Осколки

— Мне больно от того, что ничего не меняется. Разбитая улыбка и темные круги под пустыми глазами. — Знаешь как я провел эту ночь? В волнениях и страхе, я боялся, очень боялся, что к моменту, когда я все же найду тебя, ты уже будешь мертва. — Мне очень жаль, — звучит шёпотом и ужасно неубедительно. — Не поступай со мной так, я просил тебя лишь об одном, об этом, не убивай себя, это наносит мне раны, глубокие, они не затягиваются, не оставляют больше шрамов покрытых уродливым рубцом, просто кровоточат день и ночь. — Мне правда оч... — Это ты кровоточишь. Только во мне. Ты как интоксикация во мне, словно мой худший кошмар наяву. Мне, может, было бы физически легче, если бы ты умерла, может быть, я даже вздохнул бы с облегчением, ведь я все для тебя сделал. Мне казалось, что ты любишь меня, но посмотри на нас, я ошибался, когда бросал сердце в ноги той, которая и понятия не имеет о любви, ведь иначе ты себя полюбила бы в начале. Ты убиваешь нас. А я не хочу умирать. — Не бросай меня, ты мне... — Не говори что нужен, мы бы не оказались в этой ситуации, если бы я, и правда, был тебе нужен! — Я люблю тебя! — Очередная ложь. — Постой... И он медленно разворачивается к ней боком, в комнате полной мусора она сидит посередине грязного матраса, разбитые коленки, прокушенная до крови губа. Как он мог не замечать этого, в каком ужасе он жил и не понимал этого. Несмотря на все передряги, в которых она побывала, она все еще была его девочкой, ее выдавали по-детски добрые, но ужасно грустные глаза, и он вдруг подумал, вот если бы только жизнь могла бы сложиться по-другому и они познакомились в других обстоятельствах, был бы у них шанс? — Оставь мне сотку. Сердце его ухнуло и упало куда-то вниз, ему бы хотелось выслушать очередную чепуху про то, что она изменится и как ей жаль, что так вышло, но вот она - правда, полилась из нее, и нет больше масок, нет больше глупого притворства. Она только что попросила у него на очередную дозу, и он, как на автомате, будучи в тумане вытащил из кармана все что было. Подойдя к ней, он сел на корточки перед ней. Она все еще была под кайфом и совсем ничего не понимала, это была не она, не та, кого он любил, но та, до которой он пытался достучаться была внутри этой молодой и измученной женщины, и он дрожащими пальцами раскрыл ее ладонь, вкладывая туда деньги. У него больше не было ни другого плана, ни другого выбора, лишь бы ей опять не пришлось торговать собой за дозу, опять. Она улыбнулась, но не ему, глаза ее закатывались. — Ты всегда будешь моей девочкой. До дома он решил пройтись пешком.