Игра судьбы. Игра добра и зла.
Игра ума. Игра воображенья.
«Друг друга отражают зеркала,
Взаимно искажая отраженья»…
Георгий Иванов
Свет полной луны золотил стены поместья Орловских. К окончанию ночи она горела уже не так ярко, потихоньку опускалась за горизонт, даруя право наступающему рассвету, такому по-осеннему холодному и туманному, пронзить своими лучами пасмурное небо. В «кровавой» комнате дома, в постели, прижавшись друг к другу, спали двое. Властош, обнимавший сзади Мару, постоянно вздыхал и ворочал головой — его посещали отнюдь не сладкие сны, чего нельзя было сказать о травнице: на лице её во время безмятежного сна то и дело играла умиротворённая улыбка. После страшной и волшебной ночи покои, наконец, окутало безмолвие, и теперь отдых любовников охраняли только три свечи, мирно чадящие в канделябре… На какое-то время стало тихо, спокойно… Свечи потухли. Тихо. Спокойно. «Ку-ку!» Внезапно раздавшийся звук всколыхнул предутреннее затишье. Вишнецкий вздрогнул. Поморщился сквозь дрёму, понимая, что к пробуждению призывала механическая кукушка, жившая в настенных часах. «Ку-ку, ку-ку!» — повторяла птичка, наполовину выглядывая из часового домика. — Властош… — пролепетала Мара сквозь дрёму. — Прекрати кукукать… Итак всю ночь мучил, — травница зевнула. — «Куковать» правильнее, — так же сонно прошептал чародей, уткнувшись знахарке в волосы. — Ну ты меня ещё поучи… еще поучи… «Я тебя грамоте с детства обучал, и сейчас стану, если ты забыла!» — хотел сказать Властош, но резко вскочил от раздавшегося на всю комнату повторного громкого: «Ку-ку!» Механическая пташка прокуковала гораздо настойчивее, хотя была вовсе не живой. Властош, понимая, что она извещает о приближении утра, потряс ведьму за плечо. Та недовольно отмахнулась, и тогда чародей поцеловал травницу за ухом. Приятная улыбка коснулась её губ. — Давай ещё поваляемся, подождёт наш завтрак… — Мара, ты должна раньше уйти к себе в комнату, нас никто не должен видеть вместе. Знахарка нехотя приоткрыла глаза. Что ж такое! Опять! Опять он боится, точно ребёнок! То ли за то, что их увидят вместе слуги пана Мирона, то ли приметит сам Мирон. Ну, и что с того?.. Они ведь — взрослые люди. Да, и Криош им не преграда. Теперь не преграда. Вчера всё решилось! Однако, проще воду в решете пронести, чем пытаться переспорить господина Вишнецкого. Мара устало провела ладонью по лицу и взвыла от безысходности. Приподнялась на постели, поёжилась от сквозняка. Нужно настроиться, раскачаться, прежде чем встать и идти искать одежду. Холодно… Да, ещё эта кукушка, будь она неладна, поспать не дала! Властош лежал и смотрел на возлюбленную туманным взором, с наслаждением любовался изгибом её спины. Честно он признался: ему не хотелось отпускать травницу от себя ни на шаг. Не выдержав, волшебник приподнялся и обнял её сзади. — Ну, и что ты делаешь? — Мара, не сопротивляясь, позволила сковать себя крепкими, красивыми руками. — Ты ведь замёрзла. Я согрею. Властош вновь сдался. Желание обладать ею туманило разум. Волшебство началось. От щелчка пальцев вспыхнули свечи. Если за любовниками кто-то и следил, то он видел бы прекрасную картину. Пан Вишнецкий ласково, неспешно осыпал лёгкими поцелуями тело его желанной Мары. Ведьма смеялась, нежась в объятиях любимого человека. — Не проще ли просто подать сорочку? Тебе мало было сегодняшней ночи? — спрашивала она, подставляя шею под жаркие поцелуи. — Сама ведь соблазнила, — шепнул Вишнецкий ей в ухо. Одна рука пана гладила обнажённую спину; вторая задержалась на груди, лаская её, игриво скользнула по животу, опустилась ниже и скрылась в фиолетовых шелках. Мара, откинувшая голову на плечо Властоша, отдалась ласкам. Наконец свободная, не в оковах, она может и сама управлять движениями возлюбленного, дабы сделать удовольствие ещё ярче, ещё прекраснее, но она держалась, не кричала. — Ты же… Ты же счастлив, что всё началось заново? — спрашивала Мара Васильевна, прикусывая губы до крови, силясь подавить стоны. Она захлёбывалась от наслаждения. Тело горело от касаний, молчать было почти невозможно. За окном — заморозки, а в покоях будто пожар запылал. — Больше всего на свете, — ответил правду Вишнецкий. На сей раз птица снова вылетела из настенных часов и со всей мощностью, на какую только была способна, громко и нервно, точно поторапливала, возвестила: «КУ-КУ!» — УМОЛКНИ! — воскликнула огорчённая Мара, когда Властошу резко пришлось отстраниться. В несчастную птицу полетела подушка. На миг кукушка спряталась в деревянном домишке, затем вновь показалась на глаза и повертела кончиком крыла около механической головы, как будто пальцем — у виска, мол, совсем сбрендила. Кидаться подушками в часовых кукушек, просто выполняющих рабочие обязанности! Но больше не куковала. Мара встала с постели и, не смотря на пана, начала рыскать по комнате в поисках своей одежды. Властош даже не успел ничего сказать, так резко она вскочила. Встав с кровати, он и сам надел рубашку. — Ну, не дуйся, дорогая. Успеем ещё вместе побыть. Поспи часик-другой. Завтрак у Мирона в семь обычно. Потрапезничаем и поедем. У меня дома дел невпроворот — Да, раз ты так желаешь… Ивия идёт на поправку. Свою работу я сделала. Об остальном супруг пущай заботится. Улыбнувшись, пан протянул знахарке коралловые бусы и, прежде чем она вышла из комнаты, одарил горячим поцелуем. Чтобы не злилась и не расстраивалась. Увы, он забыл, на что способна обиженная свободная в правах женщина… Закрыв дверь, Властош поднял с пола подушку и присел на край постели. Нужно было немного доспать. — Кукукнешь в семь, и — ни минутой раньше, — приказал он механической птице, выглянувшей из дверок часового домика. — Ладушки. Токмо, сперва извинись. Пан изумлённо обернулся на скрипучий, словно в нём скрежетали шестерёнки, голос. — Ты что, говорящая?! — И у часов тоже есть чувства, — заявила птичка, — так что, не надо кидаться подушками, думая, что часовой кукушке не будет больно. Отнюдь. — Та-ак, — волшебник упёр руки в бока, — и много ты видела? — Ой, да больно-то надо мне было на вас смотреть! И не такое видала. Ку-ку! — Это ж кто тебя такую создал? Прямо, как живая! Кукушка на мгновение застыла, поражённая. — Ясень пень, кто: пан Орловский. Властош с усмешкой покачал головой. — Тут кто-то другой своё умение приложил, Мироша хорошо колдовать не умеет. Чародей из него никудышный! Кукушка ничего не сказала. Вишнецкий, рассмеявшись, отвернулся, повалился лицом в кровать. В один только момент совесть его проснулась, заела, намекая, что неплохо бы извиниться перед механической птицей, но быть вежливым не получилось. Вместо слов извинения Вишнецкий повторно приказал: — Кукукнешь в семь, опаздывать я не хочу. Кукушка печально вздохнула и скрылась за дверками часового домика.***
Утром погода была по-прежнему пасмурной. Начинал накрапывать дождь. В белом зале столовой молча завтракала панская семья и их гости. Господин Вишнецкий явился чуть позже, чем Мара. Мирон с былой любезностью пригласил его за стол. Мирон всегда слыл очень любезным и приятным человеком. — Простите, опоздал на десять минут. Кукушка в часах отомстила, — сказал Властош и решил спросить про говорящую птицу. Мирон кивал почти на каждом слове, размазывая ножом масло по куску душистого тёплого хлеба и, казалось, вовсе ничему не удивлялся. — Ну да, создал её и вправду я, не думай, что я ничего не могу! Один раз магия вырвалась из слов перепутанного заклинания и даровала механической птичке голос, теперь вот трещит без умолку да врёт постоянно, — оправдывался Орловский. — Заставить её замолчать не могу: колдун из меня, как из Кириона с Милошем благовоспитанные дворяне! Отцовский насмешливый взгляд коснулся вышеупомянутых, но дети пропустили обидные слова мимо ушей. Они смеялись, радовались за маму, впервые за долгое время сидящую с ними за столом, и почти не слушали разговоры взрослых. Будь их, близнецов, воля, начали бы кидаться друг в друга молочной кашей, однако по боку сидела старая Энн. Одного только её злобного взгляда всегда оказывалось достаточно, чтобы усмирить непосед. Такого удовольствия, как кидание кашей она не позволяла. Цапля вообще ничего, никогда и никому не позволяла. Анфиса же, которую, судя по всему, назначили подавальщицей блюд принялась разливать кофе. Чародей строго, почти с ненавистью поглядел на неё исподлобья. Анфиса поняла свою ошибку. Молча успела отставить в сторону молочник и налила