«Психиатр»
Он успел подумать, почему мать не начала с психолога или психотерапевта, но вспомнил, что та терпеть не может полумер. А потом жизнь Эдварда Каспбрака разделилась на «до» и «после». Наверное, многим последующим моментам он мог бы присвоить статус разделяющей черты, но поход к специалисту был первым возможным знаком того, чем все это сумасшествие может обернуться. Мать коротко постучала и вошла. Из-за ее спины Эдди увидел пожилого, но хорошо выглядящего худого мужчину со строгим лицом и седой бородкой. — Миссис Каспбрак, правильно? Я ожидал вас только в половине третьего. Присаживайтесь. Соня поздоровалась и села перед врачом, Эдди по привычке уселся на кушетку и устало опустил взгляд в пол. Доктор расспрашивал женщину о наследственных заболеваниях, о семье, занятиях, перенесённых в детстве болезней мальчика, об учебе и общении со сверстниками. Соня разливалась соловьем, расхваливая сына и жалуясь на его здоровье. О причине посещения он не спросил, видимо, мать уже обсудила с ним это по телефону. Закончив опрос, мистер Троуч попросил Соню выйти. Та непонимающе уставилась на психиатра. Эдди уже минуло шестнадцать, но она все ещё присутствовала на каждом осмотре, зная о теле сына больше, чем он сам. — Понимаете, психика - это очень тонкий предмет. Он требует трепетного отношения и интимной обстановки. Каждый пациент имеет право на личную беседу и на хранение врачебной тайны. Тем более, если это вменяемый пациент. Мне бы хотелось обсудить проблемы вашего сына с ним наедине. — У Эддички нет секретов от меня, доктор,— Эдди едва-едва дернул губой, сдерживая хмыканье.—Я останусь. — Миссис Каспбрак, я настаиваю, — юноша уловил нотку холода в голосе специалиста. Ему всегда казалось, что психологи и прочие «знатоки души человеческой» должны быть мягкими и обходительными со своими клиентами, но когда любой врач начинал заискиваться перед его закипающей матерью - это только усиливало конфликт и давало ей добиться своего. Поэтому тон мистера Троуча подействовал. Для Сони не привычным было такое «надавливающее» отношение, она немного опешила. — Вы позвонили мне, попросив моей помощи как ведущего специалиста в своём деле. Так будьте любезны, прислушайтесь к рекомендации ведущего специалиста. Иначе я буду вынужден отказать вам в помощи. Женщина проглотила слова, которыми привычно плевалась в несогласных с нею врачей, добиваясь своего, и послушалась. Возможно, такое влияние оказал на неё вид пожилого мужчины. В нем было что-то от военного. Слова казались неоспоримыми, хоть их было немного. Когда мать покинула кабинет, доктор попросил Эдварда пересесть к нему, что тот послушно сделал. — Ну, я вижу, ты парень умный. Так что рассказывай, что с тобой происходит. Эдди растерялся. Он не знал, как выразить то, что пожирало его уже больше месяца, но вырвалось наружу только около недели назад. Я хочу умереть. Инфантильно. Я очень сильно хочу убить себя. Глупо. Я ненавижу свою мать за то, что ненавижу себя. Отвратительно. Мне плохо. Жалко. Он был таким жалким. Все, что тревожило его мысли, нагнетающее, густое и кричащее, словно вылетело из головы. Все слова, невысказанные матери, но жгущие язык, исчезли. Все оформленные, четко сложённые десятки предложений, составляющие его собственный отчёт о состоянии, раскрошились на отдельные звуки, неспособные собраться в высказывание. Он не мог начать, не мог пожаловаться, раскрыться, спросить совета. Он не мог. Было ещё одно обстоятельство. Он не знал, что действительно можно говорить, а что может разрушить его жизнь. Не хотелось провести лето в психушке, накачанным транками до глупой улыбки. Хотя даже это звучало лучше, чем остаться запертым с матерью до конца жизни. До конца его жизни. Доктор подбадривающе улыбнулся уголком рта. — Я..