Считай вслух

Майкл Капли тарабанили по крыше полицейской тачки. Мне осточертело смотреть через окно на сменяющие друг друга до одури похожие сентфорские пейзажи. Смотрел вперед — на медленные движения дворников лобового стекла. Слышал, как размеренно дышал наконец угомонившийся Никсон. Готов биться об заклад, ублюдок счастлив. Он закрыл свой норматив на месяц вперед: вот тебе убийство, найденный на месте преступления убийца, пойманная беглянка и счастливый сынишка. Можно жрать пончики на рабочем месте и не стараться выпрыгнуть из штанов, лишь бы раскрыть какое-нибудь дело поскорее. Ему это стоило месяца счастья и спокойствия, мне — уничтоженного будущего. Мир не так справедлив, каким я хотел бы его видеть. За нами ехала скорая. В ней — Бобби, точнее — его холодный труп. Мама будет в ужасе. Папа вырвет последние волосы из своей головы. Капли тарабанили по крыше. Я закрывал глаза и пытался представить, что свистящий в щели дверей ветер — океанский бриз. Я и Сара едем в поезде в сторону Калифорнии, где мы и должны были оказаться. Я глажу ее пшеничные волосы, по приезде — напишу сообщение для живого Бобби и счастливых родителей. «Мам, пап! Бобби. Мы приехали, и погодка — просто чудо. Завтра пойдем загорать и купаться. Не скучайте и не замерзайте, я за вас волнуюсь». — О чем думаешь, Тёрнер? — голос шерифа прошумел с переднего кресла. Я сидел сзади, руки были закованы наручниками. Будто я — опасный преступник. Будто я — виноват во всем, что произошло за эти несколько месяцев в Сентфоре. — Тебе какая разница? — отвечаю грубо, потому что терять уже нечего. Можно было бы и не отвечать вовсе, но я не хочу дарить еблану шерифу даже своего равнодушия. — Не смотрел «Охотника за разумом»? Пытаюсь понять, что движет преступником, — отвечает спокойно. Ему незачем злиться. Все идет по плану, наконец-то. Сука. Меня это раздражает. — Я не преступник. — А кто? Он бросает мне короткий насмешливый взгляд, затем снова возвращает глаза на дорогу. — Ты — самый настоящий преступник. Такой же, как все маньяки из ваших любимых фильмов. Покалечил друзей, украл О`Нил, убил Моринга, убил брата… Это не преступления? — Это сплошной пиздёж. У меня нет сил спорить с ним. Откидываюсь на спинку сидения и прикрываю глаза. Никсон продолжает бубнить что-то себе под нос, но я уже не слушаю. Мне всё равно. Последние слова почему-то всё-таки цепляются за ухо. — …что они тут забыли? Поднимаю глаза на лобовое стекло и вижу впереди — знакомую черную тачку. На такой малыш Никсон увёз мою Сару в проклятый Сентфор. Слова старшего подтверждают догадки. Внутри зашумело, засвистело и заклокотало. Я незаметно оглядываюсь по сторонам и узнаю место, пускай на улице уже и стемнело. Я знаю этот поворот, чуть дальше от остановившейся на обочине тачки. Знаю, где в пригороде растут настолько высокие сосны. Знаю, как долго отсюда ехать до города — совсем немного. Кладбище автомобилей. — Не пытайся бежать, Тёрнер. Суд воспримет это как попытку уклонения от ответственности, и я смогу стрелять в тебя. По закону, — бросает Никсон. — Сиди тихо. Он хлопает дверью полицейской тачки и закрывает ее на ключ. Подходит к чёрной, ему навстречу вылезает сынок. На его страшном лице — раскрошенный нос и пятно крови. Бордовая, она капает на землю и питает её. Сара в машине? Что происходит? Вижу: пассажирская дверь распахнута. Шериф трескает сына по затылку и что-то кричит. Дерек отвечает ему виноватым взглядом, затем — что-то эмоционально рассказывает. И я понимаю: Сары в машине нет. Она тоже узнала это место. Не могла не узнать сосны, обочину, не могла не вспомнить