бывшему хозяину чистый чёрный кофе без сахара и молока, как он всегда любил. Дождавшись, когда невольница покинет залу, Властош выдохнул и продолжил разговор. О часах с кукушкой больше не говорили, зато Вишнецкий спросил о странном зеркале. — Ах это, — уголки губ Мирона Мстиславича дёрнулись, — да, это зеркало давно пора выкинуть, а я его все храню. В том чулане. — Не принято зеркала выкидывать, Мироша, — вмешалась Ивия, доселе хранившая молчание. — Да, брось, милая, старые бабушкины сказки, — отмахнулся супруг, спеша перевести тему. Властош так и не успел сказать, что почуял от этого зеркала какую-то непонятную, чуждую в этом доме магию: Мирон начал закидывать гостей вопросами о том, как гостям спалось, и какие сны снились. Яков сказал, что кровать была сделана на славу, и он спал сном младенца. Мара не выдержала, хихикнула. Властош, сидящий рядышком, незаметно сжал ей руку, сам с трудом подавил улыбку. — Мне тоже хорошо спалось, — ответствовал он. — Одно «но»: дедуля приснился. Здесь он не соврал. Почти не соврал. — Вот же, лиходей, — покачал рыжей головой пан Мирон и добавил: — Мне знаешь, тоже по ночам часто всякая гадость снится. Ладно, не будем о грустном. А вам, Мара Васильевна, как спалось? «Что ж ты пристал к нам, как банный лист!» — с досадой воскликнул про себя Вишнецкий и тут же с опасением покосился на травницу. Мысли их сошлись, ведь думала она про Орловского тоже самое. И с удовольствием сказала бы ему, как она умела — с чувством, с толком и со всеми не летописными выражениями как же ей всё-таки спалось, но… воздержалась. В зале находились дети. — Ты знаешь, Мирон… Мм, спала, как убитая! Под столом её рука легла на колено Властоша. Чародей, мирно пьющий кофе, насторожился. Эта чертовка принялась плавно поглаживать его ногу и вскоре переместилась чуть выше. Глаза пана расширились. — Странно, мне одному казалось, что я слышал какие-то звуки? — спросил Орловский, отправляя в рот бутерброд с сыром. Властош же наслаждался другим. — Ух ты! Тоже слышали, значит? А вы, госпожа? — посмотрела она на Ивию. Мара отлично изображала недоумение. Тёплая её ладонь продолжала настойчиво гладить, и в конце концов Властош не сдержался. Нет, не будь в столовой Мирона, всей его семьи и нескольких слуг, он бы со страстью и желанием набросился на ведьму, но… Пришлось просто наступить ей на ногу, чтобы знала своё место. Мара ойкнула, но довольная до невозможности, как откормленный щедрыми хозяевами домашний кот, положила руку на столешницу. Трапеза окончилась заявлением Вишнецкого о том, что пора уезжать домой. — За приют и еду позвольте откланяться, Мирон Мстиславич, — поблагодарила Мара. Орловский подошёл, взял её руку в свою и принялся целовать, осыпая комплиментами и благодарностями. Властош незаметно скривился. Ивия помрачнела. Ей всегда отчего-то было тяжело принимать обыденный этикет поведения. Целовать руки было принято. Однако не было принято делать это так рьяно и так сладко, как делал муж. Властош, заметивший взгляд Ивии, полностью был с ней солидарен. Да, ещё Мара, такая негодная переливчато смеялась! — Я прикажу, чтобы снарядили ваш экипаж, — молвил Мирон и, ещё раз поцеловав белоснежную ручку целительницы, удалился. Властош проводил друга недовольным взором, в эту минуту он напоминал обманутого мальчишку, у которого старший брат отобрал последнюю конфету. За Орловским печальной тенью последовала жена. Следом — дети в сопровождении старой Энн и Яков, пообещавший оповестить Властоша, едва карета будет готова к поездке. … В столовой они остались наедине. Повисла мёртвая тишина, её нарушал лишь стук капель дождя по стёклам окон. — Ну, и что это было? На вопрос чародея Мара отвела игривый взгляд в сторону, думая куда лучше бежать, если что-то пойдёт не так. — А что такое, Ласточка? — ведьма попятилась к двери. Она понимала, чем обернётся для неё ярость колдуна. И, судя по побелевшим волосам, Вишнецкий был взбешён до предела. — Сперва за столом мне устроила непонятно что… — Не понравилось, милый? — Мара усмехнулась. Шляхтич скрипнул зубами, шагнул навстречу. — Я тебя прибью, дорогая. Нет, придушу хорошенько. — Мм, правда? Вы тогда уж определитесь, Властош Ладович, что хотите со мной сделать, — Мара посмеивалась, теребя кончики чёрных кудрей. Серебристые с хитринкой глаза заигрывающе смотрели на мага. Как давно ей этого не хватало! В очах Властоша пылало желание, Мара, правда, не поняла, какое именно: поцеловать или прибить. Наверное, зная его, и то, и другое. — Да, ты меня сперва поймай, чёрт проклятущий! — Мара, мы же — не дети! К тому же, бежать от меня бесполезно. — Да, ну? Тогда догоняй! И, рассмеявшись, ведьма рванула к выходу из залы. Властош устремился следом. Он даже не заметил нескольких убирающих коридор невольных слуг, старой Энн и самих сыновей Мирона. А вот Кирион и Милош, завидев пана и травницу, улыбчиво переглянулись. Цапля недовольно покачала головой, буркнула себе под нос что-то вроде: «Взрослые люди, а ведут себя как маленькие дети!» Близнецы, напротив, не разделили мнения гувернантки. Они радовались. Искренне, как и полагается детям. — Я ведь говорил, что Властош влюблён в Мару, и она в него, а ты мне не верил! — сказал брату Милош. А затем потребовал отдать ему славенский пряник, который тот проиграл. Кирион нехотя передал в руки младшенькому пряник, запрятанный в кармашке, однако старая Энн тотчас отобрала его. — Сладкое детям вредно! — заявила она. — Хотите без зубов остаться? И так, много выпало! Близнецы одинаково горестно вздохнули. И Киря вдруг сказал нечто иное, совсем не связанное ни с пряником, ни с зубами: — Жаль, наш папенька разлюбил маменьку. — Почему это юный паныч так рассуждает? — удивилась Цапля, с ужасом поглядев на ребёнка. Видно, такие домыслы, по её мнению, не должны были возникать в голове шестилетнего сына помещика. Киря пожал плечами: — Раньше они играли друг с другом. Потому что папенька тоже играл в догонялки с маменькой, прямо как Властош Ладович с Марой Васильевной… Старушка-гувернантка не нашлась, что ответить. Он загнал её в небольшую светлую комнату, увешанную портретами предков Орловских и заставленную обитыми кожей диванчиками. Смеясь, Мара играясь, убегала от него, как мышка от кота. — Что у тебя с Мироном? — схватив травницу за талию, начал допрашивать Властош. — Белены объелся? — та широко улыбнулась. — Ничего у меня с ним нет. Он ведь женат! — Ну, когда ему это мешало, милая? Я видел, как твои ручки лобызал, аж слюни текли! Властош всегда слыл собственником, и ревность была ему не чужда. — Я, кажется, обещал тебя придушить, ведь догнал, — чародей, посмеиваясь, сомкнул пальцы на горле Мары. Он ей, конечно же, верил. И боли причинять даже не думал. Он хотел уже отпустить, поцеловать, потянулся к пылающим губам, как вдруг… дверь в комнату приоткрылась, и в проём высунулась плешивая голова Якова. — Ох, пан… Простите, не вовремя я… «Конечно, не вовремя, идиот! Почему ты всегда приходишь не вовремя?!» — Вы тут заняты, — замялся приказчик, поражённо глядя на открывшуюся картину. — Э-э… Не хотел помешать вашим играм. Властош округлил глаза, как и Мара, но та — скорее всего от нехватки воздуха. — Яков, какие к лешему игры?! Я её просто душил! — Господин, вот честно, — Злотенко с искренней улыбкой прижал руку к сердцу. — Это — ваше личное дело, душите на здоровье, вам никто не запрещает! Мы с Лялечкой тоже бывает друг друга… ну, неважно. Я просто зашёл известить вас, что карета подана. Нам пора в путь. Властош кивнул. Прозвучал приказ ждать его на улице. Яков послушно скрылся за дверью. Мысль и у чародея, и у знахарки билась только одна. И Властош её озвучил: — Мне кажется, мы выглядим как идиоты. — Мы — нет. Ты — да. Как, хорошо, что ты в себе это заметил. Она успела ускользнуть из его хватки, испугавшись, что всё-таки задушит. Не смев ругаться по пустякам, оба присели на край двиванчика под картинами, так сказать, на дорожку, и замолчали. Трудно было пану Вишнецкому извиниться перед возлюбленной, потому вместо просьбы о прощении он небрежно бросил: — Знаешь, я скучал по тебе. — Все шестнадцать лет? — Ну, периодами. — Хоть в этом не лжёшь, похвально. Хотя, судя по твоим страстным объятиям ты сильно скучал. Ревнивец ты мой… — она невольно потёрла шею и, окрестив Властоша «дурнем, каких свет не видывал», наградила его долгим поцелуем. Вишнецкий даже не успел понять, что происходит, как его повалили на диван и прижали всем телом. Поцелуй, казалось, длился вечность… — Я скучал по тебе, — выдохнул Властош, утопая в её серебряном, сверкающем как у кошки, взгляде. — С самого Института, Марушка… Мара триумфально улыбнулась и вновь сладко поцеловала в губы. … Из поместья Мирона они выехали через час под пробирающий до костей дождь. Орловский тепло обнял друзей и ещё раз предупредил быть осторожными. Про Настасью, книгу и дальнейшие действия они договорились очень тихо. Властош, правда, не думал ни о пленнице, ни о деде, ни о происходящем в Славении. Разум его был затуманен тем, что в народе звалось любовью.***