я чувствую себя плохо,— неубедительно. Есть люди, которым действительно плохо, а ты, жалкий мальчишка, просто придумал себе проблемы, чтобы тебя пожалели. — Я не знаю, как это описать. Чувство подавленности переросло во что-то, гм, апатичное? Я не знаю, мне просто плохо. Голос дрогнул. Эдди проморгался и закусил губу. Только этого сейчас не хватало. Будь тише, Эдди, почти шепотом. Она ведь стоит за дверью и жадно ловит каждое твоё слово. Жирная сука. Собеседник молчал, намекая, что ждёт продолжения. — Она пытается контролировать меня, — первый всхлип. — Я не тот, кем хотел бы быть. У меня нет друзей, нет хобби, нет целей. Второй всхлип. — Но они мне не нужны,— пауза, чтобы подобрать слова. Чтобы поднять глаза к потолку, чувствуя лишнюю влагу на них. Чтобы вновь проморгаться, пытаясь успокоиться.— У меня больше нет сил на это. Мне стало слишком...тяжело? Чтобы... Чтобы... Первая, холодная, предательская, противная, жгучая, быстрая и отвратительно большая слеза сорвалась с сомкнутых ресниц. Вдох-выдох. Горло наполняется комом. — Чтобы быть. Это ничего не значило. Абсолютно пустая фраза, не отражающая его самочувствия. Фраза, не раскрывающая корня его проблем, бесполезная для специалиста, максимально тупая, как и все, что он сказал для этого. Бедный, бедный Эдди Каспбрак. Знаешь, какой твой настоящий диагноз? Ты неудачник. Ты жалкий неудачник, неспособный даже сказать, в чем твоя проблема. Этого ты хотел? Свободы? Радуйся, твоя мать за дверью, и ты впервые сам говоришь с врачом. Без повторения додуманных и гиперболизированных матерью симптомов. Ну что, как тебе свобода, Эдди? Способен ты отвечать за себя? Способен? Неудачник, неумеющий говорить без подсказки. Плачущий, мерзкий ребенок. Ты просто не можешь жить без ее помощи. Он чувствовал, как пылает его лицо. Он пытался сдерживать всхлипы, чтобы женщина в коридоре ничего не услышала. Он давился слезами, впиваясь ногтями в ладонь, до боли сжимая кулак. — Извините... Доктор смотрел в лист на столе, что-то отметил быстрым движением карандаша. — Стены в этой части здания гораздо толще, дверь железная, сам видел. Думаю, она ничего не услышит,— мягко и тихо. Эдди кивнул и попробовал заговорить вновь. Что-то бессвязное, утомлённое и жалкое, смешанное со слезами и подвываниями. Наболевшее, накипевшее, измучавшее, окутавшее его мысли, впервые высказанное. Его общество наконец расширилось до человека, который слушал. По долгу профессии, но слушал. И Эдди задыхался, пытаясь высказать все, что мог сказать вообще, боясь, что эту возможность отнимут. Слёзы сменились быстрым-быстрым потоком слов, он постоянно нервно спрашивал: «Вы слушаете?» И, получив утвердительный успокаивающий кивок, продолжал захлебываться словами. Наконец, он выдохнул. И тут же встревожился: не сказал ли чего лишнего, за что так опасался? — Заполнишь этот тест, ладно?