вторники. Моя Сара всё помнит. От этой мысли, я чувствую, в мышцах снова появляются силы. Еще не всё кончено. Я ногой достаю до панели управления тачкой, знаю, где здесь открываются двери. Щелкают механизмы. Свободными пальцами дергаю за ручку, она поддается не сразу. С третьего раза я вываливаюсь на сырую землю, поднимаюсь на ноги и бегу. Я знаю, куда. Я ездил на встречи с Аароном и Вишней, клянусь, ради одного этого момента всю свою юность — чтобы знать, как добраться до кладбища любым маршрутом. — Стой, дебил! Стой, кому говорю! — голос старшего идиота Никсона пропадает за моей спиной. Кто здесь еще дебил… *** Мокрая трава колола её босые ноги, грязь липла к пяткам. Сара бежала. Она хорошо помнила путь до кладбища автомобилей. Она никогда не бегала так быстро, как сейчас. Была уверена: учитель по физкультуре похвалил бы её. На заре своей крохотной жизни Сара О`Нил научилась бегать. Она старалась убежать всегда. Сначала — от разговоров с Майклом и Люком. От выяснения отношений между ними, ответственности за собственный выбор и тяжести её чувств к хвойным глазам. Затем — бегала от друзей, лишь бы провести с Майклом больше времени. Бежала от огня дворца Морингов, чтобы пепел не запачкал её лицо, а кровь Люка — руки. Бежала от своего голоса, чтобы не произнести больше слов, которые могут поранить других. Бежала от матери, лишь бы она отвязалась от девочки с её навязчивой идеей вылечить дочь от тишины. Бежала от Дерека Никсона и его чувств, чтобы навсегда похоронить прошлое и запах дыма в одном гробу. Сара бежала, держась за крепкую руку Майкла, и ей казалось: так должно быть. На кладбище автомобилей О`Нил поняла: она устала стараться убежать от всего, что натворила. Остановилась. Её окружал запах ржавого железа и затушенного костра. Запах пороха и пуль. Аарон как-то сказал ей: «Драконы всегда защитят тебя от опасности, оленёнок. Но если вдруг нас не будет рядом — ты справишься и сама. Такая сильная и храбрая, ты конечно же сможешь защитить себя в наше отсутствие». Драконы знали только одно средство защиты: нападение. Поэтому Аарон рассказал ей, маленькой длинноволосой Саре О`Нил, где найти то, чем можно напасть. Она закрыла глаза и вспомнила. «От начала кладбища пройди до конца. Сверни налево, за выцветший синий форд и дойди до мусорного бака. Напротив него — подранное кресло, под ним — то, что тебе поможет». Она медленно пошла. Вдоль старых машин, вдоль смеха и брызг пива из прошлого. Дошла до конца и свернула налево, как и говорил Аарон. Увидела синий выцветший форд — сейчас он был еще и мокрым. Мусорный бак. Подранное кресло. Вдалеке прогремел выстрел. Сара дернулась, но не остановилась. Она не оставит это дело без конца. Она будет милосердна к себе. Сара заслужила немного милосердия за весь свой бег. — Сара! Сара! Сначала она думает, что ей чудится. Голос Майкла стал её любимым звуком за время жизни в Сентфоре. Она заменила бы им шелест листьев, хруст печенья, треск костра. Сара не верит своему слуху и садится на колени. Сознание играет с ней. Девочка запускает пальцы в сырую землю, под ногти забирается грязь. — Сара! Где ты? Она не обращает внимания на галлюцинации. Может быть, разбитые стёкла убитых машин запомнили звук голоса Майкла? И теперь они мучают её за всё то, что Сара успела наделать за последние полгода. Сара копает землю, пока не натыкается пальцами на что-то твердое. Достает плотно завернутую в пакет коробку. Разворачивает. — Сара! Совсем близко, как будто за ее спиной. Сара игнорирует настойчивый звук. Она хотела бы сейчас услышать голос Майкла, так хотела бы быть рядом с ним. Чтобы