Прошло несколько часов, прежде чем красно-белый, прекрасный и жуткий город, город чародеев, парков, цветов и виселиц окончательно скрылся из виду. И несмотря на суровые законы, укоренившиеся в Вишнёве, выехав из него, каждый невольно почуял рядом некую опасность. Они будто покинули защитный купол или родной дом. Но за непринуждённой беседой странное ощущение начало потихоньку исчезать. Мара просветила Осипа, как лучше ехать, чтобы сократить время пути и прибыть в северное Полесье уже к завтрашнему вечеру. Осипка кивал. Крестьянин понимал травницу с полуслова. В лесу он ориентировался отлично, точно собака на охоте, знал каждое деревце и лихие места, куда лучше не стоило заезжать. — Тогда, вы прибудете к моему терему уже завтра вечером, — повторила Мара, обратившись к Якову. Управляющий насторожился. Что значит «вы»? Он и Осипка что ли? А как же — пан?.. — А мы — по-другому, — Мара широко улыбнулась, любовно поглаживая черенок метлы. — Зря я что ли просила её притащить с собой? К тому же, она в три раза быстрее любой лошади, а я домой жуть как хочу! Лучше над облаками, с ветром в ушах, чем трястись в этом пыточном приспособлении, чувствуя мягкими местами, каждую, Аспид её побери, кочку! Пока Мара говорила о неудобствах езды в карете, Властош недоверчиво косился на помело. Маг сомневался в том, что метла выдержит их обоих. Но спорить с травницей не хотелось. Всё равно, бесполезно. Болела голова. Возможно, так действовала мрачная погода или тревожные мысли. Ничего не говоря, маг повесил через плечо суму, проверил сохранность колдовской книги, ловца снов и приказал остановить экипаж. — Да, как же так можно, пан? — удивлённо воскликнул Яков, предпринимая последние попытки остановить хозяина. — Потеряемся, ведь! На метлу одну рассчитывать негоже! — Яков, успокойся. На метле она полетит, я немного по иному. Чародей вышел из кареты посреди лесной тропинки, устланной мокрыми пожелтевшими листьями. — С нами всё будет хорошо. Я уже готов ко всему, навидался вдоволь за эти дни. Езжайте. Славья-Матушка, храни вас в путь-дороге. Властош, прошептав языческую молитву, с силой захлопнул дверцу. — В добрую дорогу без злоключений! — произнесла вслед Мара, про себя осенив экипаж и людей знамением Единого. От беды или разбойников, на всякий случай. Хотя, она точно знала: плохого случиться не должно. Карета уехала. Дождь прекратился, но пасмурное небо тяжёлым полотном продолжало низко висеть над землёй. Казалось, оно вот-вот прогнётся ещё больше и раздавит маленьких суетливых людишек. Властош с Марой прежде, чем пуститься в путь, решили прогуляться по лесу. Наполовину оголённые деревья пропускали их вперёд, в самую чащу; промозглый ветер свистел в ушах, трепал длинные волосы. Мара ёжилась, шла медленно, дрожащей рукой сжимая черенок метлы. — Чего ж ты, даже плащ не взяла? — Думала, что погодка будет лучше. Не обращай внимания. Чародей не собирался не обращать. Снял собственный шерстяной плащ и накинул на плечи Мары. — Не надо, сам ведь замёрзнешь, — попыталась отмахнуться она, но тщетно: Властош взял угрожающий тембр: — Значит так: ещё одно слово, и тебя не холод убьёт, а я! В плащ завернулась. Капюшон накинула. Руку мне дала. Молодец! Гуляем дальше. Так они и продолжили идти рука об руку: Мара, укутанная в тёплый плащ и, Властош в одной тунике и штанах. Холода он не ощущал, тепло рядом идущей знахарки согревало. На них падали золотые листья, некоторые нагло прицеплялись к шерстяному плащу Мары и седым волосам Властоша. Чародей и травница шли. Они разговаривали, почти не глядя друг на друга, а смотря под ноги, и казалось, рассказывали новости своим башмакам. Говорили о разном: сначала — о пасмурной погоде, потом о картах оракула и Мироне, о его прелестных детях и дошли до главной темы про грядущую войну в Славении. Пан вдруг обмолвился о Настасье, которая могла ему помочь. Под давлением Мары пересказал вкратце всё, что произошло без вранья. Почему он ни разу не солгал, так и не понял. Может, ему, наконец, захотелось выговориться? Непонятно. В любом случае Мара узнала всё в подробностях, включая и поджог мельницы, и заколдованного отца, и методы «воспитания» Насти. Узнала она и про священника, потерявшего брата по милости пана, и про встречу с Истином, правда, мельком. — Какой же ты, всё-таки, мерзавец, Вишнецкий, — тихо произнесла знахарка, качая головой, пытаясь осознать всё, что услышала. — Ради благой цели готов мучить, обманывать, убивать… Негодяй… Властош другого от неё не ждал и горько усмехнулся: — Я пойму, если ты меня бросишь. Можешь, даже влепить перед этим пощёчину. Мара встрепенулась, словно её поразила молния. — Э-э, нет, не выйдет, лис проклятущий. Сбежать от меня захотел таким хитрым способом? Куда ж я от тебя сама денусь? Вчера вон, чуть не прикончил, хотя и совладал с собой. Знаю, только я виновата, чего я жалуюсь? Влюбилась в тёмного колдуна и избавиться от наваждения никак не могу. Властош фыркнул. Ведьма невольно роняла ему под ноги комплименты и даже не задумывалась об этом. Мара остановилась. Обошла чародея и заглянула в зелёные сияющие глаза. — Я от тебя никуда не уйду, ты прав. Но пообещай мне исполнить одну просьбу. — Смотря, какую, — колкая усмешка скользнула по губам волшебника. Мара набрала воздуха в грудь и выдохнула: — Как только мы победим, ты отпустишь Настасью, освободишь её от Заклятия и расколдуешь её отца. Властош выгнул бровь. — Может, мне им ещё и мельницу заново отстроить, м?.. — Желательно. Чародей от такой наглости впал в ступор. Он колебался в ответе, но Мара взгляда не отводила. Смотрела настойчиво, упрямо, обжигающе. Ветер усилился и кудри теперь чёрными крыльями развивались за колдуньей. Властошу Вишнецкому пришлось сдаться. — Ладно-ладно! — обречённо взмахнул рукой волшебник, отворачиваясь от Мары. — Чёрт с ней, только не смотри на меня так. И знай, я всё верну сполна только после её обучения и победы. И то, если девчонка совладает со своей магией. Неграмотная она, бед таки-их может натворить!.. — Поверь, милый, ты натворил бед не меньше. Но я рада, что ты согласился. — Не забывай, я — кровь от крови Дьявола, пана Криоша. Мара переменилась, гневно зарычала от раздражения. Она больше не могла слышать это поганое имя! Но кое-как натянув улыбку, подошла к Вишнецкому, попросила закрыть глаза. — Зачем это? — Просто закрой и расслабься. Делай, как я говорю, Ласточка. И Властош сделал: закрыл глаза, расслабился, по крайней мере попытался. В начале ничего не происходило, а потом… Маг вскрикнул от неожиданности, получив удар метлой пониже спины. Мара примерилась и ударила со всей силы ещё раз. — АЙ! Что же ты творишь?! — Властош отпрянул. — Выбиваю из тебя дурь, разве не ясно! — ведьма кинулась на пана, размахивая помелом, как крестьянин — цепом. Удар прутьями, на сей раз, пришёлся по голове. Не сильно, конечно, но обидно. — Чтобы больше при мне это мерзкое имя не упоминал, иначе сидеть месяц не сможешь! Я вчера уже натерпелась! — Мара ещё раз замахнулась, но крепкая рука перехватила метлу в воздухе. — Остановись, я уже понял тебя! — прошипел Властош. Где-то в мыслях закралось желание обратить Мару в лягушку на время, но любовь такого сделать не позволяла. — Ну вот, и молодец, раз понял. А теперь полетели, мне домой хочется! — Ты серьёзно думаешь, что метла выдержит нас двоих? — Нет, конечно. Потому ты полетишь своим ходом. — На чём? — Власт, не тупи. Обернись в кречета и лети подле меня. Вишнецкий тяжело вздохнул. Слишком много сил занимало обращение в птицу и сам полёт, но выхода не было: метла взаправду может не выдержать, сломаться и в таком случае ведьму и волшебника ждёт не очень красивая, спонтанная смерть. — Ты за это ответишь, — недовольно пробурчал он, залез на валежник и, выдохнув, спрыгнул с него вниз. Едва коснулся волшебник земли, забил из-под