Круги на воде

      1 октября.       Богом забытое место. Так сказал сегодня Леша. От того, каким голосом он это произнес, мне стало не по себе. Если даже он начинает поддаваться обреченности нашего бесконечного здесь сидения и этой беспрерывной и беспросветной сырости сверху и снизу, то страшно представить, что творится в головах у остальных.       Хотя представить вполне можно. С.Т. влепил с утра внеочередной наряд П.К. и Е.О. за грубость, расхлябанность и неподобающий вид. Кому они нагрубили, я даже спрашивать не стал. И так ясно.       Кажется, он здесь раздражает всех, кроме меня. Они не понимают, зачем штабные его сюда прислали. Не по чину нынче Дибичу и Милорадовичу объясняться-то. Суки (зачеркнуто).       Он и сам, бедняга, не понимает. Ползает по позициям в воде и грязи, чертит какие-то планы и схемы, горячо излагает мне их по вечерам, кривясь и отмахиваясь от сигаретного дыма. Куря в его присутствии, я, признаться, даже получаю некоторое мстительное удовольствие. Ох, и тиранил же он нас всех своей неприязнью к табаку и вечными нравоучениями!       Ну да все едино. Киваю, складываю чертежи в аккуратную стопку и убираю в планшет. Чтобы никогда больше их оттуда не доставать. Единственное усовершенствование, могущее принести хоть какую-то пользу нашим раскисшим осклизлым окопам и блиндажам, это полная их экскаваторная ликвидация. Вместе с нами (зачеркнуто).       В штабе молчат. К.Р. целый день не отходит от трубки, ждет хоть каких-нибудь новостей и тоже понемногу звереет. У него это быстро выходит. Как с ним С.Т. справляется, ума не приложу. Хотя некие подозрения на этот счет все же имею.       Если дорогу на столицу не заблокир       Орлов рывком откидывает брезент, занавешивающий вход в блиндаж, и вваливается внутрь, заливая земляной пол струями воды с дождевика. Скидывает плащ прямо на пол и плюхается на лавку напротив Бенкендорфа.       — Нашел бы ты Рылееву какое-нибудь занятие более сообразное темпераменту, — без спросу тянет сигарету из пачки на столе, наглец. — Он ходит кругами вокруг рации и плавит ее взглядом. Еще чуть-чуть и пожар устроит. А там и до взрыва недалеко.       — Пожар нам в такую погоду не страшен, — Бенкендорф захлопывает переплетеную в коричневую потертую кожу тетрадь. — Со взрывами сложнее.       — Я б пошутил про то, что теперь у нас есть сапер и взрывы нам тоже не страшны, — Орлов ехидно прищуривается. — Но, боюсь, новоприбывший сапер и есть главная причина всех местных детонаций.       — У нас тут не детский сад, — Бенкендорф чиркает спичкой, прикрывая огонек ладонью от гуляющих по блиндажу сквозняков. — Разведите мне еще здесь неуставные отношения. Дело он свое знает. Хоть и не нужно оно нам тут на хер, дело это.       — Сань, — ехидство растворяется под потолком вместе с клубами дыма, оставляя в голосе лишь плохо скрываемую тоску. — А что нам тут теперь нужно? Ну хоть ты мне скажи, а.       Бенкендорф молчит и глядит тяжело.       — Связи нет, инструкций нет. Хоть бы фельдегеря прислали, черти. Пополнение где обещанное?       — Если дорогу на столицу не заблокировали, то завтра-послезавтра должно быть пополнение.       — Дай угадаю, — Орлов наклоняется вперед. — Вернут нам Пестеля из госпиталя с кое-как залатанной башкой, да присовокупят к нему пару юнцов желторотых из новомобилизованных, которых шлепнут раньше, чем Муравьев успеет их чему-нибудь толком обучить.       — Как же я люблю умных и сообразительных людей, которые все сами с первого раза угадывают и избавляют меня от необходимости объяснять очевидное, — Бенкендорф флегматично крутит в пальцах карандаш.       — Кто бы сомневался, — Орлов жадно затягивается. — А чего это ты пишешь все время? Хронику великих сражений для потомков?       — Вроде того, — уклончиво отвечает Бенкендорф, заталкивая тетрадь в ощерившийся бумагами планшет. — Рылеева и правда пора сменить. И что там у Юшневского с провиантом и боеприпасами?       — Судя по тому, что хмурится он сегодня даже яростнее, чем это треклятое небо над нами, — Орлов делает неопределенный жест в потолок. — Дела у него такие же неважные, как и у всех остальных.       Он с сожалением глядит на притулившуюся в углу и уютно гудящую печку и с отвращением — на свой лежащий у порога плащ.       — Пойти позвать его?       — Не надо, — Бенкендорф тяжело поднимается из-за стола. — Пойду пройдусь под этим, как ты выразился, треклятым небом. Погляжу, как дела у личного состава. А ты грейся. Там на печке чай горячий есть.