, то увидим, что оно состоит из временных ментальных процессов и событий. Мы видим, что наше «высшее Я» в лучшем случае умозрительно и воображаемо. Из-за этого мы чувствуем беспокойство и тревогу даже в лучшие времена. Только когда мы полностью отказываемся от цепляния, мы чувствуем облегчение от неприятных ощущений.
***
Брайан стоял перед дверью студии Джастина. Он держал в руке ключ и в сотый раз раздумывал, воспользоваться им или нет. Было девять часов вечера. Джастина не было, наверное, он стоял у окна детской и смотрел на своих дочерей в последний раз, потому что завтра они уедут домой. Гас и Остин были в кино с Эмметом и Максом. Брайан позвонил Эммету, пока ехал домой, и спросил, не будут ли они с Максом возражать против того, чтобы взять мальчиков на вечер. Он понятия не имел, что произойдет, когда он поговорит с Джастином, и не хотел, чтобы Гас или Остин были рядом и слышали фейерверк, который, как он знал, был неизбежен. В конце концов он сдался, несмотря на свои моральные соображения по поводу вторжения в личную жизнь Джастина. Они всегда уважали пространство друг друга, никогда не толкались и не лезли, хотя возможности для этого всегда были. Это было то, о чем они никогда не говорили, а просто делали. Это также было одной из причин, почему они до сих пор вместе. Он вставил ключ в замок и повернул его, толкнув дверь. Он шагнул в комнату и закрыл за собой дверь, убирая ключ в карман. На первый взгляд ничего необычного. К одной стене были прислонены стопки пустых холстов разного размера. Два мольберта Джастина стояли у окна, а его рабочий стол, на котором размещались его большие работы, стоял в центре комнаты, прямо под световым люком, который установил Брайан. Здесь стоял обычный запах краски и скипидара, который Брайан всегда ассоциировал с Джастином и контролируемым беспорядком, который был частью его самого и этой комнаты в целом. Никто никогда не входил сюда без разрешения Джастина. Ни уборщица, ни даже Брайан, если уж на то пошло. Это был домен Джастина, часть его жизни, которой он делился только с определенными людьми, если и когда хотел. В остальное время это было личное святилище, где находились его разум и душа, место, куда он приходил, чтобы излить свои самые сокровенные мысли и чувства на чистые холсты, которые были проводником из его сердца в мир. Гас мог заходить сюда только тогда, когда Джастин давал ему разрешение. В любое другое время он оставался за дверью. Брайан чувствовал, что нарушает права Джастина самым глубоким образом, однако он оправдывал это, говоря себе, что его партнер в беде и нуждается в его помощи. И единственный способ помочь ему — это заглянуть в его сердце, если оно, конечно, все еще находится в этой комнате. И конечно, когда глаза Брайана приспособились к тусклому свету и он быстро осмотрел комнату, он наконец увидел то, что занимало Джастина последние четыре дня. Повсюду были предварительные наброски Саши и Сорины: углем, пастелью и маслом. Листы и листы бумаги висели на стене или были приклеены к мольбертам, изображая малышей на разных стадиях роста, от лежания в кроватках до сидения в саду, игры с мячами, стояния рядом с Дафной и Алексом, смеха на руках у Гаса, на руках у Брайана. Там было, наверное, не меньше сотни листов бумаги, не считая того, что хранилось в компьютере Джастина, где начиналось большинство его работ. Брайан продолжал ходить взад-вперед по комнате, впитывая каждый предмет, один красивее другого. Это были первые попытки, еще неровные края, но он видел потенциал и знал, что когда Джастин их закончит, они станут идеальными. Джастин воспроизвел девушек в мельчайших деталях по памяти; каждый вечер, проведенный у окна детской, позволял ему запечатлеть их в своем мозгу, чтобы потом, как только он вернется домой, он мог воспользоваться этим видением. Брайан был настолько поглощен увиденным, что не слышал, как открылась дверь, пока не услышал стук, когда Джастин захлопнул ее. — Как ты смеешь входить сюда без моего разрешения, — было первое, что услышал Брайан. Стоя спиной к Джастину, он плотно закрыл глаза и зажал переносицу, пытаясь решить, что делать. — Кажется, я только что задал тебе вопрос, Брайан. Брайан повернулся и посмотрел на Джастина. Он говорил таким голосом, тихим смертоносным голосом, лишенным всякого