он держал ее за руку. Улыбнулся и закрыл ей глаза пальцами. Сара открывает коробку и достает из неё пистолет. Пальцы накрывают её живот, и девочка вздрагивает. Запахло хвоей и мылом. Табаком и домом. *** Сара стояла в одной футболке. Её обливал холодный дождь, на малышке О`Нил не было сухого места. Дура. Замёрзнет и заболеет. Я обнимаю ее, прижимаю крепко к себе. От неё по-старому пахнет жасмином и грушами, пускай аромат и промок под сентфорским ливнем. Замечаю, что мои колени мелко дрожат — я так бежал, чтобы догнать её. Наконец, мы рядом. Хочется пообещать ей, что мы всегда теперь будем рядом, но прежде — придумать, как выбраться отсюда. Может, спрятаться? Пока шериф Никсон не устанет от поисков. Должен же он когда-то бросить идею разобраться со мной и маленькой Сарой? Замечаю в ее руках пистолет. Откуда? Тайник где-то здесь? — Это чего у тебя? — голос охрип от усталости. День тянется так долго. Бесконечно долго. Кладу руку на пистолет, но Сара не отпускает его. Держит крепко. Разворачиваю её за плечи к себе. — Пойдем отсюда? У Сары О`Нил, моей милой Сары О`Нил, мокрое лицо — не от дождя. От слез. Они льются из красных глаз по бледным щекам. Сара кусает губы и задыхается тоской. — Ну, милая. Пойдем скорее. В последний раз. Она падает на колени и плачет, прижимает пистолет к своей груди. Я сажусь за ней следом, обнимаю её за плечи и стараюсь согреть своими ледяными руками. Я знаю, она устала. Всё закончится, честно. В этот раз у нас всё получится. Ещё рывок. Я тяну её вверх, но Сара не поддается. Тогда я разворачиваюсь, поднимаю девочку за свою спину и прошу держаться. Она послушно соглашается и слабыми руками обвивает мою шею. Держу её за бедра и перевожу дыхание, потом иду вперед. Мы пойдем в лес, доберемся до… Куда нам добраться? Неважно, мы пойдем в лес вместе — а там посмотрим. Выйдем после на дорогу, поймаем попутку. Или лучше спрятаться здесь? Медленно иду вперёд. Сара скулит над моим ухом, и сердце расщепляется на ниточки. — Тише, маленькая. Тише. Пойдём. Слышу где-то вдалеке глухое эхо голоса шерифа. Лучше спрячемся. А как станет светло — снова в путь. Может быть, сможем позвонить Аарону откуда-нибудь. Или отцу. Я что-нибудь придумаю, нужно только переждать ночь. Мои руки соскальзывают с голых бёдер Сары, а её руки — ослабевают. Я не успеваю поймать её, и девочка падает в грязь. Она так и замирает на земле, сжимая пистолет в ладошке. Ветер воет, за ним плохо слышно слёз Сары, стука капель по разбитым лобовым стеклам. Я наклоняюсь к девочке и хочу поднять её снова, я донесу её до поворота. Мы спрячемся здесь, и никто нас не найдет. Мы спрячемся. — Медленно развернись, Тёрнер. Без резких движений. Иначе я прострелю тебе башку. Писк младшего Никсона доносится до меня несуществующей пулей между лопаток. Я не рискую и делаю, что он просит. Пока не оборачиваюсь, смотрю в глаза Сары: вижу в них невыносимый страх. Там, под коркой толстого льда, её душа лезвиями разрезает мою душу. Уголок черешневых губ задрожал. Она умоляет меня, но я не могу понять, о чём. Чего ты просишь, мой маленький повод жить? Разворачиваюсь медленно, как было сказано. Я плох в выполнении обещаний и поручений, но с этим справиться могу. Если между бровей окажется пуля, Сара останется наедине с Никсоном, наедине с кладбищем и моим мертвым телом. Мне страшно не откинуться, страшно — оставить О`Нил здесь в одиночестве. — Молодец, — на лице Дерека разрезом показалась ухмылка. Он чертовски доволен собой. Нашел нас здесь, в лабиринтах груд металла и луж бензина. Папаша погладит его по мокрой головке и даст на ужин погрызть