почвы фонтан искр и вылетела из них, взмыв вверх белый сокол. Мара рассмеялась, мигом оседлала метлу и полетела вперёд за птицей. Прошло несколько мгновений и оба оказались над самыми облаками. Мара Васильевна всё же отставала от чародея: её метла не обладала такой скоростью, какую набрала хищная птица. Ведьме хотелось кричать во все горло от счастья и радости, от наплыва воспоминаний о таких же полётах в юности. Но холодный ветер в небе грозил простудой, потому пришлось держаться. За слоями густых облаков стремительно проносилась земля далеко-далеко внизу, а порой и вовсе была почти не видна, но они не сбились с пути. Знахарка летела строго за кречетом, полагаясь на знания Властоша про короткий путь. Видели ли люди летящую на помеле ведьму? Возможно, но даже если видели, то скорее всего, приняли за какую-то весьма причудливую птицу. Когда погода чуть прояснилась, Властошу с Марой открылся город, стоящий на реке, окруженный стеной. Это был Дубравный Погост. Тот самый северный городишко, пестрящий базарами, в котором жил загадочный юноша Истин. Ещё один Искусник. Деревню Кижичи Мара и Властош не видели, зато кидали частые взгляды на проносящиеся внизу давно выжатые поля, хутора и сёла. К вечеру открылись их взорам родные места. Берёзовая Роща встретила Властоша с Марой, как старых друзей, и по огням, горящим в синем тереме, маг с колдуньей поняли, куда приземляться. Чародей ударился оземь, обернулся в человека и почти бесчувственный свалился в полотно прелых листьев. Магии в теле от такого длинного непростого полёта не хватало, чтобы просто подняться на ноги. Мара выглядела не лучше. Сойдя с метлы, она повалилась рядом с чародеем на землю, прямо перед частоколом, окружающим дом. Онемевшие ноги кололо иглами, дрожь сотрясала всё тело. Вишнецкий тихо бранился, грозясь кого-то убить. Из терема послышались радостные голоса, и сие ещё больше взбесило колдуна. — О, наши, кажись не спят, — улыбнулась Мара сквозь боль. Мгновения спустя с фонариками из разноцветных стёкол в руках к прибывшим кинулись две девушки-оборотня. — Ура! Мара приехала! — Навна, подпрыгивая от возбуждения, кинулась обнимать травницу. — Мара приехала! Маренька Васильевна уже дома! — Привет, родная, ух ёлки-копалки… — Мара, ругаясь и кряхтя, заставила себя встать, поцеловала почтальонку в щёку, затем крепко обняла Беляночку. — Хвала Единому, живые вернулись! — облегчённо выдохнула белка, подставляя госпоже свой локоть. — Идёмте в дом, уже чай готов. Бедная, вы вся промокли, зачем же вы на метле в такую погоду-то летели?.. Нельзя так. Здоровье совсем не бережёте! Навна добавила и от себя: — Бедная-бедная Мара, у меня вот крылья, когда в сипуху оборачиваюсь, а у тебя… ой, у тебя только кости, кожа да платье. Травница небрежно отмахнулась. Ну, вот зачем они так всегда переживают? Властош, до сих пор сидевший на траве и тяжело дышащий, смотрел на оборотней и ждал, когда же они соизволят его заметить. Не выдержав такого обращения, чародей поднялся на ноги. — Ну коне-е-ечно, — протянул он с издёвкой, и оборотни вздрогнули, впервые заметив во тьме вечера пана Властоша, — Жалейте её, несчастную. Меня вот почему-то никто не жалеет! — Здравствуйте, господин Вишнецкий, — сухо сказала Беляночка, с холодом покосившись на пана. Такое приветствие окатило Властоша точно студёной водой. — Ух ты, и пан здесь! — взвизгнула радостная Навна и захлопала в ладоши. — Видишь, Беляночка, я тебе говорила, что вместе вернутся! Говорила, а ты всё мне не верила, говорила, мол не пара они! Ой, так вы что… Неужели у вас всё заново?! Как здорово-то! Ведьма успела зажать рот ликующей Навне и тихо попросила девочек помалкивать об этом. Вперёд на свет разноцветных фонарей вышел Властош, разминающий спину и затёкшие запястья. — Значит так, девчата, — начал он пугающим голосом, — если вы хоть словцо про нас с Марой скажете любому постороннему человеку, я узнаю. Разговор у меня с вами будет короткий. Одной перья повыдёргиваю, всё равно их надо много, потому что ученикам, которых она сама же — как иронично-то! — прислала мне, нечем писать. Навна виновато опустила голову. Волшебник перевёл осуждающий взгляд на белку. — А у тебя я позаимствую мех и пущу на коврик в своём кабинете. — Беличий мех не особенно греет, — осторожно сказала Беляночка. — Ничего, для красоты пойдёт. Надеюсь, вы обе поняли меня? — А я думала, мы теперь — друзья! — обиделась Навна. — Друзья верностью проверяются, так что, не подведите меня. Властош без лишних слов, направился к терему. — Да, не бойтесь вы его. Он шутит, — попыталась успокоить приятельниц Мара, но те и так не сильно боялись. Просто, приняли к сведению и зарубили себе на носах никому ничего не рассказывать. Они уже знали: внук Криоша предупреждений и угроз на ветер бросать не станет. … Время за чаепитием в тереме пролетело незаметно. Разношёрстная компания, состоявшая из тёмного чародея, травницы и двух оборотней пила чай, закусывала пряниками, орехами, конфетами и разговаривала о насущном. Только осознав, что близится ночь, Беляночка с Навной, сытые и вызнавшие у подруги и мага историю их приключений в поездке, наконец-то отправились спать. Властош, доселе скудно рассказывавший о путешествии, едва оборотни скрылись за дверью кухоньки, обрёл твёрдый голос. Первыми его словами был укор Мары за излишнюю болтливость. Травница лишь хмыкнула, махнула рукой. Она не считала опасным простой пересказ событий лучшим друзьям. Принявшейся мыть чашки в тазике с водой, ведьме пришлось прослушать долгий монолог чародея о том, как опасно обо всём всем рассказывать. — Ой, то-то ты Мирону и мне в подробностях вчера про Искусницу разглагольствовал, — не сдержалась знахарка от насмешливого тона. Властош изящно перевёл стрелки, заявив, что Мирон и сама Мара относятся к иному сорту людей — к тем, кому он всецело доверяет. — А вот, твоя Навна язык за зубами держать не умеет, — говорил пан, но Мара умело притворялась глухой. Как раз, в Навне она не сомневалась. Девчушка хранила одну страшную тайну с момента их знакомства и никому до сих пор ничего не сказала. Мара ей гордилась. — Мало того, — продолжал ворчать колдун, разглядывая деревянную ложку, — эта пернатая привела мне учеников, разболтав, что где-то там, в Чернолесье живёт-поживает умелый волшебник. Болтунья, леший её подери! Я же помню прошлых учеников, они здорово меня разочаровали, соки все выжали и разбежались кто куда. Воевать-то за родину не захотелось. Трусы, что уж говорить о новичках! Да ещё — эта Настасья… Властош обречённо закрыл лицо руками. Силы возвращались к нему очень медленно. Ведьма мельком с лёгкой прохладцей глянула на него, хотела подойти, погладить по волосам, но продолжила мыть посуду. — Искусница, да… За пять месяцев я намерен её обучить тому, что проходят в Институте пять лет. Ха! — чародей прыснул почти истерическим смехом. — Зная упрямый характер моей пленницы, проще уж сразу пойти и повеситься. Ну, или терпеть и ждать, когда мою крышу окончательно снесёт ураган, вызванный этой девчонкой! Она не в состоянии больше ничего наколдовать, например, разума для себя. А человеческий разум, между прочим, есть величайший дар Высших Сил. Жаль, не всем он дарован. Маре надоели его жалобы, но вот с девочкой по имени Настя, той, которая пыталась изменить мировоззрение властного пана, она почему-то очень захотела познакомиться ближе. Закончив с чашками, травница повернулась и сказала: — Согласна с тобой, знаешь. Высшие Силы поступили несправедливо, когда подарили мозги кому-то другому заместо тебя. Но они постарались на славу! Ведь спалить целую мельницу из-за отказа какой-то девчонки учиться может не так много безмозглых существ. Потому, поздравляю вас, пан Властош, вы заслуженно получаете звание самого глупого волшебника всей Славении! И, отвернувшись, Мара, как ни в чём ни бывало принялась расставлять в шкафчик вымытые чашки, напевая под нос песенку. Вишнецкий сидел за столом с полуоткрытым ртом. У него не хватало сил даже на то, чтобы парировать острые словечки ведьмы. — И в кого ты только такой пошёл? — слабо усмехнулась знахарка. — Вроде, матушка была женщиной мудрой. Ну дед, ладно, полоумный на всю голову, не обсуждается, возможно, от него, но… Хм, а — отец? Властош вздрогнул. Никогда он не рассказывал ей про отца, лишь несколько раз упомянул о том, что не застал его, тот сбежал ещё до рождения сына. Чтобы не опозорить семейство Вишнецких, Властош получил