Как Данила Лёню спасал

Встретить знакомую морду в Твери в четыре утра было неожиданно. Ещё более неожиданно было вспомнить, где эту морду видел. Данила, подпрыгнув на месте, треснулся головой о потолок. — Чёрт! Лёня, ты спишь? — прошипел он. — Сплю, — ответил Лёня с нижней полки. — Так проснись и посмотри на улицу. Нас с тобой пасёт собачка дяди Саши. — Что?! Лёня проснулся мгновенно и прилип носом к стеклу. На платформе, глядя себе под ноги, курил здоровяк с квадратной физиономией. — Правильно, ты ещё окно открой и башку высуни, чтобы ему лучше видно было, как ты на него пялишься. Данила выбрался с верхней полки и сел на нижнюю. Лёня тоже сел, волосы у него на затылке вздыбились. — Откуда знаешь, что это его? — спросил он как-то нервно, подергивая ногой. — Они вместе на факультет приходили. Я, когда к кафедре подошёл, собачка у двери стояла. Я, вообще, знаешь, не имею предубеждений к лицам, но есть подозрение, что конкретно это очень говорящее. — Замечательно. Просто замечательно, — пропыхтел Лёня, хватаясь за ботинки. — Ты куда собрался? — Пойду скажу, чтобы поцеловал меня в задницу! — Да, пойди скажи. Только погоди, я тебя сфоткаю, потом на средства от картины мемориал тебе построю на Пушкинской, рядом с вооружённым вежливым человеком. Лёня обулся, но дальше замешкался: в словах Данилы вполне был резон. — Где мы сейчас? — Тверь. Ты же не думаешь... — Э, мужики, а потише можно? — раздался недовольный голос с одной из верхних полок. — Извините, мы сейчас выходим, — сказал Лёня и стал быстро сгребать вещи. — Лёня, если сейчас выйдем, в Питер дорога будет закрыта, — предупредил Данила. — А если не выйдем, картина уйдёт в частную коллекцию, и Соболь за её счёт поедет на Сейшелы. Такой вариант тебя больше устраивает? Данила принял аргумент и взялся поспешно одеваться. Дальше действовали молча: тихо перешли в предыдущий вагон и, как только здоровяк растоптал сигарету и вошёл в поезд, выскочили на улицу, притаились у путей, а стоило поезду отъехать — быстро направились в здание вокзала, пересекли его и вышли в город. — В Твери тоже оставаться нельзя, — говорил Данила на ходу. — Могут догадаться, что мы тут вышли. Лучше выбраться за город и устроиться в месте потише на время. Я позвоню тёть Свете, чтобы она кого-нибудь прислала за картиной. А когда уже выяснится, с чем мы имеем дело, решим как быть. — Чёрт, на чём мы в такую рань за город поедем? — Ой, мальчики, а куда вам нужно? Я как раз за город еду! Данила и Лёня разом обернулись. У обочины рядом с красными «Жигулями» стояла большая дама с пышным рыжим начёсом. Облачена она была в цветное платье с широким рукавом, а говорила звонко, точно пела. — А куда едете? — Так в Кимры. Данила в душе не чаял, что такое Кимры и где они находятся. — Пойдёт. Только нам прямо сейчас нужно. — А я прямо сейчас и еду, — улыбнулась женщина, — садитесь. Они загрузились в «Жигули» — Данила вперёд, Леня с вещами назад — и сразу же поехали. Познакомились с дамой, звали её Елизавета Матвеевна или просто Лиза и была она большой любительницей поболтать, расспрашивала, мол, откуда вы, ребята, и куда. Лёня, обнимая тубус с картиной, помалкивал, а Данила охотно поддерживал беседу, наплёл с три короба, что путешественники из Самары, любим особенно русское захолустье, природа другая, не то что эти крупные города. — А вы, Лиза, чего в такую рань в Твери на вокзале делали? — Так мужчину собиралась встречать из Воронежа, а он не приехал, представляете? — Она рассмеялась так, что в машине чуть не задребезжали стёкла. — В интернете познакомились, приличный такой с виду мужчина и речь очень грамотная, стихи свои присылал про осень, «Вот пришла золотая осень…», про любовь там что-то, комплименты мне всякие писал, я ему говорю: «Геннадий, а приезжайте в гости ко мне в Кимры», а он говорит: «Вот возьму и приеду», даже