выражения; таким голосом, который Брайан слышал только дважды за все время их отношений. Первый раз — когда Джастин ушел от него, решив, что они хотят разных вещей от своих отношений. В тот год, когда он вернулся из Голливуда и узнал, что они с Брайаном вместе, но на разных волнах. Второй раз он услышал этот голос в тот вечер, когда Джастин решил переехать в Нью-Йорк и разорвать их помолвку. Оба случая повлекли за собой перемены в жизни, и сегодня, когда Брайан снова услышал этот голос, его сердце заныло, опасаясь самого худшего. — Мне жаль, — сказал Брайан. — Извинения — это чушь, Брайан, если использовать одно из твоих любимых выражений. — Действительно, — сказал Брайан, чувствуя, как грусть наползает на него, словно густой туман. — Я не хотел приходить сюда без твоего согласия. Я просто очень волновался за тебя и твое душевное состояние. — И ты нашел то, что искал? — Джастин вскочил, начиная шагать. Он остановился перед Брайаном и поднял на него глаза, пылающие гневом. — Ну? Вторжение в мою личную жизнь того стоило? Брайан отступил назад, потрясенный глубиной гнева Джастина. — Оглянись вокруг, Брайан, посмотри сам, на каком жалком, испорченном человеке ты женат, — Джастин медленно повернулся по большому кругу, указывая на каждый угол комнаты. — Разве ты не видишь своими глазами, что я совершил самую большую ошибку в своей жизни и ничего не могу с этим поделать? Брайан продолжал смотреть на Джастина, ничего не говоря в ответ на его тираду. Единственное, что заставило его сделать шаг вперед и попытаться заговорить, это то, что слезы Джастина текли по его лицу, а он даже не замечал этого. — Солнышко, — мягко сказал Брайан, придвигаясь еще ближе, протягивая руки, отчаянно желая обнять его. — Не подходи, Брайан. Я не могу этого сделать. Не сейчас, может быть, никогда. — Почему? Почему ты думаешь, что совершил ошибку? — Ты солгал мне! Это все хуйня, Брайан; я облажался. — Как я солгал? — спросил Брайан, совершенно растерявшись. — Ты сказал, что все будет хорошо. Что все наладится. Это не так, Брайан, это не хорошо. Джастин упал на колени и наклонился вперед, обхватив себя руками, срываясь и всхлипывая. — Ты не сказал мне, — сказал он, его голос был приглушен, а голова прижата к полу. — Ты не сказал мне, что я буду чувствовать. Брайан опустился на колени рядом с Джастином и обхватил его руками, крепко прижимая к себе. Брайан чувствовал, как его собственные слезы набирают силу, грозя вот-вот пролиться. Боль Джастина стала его болью, и это все поглощало, душило их обоих. — Скажи мне, что ты чувствуешь, — попросил он, надеясь на ответ, но на самом деле не ожидая его. Джастин сел и посмотрел на Брайана, его лицо исказилось от боли. Он закрыл глаза и прошептал: — Никто не говорил мне, что я буду любить их так. Ты никогда не говорил мне, что я буду хотеть обнять их и защитить от всего плохого, что может с ними случиться. Что я буду каждый день смотреть на их прекрасные лица и показывать им, как сильно их любят и заботятся о них. Моя любовь к ним настолько сильна, что она душит меня, и я едва могу перевести дыхание. Я не должен был любить их так, Брайан, так, как я люблю Гаса. Этого не должно было случиться. Брайан посмотрел на Джастина и почувствовал, как тиски сжимают его сердце. Он сказал: — Никто не говорил, что ты не будешь любить их, Джастин. Как ты можешь не любить? Я люблю их, а знаю всего четыре дня. Было бы хреново, если бы ты их не любил, — резонно заметил Брайан. — Но я не должен был, Брайан. Я знал, что они будут принадлежать Дафне и Алексу. Не тебе и не мне. Я твердил себе это последние девять месяцев. Я мог сделать это; я мог отойти в сторону и быть доброжелательным «крестным отцом», наблюдающим издалека и заботящимся о них так, как я заботился бы о любом другом друге или родственнике; быть альтруистом и благородным, жертвуя своими потребностями ради них, — он посмотрел на Брайана, его лицо блестело от слез, которые продолжали переполнять его невероятно голубые глаза. — Я никогда не ожидал, что буду любить их так сильно; я не думал, что это возможно — любить людей, которых ты даже не знаешь. Брайан потянулся к Джастину и приблизил его к себе, обхватив руками и прижавшись лицом к голове Джастина. — Я тоже не думал, что полюблю Гаса, — тихо сказал Брайан, его мысли внезапно