Должен-должен-должен-должен-должен-должен-должен-должен.
И все вновь пропало, сменилось холодом. Перед глазами мелькают картинки прошлого. Опустошение. Нежелание жить. Затяжная депрессия. Голоса, сводящие с ума. Стеклянные глаза друзей во всех окнах и круглосуточно бьющие в дверь дома на Гриммо журналисты. Желание сдохнуть поскорее. Порезы на запястьях. В очередной раз выловленное магглами тело из реки. Белые стены психиатрической лечебницы. Фальшивые насквозь улыбки врачей в белом. Жар. Запах озона. Боль. Тьма перед глазами. "Приступим к более серьезным мерам, да, мистер Поттер?" Треск электричества, собственные медленно поджаривающиеся мозги. Солёная вода. Удушье. Обжигающий легкие спасительный воздух и вновь вода. Животный ужас. Фальшивые улыбки врачей. Крик неверия Гермионы, судорожный вдох сквозь зубы Снейпа. Отчаяние и ужас. Тихая мольба. "Только не снова..." Вновь белые стены, теперь уже в Мунго. Слезы Гермионы. Равнодушие. Противный привкус зелий на языке. Холод. Постоянный холод. Магические выбросы. "Простите, мисс Грейнджер... мы здесь бессильны. Его разум просто уничтожили. Удивительно, что он еще жив." Стены родного Хогвартса. Бережные касания едва сдерживающий слезы Гермионы. Ласковый шепот Джинни, прикусившей губу. "Мы тебя вернем, Гарри... ты только держись. Только держись." Презрение Рона. "Он овощ, разве вы не видите? Зачем вы тратите на него свое время? Милая, пойдем..." Тепло. Нежность Джинни. Слезы радости Гермионы, когда он, с трудом разлепив губы, прошептал лишь одно слово. "Спасибо." Ссоры. Расставание Гермионы с Роном из-за него, Гарри, лежащего почти без движения в комнате декана Гриффиндора. Комнате Гермионы. Первая улыбка. Появившаяся надежда — надежда на новую жизнь, на счастье, на то, что он может быть просто Гарри и не видеть кошмаров по ночам — пока еще робкая, слабая, едва живая надежда, только начавшая разгораться. Улыбка Джинни, кивающей на каждое его слово. Вера. Ошеломляющая, оглушающая нежность. Счастье... робкие фразы, предложения. Первый смех — тихий, слабый, больше похожий на хрип, и наполнившиеся слезами счастья глаза Гермионы. Мечтательная улыбка Луны, подаренный запинающимся и отчаянно краснеющим Невиллом редкий цветок. Луч Экспеллиармуса. Слабый, тусклый, но от того не менее желанный. Первые дуэли. Тепло, горящее в медленно оживающем, выбирающемся из-под корки льда сердце и опаляющий жар Адского Пламени в комнате. Крики учеников. Безразличие. Мольба, отчаянный шепот. Бьющаяся в голове единственная мысль: лишь бы они были живы. Обгоревшее тело Невилла в теплице, до последнего прикрывающее останки Полумны. Сухая горка пепла от цветка, подаренного не так давно Гарри. Труп Снейпа в подземельях, перепуганные ученики, закрытые его последним, сильнейшим щитовым заклинанием. Чертов зельевар пожертвовал собой, спасая жалкие задницы мелких ублюдков. Последний поцелуй Джин. Его милой, маленькой Джин, так отчаянно желающей жить, его светлой Джинни, никогда не сдающейся огненной девочки, не отступившей даже когда надежды уже не было. Появление Хель, застывшей при виде безжизненных глаз уже мертвого душой человека. Месяцы, годы долгой реабилитации. Возвращение воли к жизни, но уже не той. Вечный спутник — холод. Даже камины от него не спасали. Возвращение к людям, уже давно его забывшим. Героев никогда долго не помнят. Драко — несгибаемый, гордый, постаревший Драко Малфой, — упавший перед ним на колени и расплакавшийся, как девчонка и собственное пугающее равнодушие перед чужими слезами. И совершенное безразличие перед Гермионой Грейнджер — отныне Гермионой Долохов — пугающее, вызывающее дрожь. Казалось бы, должно в груди что-то дернуться, но... там пусто. Просто нет того, что должно было дергаться. Сгорело в Адском Пламени вместе с Полумной и Невиллом, ушло за Грань с Джин. Долгое путешествие, изучение всего, что попадалось на глаза. Знакомство со вполне себе живым и бодрым Николасом Фламелем и его женой, Пернеллой. А затем внезапно появившиеся перед ним знакомые до боли глаза Тома Реддла. Собравшего свою душу Тома Реддла, вернувшегося с того света. Скупые извинения за испорченную жизнь и сухое признание того, что он был безумен. Ярость. Дуэль. Оба измученные, уставшие, выложившиеся на полную, тяжело дышащие и смотрящие друг на друга уже почти без ненависти. Как-то неожиданно перетекшие в горизонтальную плоскость отношения, где они выплескивали свою ярость, ненависть и желание убивать. Вполне дружеское общение. Смерть Тома. Месть самого Гарри за в очередной раз отнятый смысл жизни. Вот только в этот раз мстил он вовсе не человеку. О, ему было за что отплатить Судьбе в полной мере. Истерично ржущая Хель, под ноги которой он бросил душу Судьбы. Собственный вторивший ей полубезумный хохот. И пусть пришлось искать новую Судьбу, оно того стоило. Новые развлечения, приносящие азарт лишь когда он ходил по самому краю. Гарри