фамилию деда, и взамен отчества — матчество. Прихвостни Криоша разнесли по всем соседям, что возлюбленный Лады, некий граф Агапий, трагически погиб на охоте, но вот отчество дед почему-то не разрешил носить внуку, только — материнское имя. — Меня всегда это удивляло, Власт, — задумчиво молвила Мара, присаживаясь к чародею, который уже менее переживал былые обиды. — Если твой отец был дворянином, то зачем ему понадобилось бросать пани Ладу? Зачем ему было сбегать? Она ведь — пани! Властош вздохнул, повернулся к любимой. Устало взял её за руку и признался, что понятия не имеет, отчего вышло именно так. — Дед от меня скрывает много тайн, — говорил волшебник, на его лице танцевали отблески языков пламени от догорающей лучины. — Я бы хотел узнать про отца побольше, и чем я вообще заслужил такое обращение, но… Нет, мне сейчас важнее выяснить, кто убил маму! И надеюсь, Настасья мне поможет в этом деле. Она — единственная, кому дано богами прочесть имя убийцы, надо лишь обучить её. Как забавно, боже, — Властош нервно рассмеялся в руку Мары, которую он держал: — Забавно, я даже не могу навестить могилу матери, ведь она похоронена в вотчине Криоша! Меня оттуда живым не выпустят. Я слишком слаб. Он горько ухмыльнулся, а Мара почувствовала на глазах едкие слёзы. — Ты узнаешь. Мы узнаем, — произнесла она, прижав к себе Властоша. Ласково чародей погладил травницу по щеке. — Ты такая же, как моя мать. Я — тьма, но ты… Ты, Мара — свет. Ничего больше не говоря, Властош притянул знахарку к себе и коснулся губами её губ. Целовал долго, медленно, словно изучая и наслаждаясь, хоть привкус из-за пролитых слёз на губах чувствовался солёный. Лучина в кухне окончательно погасла, и Властош с Марой оказались поглощены полумягкой тьмой, сквозь которую струился только лунный свет, напоминающий расплавленное серебро… — Теперь нас никто не разлучит. Я бы хотела вручить тебе подарок, он тебе будет важнее, чем мне, Власт… Яблочко по блюдечку. — Ох, Мара, — Властош побледнел, вспоминая какая трагедия случилась с волшебным яблоком. — Мара, тут такое дело… Твоя Навна… Как бы тебе сказать, она… Съела яблочко. Нечаянно, мне думается. Брань Мары Васильевны вскоре услышал весь терем, и к сожалению для Вишнецкого несносная почтальонка чудом осталась жива.***
На следующее утро к терему подъехала знакомая карета с восседающим на козлах Осипом. Из экипажа показался уставший Яков. Мара, Властош и оборотни встретили его с лёгкими улыбками. Особенно радовалась Мара: — Надо же! Я думала, только к вечеру приедете! Я ведь говорила, что эта дорога действительно короткая! Как доехали-то? — Нормально, нормально, — отозвался Злотенко, тяжело дыша. Уж точно, возвращение назад прошло легче, нежели путешествие в Вишнёв со всеми злоключениями. — Лошадку бы покормить надо. Бедная полтора дня овса не видала, — заметил Осипка и сам сглотнул слюну: он тоже изрядно проголодался. Кусок хлеба с репой да выпить чего покрепче — уже счастье для простого холопа. — Да, погоди ты с лошадью! — гаркнул на невольника управляющий, — Сперва меня накормите! Меня, дивчины красные! — Это мы завсегда, — радушно кивнула Беляночка, и они с Навной пошли накрывать на стол, а также дать несчастной лошади овса. Пока гости завтракали, Вишнецкий стоял у частокола и беседовал с Марой. Ему нужно было точно узнать, согласна ли она поехать с ним и остаться жить в усадьбе. Не думал Властош, что всё так повернётся, но не предложить это было, по крайней мере, невежливо. — Ты со мной? — спрашивал он. — Оставаться здесь не так безопасно, душа моя. Мара молчала недолго. На лице её отразилась тоска и грусть. — Я целую ночь думала над этим. Ах, Ласточка, будь я в том возрасте, когда мы начали встречаться, я бы согласилась, но сейчас… Мне надо ещё подумать. Я не хочу бросать свой родной дом. Лучше ты заезжай ко мне почаще. А как всё закончится… — …Ты окончательно переедешь ко мне, — твёрдо договорил чародей. — И вот тогда, клянусь, я не стану слушать отказов! — Хорошо, — Мара смиренно склонила голову и Властош со всей нежностью, на какую только был способен, поцеловал знахарку. В тот момент из дома вышли Беляночка с Навной, и застыли, улыбаясь. — Мы её будем оберегать! — пообещали они. Вишнецкий отстранился. — Храните её как зеницу ока, — попросил пан. Без холода в голосе, не приказывая. Нет, на сей раз прозвучала именно просьба, почти мольба. — Если что-то встревожит вас, отправляйтесь либо ко мне в усадьбу, либо свяжитесь со мной через воду. Магический фонтан в моём кабинете, а в кабинете я часто бываю, работы много. Оборотни кивнули, и Властош, сам себе не веря, обнял каждую по отдельности. Мара, и печальная, и одновременно воскресшая от мысли, что возлюбленный подружился с оборотнями, заняла себя делом — проверяла, всё ли маг взял: чёрную книгу, ловец снов, свой перстень, подарок для «воспитанницы» и, конечно же, лекарственное растение для неё. Лошадь накормили, Осипку — тоже. Возница уселся на облучок, а Яков сел в экипаж вместе с Властошем. — Приеду, как только смогу, — пообещал волшебник долгим взглядом смотря из окна кареты на Мару. Кучер хлестнул вожжами по бокам кобылы, и карета тронулась с места, вглубь Берёзовой Рощи. Властош от лёгкой усталости прикрыл глаза. До приезда в имение размышлять ни о чём совершенно не хотелось. Ведь подумать только, сколько же всего выпало на его долю за эти три дня! За три дня! Сколько пришлось пережить и пройти! Удивительно, как порой Судьба бывает безжалостна, но в то же время мудра, подкидывая разные испытания. Она часто заменяет учителя, но мало кто догадывается об этом. Властош уже догадывался. Карета покачивалась из стороны в сторону, да так впервые в жизни приятно, что чародей погрузился в дрёму. Ему снился дом. Скоро. Очень скоро он туда вернётся.***
Даже пресловутое Чернолесье показалось волшебнику не таким мрачным, хотя он ездил через него вот уже четверть века и постоянно ощущал присутствие нечистых сил. Сейчас же они встретили его точно близкие друзья. Мелкие твари, вылезая из-под земли, расступались перед каретой; чёрные деревья нагибали оголённые ветви в своеобразных поклонах, а живущие в жутком лесу совы и звери своими звуками говорили о том, что успели соскучиться по хозяину. — Три дня прошло, а они вас чествуют, будто три года не приезжали, — с усмешкой заметил Яков. Властош прислонился к стенке кареты и закрыл глаза. — Поняли, видать, что мог умереть, — ответил спокойно. — Звери лучше ощущают приближение смерти, нежели люди. Даже на таком расстоянии. До приезда к магическому барьеру слуга и пан больше не говорили. Властош вышел из кареты. Сосредоточившись на прозрачной поверхности купола, положил руки на едва видимую, прошитую световыми нитями стену, шёпотом прочёл заклинание. Проход, повинуясь его словам, открылся. За ним раскинулся иной лес, более живописный, живой, яркий. — Мы почти дома. Магическая стена пропустила экипаж и вновь сомкнулась. — Приехал! Родной мой! Радостная Палашка с распростёртыми руками рванулась навстречу пану, едва тот успел выйти из кареты. Кухарка, напоминавшая неуклюжую косолапую медведицу, чуть не споткнулась на белоснежных ступенях парадного крыльца дома, но добежала и вцепилась в чародея, душа в объятиях. Крестьяне толпой собрались вокруг прибывших. Властош заметил Оксану с Олешкой, босоногих ребят, среди которых стоял Савва, державший за руку мелкую Заринку, увидел Аннушку, старавшуюся не смотреть ему в глаза, и дядю Макара. Данилушку в толпе он не разглядел, да и вряд ли названый брат заколдованной Настасьи был бы рад его видеть. Властош не ожидал от себя, но внезапно и ясно подумал: «Я скучал по вам». Пока староста рассказывал, как вёл хозяйство вместе с Палашей за время отсутствия хозяина, пасмурное тяжёлое небо таяло, как снег, и вскоре белокаменный панский дом раскрасило золотом сентябрьское солнце. На вопрос про здоровье Настасьи, Палашка покачала головой, да так резко, что из-под косынки выбились несколько поседевших прядей. — Как мёртвая лежит в постели до сих пор, — ответила она. — Ну, зато боли не ощущает, оно и понятно, волшебный гребень твоей родственницы жизнь ей спас! Девочка в безопасности. Пойдём-ка лучше в дом, накормлю с дороги. — Нет, милая, мне надо её излечить. Буду отвар варить из горечавки. Ступай, Якова лучше накорми. Кухарка кивнула и, взяв под локоть управляющего, увела его в дом. — Ну, плешивый, щас ты тёте Палаше всё-ё расскажешь, — протянула