оказались далеко, — Но когда я увидел его впервые, в ту ночь, когда мы с тобой встретились, и обнял его, я полюбил его мгновенно. Это напугало меня до смерти, Джастин, поэтому я пошел и накачался экстази. — И трахнул семнадцатилетнего, — добавил Джастин. — Да, и это тоже, — усмехнулся Брайан. — Без всякого предупреждения, в ту ночь я влюбился в двух людей, и я даже не представлял, что это когда-нибудь произойдет. Я думаю, это заложено природой, Джастин, любить и нуждаться в защите; большинство родителей инстинктивно чувствуют это. Я уверен, что даже у динозавров была потребность заботиться о своих детенышах, почему мы должны быть другими? Это не значит, что это легко или что это не самое страшное чувство. Я знаю, что мне потребовались месяцы, чтобы смириться с этим. — Ты когда-нибудь сожалел о своем решении? — спросил Джастин. — Отдать его, я имею в виду? Позволить Линдси и Мелани воспитывать его? — Я никогда не отказывался от него в своем сердце, Джастин. Никогда. Единственное, что я сделал, это доверил его людям, которые лучше справятся с его воспитанием. Я жалею только о том, что не принимал большего участия в его жизни, когда он был младше, но все изменилось благодаря тебе, — произнес Брайан, поглаживая лицо Джастина. — Узнают ли девочки о том, как сильно я переживаю, Брайан? Будут ли они думать, что я сошел с ума, раз отказался от них? — Джастин, ты их не отдашь. Почему ты так думаешь? Дафна и Алекс согласились, чтобы мы стали частью их жизни. Твои дочери узнают тебя так же хорошо, как и Гас. Они из первых рук узнают, какой ты удивительный человек, щедрый, добрый до безумия и самый настоящий друг, которого только можно иметь. Они будут знать и чувствовать это каждый раз, когда ты будешь смотреть на них, как это делаем мы с Гасом. — И это еще одна проблема, — вмешался Джастин, вытирая лицо рукавом и пытаясь взять себя в руки. — А как же Гас? Я обещал ему, Брайан. Я сидел там на кухне в Торонто и сказал ему, что никто и никогда не будет называть меня «папочка Джей», кроме него. Что никто не будет моим «официальным» ребенком, кроме него. Я уверен, что он не ожидает, что я буду любить близнецов так, как я люблю и забочусь о нем. Брайан сидел, откинувшись на пятки, и слушал, как Джастин подтверждает все предположения Гаса. Он не мог поверить, что несколько слов, сказанных во время случайного разговора, могли иметь такое значение для Джастина и стать причиной такого страдания. Брайану пришлось встряхнуть головой, чтобы убедиться, что он все правильно расслышал. — Джастин, Боже мой, я не могу поверить, что ты так думаешь, — сказал Брайан, отталкивая Джастина от своего тела и глядя в ясные голубые глаза, которые покорили его много лет назад. — Отдай Гасу должное, ладно? Он очень уверен в нашей любви, а сейчас у него своя любовь и своя жизнь. Неужели ты думаешь, что его хоть на минуту встревожит рождение этих девочек или их роль в нашей жизни? У него есть шестнадцатилетняя фора перед ними. — Но я обещал ему Брайана, насчет папы Джея, — повторил Джастин. — Гас понимает, что девочки должны нас как-то называть, Джастин, и если они позаимствуют его имя для нас, он не возражает. Он уже сказал мне об этом. — Ты уверен? — Джастин, — сказал Брайан, обнимая лицо Джастина и смахивая слезы. Обхватив его лицо обеими руками, он посмотрел в глаза Джастина и серьезно сказал: — Джастин, Боже мой, ты самый ебанутый человек из всех, кого я знаю. Почему с тобой всегда все или ничего? Да или нет, женат или нет, гей или натурал, любовь или не любовь, мои или их. Все не так однозначно, как ты хочешь. Мир наполнен серым цветом, вот почему существует слово «компромисс», «середина» и «возможно». Почему ты этого не видишь? — Я не знаю, почему Брайан. Я постоянно использую серый цвет в своих картинах. Почему я не могу использовать его в жизни? — Я не уверен, Джастин. Может быть, это потому, что ты — последний из умирающей породы; чистейшее сердце. Ты из тех людей, которых больше нет в этом мире. Такие люди, как ты, вымерли, как тот прекрасный единорог, которого ты нарисовал в спальне девочек. — Единороги — мифические существа, Брайан, — сказал Джастин, глядя на Брайана более ясными глазами, на его лице было меньше признаков страдания. — Именно, Солнышко. Мир никогда не будет таким идеальным, каким ты хочешь