— Мужчина подвинул к нему листок. — Ничего серьёзного, просто вспомогательная диагностика. Парень вчитывался, прислушивался к себе и осторожно закрашивал нужные кружочки. Закончив, вернул тест Троучу. Тот прочёл, подсчитал что-то, беззвучно двигая губами, и приписал что-то внизу. Отложив листок, он повернулся к Эдди и посмотрел ему в глаза. — Твоя мать позвонила мне, доказывая, что у тебя какая-то форма шизофрении. Я выслушал симптомы и сразу исключил этот диагноз, предположив, что у тебя может быть депрессивный эпизод. Знаешь, что это? Эдди кивнул. — Она мне не поверила. Выслушав тебя и оценив результаты теста, я могу подтвердить диагноз. Это не просто эпизод, Эдди, это клиническая депрессия, сопряженная с тревожными состояниями. Это болезнь, требующая лечения, и я помогу тебе правильно его организовать. Хорошо? Эдди снова кивнул. — Я выпишу тебе Алпрозалам. Его не рекомендуют детям до 18, но этот препарат - лучшее, что мы можем подобрать. Твоя мать жаловалась на раздражительность и агрессию с твоей стороны, а это единственная группа антидепрессантов, которые прописывают при данном симптоме. Я понимаю, что она может преувеличивать, но давай просто успокоим ее этим фактом? Эдди кивнул. Это было разумно со стороны доктора. Соня действительно перечитает инструкцию несколько раз и, найдя показание, удовлетворяющее ее предположение, успокоится. Дальше он плохо слушал. Доктор Троуч попросил его выйти и позвать мать. Пока парень сидел в коридоре и приходил в себя, Соня получала указания по лечению. Около получаса ее не было. Из кабинета женщина вышла довольная. Взяв сына за руку, она направилась к машине. По дороге пришлось заехать в аптеку с рецептом. Пока мать отсутствовала, Эдди крутил переключатель радио, пытаясь найти что-то необычное. Наконец, из динамиков прозвучало что-то интересное. Чтобы быть интересной, песне достаточно не быть ненавистным парню джазом.I take my pills and I'm happy all the time. I'm happy all the time. I'm happy all the time. I'm happy all the time I love my girl but she ain't worth the price. She ain't worth the price, No, she ain't worth the price. [Я принимаю свои таблетки, и я счастлив всё время. Я счастлив всё время. Я счастлив всё время. Я счастлив все время. Я люблю свою девушку, но Она этого не стоит. Она этого не стоит. Нет, она этого не стоит.] Happy Pills - Weathers
Эдди откинулся на кресло. Да, это ужасно иронично. Таблетки, которые он ненавидел всей своей душой, должны сделать его жизнь лучше. Отвратительно. Доктор сказал, что эффект будет заметен только через пару недель.***
В начале июня встал вопрос о продолжении обучения. Старшая школа не могла удовлетворить его запросов, поэтому Эдди принял решение уходить в специализированный колледж. В штате Мэн не было хороших профильных заведений, но дальше своего штата мать не могла его отпустить. А перспектива переезжать вместе с ней парню не нравилась. Пришлось выбирать из имеющихся. Недалеко от Дерри был колледж, предлагающий своим студентам факультеты медицины, искусств и гуманитарных наук. Конечно, это был не лучший вариант, но другого не было. Несколько вечеров, проведённых за выматывающими разговорами, и Соня даже разрешила ему переехать в общежитие при колледже. С трудом, но разрешила, предварительно решив проверить условия здания, в котором собирается провести ближайшие четыре года ее любимый сын. Она была рада, что тот будет обучаться медицине недалеко от дома. Женщина связалась с директором, собрала нужные документы и поехала изучать колледж, впервые за долгое время предоставив Эдди самому себе. Она побоялась брать его в незнакомое место, а в машине было слишком жарко. Кондиционер все ещё был сломан. Вечер Эдди обещал пахнуть свободой. Следовало матери скрыться за поворотом, он тут же вскочил на давно скучающий без дела после окончания школьных будней велик и поехал в парк. Пару часов у него точно было. Ноги заболели слишком быстро. Он пытался прочувствовать каждое движение мышц. И эта приятная боль ему нравилась. Он был живым. Лицо ласкал встречный