Море в клеточку.

-Иди сюда, Филин. Я тебе покажу… Ну…. Марвин переминает в своих израненных руках блокнот и смотрит на него, словно не желая произносить слово «рисунки» вслух. Он сидит, в углу своей кровати, слегка сжавшись. Таким Филин видел своего друга крайне редко, а может и совсем не видел. Всегда солнечный, яркий и мечтательный Марвин словно потух, перенося весь свой свет на блокнот в руках. Словно это одно из тех морских сокровищ, о которых кудрявый мальчик всегда мечтал. Голубоглазый проводит ладонями по собственному свитеру и подсаживается поближе, с любопытством оглядывая обложку и то, как трепетно Марвин сжимает ее пальцами. — Только сильно нос не суй, понял? Я сам покажу, что хочу. — Хорошо, показывай уже…- Филин нетерпеливо ерзает на месте, ожидая увидеть неизведанное. Марвин никогда до этого не показывал свои рисунки, и это огромная честь, к которой надо отнестись со всей ответственностью! Кудрявый мальчик кивнул, словно сам себе еще раз и открыл блокнот на месте, которое придерживал пальцем. Это был рисунок на две страницы. По бумаге в клеточку расползлась лужа синей краски. Сверху были наляпаны черные точки, что тоже растеклись. Получилась грязь. Галки, изображающие серых чаек, стали грязно-синими из-за немытой кисточки, а закатное солнце и вовсе получилось зеленым. Филин долго смотрел на рисунок, не выражая никаких эмоций. Лишь хлопал длинными ресницами, ничего не говорил. — Ничего не понял? Это море… И рыбы с чайками, — Марвин нахмурился. Он прекрасно понимал, что рисование ему не дается, поэтому готовился к такой реакции, хотя все равно очень неприятно. Филин поднял голову и тоже нахмурился. С его круглым лицом и огромными глазами такое выражение лица смотрелось даже как-то смешно. — Ты не должен объяснять, это же абстракция! — Что? — Ну, абстракция! Рисунок, который нужно самому понять! Марвин задумался. Он не знал слова «абстракция», не знал и то, что какие-то рисунки нужно самому понимать. Тем не менее, он все равно принял это за комплимент. А Филин вновь перевел взгляд на бумагу. Рисунок, по его мнению, совсем не вышел. И все же было в нем что-то такое, что не давало критиковать это море в клеточку. Наверное, тот свет, который Марвин с такой любовью вложил в него. Pov Водолей. На переменах кудрявый окружает себя людьми, а свое эго огромным количеством внимания. Перед кабинетом математики, компания подростков облюбовала несчастный балкон и сейчас вела какую-то оживленную беседу. Марвин, как и всегда, в центре, как всегда улыбается как господин или король этого мира. Словно действительно добился уже всего, что хотел. И его, определенно, можно понять. Зная его семью с самого детства, я спокойно могу сказать, что они души не чают в своем единственном сыне и наследнике. У него всегда было все, что мог пожелать, впереди его ждало светлое, безбедное будущее, во многом тоже организованное его родителями. Благодаря положению в обществе и невероятной природной харизме, вокруг Марвина всегда вились люди. Словно он действительно был светом, и все вокруг летели к нему, как мотыльки. И все же, что-то не так. Я слишком хорошо помню его еще совсем маленьким. Внешне, кажется, ничего не изменилось. Все те же кудри во все стороны, все те же ямочки на щеках… Но раньше он действительно сиял. Его желтые глаза светились радостью и предвкушением, ты просто не мог не очароваться им. Его смехом, его словами, его взглядом. Он действительно был солнцем. Сейчас же, Марвин, в сравнении с тем, что было, напоминал лампочку в комнате. От этого света больше не веет теплом, он раздражает глаза. От раздумий меня отвлек вовремя подошедший Вильям. Это вообще-то удивительно, что он подошел ко второму уроку. Обычно этот странный парень действовал по логике «если не получилось прийти к первому уроку, не приходи ни к какому». Выглядел как всегда заспанно и донельзя чудно. Пшеничные волосы торчат во все стороны, огромная футболка, заправленная в домашние, по всей видимости, штаны и сланцы. И знаете, не сказать, что это самый неряшливый его образ. — Доброе утро… — вяло поздоровался Вильям, убирая прядь волос, спадающую на один глаз. Этот глаз слегка косил, выглядел странно и, по рассказам самого Вильяма, ничего почти не видел. — И тебе. Странно видеть тебя