с предвкушением повариха по пути. — Особенно меня интересует встреча нашего с Маренькой. Как знахарка? Шо говорила? Ну не молчи ты, окаянный! Яков не хотел ничего рассказывать, но угроза Палаши, что он никогда больше не получит от неё пирожков с капустой или её знаменитых ватрушек, заставила приказчика выложить всё в подробностях. … Когда лекарственный отвар был готов, Властош пришёл к болеющей пленнице. Вынул из волос девочки колдовской гребень и вновь услышал стоны, вызываемые лихорадкой. Лечил он Настю три дня, почти не выходя из комнаты, почти ничего не беря в рот. Лишь лёгкий перекус и часовые периоды быстрого сна. Под конец третьего дня, когда за окном стояла ночная мгла, а в комнатке слабо горели свечи, Настасья наконец открыла глаза и, ухватившись за голову, приподнялась на постели. Перед взором всё плыло разноцветными пятнами, но жара и ощущения, будто живьём на костре горишь, уже не было. Властош, спящий в кресле, дёрнулся и повернулся. — О, проснулась… А я уж и не надеялся. С пробуждением, милая. Он старался говорить мягко, подобно любящему отцу, заботящемуся о дочери. Интересно, всё-таки, услышать, как теперь заговорит заколдованная девчонка. — Что со мной было? — слабо произнесла она. Отлично. Не помнит. — Бедная девочка, ты проболела несколько суток, мне за лекарством пришлось уехать. Ты упала в обморок, когда прибиралась в моей библиотеке. Там столько пыли, зря я тебя туда отправил… Будешь, значит, как раньше, мне помогать в кабинете. — Как раньше?.. — Настя говорила почти безжизненным голосом. Она мало, что понимала, оглядывалась по сторонам, но отчего-то в голове через минуту возникло желание пойти продолжить работу в усадьбе. Как-никак, а она — невольная господина Вишнецкого и достаточно уже отлежалась. Услышав от Насти такое, Властош внутренне возликовал, но внешне сдержал эмоции. Вишнецкий подошёл к Насте и настойчиво велел лежать, пока она не наберётся сил — Негоже моей воспитаннице так себя изводить, — сказал он, ласково поглаживая её по некогда длинным золотым волосам, отрезанным в наказание. — Ведь у нас с тобой скоро занятия начнутся. Ты же помнишь? Настя кивнула, зачарованно глядя на мага. Ей казалось, роднее его она никого в жизни не встречала. Таких людей просто не существует! — Помню, пан. Вы мне ещё сказали, что я должна беречь магию и на время лишили меня её, — она указала на свою руку с вырезанными на ней колдовскими символами -треугольниками. Значит, Заклинательный Зал не канул в забвение, понял Властош. — Господин, можно мне воды? В горле сухо… — Настя закашлялась. Пан кивнул и, подойдя к столику, принялся наливать из графина чистую воду в чашку. — Душа моя, а ты помнишь Мелинара? — поинтересовался он, прикусив губу. Риск, конечно, но проверить необходимо. — Мелинара?.. Какое странное незнакомое имя… — Да, Мелинара, — подтвердил пан чуть надтреснутым голосом и едва не пролил воду. Не сводя внимательных глаз с дочки мельника, подал ей чашку. Вот любопытно, что же скажет эта замухрышка? Анастасия сделала глоток, подумала некоторое время, даже зажмурилась, пытаясь вспомнить прозвучавшее имя, но сдалась и отрицательно покачала головой. Прекрасно. — Так звали одного вольного крестьянина, — на ходу сочинил чародей. — Мелинар был одарён магией, но увы, не умел слушать знающих людей, не хотел учиться и в конце концов натворил бед. Одно неправильно произнесённое словцо, и его мельница сгорела дотла. Разве ты не помнишь эту историю? — Не помню, — подтвердила Настя и вернула назад чашку. — Но понимаю её суть. Вы, наверное, боитесь, что я так же не справлюсь, как и мой никчёмный батюшка. Но я обещаю вам, пан, я не подведу! И спасибо… Спасибо, что не бросили меня, — воспитанница взяла в ладони руку колдуна и благодарно поцеловала. В это мгновение Властош понял, что в верёвке с мылом он больше не нуждается, если, конечно, ему не снится сказочный несбыточный сон. Характер девчонки, слепленный по-новому, благодаря чарам, получился даже лучше, чем можно было ожидать! — Я не мог бросить на произвол судьбы свою умную девочку, — улыбнулся волшебник. От ликования хотелось захохотать на всю комнату, но разум сдерживал чувства, как возница взбесившегося коня. В мыслях чародея один за другим вспыхивали ответы на вопросы, которые девчонка могла ему задать. О том же отце. Зачем пану врать? Мельница действительно сгорела, только не в то время, а сам мельник с женой погибли. Благородный пан, проезжавший мимо, сумел спасти их маленькое дитя из пожара. Почти правда, только слегка приукрашенная, подумалось Властошу. Он подготовился отвечать, но Настя об отце так и не заговорила. Вместо этого нервно лепетала о работе. По её словам, она так и не успела домыть окна на третьем этаже. Брови Властоша взлетели на лоб. «Ты вообще к ним не прикасалась, — хотелось воскликнуть ему, но он сдержался. — Хм, такого не было. Ну, да ладно, интересно действует Заклятие. Неужто, и впрямь работать научится?» — Дорогая моя, лежи и отдыхай, у меня ты не одна невольная служанка. Мне твоё здоровье важнее, чем окна. И да, кстати! У меня для тебя — подарок. Произнеся это, пан подошёл, отставил чашку с недопитой водой, взял со стола свёрток и, развернув его, вытащил сарафан, окаймлённый золотой тесьмой нежнейшего голубого цвета. Показал также и белую сорочку под него с пышными рукавами, вышитыми народным орнаментом. Настя качала головой и смотрела блестящими глазами на такой дорогой подарок. Из вежливости попыталась убедить мага не дарить подобные сокровища, сославшись на то, что она — всего лишь закрепощённая крестьянка. — Теперь ты служанка в доме, девочка моя, — твёрдо сказал Вишнецкий. — И не стоит со мной спорить. Как окрепнешь, надень этот красивый сарафан. Твой уж больно замарался, — колдун с презрением покосился на её грязноватые одежды, так и веявшие прошлым упрямой дочки мельника. С тёплой улыбкой хозяин поместья отдал подарок ей в руки. Вновь поблагодарив добросердечного чародея, Настасья закрыла глаза. Властош поцеловал Искусницу в лоб, прошептал заклинание, и через некоторое время девочка провалилась в умиротворяющий сон. Властош Вишнецкий направился в сторону столовой, едва не подпрыгивая от радости. Неужто, жизнь наконец-то пошла на лад? Его пленница стала покорной, как чудесно! Теперь ею можно управлять, осталось только дождаться учеников, обучить её вместе с ними и воплотить все планы в жизнь. Всё ещё самодовольно улыбаясь, маг зашёл в столовую. До слуха его донёсся звук смачного чавканья и хруста. Щелчок пальцев — и зал осветился десятками свечей. И так же, как в тот раз, он увидел зайца-оборотня, сидящего за столом и преспокойно трапезничающего со Скатерти-Самобранки. Степан икнул, чуть не подавился капустным листом, когда его застали на месте преступления. Медленно обернулся. Глаза его едва не вылезли из орбит, увидев прибывшего пана. Беднягу вновь никто не предупредил! Или он снова проспал последние новости? — Опять жрёшь? — маг сложил руки на груди. Продолжая улыбаться, двинулся к зайцу. — П-пан, вы не п-подумайте ничего дурного, я вовсе не ел, я п-п-прибирался! — Прибирался он! Ага, щас! — прервал Степана недовольный визг Самобранки. Колдун махнул рукой. Подойдя вплотную к оборотню, небрежно потрепал его по ушам. — Да ладно, можешь есть. У меня слишком хорошее настроение, чтобы тебя убивать!. Степан облегчённо выдохнул. — Давай, удобнее садись, потрапезничаем вместе, — весело проговорил маг, похлопав белокурого парнишку по плечу. Заяц раскрыл рот от удивления. Он поглядел на скатерть и был уверен, имелось бы у той лицо, так выражение на нём было бы точно такое же, как у Степана. Всё ясно, господин окончательно спятил, рассудил заяц и, стараясь не делать резких движений, осторожно присел подальше от колдуна. Властош с отрешённо-блаженной улыбкой постучал кулаком по скатерти. — Да-да?.. — Привет! Давай, в честь моего возвращения накрывай-ка поляну. Всё, что нужно там: икорочки чёрной, рябчиков, пирог, сыр, салатик какой-нибудь, ветчину… Наливочку! — У-у-у, — протянула Самобранка, — ну, судя по вашему аппетиту и веселью, могу предположить, что вам удалось не только подчинить себе Настю, но и с Марой несколько булочек испечь, хе-хе. Пан настолько задумался, с улыбкой глядя в пустоту, что до него не сразу дошёл смысл сказанного. — Что? — вдруг опомнился он. — Что «что»? — переспросила Скатерть-Самобранка удивлённо. — Я что-то сказала? — Слушай, милая, это не твое самобраночье дело, с кем я и как! — Да я только за вас рада, господин! На сем разговор завершили. Властош пребывал не в том настроении, чтобы спорить. Ведь на данный момент, всё было просто замечательно***