его видеть. Всегда будут сомнения и нерешительность. И золотая середина. В этом вся жизнь; задача состоит в том, чтобы пройти через все это невредимым, пробраться через грязь и сделать лучшее из того, что у тебя есть. Создать свою собственную Карму; разве не об этом вы говорили мне все эти месяцы? Это Карма твоих детей — быть здесь, сейчас, в этом месте во времени, благодаря твоей помощи Дафне и Алексу. — И твоей, — сказал Джастин. — Да, и моей тоже. Их Карма тесно связана со всеми четырьмя из нас; пятью из нас, если считать Гаса. И ты должен, потому что каким-то образом его Карма и их Карма тоже связаны. Эти дети должны были быть здесь. Они — наша награда за что-то хорошее, что мы все сделали в прошлой жизни, и не любить их было бы большей трагедией, Джастин. Это был бы самый большой промах из всех. А не тот факт, что ты их любишь. — И я люблю, — прошептал Джастин, потянулся к Брайану и придвинулся к нему, прислонившись головой к его груди. — Всем сердцем. — И мы с Гасом любим тебя за это, — ответил Брайан, крепко прижимая его к себе. — Ты не был бы тем, кто ты есть, если бы не чувствовал этого. Что заставило тебя думать, что ты можешь контролировать свои чувства? То, что ты собираешься стать отцом на полставки, не причина, чтобы иметь чувства на полставки. Ты никогда в жизни не делал ничего наполовину, Джастин. Почему ты решил, что начнешь сейчас? — Я не знаю, Брайан. Боже, я был таким глупым, — ответил Джастин, потираясь лицом о рубашку Брайана, пытаясь найти место, куда можно зарыться и просто исчезнуть. Брайан покачал головой и улыбнулся этому ответу. Он сменил положение и лег на пол, увлекая за собой Джастина, устроив его у себя на груди. — Ты далеко не глуп, и ты это знаешь. Ты самая большая, самая мелодраматичная личность, которая когда-либо существовала во всей этой вселенной. Ты, без сомнения, королева драмы всех времен и народов. Выступление на этой неделе должно было выиграть тебе «Эмми», как минимум, и, черт возьми, Солнышко, ты знаешь, что я буду терпеть все твое дерьмо, потому что я, черт возьми, люблю тебя так сильно, что это вызывает у меня сильнейшую мигрень, но ты должен прекратить это. Ты заставил меня пройти через пять дней ада! Джастин смотрел на Брайана, когда тот лежал на полу и разговаривал с ним. Его лесные глаза сегодня были более зелеными; карий цвет полностью затмили нефритовые блестки, которые всегда появлялись, когда слезы были близки. Джастин смотрел в эти глаза и видел только чистую, безусловную любовь. Несмотря на все, что он сказал или заставил Брайана пережить за последние несколько дней, прекрасные глаза, смотревшие на него, сияли любовью, и Джастин был тронут до глубины души. — Я люблю тебя, Брайан, — сказал Джастин, наклоняясь и целуя Брайана, долго и глубоко, изливая все чувства, которые хранились в нем последние пять дней. Он потерял себя в поцелуе, вытаскивая эмоции, которые дремали глубоко внутри, пытаясь одним этим поцелуем показать Брайану, как отчаянно он его любит. — Я люблю тебя, — шептал он снова и снова, целуя щеку Брайана, глаза, шею, а затем снова возвращаясь к его рту. — Джастин, — сказал Брайан, отрываясь от невозможной близости, делая глубокий вдох. — Я хочу… — Да, — был единственный ответ, который он получил, когда Джастин начал как можно быстрее снимать свою одежду, а затем помог Брайану снять свою. Рубашки полетели, как и брюки и нижнее белье, и через несколько минут Брайан погрузился в него, стоная от облегчения, что он вернулся в его жизнь, вернулся туда, где они оба должны быть.***
Через полчаса они лежали на полу в студии и курили. — Брайан? — Хм? — Как думаешь, мы можем пойти повидаться с Дафной и близнецами? Брайан посмотрел на часы. Было десять тридцать. — Часы посещений давно закончились, Солнышко. Они, наверное, спят, и я сомневаюсь, что охранники нас впустят. — Она, наверное, только что покормила их. В это время у них обычно кормление, — сказал Джастин, опираясь на локоть и глядя на Брайана. — Почему ты хочешь пойти сейчас? Разве это не может подождать до завтра? — Я не хочу быть там вместе со всеми; по крайней мере, не в первый раз. Я хочу быть наедине с ними, с тобой и Даф. Мне кажется, что я сорвусь, и я не хочу выставлять себя дураком перед всем миром. Брайан поднял руку и провел большим пальцем по рту