ветер, июньский, свежий и желанный. Эдди делал жадные вдохи, до предела наполняя легкие воздухом свободы. Нужно сохранить это сладкое чувство до конца лета, дотерпеть, досуществовать, а затем вырваться из тюрьмы и стать нормальным человеком. Волосы на голове трепетали, и он улыбался, чувствуя, как трепещет так же его сердце. Он был радостно взволнован, он смеялся и наслаждался каждой минутой, в которую был собой. Не лучшей своей частью, конечно, но самой искренней. Он был тем восхищенным ребёнком, которым не успел побыть в детстве. Эдди соскочил с велосипеда и свернул с дорожки, везя его сбоку. Ему нравилась заброшенная часть парка, куда горожане заходили крайне редко. Он часто заезжал сюда после школы, когда Соня не забирала его, и сидел у заросшего по берегам прудика, развалившись на траве. Незримо посылал её, беря в рот травинку. Плевать он хотел на яйца глистов. Если ему суждено сдохнуть, то только так! Выходя к любимому месту, он услышал отголоски смеха какой-то компании. Ругнулся и принялся обходить пруд по зарослям, чтобы выйти к другому берегу. Черт бы всех побрал, он просто хотел побыть в одиночестве! С другой стороны был неудобный спуск, но зато можно было удобно устроиться под клёном. Бросив велик рядом, он уселся, оперевшись на ствол, и открыл взятый с собой учебник на случайной странице. Его не было видно за кроной. Ветви клёна неестественно тянулись вниз из-за расположения на склоне. Он посмотрел в сторону подростков, оставшихся на противоположном берегу. Компания была небольшой, но очень шумной. Кто-то курил, кто-то валялся в траве. Вокруг сидящих с бутылками девчонок скакал раздражающий своей пестрящей рубашкой парень и что-то возмущённо вопил. Эдди поморщился и опустил руку в карман. Маленький пузырёк с антидепрессантами приятно холодил пальцы. В прошлый раз рецепт не забрали, он мог воспользоваться им ещё раз. Таблетки кончатся, и он поедет за новым рецептом, который обеспечит ему новый пузырёк, где каждая таблетка рассчитана на определённый день. Но у него будет ещё один пузырёк. Лишний. Случайно выданный по старому рецепту. Таким образом, он не лишится опоры в лице антидепрессантов, если сейчас увеличит дозу. Эдди потянулся за бутылкой с водой, закреплённой на багажнике лежащего рядом велика. Проглотил три таблетки, запив несколькими глотками, чтобы избежать горького привкуса лекарства. Вернул бутылку на место и принялся ждать, уставившись в учебник. Попытки настроиться и понять хоть что-нибудь из прочитанного успехом не увенчались. Он поднял глаза, пытаясь получше разглядеть подростков на другом берегу. Они сидели в кругу и смеялись. Говорили о чем-то. Затем две девушки, сидящие рядом, начали целоваться под громкие улюлюканья. Эдди отвернулся, краем глаза заметив вскочившую пеструю рубашку. Это была какая-то дурацкая игра? Неважно. Он почувствовал, как тяжелеет голова. Хороший знак. Отложил бесполезный учебник, раскинул руки в стороны. Они постепенно наливались свинцом, пока Эдди погружался в туманный калейдоскоп слившегося пейзажа. Он попробовал сжать кулак. Казалось, сигнал от мозга запаздывает. Он отсчитывал секунды по оглушающему сердцебиению. Глухие удары были главным ориентиром во внезапно сгустившемся воздухе. Наконец, пальцы начали сгибаться. Очень медленно, смещаясь на миллиметры. Он будто пытался сжать кусок металла - столько усилий пришлось прикладывать. Так же сложно было поднимать ресницы. Зачем ему моргать, если можно просто закрыть глаза и ощутить легкость собственного тела? Он был почти невесомым, и это было не смешно, это было счастливо. Он