— Всё просто кошмарно, отвратительно, — шёпотом повторял одну и ту же фразу Мирон Орловский, меря шагами гостевую комнату, ту самую, что днём раннее предоставил Властошу. Ивия давно уснула в своей спальне, близнецы — в детской. Спали крепким сном все невольные помещика, спали собаки на псарном дворе, спали люди в городе, словом, в сон погрузился весь Вишнёв, кроме одного единственного человека — Мирона Мстиславича. Ну, и его механической кукушки, в которую он когда-то с помощью чар сумел вложить дар голоса. — Тебя с этим домиком давно выкинуть пора! Слишком много ты болтаешь! — голос Мирона был тихим, но взбешённым, привычная ему элегантность куда-то пропала. — Да ничего я никому не болтала! И не угрожай, всё равно блеф чую! — сказала птичка. — Кукукнутый ты на всю голову, как говорят у нас. Кукукнутый лжец! Каждый день обещаниями кормишь, что сможешь меня оживить и превратить в настоящую птицу! Враньё! — Да не ори ты, я пытаюсь. Нужно время. Не от меня зависит. Кукушка недолго смотрела на рыжего пана, затем прокуковала несколько раз, послала его на все четыре стороны и скрылась за дверками часового домика. Мирон не знал, что ему делать дальше. Задание он провалил. Теперь пощады можно не ждать, хотя… Есть у него ценная информация, которая позволит продлить жизнь ещё на несколько месяцев, а то и — лет. Тут уж, как повезёт. Переодевшись в тёмно-алый, почти кровавый сюртук, причесав завитые рыжие локоны, Мирон тяжело выдохнул и направился прочь из гостевой спальни. Он шёл в кладовую с ощущением дикого первобытного ужаса. Он боялся, что больше не вернётся в свой дом, не увидит жену и детей, однако надеялся на положительный исход событий. Орловский едва не лишился чувств, когда на первом этаже заметил безмолвно скользящую по пятам тень, но успокоился, узнав в ней старую гувернантку Энн. — Леший тебя подери, Энн, нельзя же так пугать! — пан схватился за сердце. Цапля только хмыкнула. — Кириона и Милоша я уложила, вашей жене влила лошадиную дозу снотворного, захочет — не проснётся, так что, целую ночь вы можете быть спокойны. Идите, куда шли. — Нет, Энн, эта ночь для меня может оказаться последней. Ты… не могла бы со мной? Недоверчивый взгляд сощуренных глаз Цапли ожёг Орловского, но худосочная старушка долго не колебалась. Она прекрасно всё знала, понимала и была готова поддержать человека, платящего ей в месяц столько, сколько не выплатил бы ни один нормальный помещик. Однако, даже она, хладнокровная и много повидавшая женщина, не могла долго выдержать пристального взгляда того, кому служил её господин. Да, наверное, она была не первая. И всё же, Цапля с Мироном спустились в кладовую вместе. Там, зайдя в дальнюю «всегда запертую и ведущую в никуда» дверку, они оказались в тёмной каморке перед старым высоким зеркалом. Вопреки всем законам, оно не отражало ничего. Свет в чулан почти не проникал, но через мгновение серебряные светящиеся узоры, пробежавшиеся по чёрному стеклу зеркала осветили помещение, точно холодные лунные лучи. Мирон прикрыл глаза, положил ладони на поверхность стекла. Его тело сотрясала дрожь, страх перед неизвестным будущим выворачивал душу наизнанку, но рука Цапли, коснувшаяся плеча, отчего-то прибавила ему смелости. Настроившись и почуяв внутри себя слабый магический разряд, Мирон заговорил стихами на древне-славенском, даже чуть потянул буквы, так что создалось явное ощущение песни: — Домочадцы спяц дайно, их з собой гублю, Бо иду да дрэвнему страшному сцэклу. И дивлюся в дзеркало цимнэй красоты, И шапчу закляття, руйнуются мры. Лабиринт из’ьявица, задзеркалья взгляд Поглынаэ магия, нэм шляху назад… Едва чародей пропел последнее слово, по обсидиановому стеклу пробежала рябь, словно по воде. Зеркало задрожало. Сияющие нити и вкрапления, украшающие магический артефакт, заискрились ещё ярче и залили светом весь чулан. Руки пана Орловского начали утопать в зеркальной поверхности. Сделав глубокий вдох, точно перед прыжком в воду, Мирон шагнул навстречу «зовущему» его стеклу, и зазеркалье поглотило волшебника полностью. За ним последовала и старая Энн, уже не впервые пользовавшаяся подобным порталом. Когда в каморке никого не осталось, свет, льющийся от зеркала, померк, а оно само вновь обрело прежний несуразный вид. … Тоннель, иногда называемый лабиринтом, по коему следовало пройти, прежде чем выйти из другого зеркала-портала в нужном месте, отличался особой атмосферой: красивой, как сотни сверкающих кристаллов, но пугающе-жуткой. Мирон со служанкой шли рука об руку по обсидиановому блестящему полу длинного коридора, облицованного зеркалами. Со всех сторон на путников смотрели их же отражения, и казалось, они были совершенно разными, хотя внешность отображалась в точности. Нет, здесь царствовало иное ощущение. Постоянно чудилось, что на тебя глазеют из зеркал самые кривые твои подобия, показывая все самые преступные мысли, гниль и тёмную сторону души. Потому Орловский терпеть не мог оглядываться по сторонам и шагал вперёд, смотря лишь на собственные башмаки. Главное зеркало, к которому держали путь Мирон с Цаплей, стояло в самом конце необычного коридора. В его отражении с обратной стороны виднелась комната, освещаемая лишь огнём камина. Огнём, казавшимся не то, чтобы приветливо-тёплым, но кроваво-красным и голодным. На фоне красного горящего зева камина, глаза Мирона разглядели чёрный силуэт человека, стоящего к ним спиной, точнее сказать, к своему зеркалу. Человек опирался на трость, и его можно было принять за статую, ведь он почти не шевелился…* ЭПИЛОГ *
«Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаённого, что не вышло бы наружу».
Новый Завет. Евангелие от Марка (4:22)
Это был Криош Вишнецкий. Тот, чьё имя отдавало мраком, тлением и удушающим страхом. Тот, чьи разум и совесть давно покинули пределы сознания. Человек, самолично вырвавший своё сердце и забывший о нём навсегда. По-разному называли господина Вишнецкого-старшего окружающие его люди и те, кто просто о нём слышал. И вот что забавно: лишь одно вышеупомянутое слово ему совсем не подходило. Зверей не называют людьми. Мирон остановился перед обратной стороной зеркала, боясь сделать шаг. Ведь если господину что-то не понравится, или Мирон не сумеет убедить его в правильности своих действий, пана Орловского постигнет весьма печальная участь. Наказание за неисполнение приказов у Криоша было только одно — смерть. Старая Энн вопросительно поглядела на Мирона. Он попытался унять дрожь в теле, но потом выпрямился и кивнул. Пора. Взявшись за руки, они вдохнули и шагнули навстречу стеклу, которое их поглотило точно так же, как предыдущее. Не прошло и мгновения, как они вывалились с обратной стороны в тёмную комнату прямо из зеркала. Сильно ударившись, Мирон стиснул зубы и поднял голову. На удивление, пан Криош оставался стоять неподвижно, так же к ним спиной, будто был глух. — Господин… — неуверенно произнёс Мирон. В горле его будто засел колючий ёжик. Душу охватило чувство всепоглощающего страха. Криош, пристально смотрящий на кровавый огонь в камине, шевельнулся. Цапля и Мирон выдохнули: хоть не живой мертвец стоял перед ними! — Ты опоздал. Я так не люблю, когда меня заставляют ждать. Голос старого пана прозвучал свистом, переходящим в скрежет. — Господин, я… Простите. Э-э, у меня для вас… — Заткнись. Ледяная сила невидимой рукой сдавила шею. Мирон, испуганно ухватившись за запястье гувернантки, будто она могла чем-то помочь, с ужасом стал ожидать следующих действий. Криош изволил обернуться. Глазам гостей предстал высокий старик с редкими седыми волосами, лысеющей головой и орлиным носом, в чёрном сюртуке, с цепочкой карманных золотых часов и тростью в руках. Трость имела набалдашник в форме серебряного черепа с кровяными глазницами. Всем видом Криош напоминал грифа. И хоть лицо колдуна заметно сморщилось от старости, в нём ещё можно было разглядеть благородные аристократические черты. В молодости это лицо обворожило не одну ясновельможную пани. Криош неспешно приблизился к Мирону. — Не понимаю, почему так сложно было исполнить мой приказ? — спросил он, надменно глядя сверху вниз на рыжего волшебника. Орловский вместе с Энн осторожно поднялись на ноги. Мирон совладал со страхом. Он