Джастина. Он медленно ласкал его лицо, двигая рукой вверх, чтобы нащупать шелковистые волосы Джастина, накручивая пряди на палец. — Я лучше останусь здесь и трахну тебя снова. Джастин наклонился и поцеловал Брайана, прошептав: — Мы трахнулись десять минут назад. — Это была только закуска, Солнышко. Я готов к основному блюду. Ты морил меня голодом почти пять дней; это нездорово и вредно для моей простаты, — отчеканил Брайан. Джастин хихикнул и облизал губы Брайана, очертив их языком, заставив его неловко заерзать. — Пожалуйста, — умолял Джастин. — Я обещаю, что ожидание основного блюда будет того стоить. — К черту; давай, звони ей, — сказал Брайан, покачав головой. Он даже не знал, зачем ему понадобилось притворяться, чтобы сказать «нет». Джастин мог убедить его станцевать на шесте перед Конгрессом, если бы захотел». — Где телефон? — спросил Джастин. — В кармане, если ты сможешь найти мои джинсы. Джастин оглядел комнату и увидел джинсы Брайана в углу комнаты, куда они упали после того, как были бесцеремонно сорваны ранее. Он встал и подошел, чтобы забрать их, прекрасно понимая, что голодные глаза Брайана не покидают его. — Ты делаешь это специально, не так ли? — Что? — невинно спросил Джастин. — Щеголяешь здесь совершенно голый с членом, который так и ждет, чтобы его отсосали. — Я не «щеголяю», — сказал Джастин, улыбаясь Брайану. — Да, это так. Ты знаешь, что я чувствую, когда смотрю на тебя такого. Джастин набрал номер Дафны и молился, чтобы она взяла трубку. Теперь, когда все его чувства были открыты, он не мог дождаться момента, когда сможет увидеть близнецов и подержать их на руках. — Брайан? — наконец ответила Дафна. — Нет, это я, — мягко сказал Джастин. — Я тебя разбудил? — Нет. Я просто не могла найти свой телефон; я все время слышала, как он звонит, и мне пришлось вспомнить, куда Алекс его положил. — Я звоню, чтобы извиниться, Дафна. За то, что меня не было рядом последние несколько дней, за то, что я был придурком, — сказал он, наблюдая, как его партнер пробирается к тому месту, где он стоял у окна, прижимая телефон к уху. Брайан полз на руках и коленях, продвигаясь все ближе и ближе, пока не добрался до Джастина и быстро взял его полуэрегированный член в рот. Джастин резко вдохнул, почувствовав влажный, теплый язык. — Джастин? Ты все еще там? — спросила Дафна. — Аххх, да, Боже мой, — прохрипел он. — Я здесь. — Ты в порядке? Психически? — Да, я… Господи Иисусе… я в полном порядке, — сказал он, его дыхание начало сбиваться, когда центр тяжести переместился с мозга на член. — Мы можем приехать к тебе сейчас? Я знаю, что уже поздно, но мне нужно увидеть тебя, пока ты не уехала завтра, пожалуйста, ах, Боже, — простонал Джастин в трубку. — Джастин, что, блядь, происходит? — спросила Дафна. — Ничего… Брайан… я сейчас, — стонал Джастин, когда Брайан не отпускал его, и он чувствовал, как приближается с каждым лизанием чудесного, опытного языка, который доводил его до предела. — Я не могу поверить, что ты сейчас говоришь со мной, — сказала Дафна, внезапно став серьезной. — Почему? — едва смог выдохнуть Джастин, поскольку его оргазм развивался с молниеносной скоростью, приводя к неизбежному концу, когда он почувствовал, что кончает в рот Брайана. Он зачарованно наблюдал, как Брайан не отпускает его и забирает глубже, заглатывая, усиливая давление, когда все тело Джастина, казалось, вытекало из него. Он схватился за голову Брайана и крепко прижался к нему, закрыв глаза и желая, чтобы это никогда не кончалось. Он застонал в трубку, забыв, что Дафна на другом конце. — Ну, это определенно впервые, — сказала она. — Что… не останавливайся… святое дерьмо, — сказал Джастин, опускаясь на колени, слишком слабый, чтобы стоять дальше. — Заниматься сексом втроем и даже не получать от этого удовольствия. — Боже мой… мне так жаль, Дафна… я должен был повесить трубку. — Ты думаешь? — сказала она. Она слышала, как Брайан смеется на заднем плане, и хотя ей было неловко участвовать в их сексе по случаю воссоединения, она была в восторге от того, что Джастин, казалось, вынырнул из того, что его беспокоило. — Хорошо, — сказала она своим самым профессиональным голосом. — Когда ты вернешь свой член на место, приезжай сюда. Я скажу охране, чтобы вас впустили, хорошо? — Спасибо, Даф, — тихо сказал Джастин, прижимая голову Брайана к своему животу и отключая телефон.***