стал ветром. Нужно было только сбросить свою оболочку. Глубже и медленнее стали вздохи, а за ними увеличился и промежуток времени между ударами метронома, затухающего в груди. Пуф... Он распадается на молекулы. По кусочку, по крошечной частичке. Пуф... Распыляясь вокруг, превращаясь в воздух, захлебываясь собой. Пуф... — Эй! — СЛИШКОМ ГРОМКО. Его словно засосало в воронку, потянуло обратно к телу, адский круговорот перепутанных молекул пытались занять свои места, сбивая друг друга и руша насыщая туманный калейдоскоп цветами. Он внезапно прозрел, изумленный упавшими на него красками. Слишком пёстро, до боли пёстро. Больно...больно... Режут глаза мерзкие пестрые пятна, он хнычет, пока тяжесть тела становится привычной, пока время возвращается в свою колею. — Эй?.. Ты в порядке?.. Он снова распахивает глаза, пытаясь собрать целостную картинку сквозь пелену туману. Кто он? Зачем он? Он был ветром и был всем, почему он снова такой маленький и тяжёлый? Пятна собираются в расплывчатые очертания, те обретают края и собираются в цельную форму. Эдди все ещё ничего не понимает, но видит перед собой раздражающую пестреющую рубашку. — Пиздец у тебя зрачки расширены. Торчал что ли? Из ворота рубашки растёт шея, а на ней голова, украшенная россыпью чёрных кудрей. — Ты слышишь меня вообще? Эдди смотрит на тонкие блеклые губы, беспрерывно двигающиеся. Смотрит, как они сжимаются и разжимаются, скрывая трещинки. — Эй! — растущая из рубашки костлявая рука оканчивается не менее костлявыми пальцами, сжавшими его плечо. Его встряхивают. Раз, ещё раз. — А? — Эдди промаргивается и вроде приходит в себя. Лохматая голова над пёстрой рубашкой не исчезает, поражая его фейерверком цветов. Правда, рубашка напялена на однотонную футболку, что немного улучшает общую картину. Ещё одних деталей Эдди не выдержал бы. — Ты, блять, кто ещё? — Очнулся?— Парень с того берега смотрит в сторону, заметив что-то, и тянется к велосипеду, нависая над Каспбраком. Эдди все ещё пытается осознать, почему он здесь, пока чужие чёрные, мокрые патлы лезут в глаза. Парень с того берега гремит багажником и возвращается в исходное положение, сжимая в руке бутылку Эдди. — Держи. Эдди обхватывает бутылку вместе с чужой ладонью и непонимающе смотрит на неё. Держать? Зачем? — Я смотрю, тебя нихуево так вставило, да? — парень с другого берега отдергивает руку, сам свинчивает крышку и прикладывает бутылку к чужим губам. Эдди послушно открывает рот и делает несколько глотков. Осознать себя. Он промаргивается и перехватывает бутылку. Ещё несколько глотков и долгая отдышка. Парень прокручивает в голове последний прозвучавший вопрос. — Да нет, не особо. Думаю, от водки так же. Я просто задремал, и спутанность сознания вкупе с угнетением ЦНС наложились на первые образы из сновидений. А почему ты мокрый? Мокрые не только волосы. На однотонной футболке, в отличие от рубашки, видны грязные разводы. Она заметно липнет к телу парня-с-другого-берега. А ещё от него неприятно пахнет илом. — Мы играли в ПилиД, и я выбрал действие. Мне загадали переплыть пруд и вернуться обратно босиком. Я Ричард Тозиер, кстати. Можно просто Ричи, — он протянул холодную ладонь. — Эдвард Каспбрак. Можно Эдди, — парень осторожно пожал его ладонь. Перед глазами случайно оказались наручные часы. Кажется, у него осталась всего четверть часа, чтобы вернуться домой и сделать вид, что дальше двора он не выходил. — Приятно. Так что ты юзал здесь, Эдди? — Я не юзал. Это таблетки, выписанные мне лечащим врачом. Просто не рассчитал дозу, вот и все,— он осторожно