хотел было что-то сказать, но Криош, улыбнувшись тонкими губами, так похожими на лезвие топора палача, дал знак молчать. Бросив небрежный взгляд на Цаплю, будто только её заметил, любезно предложил ей сесть и погреться у камина, пока он будет вести беседу с паном. Старая Энн молча поклонилась и присела в кресло, возрадовавшись, что больше не придётся смотреть в эти страшные глаза. Криош приподнял набалдашником трости подбородок Мирона так, чтобы тот, глядел прямо на него. — Неужели, так было трудно избавиться от моего внука? — повторил он вопрос более определённо. Орловский нервно сглотнул ком в горле. Все заученные заранее оправдания вылетели из головы. Криош продолжал: — Я предоставил тебе такую прекрасную возможность дважды, даже пришлось в деревеньку заехать, навести там порядок, чтобы ты ручки свои беленькие не марал. Я искал книгу, а заодно помочь тебе захотелось. Но — опять… Промах. Идём дальше. Вишнёв. Напасть со спины и не доделать дело до конца… Побоялся, верно? Убивать — особое искусство, ему можно научиться. Или… Ох, неужели, ты действительно так дорожишь дружбой моего отпрыска? — Криош оскалился в усмешке. Мирон хотел на него не глядеть, но в подбородок больно впивалась трость, запрокидывая голову. — Теряешь навык, любезный. Хотя, если учесть, сколько прошло времени, то вероятно… Засиделся ты у себя в усадьбе, зажрался! Помнится, двадцать два года назад вонзить кинжал в сердце моей дочки тебе не составило труда. Орловский дёрнулся, точно это ему сейчас всадили клинок в сердце. Вспоминать об убийстве Лады он не любил. — Мы сделали это вместе, если вы не забыли, — сказал он, постаравшись придать голосу твёрдость. Чернокнижник криво улыбнулся. Сила Искусницы, дарующая могущество и Бессмертие, должна была принадлежать им после смерти Лады, но… Криош неправильно тогда прочёл гримуар. Со смертью его дочери ничего не изменилось. Этот рискованный шаг привёл в пропасть. И приковал Мирона рабской цепью к пану Криошу. — Стоит тебе сделать неверный шаг, и я расскажу королю об убийстве моей несчастной дочки, а король меня, единственного из магов, уважает. Да, и отчего бы ему меня не уважать? Ведь это я открыл ему путь к престолу. Так что, Леош и его придурковатый советник мне немного должны. Однако, с государем у нас отношения хорошие. Правда, временные, ну да ладно… пускай ещё посидит на троне, поиграется. Ты помни, Мироша, помни, — повторил старый маг с ухмылкой. — Я в силах отправить тебя на эшафот в любой момент. И — вполне законно. А с твоей семьёй… Ох, ну с ней можно расправиться и мне самому. Пойдём, кое-что интересное покажу. Криош опустил трость. Обняв свободной рукой дрожащего Мирона за плечо, подвёл к окну и указал длинным костлявым пальцем куда-то вдаль. За стеклом покрывало ночи окутало вотчину Вишнецкого-старшего, но лунный свет широкими лучами падал на домишки крестьян и освещал колья, поставленные прямо посреди дворов. На этих кольях виднелись фигуры несчастных мучеников. Некоторые ещё подавали признаки жизни. Казнённые за бунт или по мелочи, или ради забавы. Чаще всего Криош выбирал забаву. — Представляю, как красиво смотрелось бы на одном из кольев тело твоей жены, — произнёс чародей, задумчиво оглядывая жуткий вид за окном. Мирон с ужасом поглядел на пана, но лицо того оставалось невозмутимо-спокойным. — Или — тела твоих близняшек, — добавил Криош, склонив голову набок, точно представляя. Когда он заговорил про детей, не сдержалась даже гувернантка. — Детей — вы не сможете, это же … чудовищно! — выпалила доселе молчавшая Энн. — Умолкни, старая расщеколда, — прозвучал тихий, но не лишённый злобы ответ. — Таким, как ты, языки вырывают, чтобы не встревали в чужие разговоры. Энн покачала головой и прикрыла рот ладонью от нарастающей паники. Но Мирон сделал Цапле знак молчать. Сам он трясся, подобно листку осины, и ни слова в защиту семьи не проронил. В голове его мысли путались, как частицы мозаики. Фантазия у Орловского работала хорошо, потому, представив собственное тело, посаженное на кол, он проговорил: — Вы не тронете ни меня, ни моих близких. Ведь я принёс вам много хороших новостей. И продолжаю верно вам служить, просто, вы не дослушали. — Что ж, говори, — Криош негромко посмеялся, не отводя взора от окна. Вероятно, ему больно уж нравился вид. Мирон выдохнул и начал, сетуя на судьбу: — Я словно предчувствовал, что Властоша сейчас нельзя убивать. Меня остановила трусость, да. Но и — интуиция. Знали бы вы, что он рассказал мне, когда гостил в поместье… Он нашёл Искусницу! Ту самую, что безуспешно ищут ваши псы уже десятилетиями. — Я знаю. Опередил меня, паршивец. Ответ Криоша привёл Мирона Мстиславича в замешательство. В смысле «знает»?! Откуда?! И словно прочитав его мысли, Вишнецкий рассказал про то, что давеча к нему пожаловал один весьма долгожданный гость и успел многое поведать про девочку Настасью. Криош хлопнул в ладоши. Мгновение, и в помещение вошёл человек в плаще из чёрных перьев. Лицо его было рассечено ударами магической плети, принадлежавшей Властошу. — Мой шпион и союзник, оборотень, бывший слуга Властоша, — объяснил Криош. Мирон и Энн поражённо смотрели на вошедшего человека, и тот соизволил представиться. — Карркрас, хе-хе! — прокаркал он с нескрываемой гордостью. — Выкладывай новости поинтерреснее, иначе пан даст мне полакомиться новой падалью. Я аж прроголодался, хех! — Вы и про учеников знаете? — отчаянно спросил Мирон, понимая, что обречён. Криош подтвердил догадку. Нет! Сдаваться нельзя! Мирон должен доказать, что он ещё может быть полезен… Он же полезен, ведь так? Он не должен умирать сегодня. Он полезен! — Ты насчёт Властоша не волнуйся, — Криош смягчил тон. — Я тебя не виню и даже прошу у тебя прощения. Ты взаправду молодец, что не прикончил его, он теперь мне нужен. Девчонку следует обучить, а мой внук — знаток магии. У него получится поработать для меня. Криош, наконец, отвернулся от окна и, хромая, побрёл к столешнице. Каркрас любезно налил ему красного вина. Старик пригубил напиток. — Настасья — это золотая жила! — Глаза Вишнецкого бешено сверкнули. — И она добудет мне всё, что я хочу… А после этого уничтожу моего отпрыска вместе с его поганой травницей. Ну, да чёрт с ними, с этими любовниками. Доигрались. Всё равно, всех ждёт одна судьба. После их устранения, я возьмусь за Леоша. Славения давно желает видеть нового государя, ведь как известно, наследника нет, а один из шляхтичей по Славенскому Статуту имеет законное право сесть в таком случае на престол. Не думаю, что Волховская Шляхта мне откажет, не думаю… Под страхом смерти подпишут всё, что угодно, на колени встанут, руки целовать будут, лишь бы я согласился. Он говорил очень спокойно, скучным, будничным голосом. Старая Энн и Мирон слушали Криоша молча и чувствовали ужас, перемешанный с восхищением. — Ах, если бы ещё была найдена книга… — бросил Криош, отпивая вино. Мирон вдруг осознал, что нашёл путь своего спасения. Конечно же! Книга! Вот — она, его новость, которую забыл рассказать! — Она найдена, господин! Найдена! — Что? Криош отставил кубок на стол. Мирон выпрямился с горделивой улыбкой. Сегодня он не умрёт. Он полезен. — Властош её нашёл и даже показал мне, господин. Чёрный фолиант у него. И как только Анастасия станет настоящей Искусницей, она сможет прочитать и перевести для вас всё. Думаю, в книге скрыто то, что вы ищете. Старый тёмный маг переглянулся с Каркрасом. В комнате терема Вишнецкого сперва было тихо, но потом в ней послышался смех. Смех Криоша скрежетал так, точно сама Смерть точила об оселок свою косу. Госпожа Смерть была близкой подругой чернокнижника, и она точно знала: скоро ей предстоит выйти на большую жатву… — Конец первой части «Пленница чародея» прекрасная бета в начале рождения ПЧ — Милана Макова 21 марта 2020 — 27 октября 2020 — Отшлифована и расширена мной лично на 111 стр: декабрь 2020 — 23 января 2022 — вторая шлифовка октябрь — 26 ноября 2022 г ------------------------------------------------------------------------------------------ — окончательная третья углублённая редактура книги середина мая 2023 г — 5 октября 2023 г (4,5 месяца работы) ❤ Огромная Благодарность Верному Помощнику, Другу и поэтессе Елене Вашкевич из Санкт-Петербурга ❤ Также большая Благодарность за эмоции, мотивации, энтузиазм, правильные замечания и безумные идеи Веронике Бовбырь и Насте Дубровиной из Республики Беларусь © Лилия Белая (Виктория П)