Они оказались на месте в мгновение ока: Lamborghini летел по скоростному шоссе, не мешая движению в это время суток. Без проблем пройдя через охрану, они поднялись наверх, держась за руки и останавливаясь, чтобы поцеловаться каждые несколько минут. Брайан не мог насытиться им. Они постучали, когда добрались до комнаты Дафны, и открыли дверь, услышав ее голос, который сказал им войти. Они успели сделать полуночное кормление, и кроватки стояли в комнате. Один ребенок был у груди Дафны, а другой издавал недовольные звуки, ожидая своей очереди. Джастин медленно подошел к кровати и поцеловал ее в щеку. — Их только что принесли? — спросил он шепотом. — Да, мы только начали, — прошептала в ответ Дафна. — Возьми Сорину, ладно? Она ненавидит ждать своей очереди, и единственное, что делает ее счастливой, это когда кто-то держит ее на руках. Джастин наклонился над кроваткой и медленно поднял ребенка. Он держал ее головку, поддерживая ее как следует и хорошо прижимая к себе. Ребенок мгновенно перестал плакать, открыл глаза и посмотрел на отца, одарив его широкой улыбкой. Джастин улыбнулся в ответ, а затем посмотрел на Брайана с удивлением в глазах. — Она улыбается мне, Брайан. Брайан стоял рядом с Джастином и смотрел на ребенка. — Она прекрасна, не правда ли, — шепотом сказал Брайан. Он обнял Джастина и нежно сжал его, пока они оба смотрели вниз на малышку, которая сияла на них. Джастин продолжал молча смотреть на нее, но его глаза наполнились слезами, которые медленно текли по его лицу. — Эй, — сказал Брайан, смахнув слезы рукой. — Больше не плачь, Солнышко. Ты же не хочешь, чтобы твоя дочь думала, что ты большая королева драмы? — мягко сказал Брайан. Джастин тихонько засмеялся и сказал: — А ведь так и есть, Брайан. — Я знаю, Солнышко, но пусть девочки узнают об этом в свое время. Нет необходимости устраивать им представление так рано в их жизни. Дафна все это время наблюдала за ними и не могла сдержать улыбку. Она была так рада видеть их там, где они должны быть. — Джастин? — Что, Даф? — Тебя устраивают их имена? Брайан говорил тебе, что прозвища им дали мои родственники? — Да. Я не против, Дафна, все, что нравится вам, ребята, меня устраивает. — Мы можем поменяться? Саша закончила. Джастин смотрел, как она откладывает ребенка от груди и накрывается одеялом. Он передал Сорину Брайану, пока тот брал Сашу на руки, а затем Брайан передал Сорину Дафне. — У меня такое чувство, будто я участвую в какой-то человеческой эстафете, — мягко заметил Брайан. Посмеявшись над ними, Дафна поднесла ребенка к себе и начала кормить его. — Джастин, ты знаешь, как срыгнуть ребенка? — Думаю, да, — сказал он. — Я помню, как делал это с Джей Ар и Гасом, но прошло уже много времени. Джастин улыбнулся Дафне, а затем положил Сашу на руку и пристально посмотрел на нее. Она проснулась и открыла глаза. — Видишь? Это как езда на велосипеде — никогда не забудешь, — сказала Дафна. Джастин улыбнулся Дафни, а затем положил Сашу на руку и пристально уставился на неё. Она проснулась и открыла глаза. — Считай меня сумасшедшим, Дафна, но у этой девочки глаза Брайана. — Я знаю, — ответила Дафна. — Они такие же янтарные, как и у него. Как это произошло, я не знаю, но я очень благодарна, что это случилось, ведь Брайан сыграл такую большую роль в ее создании, — сказала Дафна, глядя прямо на Брайана. — У меня еще не было возможности поблагодарить вас обоих за этих прекрасных малышей и за то, что вы сделали все это возможным. Я не знаю, как я смогу отблагодарить вас, — эмоционально сказала она. — Это мы благословлены, Дафна, — ответил Джастин. — Мы просто предоставили один из ингредиентов; это ты принесла их в нашу жизнь. Она протянула одну руку и схватила руку Джастина, когда он протянул руку, чтобы встретить ее на полпути. Они стояли там, держа своих детей и улыбаясь друг другу, пока Брайан обнимал Джастина и клал свой подбородок на плечо Джастина. — Если вы, ребята, закончили церемонию награждения, я бы хотел взять своего партнера и поехать домой. Я устал и нуждаюсь в сне. Я становлюсь слишком старым для всей этой гребаной драмы, — сказал Брайан. — Почему-то мне трудно в это поверить, — сказала Дафна. — Что? — спросил Брайан. — Вся эта «стареющая» часть. Это то, что