Как Данила Лёню спасал

Ранним утром в субботу Данила выглядел бессовестно хорошо. Он причесался, надуханился, нарядился в белый свитер и джинсы. На первый этаж спустился с небольшой спортивной сумкой, докидал туда кое-каких вещей в дорогу, картину упрятал в пластмассовый чёрный тубус, который откопал в кладовке. Как раз позвонили в дверь. Антоша стоял на пороге в своём привычном прилизанном виде. Он тут же сообщил: — Лена просила передать, что ты сволочь и скотина. Данила заулыбался и пропустил брата в дом. Вчера он не упустил случая и договаривался о приюте для Лёниной кошки, конечно же, с Тиной, после чего девочка прожужжала родителям все мозги. — Антоша, ты завтракал? — раздался мамин голос из кухни. — Ещё бы, — отозвался он. — Лена, когда злая, готовит быка, фаршированного поросятами. Данила рассмеялся. — Я понял, почему она тебя ещё не съела. Ты ж костлявый, она тебя просто откармливает. — Иди ты, — поморщившись, буркнул Антоша. Видно было, что он и правда с утра переел. Они оба вошли на кухню и поцеловали маму. Данила схватил пирожок и быстро налил себе кофе. — Ну-ка сядь и расскажи мне, что там за случай с картиной, — строго сказала Майя Игоревна. — Ф какой кафтиной? — Данила чуть не подавился пирожком, но всё же активно пытался изображать невинность. Картин, и в самом деле, вокруг него было столько, что следовало уточнить, но едва ли разговор хотя бы об одной из них мог привести к чему-то хорошему. — С Айвазовским, не прикидывайся! — воскликнула мама. — Это не тот, которого недавно выставляли в новой галерее? — Огосподи. Откуда ты про галерею знаешь? Мама щёлкнула его по носу. — Да всё там нормально, ма, я просто спас репутацию человеку, никакой корысти! — А с другими случаями что? — С какими другими? — Ты говорил про пару. А где пара, там и десять. — Да что ж такое. Вот так и знал, что нечего было к вам вчера приходить, ну всё выпытали! — активно возмущаясь, Данила быстренько потащил Антошу в прихожую и стал обуваться. — Могут же у человека быть хоть какие-то секреты! Он уже открыл дверь, но мама успела его перебить. — Гостинцы возьми! — Ма, ну какие гостинцы, я же налегке! У тёти Светы и свои огурцы есть! — Так, или берёшь гостинцы, или я ещё начну выяснять, какого лешего тебя понесло в Питер! — Святой Иисус, никакой свободы в этом доме! Нет, чтобы пожелать человеку счастливого пути! Данила схватил пакет с гостинцами, свою сумку и потянул Антошу на улицу. — И нечего тут богохульничать, бесстыжий! — Пока, мам, — проблеял Антоша в закрывающуюся дверь. — Пока, солнышко. — Антоша, значит, солнышко, а я нет! — А с тобой мы ещё поговорим, когда вернёшься! И чтоб съел в дороге пирожки, я в пакет положила! — Я тебя тоже люблю! И он закрыл дверь. У Антоши, к счастью, была машина, синий «Фольксваген»-минивэн, и Данила сгрузил вещи на заднее сидение. Он объяснил, куда ехать. — Правда, Данила, чего ты так резко сорвался в Питер? — спросил Антоша в дороге. — Другу подарили картину знаменитого художника, нужно выяснить, подлинник это или нет. Я думал подождать, пока тёть Света приедет на папин день рождения, но обстоятельства вынуждают ехать сейчас. — Ты же вроде бы сам неплохо умеешь подлинники определять, — сказал Антоша, не отводя взгляда от дороги. Даже не спросил какой художник и какая картина, и Данила подумал, что за то его и любит. Антоше можно было рассказать что угодно, хоть про источник вечной молодости, он бы и не подумал выяснить, где тот находится. — Тут сложный случай. Нужно экспертное заключение. Ну и я сначала думал, что Эрмитаж захочет купить картину и найдёт спонсора, но тут родственники потребовали долю, а они ребята такие, что… — Доля в рублях их не устроит? — Типа