кость. В его худощавой руке — пистолет, дуло смотрит мне в лоб. — Опустишь пистолет, Дерек? — я шепчу, но шепот этот слышен сквозь ветер и шторм. — Заткнись! — Опусти пистолет. Он взводит курок, чтобы доказать мне, насколько серьезны его намерения. Я ему не верю. Никсон и сам вряд ли верит, что выстрелить. Чтобы выпустить из дула пулю, нужно много храбрости и веры в себя. Дерека Никсона этим обделили при рождении. Бедный мальчик. Мне впервые жаль его. Промокшего под дождем пацана, он смотрит на меня с какой-то бесчеловечной ненавистью. Он прошёл так много, чтобы снова вперить дуло папашкиного пистолета в мою голову. Из-под ворота чёрной рубашки выглядывают рубцы. Шрамы от пожара. Он знает, каково этого — быть на волоске от смерти. Хочет подарить это чувство мне? После проделанного пути такое нестрашно. После похорон Люка, после больниц и побегов, после суда и заключений — кажется, меня уже мало что пугало. Страшно оставить Сару одну. Только этого боюсь. — Она тебя не простит, если выстрелишь. Из глаз Никсона брызгают слезы. Я не держал пистолет в ладони, не стрелял, но попал в цель. Он знает, что не простит. Поэтому и не стреляет, Никсон знает и боится того, что станет с ним, когда Сара останется одна. В секунду его колебаний я прыгаю. Звучит выстрел, пуля разбивает одно из целых стекол одной из мёртвых тачек. Пистолет выпадает из ладони Никсона, я накрываю его не раз сломанный нос костяшками пальцев. Его лицо окрашивается в бордовый. Я вижу россыпь капель крови отчетливо, когда небо полыхает молнией. Никсон так и лежал бы, ни попадись ему под руку рядом камень. Затылок прижигает, я инстинктивно касаюсь места удара пальцами. Он использует этот момент и отвечает мне ударом в лицо, бьёт как девчонка — наотмашь, отчаянно, лишь бы задеть. Задевает, в глазах всё чернеет. Я так боюсь оставить Сару одну. Сейчас я один в этой темноте, под ногами больше нет земли. Хотелось бы, чтобы под ними оказалось море. В моих руках — тонкие белые пряди, на коленях — спокойная малышка О`Нил. Она бы спела мне свою любимую песню. Эми Уайнхаус или Арктик Манкис? Она так давно не пела мне, что я и забыл. На ней мой свитер. В руках — наша старая фотка из забегаловки с окраины Сентфора. Сара О`Нил пахнет грушей даже в моих мыслях, её волосы — жасмин, а глаза — чистый лед. Я так в неё влюблен. Не верю, когда слышу. Я забыл, каково это: слышать её голос. Тонкий-тонкий. Таким голосом звучат песни птиц, когда весной гуляешь в глубине леса. Я открываю глаза, когда слышу. — Прекратите, пожалуйста, — она молит нас. Я больше не слышу ветра и дождя. Слышу как бьётся мое сердце: громко-громко. Слышу ее голос. — Вы уже так далеко зашли… Я уже так далеко зашла. Ее слова не окрепли, голос хрипит. Но это он. Я оборачиваюсь на нее, падая с Никсона на землю. Сара дрожит и плачет. Ее ноги и руки — в грязи и дожде. Когда мы встретились впервые, тоже шел дождь. Только девочка была совсем другой. Спокойной и нежной, в её глазах не было этой омрачающей рассудок боли. Я не заметил, когда лёд её глаз хрустнул и раскололся. Трещинка за трещинкой. — Я так перед вами виновата. Что ты говоришь, глупышка? Ты ни в чём не виновата. — Я так хотела, чтобы мы жили счастливо. Чтобы Люк был с нами. Мы будем жить счастливо. На берегу моря, я хочу пообещать тебе это. — Я так устала, Майкл. Я так устала. Осталось еще немного, потерпи же. Не чувствуя ног, я ползу к ней навстречу. Я не оставлю тебя одну, моя маленькая Сара. Девочка поднимает пистолет. — Я так тебя люблю. А я тебя. На мокрую землю брызгает её кровь. Это я кричу? Я так боялся оставить её одну. ***