делает тебя молодым, Брайан. И ты это знаешь. — Неважно. Джастин, ты готов идти? — спросил он. — Да. Последний поцелуй, — нежно сказал он, поднося ребенка к губам и целуя ее в щеку. Затем он перешел к Дафне и поцеловал ее, а затем Сорину. Он положил Сашу обратно в люльку и отступил назад, чтобы понаблюдать за тремя своими любимыми женщинами. — Я должен нарисовать это. Темная комната, детские кроватки и ты, Дафна, в тени света, с волосами, разметавшимися по лицу, — бормотал Джастин себе под нос, пристально изучая всю комнату. — Господи, Джастин. Может, хватит уже думать? Уже поздно, и я хочу идти, — сказал Брайан, схватив Джастина за руку и потянув за собой. — Я позвоню тебе завтра, Даф. Хорошо? — спросил Джастин, пока Брайан продолжал вытаскивать его из комнаты. — Отлично, — ответила Дафни.***
Машина мчалась по дороге, но вместо того, чтобы повернуть направо, к въезду на скоростное шоссе, Брайан рванул по улице, направляясь в сторону Тремонта. — Почему мы не едем домой? — спросил Джастин. — Мы едим. — Лофт? Зачем? Брайан бросил на Джастина слишком знакомый взгляд, Джастин уставился на него и сказал: — Я думал, ты устал. — Да. Измотан пятидневным ожиданием, — сказал Брайан, глядя на своего партнера с явной насмешкой на лице. — Ты невероятен. — Это то, что ты говоришь мне уже пятнадцать лет, так что, наверное, это правда, — фыркнул Брайан. Он схватил Джастина и поцеловал его, продолжая нестись со скоростью шестьдесят миль в час по городским улицам. К счастью, в час ночи улицы были пусты. Джастин оторвался от него, опьяненный умопомрачительным поцелуем, и ему не терпелось поскорее добраться до места назначения. — Мы уже близко? — спрашивал Джастин. Брайан рассмеялся, услышав это. Воздух в машине был тяжелым от сексуального напряжения. Короткая сессия, которую они провели дома, не помогла им утолить эту потребность, которая, казалось, была у них обоих; жажда друг друга, которая не ослабевала на протяжении пятнадцати лет, независимо от того, как часто они пили из колодца. Брайан остановил машину перед их домом и решил оставить ее там, а не ехать в подземный гараж, что заняло бы больше времени. Они ввели код безопасности, разблокировав главную дверь, а затем поспешили к лифту, захлопнув деревянные двери, прижавшись друг к другу так, словно не было завтрашнего дня. Для стороннего наблюдателя они казались поглощенными своей потребностью, они вели себя как любовники, которых разлучили годы, встретившись впервые. Брайан поглощал Джастина, вцепившись в его волосы и целуя каждую частичку его лица, в то время как его другая рука бешено бегала по нижней части тела Джастина. Джастин был опьянен своим желанием. Это так напоминало ночь, когда он кончил в постели Итана, ночь, когда они с Брайаном чуть не съели друг друга заживо, пока Брайан не остановил себя и не отстранился, наказывая Джастина за его неосмотрительность. Сегодня ночью был удовлетворен другой голод. Это была тоска по прошлым временам, когда единственное, что имело значение в их жизни, были их тела и физическая разрядка. Когда не существовало никакой ответственности за пределами сферы следующего оргазма, следующего хорошего траха. Джастин отпустил себя, чувствуя, как каждая часть его тела отвечает Брайану. Лифт уже давно остановился, но они продолжали целоваться, не делая никаких попыток открыть двери. Джастин почувствовал, как Брайан вытаскивает его рубашку из брюк, нетерпеливо ждет, когда он продвинется вперед, срывает ее и рвет в процессе. Каким-то образом это запустило цепную реакцию — они стали тянуть и дергать друг друга за одежду, нетерпеливо желая оказаться без каких-либо барьеров. Наконец, они стояли вместе, обнаженные, тяжело дыша, члены были твердыми и прижатыми друг к другу, мокрыми от жидкости, вызванной их страстью, руки крепко держались, впиваясь в мягкие ткани, не обращая внимания на следы, которые останутся после них, притягивая себя ближе, сжимая свои тела так плотно, что даже воздух не мог проникнуть между ними. Они были настолько близки, насколько это физически возможно, но Джастину нужно было больше. — Брайан, пожалуйста… Брайан захлопнул деревянные двери, нагнулся, чтобы достать ключи от входной двери, дико пытаясь открыть ее, в то время как Джастин опустился на колени и провел языком по заднице Брайана, раздвигая