того. Так что пока не знаю, как лучше поступить. Антоша задумчиво помолчал, а потом сказал, посмотрев на Данилу: — Меня всегда удивляло это в тебе. Как легко ты помогаешь людям и принимаешь всё, что с тобой происходит. Как тогда, когда ты учил итальянский и говорил, что тебе нужен живой итальянец. Я думал, что за бред, ну где в Ростове можно найти итальянца? А ты привёл к ужину какого-то парня и говоришь: познакомьтесь, ребята, это Родриго, я ему помогу с русским, а он мне с итальянским. У меня еда в горле застряла, этот Родриго выглядел так, будто сбежал из Италии, потому что убил там пятнадцать человек, а ты привёл его к нам домой. Данила рассмеялся. — Да ладно, у него просто такое лицо, а так вообще Родриго — очень душевный парень. — А когда мы с тобой гостили у дяди Фимы, и какие-то туристы пристали с вопросом. Мы с тобой и сами были туристы, один день только в городе, я пока пытался сообразить, на каком они языке говорят, ты уже показал им пятнадцать кафе, которые просто встретились нам по пути. А теперь ты срываешься с места и едешь в Питер, чтобы помочь другу продать картину. Если бы я не знал тебя, то подумал бы, что ты с головой не дружишь или тоже рассчитываешь на долю. — Ну знаешь, я тут больше пекусь о картине. — Правда? Данила, помявшись, всё-таки ответил серьёзно. — Ну ещё я надеялся, что деньги немного оживят Лёню. Он хороший парень, но, знаешь, какой-то закрытый всё время. Как будто он несчастен внутри себя, но ничего не пытается с этим делать. Видел бы ты, как он лекции читает. У меня самого чуть борода не выросла за тот час. Антоша, усмехнувшись, покачал головой. — У тебя просто фокус настроен на другое, Данила, — сказал он. — А я только таких Лёнь вокруг себя и вижу. Куда поворачивать: направо или налево? — Налево, — задумчиво нахмурившись, ответил Данила. — Вон тот дом. Лёня долго не открывал дверь, а когда открыл — предстал в жутком виде. Казалось, что за ночь его волосы и борода разрослись пуще прежнего, ибо теперь это всё торчало так, что трудно было разглядеть самого Лёню. — Данила, ты сволочь, у меня из-за тебя похмелье, — просипел он, уползая в кухню. — Только семь утра, а меня уже дважды обозвали сволочью. Прямо чувствую себя в тонусе! — возвестил Данила, вваливаясь в квартиру. Антоша вошёл следом. Кошка Маша встретила его, сидя с выпученными глазами на обувной полке. — Ну привет, — сказал он, и Маша понюхала его руку. — Так, Лёня, нет времени на страдания, — вещал тем временем Данила, пока волосато-бородатое чудище глотало воду прямо из чайника. — Давай иди в душ, я соберу твои вещи, а то на поезд опоздаем. — Не надо собирать мои вещи, я сам соберу, свари мне лучше кофе. И куда мы едем, напомни?.. — Ты сейчас едешь в душ, Лёня. Похолоднее. Антоша, тебе сварить кофе? — Нет, спасибо. Он вошёл на кухню с кошкой на руках. Маша, спокойно свернувшись калачиком, мурчала, но Лёня не успел этому факту удивиться, поскольку подавился водой из чайника при виде гостя и только кивнул в знак приветствия, а потом, кашляя, умчался в ванную, смущённый своим непотребным видом. К счастью, долго он не расшаркивался, и уже через полчаса был собран и выглядел относительно прилично, если не считать кислого выражения лица. В машине потом сидел, обнимая кошку, и помалкивал, а на вокзале, пока Данила разбирался, на какой выход им идти, — куда-то уполз и вскоре обнаружился у окошка аптеки, в которое что-то нудел. За его спиной собиралась очередь, и Данила, даже не подходя ближе, понял, в чём дело. — Лёня, у тебя в руках двадцать шесть миллионов долларов, купи себе «Цитрамон», пожалуйста, молча! — рявкнул он на весь зал. Лёне ничего не оставалось, как послушаться. Засим отчалили.