танцевал на острие ножа, с безумным хохотом прыгал в Бездну и смеялся-смеялся-смеялся, бессмысленно пытаясь не сорваться в откровенную истерику. Увлечение артефактами. Кипящая в жилах кровь, пытающийся его убить первый демон. Впервые встреченный ангел, крылья которого он вырвал. Новый ингредиент, кровь Архангела, оказался интересен. Кровь Люцифера, слезы Бога... И все. В один момент в голове что-то щелкнуло, и чувства пропали. Пустота. Оставался лишь азарт, приходящий лишь во время танцев со Смертью — в переносном смысле, разумеется. Лишь когда собственное тело превращалось в кусок окровавленного мяса с обнаженными нервами, лишь когда мозг судорожно продумывал пути отхода, Гарри ощущал себя живым. Прогулки по другим мирам, словно по улице в детстве. Новые сильные противники, вкус собственной крови на языке, тихий хохот, когда в его сердце всаживают клинок. Ощущение горькой жизни и сладковатой смерти на языке. Однако и это однажды ему наскучило, и он вернулся к артефакторике, чарам, магии. Ощущение, что ты создал нечто великое, желание совершенствоваться, жажда создать что-то, что шокирует даже Смерть. И неожиданное перемещение в незнакомый мир. Гарри вновь ощутил себя живым. Ощутил, что он снова вернулся в детство. Ощутил веселье и интерес. Впервые за века. И во всем был виноват бог лжи и обмана. Разочарование от того, что тот, кто его заинтересовал, оказался типичным гадом. Интерес при виде скипетра Локи. Несколько безумное веселье при понимании того, что носит постоянно при себе так называемый бог. Знакомые зелья, туман в голове. И — неожиданно четкое — осознание. Нуссакана вот так просто, с наскока, не взорвав половину Земли, ему не уничтожить. Знакомый, полузабытый азарт, предвкушение, кипящая в жилах кровь при осознании того, что он собирается сделать. И Тессеракт. Тессер... стоп. Медленно сознание заполняла ярость. Этот. Гребаный. Куб. Посмел. Влезть. В его разум. Волна жара в одно мгновение смела все вокруг. Все воспоминания, все эмоции и все мысли, оставив лишь пустую серую комнату, в противоположном конце которой стоял маленький, как-то смутно знакомый ему мальчик, смотрящий на Гарри со страхом. О, эта мразь видела, на что способен Гарри даже в состоянии легкого раздражения... а сейчас он посмел привести его в ярость. Мальчик — воплощение сознания Тессеракта, образовавшегося за долгие тысячелетия — не успел даже слова произнести, как Гарри выпустил всю свою магию.***
Боль. Нет, не так. Боль. Она пронзала его тело, разрушала каждую его клеточку, пыталась разорвать на клочки его сознание. Все вокруг затопил нестерпимо яркий свет, а все его магические резервы мгновенно пополнились энергией Тессеракта. Однако этого оказалось мало. Сила разрывала его изнутри, рвала к чертям его каналы магии, превращала в труху его тело, но он не убирал руку с проклятого куба. Артефакт распался на миллиарды частиц, стремительно впитывающихся в его руку, и Поттер не сдержал крика. Его сжигали заживо, разрывали на части, резали без ножа, но он упорно сжимал в пальцах остатки куба. В голову на мгновение закралась мысль о том, что он не выживет, и это лишь подзадорило агонизирующий разум, вновь воспрянувший духом. Азарт, дикое веселье и страх... то, чего ему так не хватало! Все закончилось так же резко, как и началось. Свет померк, а он сам повалился на землю без сил, тяжело дыша. Перед глазами было темно, тело горело огнем, будто в него впивались тысячи крохотных кинжалов, но на губах цвела ухмылка. Безумная, счастливая, живая ухмылка. Хриплый хохот разнесся по округе. Сорванные от крика связки умоляли об уничтожении, но он упорно хохотал. Безумно, весело, все еще неверяще и громко. Однако портал все еще был открыт, а Локи, Тор и Мстители все еще рисковали своими задницами, а потому пришлось все же открыть сияющие переполняющей мощью глаза. Он знал, что сейчас его тело изломано. Что каждая чертова косточка в нем перемолота в труху и что он сейчас весь в крови, ведь Тессеракт действительно разрывал его изнутри довольно долгое время, но дикая боль, от которой перед глазами мелькали звездочки, не помешала ему подняться на сломанные во всех местах ноги и поднять взгляд вверх. А посмотреть было на что. Тони каким-то немыслимым образом смог изменить траекторию движения неизвестно как сюда попавшей ядерной бомбы, и прямо в этот момент она взорвалась. Взорвалась прямо внутри взревевшего Нукассана. Тут Гарри решил вмешаться. Сила переполняла его изнутри, и он прекрасно понимал, что нужно хоть что-то с этим сделать, а потому вложил максимум магии в элементарное Акцио, приманивая читаури, и тут же скастанул старое доброе Адское Пламя, сжегшее к дьяволам всех тварей. Нукассан же в одно мгновение получил сильнейший взрыв прямо в голову, оттолкнувший его назад, в портал, и тот схлопнулся, оставляя добрую половину монстра на Земле, упавшую с грохотом и шумом. Гарри смеялся.