в добром здравии. — Я и не в добром. У меня давление хреначит, и я здесь только что бы убедиться, что ты выполнишь мое желание. Выгибаю вопросительно бровь. Это совсем не похоже на моего друга, совсем. Кто его подменил? — Так тебе загорелось…. Я медленно двинулся вперед, уходя подальше из поля зрения Марвина. — Конечно! Интересно же мне узнать, что там в книжице этого выскочки! Хах, так вот на что одноглазый рассчитывает. — А с чего ты взял, что узнаешь что-то? Думаешь, я расскажу? Этого в желании не было, — не могу не сдержать довольной усмешки. Лицо Вильяма в то же мгновение окрасилось смесью возмущения и печали. — Эй, ну ты чего? Неужели не поделишься такой тайной с Великим Трио?! — сонливость блондина словно рукой сняло. Великое Трио — это официальное название компании, состоящей из Джека, Вильяма и меня, собственно. Так мы назвали себя, если к нам подходили знакомиться, что очень быстро снижало наш рейтинг в глазах девушек. Ну и ладно, мы все равно жутко гордимся самопровозглашенным титулом. Дружить мы начали еще в средней школе, быстро образовали настоящую команду по занятиям всем на свете и до сих пор не распались. За все время Джек и Вильям стали моими первыми доверенными лицами, в которых я всегда был и буду уверен. И все же, я не хотел делиться с ними блокнотом. Сама мысль об этом почему-то неприятно колола глухой ревностью. Это все же то, что я должен разделить именно с Марвином. Однажды я пообещал ему, что ни за что не расскажу, что творится на листах этой бумаги в клеточку. А обещания надо держать. — Джеку это вряд ли интересно, а тебе я точно не расскажу, болтушка. — Да почему? Разве тебе не кажется, что давно пора отомстить ему? Он всегда над тобой издевается, пускай побудет чуть и в твоей шкуре тоже! — Он надо мной издевается в той же степени, в какой я издеваюсь над ним. У нас честная война. — Ага, в которой ты проигрываешь, — Вильям скрестил руки на груди и остановился, лицо его выражало лишь скуку и недовольство. Такой выпад почему-то меня разозлил. Я шумно вдохнул воздух и посмотрел на него, ясно давя понять, что продолжать разговор я не хочу. — Вильям, я все сказал. Я выполню твое идиотское желание, но не более того, ясно? Вильям сдул вновь упавшую прядь с лица, по его лицу расплылась издевательская улыбка. — Ты никогда на него не нападал так, как он нападает на тебя. И даже сейчас ты его выгораживаешь! Если ты называешь это войной, то я вижу здесь лишь избиение лежачего. Захотелось набить Вильяму морду. Разворачиваюсь на пятках и быстро ухожу прочь. Не хочу вдруг ударить его или сказать лишнего. В конце концов, я знаю, почему он это говорит. Знаю, что он хотел помочь мне. И знаю, что он прав. Завибрировал телефон. «Избиение лежачего, у которого в руках нож, но он ничего с ним не сделает.» Телефон был выброшен в ближайшее окно. Уроки тянулись, словно жвачка. Я очень люблю математику, но сегодня она меня лишь раздражала. Формулы путались в голове вместе с цифрами, спокойная речь учителя казалась бессмысленным набором слов. Ситуация, в которой я находился, не приносила ничего, кроме головной боли и обиды на весь мир. То, что сказал Вильям, не выходило из головы, и от бессилья я мог лишь закусывать губу. Конечно, «избиение лежачего» — преувеличение, но выходки Марвина изрядно подпортили мне жизнь. Сейчас этого можно было и не заметить, но в средней школе надо мной смеялись и даже издевались иногда именно по его вине. Сложно сказать, с чего именно началась эта война, но начал ее кудрявый, это точно. В один момент, он начал ни с того ни с сего публично надо мной подшучивать, оглашать вслух те вещи, которые не стоило бы. И иногда даже врать. Однажды он рассказал своим ближайшим знакомым о том, что в 12 лет мне пришлось ходить к психиатру какое-то время. Тогда я сильно перегрузил себя учебой, что спровоцировало панические атаки и тревожность. После этого меня называли «шизиком» где-то год. Потом Марвин в шутку как-то сказал, что я пялюсь в окна его комнаты каждый день. Из-за этого я превратился в «шизика-сталкера». Он, правда, не сказал, что живем мы через дорогу, и наши окна находятся параллельно друг другу. Конечно, я смотрел к нему в окно, потому что это первое что можно увидеть из моей комнаты. Он смотрел в мои окна