поезд сообщил какой, я, значит, встала спозаранку, а его на поезде и нету, — выговорив всё это сплошным звенящим потоком, она наконец сделала паузу. — Так, может, он просто фото в профиле не своё поставил, а вы его пропустили. Она снова рассмеялась. — Это вы просто, Данила, не знаете, какие бывают люди, а я часто в интернете знакомлюсь, и ко мне иногда приезжают, в прошлый раз вот был Валентин с Мурманска, такой видный мужчина, глаз не отвести, а оказался плохим человеком, я вам его сейчас покажу! — Да не надо, мы вам верим, а что же в нём плохого оказалось? — Мы всё равно проезжать мимо будем, правда, сейчас темно, ну он сразу предлагать стал всякие интимности, а я, знаете ли, не из тех, с кем так можно, я женщина порядочная и не для того к себе приглашаю, а чтобы вживую увидеть, в интернете ведь всё что угодно написать можно, а вот как раз и он, вон видите те тополя, вон-вон, те три высокие, там спуск и трава цветёт лиловая пахучая, не знаю, как называется, там я его и закопала. Лёня на заднем сидении кашлянул. — А что, хорошее место, всегда на природе, — не поведя и усом, продолжил разговор Данила. Лиза рассмеялась в третий раз. — И не говорите, Геннадию, конечно, больше других повезло, ну это потому что он сразу проявил себя, ещё в дороге. А если бы до дома доехали, то пришлось бы его тоже в колодец, там сейчас уже не очень, трава никакая не цветёт. — А кто у вас в колодце? — спросил Данила. — Так Павлуша. О, ну это вообще смешная вышла история, Павлуша ко мне приехал из Москвы, такой паинька, такой ласковый, я его сразу Павлушей и прозвала, ну какой же он Павел, хорошо с ним посидели, без всяких интимностей, я ему на второй кровати постелила, а он, значит, пронюхал, куда я кладу серёжки и ночью хотел обчистить, думал, что я сплю, представляете? — Совсем у людей стыда нет, — покачал головой Данила. — Нет, ну вы скажите, я ему кровать, всё по-домашнему, а он вон зачем приехал! Ой, ребята, я только сейчас сообразила, что вам же ночлег нужен, а у меня как раз вторая кровать есть, вы оба и поместитесь, можете у меня на ночь остаться и вообще сколько нужно! Лёня на заднем сидении окончательно закашлялся. Данила обернулся. — Лёнь, ты там здоров? Опять его укачало, всю дорогу с этим мучаемся, если началось, так фиг остановится, пока всё не вытошнит. Мы, наверное, тут где-нибудь переночуем, Лиза, вон я вижу там деревня, высадите нас? — Какая жалость, мальчики, а вы мне так понравились, я бы вам пирог испекла с мясом. Данила невольно хохотнул. — Мы бы с удовольствием, Лиза, правда, но Лёня сейчас загадит вам всю машину, и мы вам быстро разонравимся. А вот и дорога, сбросьте нас здесь. Пышно попрощались. Лёня отполз в кусты и выбрался, только когда Лиза уехала. — Сдаётся мне, Лёня, на пирог пошёл бы ты. — Что это было? — просипел Лёня. — Сколько путешествую, первый раз такая история, надо же. А тут Тверская область — и здрасьте! — Думаешь, она серьёзно?.. — Во всяком случае, она в это верит. Но то что рассказывает так — уже на приступ мании похоже. Заметил, какой у неё поток речи? У меня в животе похолодело, думаю, сейчас скажу что-нибудь не то, как достанет из-под сидения молоток, и будем с тобой тоже под тополями отдыхать. — Думаешь, стоит сообщить куда-нибудь? — Ну, я номер «Жигулей» на всякий случай запомнил. Вдруг кто-нибудь и правда ищет Валентина с Павлушей. Представляешь, сейчас ещё окажется, что Кимры — это сумасшедший дом. Данила рассмеялся. — Обожаю твоё чувство юмора, — кисло ответил Лёня. — Где мы вообще? Оба огляделись по сторонам. Начинало рассветать, небо было лиловым, и подёрнутая сонным туманом деревня проглядывалась среди молодой зелени треугольникам собравшихся в кучку крыш. Тишина вокруг неё стояла почти неживая. — Я так понимаю, где-то на Волге, — сказал Данила. — Ну идём. И, закинув свою сумку на плечо, он