его щеки, жадно приникая к объекту своего желания. Он был почти в трансе, нуждаясь во вкусе, запахе и ощущении мужчины, который сводил его с ума от желания, посылая сигналы, бушующие в его теле от этой потребности, которую нужно было утолить. — Господи, Джастин, подожди… дай мне открыть дверь. Они ввалились внутрь, когда дверь легко открылась, Брайан повернулся, захлопнул ее за собой и схватил Джастина, поднял его и понес на кровать, все это время целуя его, не отпуская ни на минуту. Они упали друг на друга, Брайан снизу, чувствуя, как Джастин движется против него, зная, что они оба были так готовы, нуждаясь в том, чтобы кончить, но желая продлить эту агонию как можно дольше. Они оба были мокрыми, пах к паху, скользили друг по другу, а их языки продолжали прелюдию, трахая их рты с практическим мастерством. — Перевернись, — умолял Джастин. — Пожалуйста… Мне нужно быть внутри тебя. Брайан неохотно оторвался от рта Джастина и медленно перевернулся, чувствуя, как Джастин потянулся над его головой к ящику на тумбочке, нащупывая смазку, которую они всегда держали там. — Просто сделай это, — стонал Брайан. — Ради Бога, трахни меня, — сказал он, притягивая руку Джастина к себе. Джастин быстро сплюнул в его руку и двинул ею вниз, смачивая Брайана, подготавливая его к своему входу, хотя Брайан был более чем готов. Он был готов тридцать минут назад. Брайан почувствовал толчок, почувствовал боль, которая всегда сопровождала это, боль, которая была так похожа на его отношения с Джастином. Это была боль, в которой он нуждался так же сильно, как в дыхании, боль, которая доводила его до грани безумия, боль, за которую он готов был убивать и защищать до последнего предсмертного вздоха. Это была боль, так тесно связанная с идеальным наслаждением, с идеальным партнером и идеальной жизнью, которую он так мудро выбрал для себя. Это была боль по имени Джастин Тейлор, человек, который всегда доводил его до самого края горы, но почему-то никогда не мог его отпустить. Настойчивый, надоедливый, драматичный маленький засранец, который так коварно проник в его сердце и засел в нем, как вирус, никогда больше не покидая его. Это была боль, называемая любовью. Всепоглощающая любовь, которая заставляла его вставать по утрам и с радостью ложиться спать каждую ночь. Боль, которая обжигала его сияющими голубыми глазами, глазами, которые видели насквозь все слои чуши, когда-либо придуманные, и все возможные оправдания, которые он когда-либо придумывал, чтобы оттолкнуть его. Это была боль, которую не могло заглушить никакое обезболивающее. — Джастин, — прошептал Брайан, чувствуя, как Джастин двигается против него, задевая те части его тела, которые посылали взрывы удовольствия прямо в его мозг. Он почувствовал, как рука Джастина движется вокруг его бедер, слегка приподнимая его, чтобы он мог ласкать его твердость, обхватывая его плотным кулаком, двигая рукой в унисон с движениями его тела. Джастин наклонил голову к шее Брайана, посасывая мягкое место возле уха, оставляя маленькие красные следы, которые останутся там на несколько дней. — Боже… я скучал по этому, — выдохнул Джастин, когда импульс толкнул их вперед. — Блять… да… — ответил Брайан, поворачивая голову к Джастину, желая почувствовать его стонущий рот напротив своего. — Люби меня, Солнышко, как можно сильнее, — простонал Брайан, поднимаясь на колени, полностью раскрываясь и притягивая бедра Джастина ближе, нуждаясь в давлении, желая почувствовать его как можно глубже внутри. — Ты любим… Брайан, — ответил Джастин, вбиваясь в Брайана, ударяя по его простате снова и снова. — Я буду… любить тебя… вечно, — прошептал Джастин, прежде чем задушенный звук вырвался из глубины души, когда его вселенная взорвалась в горячей, влажной вспышке, согревая их обоих, когда он почувствовал, что изливается в своего любовника, даже когда его рука была покрыта соответствующей влагой Брайана. Брайан рухнул на кровать, а Джастин навалился на него, все еще глубоко зарывшись в его задницу, каждый пытался перевести дух. — Не выходи пока, — проворчал Брайан. — Оставайся на месте. — Я никуда не уйду, — ответил Джастин едва слышным голосом, потерся лицом о спину Брайана, а затем нежно поцеловал его под ухом. — Ты — моя жизнь, — прошептал он. — Я знаю, Солнышко, я знаю.The End