тоже, но я тогда, почему-то, промолчал. Таких случаев было много, но дальше слов они, обычно, не заходили. А я не предавал этому всему значения, мысля себя выше всех слухов. Тем более что, у меня всегда были мои друзья рядом. В старшей школе издевки прекратились, Марвин даже извинился. Конечно, иногда он все ещё подстебывал меня, но я уже мог дать ему отпор в этой словесной перепалке. Меня перестали в открытую обзывать или подшучивать, но гадалкой быть не нужно, что бы понять — меня все еще считали странным. Клеймо за время не стерлось и я прекрасно понимал, какими взглядами смотрят в мою спину. Теперь я мог быть странным из-за любого движения. Из-за брелков, которые я искренне люблю и не перестану вешать везде подряд, из-за слишком яркой одежды, из-за несовпадения мнений с кем угодно. Вильям тоже был странным, но одноклассники всегда воспринимали такое его поведение как должное и принимали его, это он не хотел быть с ними всеми. Со мной же ситуация была совершенно противоположной. «Странный он, что с ним связываться?» И все тут. Хоть на стеку лезь, не отмоешься. А самое обидное не то, что Марвин сделал что-то такое, хотя тоже приятного мало. Обидно, что я ему не дал отпор. Никогда не давал. Прозвенел звонок и я вздрогнул, наконец-то пытка закончилась. Я глянул на доску. Она была исписана формулами и новыми для меня значениями, а у меня в тетради совсем ничего. Нужно будет попросить у кого-то конспект… — Эй, пернатый? О боже, только не это. Вот почему он подошел сейчас, так не вовремя! Силы остаются только на то, что бы закрыть лицо руками. — Отстань. — Тебе плохо может быть? Весь урок ты какой-то не такой, я думал ты умрешь, — слышу, как он хмыкнул. Значит улыбнулся. — А ты этого хотел бы? — Нет, конечно. С кем мне тогда утром соревнования по бегу устраивать? — убираю руки от лица. Марвин стоит и улыбается, склонив чуть голову в бок. Не типичной своей королевской улыбкой, а просто и даже тепло как-то… Как мог бы улыбаться Марвин из детства. — Чего надо то? Не могу, не могу противостоять этой улыбке. Секунду назад хотел его как минимум ударить, а теперь это желание словно рукой сняло. Люди стали быстро выплывать из класса, то же сделали и Джек с Вильямом. Последний, выходя, подмигнул мне здоровым глазом, чего Марвин, слава богам, не заметил. — Не ворчи, я тут тебе помочь собираюсь. На, — на парту мне легла его тетрадка с конспектом. — Почерк у тебя, конечно, ужасный, но спасибо. — Погоди, это еще не все. Держи, — мне протянули мой же телефон, которого я, на эмоциях, чуть не лишился. Вот теперь я действительно был безумно благодарен Марвину. Чем я вообще думал? Мать дома убила бы меня. — Спасибо огромное, — теперь уже и я улыбнулся, с облегчением выдохнув и вертя в руке маленький круглый брелок на телефоне. — Да не за что, не теряй, — Марвин улыбнулся чуть шире и у него появились эти его очаровательные ямочки. — Слушай, я сейчас все быстро перепишу и отдам после этой перемены, хорошо? В этом кабинете все равно дальше не будет урока, так что я могу посидеть тут. — А, я тебя подожду… Чего? Зачем ему это? Он же умрет, если не пробудет в обществе хотя бы 10 минут. Или он как-то услышал наш с Вильямом разговор? Или кто-то слышал и рассказал ему? Он хочет о мной серьезно поговорить или убить? — Зачем тебе это, не утруждай себя. Я отдам тетрадь так быстро как смогу…- хотел сказать что-то еще, но Марвин перебил меня одним своим выражением лица. Он слегка нахмурился и увел взгляд в пол. — Я не утруждаю себя, мне просто хочется! — как обиженный ребенок, он скрестил руки на грудь и присел на краешек парты, спиной ко мне, так, чтобы не мешать писать, — Занимайся делом, давай. А то не успеешь. Я так удивился, что не нашел что ответить и просто кивнул, щелкнув ручкой и начиная писать. Тишина длилась несколько минут, а потом Марвин начал рассказывать что-то отвлеченное. Этот парень мог разговаривать без остановок, поэтому от меня требовалось лишь поддакивать. По мере своего бестолкового рассказа, он начал постепенно расслабляться и, судя по голосу, даже улыбаться. А я все смотрел на рюкзак на его спине. Он так увлекся рассказом, заметит ли он, что я сейчас расстегну его и вытащу этот проклятый блокнот? Рискованно, очень рискованно, но будут ли у меня