встал и поднял велосипед. — Да это и не твоё дело. Ричи примиряюще поднял руки: — Я просто увидел лежащего на земле человека и подошёл спросить, все ли у него хорошо. Он оказался без сознания и еле дышал. Я кое-как привёл его в чувства. Имею я право знать, что с ним случилось? Вдруг его нельзя отпускать одного с велосипедом? Вдруг он ебнется на ближайшем повороте и свернёт себе шею? — Ты слишком много болтаешь. Эдди перехватил велосипед и начал подниматься по склону. Ричи шёл следом, продолжая рассуждать, что может случиться с человеком, пять минут назад лежащим без сознания. Нужно было обойти пруд и выйти на нормальную тропу. До дома можно успеть минут за семь. Мать, конечно, на одну только дорогу туда и обратно потратил два часа, но Эдди хотелось быть уверенным, что он вернётся домой задолго до неё и успеет привести себя в порядок. Конечно, он был рад знакомству с Ричардом, это был первый диалог с ровесником, выходящий за рамки «Привет-привет, что задали, спасибо». Но обстоятельство мешали ему продолжить общение. Он волновался. — Эдс, где ты учишься? — Ричи все ещё пытался поддержать диалог. Им все равно в одну сторону - на другой берег. — Нигде. — Выгнали? — в вопросе сквозит пренебрежение. — Ушёл. Выбираю колледж,— он пыхтел, толкая велосипед. — Аааа,— понимающе протянул Тозиер.— Я тоже послал старшую школу. Новому там уже не научат. Найду что-нибудь связанное с искусствоведением и буду писать сценки для детских утренников, хах, как тебе такая идея? Эдди промолчал. Сейчас ему было не особо интересно, чем планирует заниматься этот клоун. Видит он его первый и в последний раз, а конфликт с матерью может привести к разрушению всех его дальнейших планов. — А ты по какому направлению пойдёшь?— парень несильно ткнул его локтем в бок. — Химбио,— вот и тропинка, ведущая к нормальной дороге. Эдди облегченно выдохнул. — Ладно, приятно было познакомиться, бывай! Он толкнулся, вскочил на велосипед и изо всех сил погнал домой. Ричи пожал плечами и поплёлся к друзьям. — Эй, лохи, у нас осталось пиво?***
Матери колледж понравился. Кампус оказался небольшим, но уютным. Несколько учебных корпусов, один жилой. Комнаты на одного человека, ванная комната без плесени, зато с унитазом. Будь душ и туалет общим на этаж - Соня бы ни за что не отпустила бы его, а так она осталась вполне довольна. В мед. кабинете дежурит терапевт, с начала учебы студенты будут проходить стажировку и присоединятся к нему, таким образом, кабинет никогда не пустует, а значит, в случае чего Эдди всегда может обратиться за медицинской помощью. Он слушал ее вполуха, радостный, что к концу лета все-таки сбежит из родительского дома. Приятно усталого, его даже не раздражали ее интонации. Он был счастлив, потому что поступит в колледж. Он был счастлив, потому что обрёл новый опыт с таблетками сегодня. Он был счастлив, потому что смог переброситься парой слов с кем-то новым. — Я рад, что тебе понравилось. Спасибо, что съездила,— он вышел из-за стола, поцеловал Соню в щеку и поблагодарил ее за ужин. — Хорошего вечера, мам. Поднявшись в свою комнату, Эдди неспешно разделся и лёг в постель, прикрыв глаза. Ощущение легкости вновь нахлынуло. Это действительно было похоже на опьянение. Он вряд ли станет переводить таблетки на подобный эффект, потому что побочка от передозировки крайне непредсказуема. Ему сейчас так повезло, а в следующий раз он может поймать паническую атаку, головную боль или расстройство ЖКТ. Все-таки, с нервной системой шутки плохи. Засыпая, он почему-то вспомнил трещинки на бледных губах Ричи.