спокойно пошёл по просёлочной дороге в сторону домов. — Где-то на Волге, — бормотал себе под нос Лёня, шагая следом с отставанием на шаг. В руке у него был небольшой кожаный чемодан, за плечом висел тубус с картиной. — Ну точно. Мне прям полегчало. — Да расслабься ты, Лёня, смотри, какая красота вокруг. Это тебе не Геленджик, лови момент! Сейчас найдём тебе кровать, выспишься и отпустит. — Кто нам тут даст кровать? — Я тебе не рассказывал, как меня в Нью-Йорке в аэропорту обчистили? Свистнули сумку со всем барахлом, даже трусов не оставили. Стою посреди аэропорта, в руках пять баксов, расчёска и паспорт. Обратного билета нет, мобильника нет, гостиница не оплачена. Вернулся домой через две недели. Две недели, Лёня. И ты меня ещё будешь спрашивать, кто нам тут даст кровать. — Иногда ты меня пугаешь. Данила покосился на него, но ничего не ответил. Полный праведного гнева Лёня пугал его куда более серьёзно — было неизвестно, чего ещё от него можно ожидать. Но сейчас Даниле и самому нужно было как следует выспаться, чтобы делами насущными заниматься на свежую голову. Так что он быстро оценил обстановку и направился к избушке, в окне которой был заметен свет. Дверь открыла маленькая сморщенная бабулька в огромных черепаховых очках. — Доброе утро! — громко поздоровался Данила. — Простите, мы вас не разбудили? У вас свет горел. — Да куда там разбудили, милый, я не сплю с сорок второго года! — громче него отозвалась бабулька шепелявым голосом. — А вы как тут оказались, хлопцы? Чи из города, такие красивые? А это автомат у вас чи шо? У меня брать нечего, только соленья прошлогодние остались! Данила хохотнул. — Не, бабуленька, какой автомат, это футляр для чертежей. Может, вы знаете, у кого тут можно два-три дня погостить? Не бесплатно, если что. Мы здесь проездом из Ростова, нужно кое-какие дела решить. — Конечно, знаю, отчего ж не знать, милый, я ж тут живу столько, что вспомнить страшно! Только у нас вчера Караваевы с Люлькиными поженились, так что сейчас ни до кого не достучишься. Проходите до меня, постелю вам в комнате, есть диван, и ещё раскладушка где-то валяется. Точно это не автомат у вас? — Точно не автомат, бабуленька! — Зовите меня баб Клавой. — Я Данила, а это Лёня. — Деда моего тоже Лёней звали, только он помер от гангрены. Лёня, кашлянув, поздоровался. Зашли в избу. У входа их встретил большой пушистый кот разноцветного окраса. Вальяжно потянувшись, он обнюхал вошедших и потёрся о Лёнины брюки. В тускло освещённой чистой избе пахло хлебом и было вполне себе современно на вид — во всяком случае, никакой печи в ней не обнаружилось. Начиналась изба сразу с кухни, а дальше была одна просторная комната. В углу расположилась высокая кровать с горой подушек, у окон стоял длинный мягкий диван, напротив на тумбочке — громоздкий старый телевизор. — Изба… кот… диван… Тебе это ничего не напоминает? — сказал Данила, пригнувшись к Лёне. — Наутро за окном обнаружится дуб с русалкой, а кот будет играть на гуслях? — Вариант с говорящей щукой в колодце меня устраивает больше, чем с мёртвым Павлушей, — отозвался тот. Данила, усмехнувшись, похлопал его по плечу. — Баб Клав, а ваша фамилия случайно не Горыныч? — заговорил он громче. Лёня ткнул его локтем. — Чегось? Помоги-ка мне, милый. Бабулька вытаскивала из кладовой раскладушку, и Данила выдернул её одной рукой. — Боюсь, подо мной это развалится. — Мне пойдёт, — ответил Лёня, махнув рукой. Он поставил за диван свой чемодан и тубус с картиной. — Сейчас постелю тебе, милый, — кряхтела бабулька, управляясь с бельём. — Дед мой тоже любил поспать. Я ему говорю: дед, не смей помирать, пока колодец не починишь! А он взял и помер. — Колодец, говорите? — хохотнул Данила. Даже Лёня не выдержал и рассмеялся. Бабулька удивлённо обернулась и всплеснула руками. — Поди пойми этих городских, — вздохнула она.