еще шансы? По факту, то, что он решил остаться сейчас со мной очень странно, но это же огромная удача! Когда еще мы сможем пересечься, когда еще этот парень настолько ослабит бдительность? Надо действовать здесь и сейчас! Еще на уроке музыки я запомнил, куда Марвин положил его в отдельный карман, который застегивается на две заклепки. И это реальная проблема, потому что в тишине класса их звук будет слишком сильным. Хозяин рюкзака сразу поймет, что он открылся. Пока я пялился на рюкзак, Марвин тряхнул кудрявой головой и обернулся ко мне. — Что там такого интересного? — парень улыбнулся, — Если ты хочешь снова посмотреть мои художества, то не дождешься. — Пф, больно надо, — увожу взгляд в тетрадь и делаю вид, что вновь сосредоточен на конспекте, а сам едва заметно сглатываю. Пожалуйста, Марвин, не меняй положение… Парень хмыкает и отворачивается, словно услышав каким-то образом мое желание. — А раньше ты попросил бы посмотреть… — Ну, это было раньше… Вновь кошусь на карман. Нужно срочно что-то придумать, пока перемена не закончилась. Марвин, как назло, замолчал. Давай же, ты же любитель поболтать, почему именно сейчас? Говори что-то…. Но парень продолжал упорно молчать. А если Магомед не идет к горе, то гора пойдет к Магомеду. — Как поживает Якобс? Слышал, вы водили его к ветеринару. — Ну конечно, он ведь уже старый пес, мы волнуемся за его здоровье. Но он в полном порядке! — парень вновь повернулся на несколько секунд с улыбкой, заглядывая в глаза, и продолжил говорить про Якобса. Он разговаривал на удивление просто, без подколов и неуместных шуток. Словно ничего между нами не происходило и мы все те же лучшие друзья, какими были раньше. Может, у него что-то случилось? Хотя, нельзя отвлекаться. Сейчас мне нужен только его блокнот. Звенит звонок. Неужели время уже вышло, какого черта? Неясно, что мной движет, но цепляюсь пальцем за карман как раз в тот момент, когда Марвин встает. Сам тоже хочу подняться и делаю это, громко двинув стулом. Два щелчка оказались почти бесшумными, на фоне звонка и скрежету по полу. Я услышал отчетливо, но Марвин, до этого увлеченный разговором и напуганный таким быстрым концом перемены, кажется, не услышал. — Ладно, потом допишешь, — он разворачивается и забирает тетрадь, а потом поднимает на меня взгляд и усмехается, — Что с твоим лицом, Филин? Я смотрю в его желтые глаза, пытаясь вновь начать дышать. То, насколько близко я к своей цели наводило ужас и предвкушение одновременно. — А что с ним? Кажется, у меня дрогнул голос. — Ну, ты словно вселенскую суть осознал. И судя по твоему лицу, она ужасна. У тебя и так глаза круглые, а сейчас совсем по пять копеек, — парень непонимающе склонил голову вбок, выгибая бровь. Под его взглядом я чувствовал себя, как на допросе. Почему я вообще так испугался, я ведь даже не успел еще ничего сделать! Выдыхаю. — Все в порядке, просто вспомнил, что забыл закрыть дверь в комнату. Марвин засмеялся. — Теперь опять сёстры всю комнату разнесут? — Ну разумеется… А…Ты можешь меня подождать? Если опаздывать, то вместе, — выдавливаю из себя слабую улыбку. Марвин в ответ как-то снисходительно улыбается и кивает. — Ладно уж, дарую тебе жест милосердия. Только давай быстрее собирайся. Я, кивнув, наспех закидываю вещи в рюкзак и подталкиваю парня к выходу. Тот лишь коротко осматривает мою готовность и выходит быстрым шагом из класса, а я не отстаю. Сейчас, нужно сделать это сейчас. Блокнот уже торчит из кармана, а я не могу сдержать нервной улыбки. Вдыхаю, и мои пальцы касаются кожаной обложки. Следующее мгновение, и блокнот у меня в руках. Еще секунда и быстро засовываю его под свитер. — Чего ты там делаешь? — Поднимаю взгляд и встречаюсь с пристальным взглядом Марвина. — Я заправляю свитер, — убираю руки от живота и слабо улыбаюсь, на что желтоглазый вопросительно смотрит. Неужели начнет разборки? Парень протягивает ко мне руку и осторожно касается лба. — Температуры вроде нет, а ты все равно какой-то странный сегодня. Сходи потом в медпункт, — на последнем слове он вновь улыбнулся, — И пошли быстрее, а то нам конец. Не в силах сказать и слова, я кивнул и последовал вслед за Марвином, чувствуя, как о кожу неприятно трется кожаный блокнот, надежно спрятанный за ремнем и широким свитером.