Great Big White World

And I dreamed I was spaceman Burned like a moth in a flame And our world was so fucking gone

Быстрый стук чьих-то ловких пальцев по клавишам ноутбука, утробное жужжание сканера, тихие переговоры коллег, щелкнувший где-то в противоположной стороне зала степлер, ворчание принтера, выталкивающего из своей пасти лист за листом — все создавало монотонный шум в офисе, сливающийся в одну уродливую смесь назойливых звуков, которую Бруно старательно пытался игнорировать. То было тщетно, так как голова все равно разболелась всего к третьему часу от полудня, и ощущения были такие, словно чьи-то пальчики жали не по кнопкам, а выстукивали морзянкой сигнал бедствия изнутри его черепной коробки, и стук эхом раздавался в ушах, вторя собственному беспокойному сердцебиению. Пока принтер печатал страницы отчета на грядущую конференцию, Бруно склонился над ним, упираясь рукой о стол и в решительном бессилии уронив голову. Угольно-черные пряди по обе стороны скрыли обзор, что хотя бы попыталось воссоздать ощущение покоя и обособленности от навязчивого окружения. Чертов принтер в собственном кабинете, хоть и тесном, но тихом и безлюдном, вздумал ломаться так не вовремя, в самый разгар рабочего дня, заставив Бруно пробыть в зале чуть больше, чем нужно было, чтобы сохранить его комфорт. Так еще и чья-то рука, вдруг опустившаяся ему на плечо, жестоко вырвала его из фантомного ощущения мысленного вакуума и заставила вздрогнуть и отшатнуться. — Мать Мария, ты меня испугал, — голос Бруно скакнул, и он устало провел рукой по осунувшемуся лицу, когда Эдуардо, его коллега, обеспокоенно принялся его рассматривать. — Хреново выглядишь, чувак. Ты сколько уже выходные не берешь? — Неделю. Или полторы. Мне их не дают. — М, Польпо опять взбесился и не дает тебе продыху? Пока Эдуардо пялился на него почти с материнской придиркой, сведя брови к переносице и, вероятно, оценивая, насколько его состояние было критичным, Бруно сложил пачку еще теплой бумаги на стол и обогнул коллегу. — Я пойду за кофе, если ты не против. — Конечно нет, — тот отпрыгнул, уступая Бруно дорогу, но тут же встрепенулся и окликнул его снова, будто опомнившись, — а, и Буччеллати. Польпо зовет тебя в свою обитель. Буччеллати как-то совсем не весело, отчасти болезненно улыбнулся ему, кивнул и незамедлительно направился в противоположное первоначальному направление — к кабинету Польпо. Кабинет босса, пожалуй, и правда был его обителью, как работники называли его меж собой за спиной у начальства. Польпо неизменно находился там, никогда не выходил в зал и не перемещался по этажам высотки, и зрелище это было настолько нерушимым, что у коллег Бруно возникало впечатление, что босс не уходит домой вовсе, а ночует прямо здесь, в кабинете, и составляет неотъемлемую часть здешнего интерьера. Обставлен кабинет был не хуже гостиной в особняке у какого-нибудь богача: перед столом из красного дерева, за который Польпо отстегнул немалую сумму (Бруно знал, потому что сам же этот стол заказывал по вежливой просьбе босса), раскинулся черный кожаный диван с малахитовыми подлокотниками, напротив — пара кресел из той же обивки; одна из стен представляла собой панорамное окно, ужас акрофобов — офис находился на пятьдесят шестом этаже, и вид из окон одних пугал до дрожи в поджилках (особенно если подойти вплотную и попытаться рассмотреть людей у основания здания, уменьшившихся до размеров муравьев), а у иных вызывал острое чувство зависти, ноющее где-то под желудком; противоположную стену занимали шкафы, плотно набитые толстыми книгами с поседевшими от пыли корешками; ближе к углу, позади стола, свои огромные резные листья раскинула декоративная пальма, по размерам, кажется, вовсе не уступающая своим диким собратьям; растительности разных размеров в кабинете в принципе хватало, что неподготовленному зрителю с непривычки он напоминал сад или оранжерею, а арековая пальма, несомненно, была победительницей в габаритах среди этого буйства зелени. Бруно нажал на ручку и кошкой втиснулся в щель между стеной и дверью, проникая в кабинет. Польпо тут же бросил рассматривать документацию и устремил взор своих маленьких темных глазок, цепких, как рыболовные крючки, на подчиненного. Тот прошел к столу и остановился где-то в метре от него, заложив руки за спиной, тем самым вынудив ее выпрямиться в струнку, как и обычно. — Фух-ух-ух, здравствуй, Буччеллати. Присаживайся, пожалуйста, — толстым перстом со сверкнувшим на нем алым камнем, который Бруно всегда находил до ужаса пошлым и безвкусным, он указал на диван. — Добрый день, босс. Я постою, спасибо. Звали для чего-то? — Нетерпелив как всегда, мой дорогой друг, фух-ух, — Польпо издал сиплый свистящий звук и затрясся всем своим телом внушительных размеров — засмеялся, — но я понимаю, ты порядком вымотался за эти дни, хочется уж и передохнуть на перерыве. Потому я и позвал тебя. Буччеллати, скажи-ка мне, слышал ли ты что-нибудь о «Мире дикого запада»? Бруно не пришлось глубоко рыться в памяти, чтобы выудить нужные ассоциации — в последнее время «Мир…» был на слуху, да и Польпо, как всем было известно, это место любил. — Да, конечно. Это же парк развлечений на островах, верно? — И ты, я догадываюсь, его не посещал. Бруно отрицательно мотнул головой. — Фух-ух-ух, это просто замечательно! Значит, в первый раз побываешь со мной. Бруно непонимающе сощурил глаза. — О чем вы, босс? — Я, Буччеллати, хочу провести отпуск в парке, и ты поедешь со мной. Мне нужна компания, а тебе — отдых. Так поможем же друг другу! Тебе понравится, уж поверь мне. Не было еще людей, вернувшихся не очарованными этим местом. Я отменил конференцию, иди домой. Отъезд завтра утром, так что приготовься и хорошенько выспись, чтобы я не видел этих ужасных мешков под глазами, фух-ух-ух! Конечно, Бруно слышал о «Мире дикого запада». Рекламная компания на славу постаралась сделать так, чтобы ни много ни мало каждый знал о парке: объявления крутили по федеральным каналам, совали в свободные места меж статей в таблоидах и неустанно транслировали в интернете. Бруно же порою слышал ее даже по радио, когда по дороге домой не находил в себе решимости попросить таксиста сменить радиостанцию и старался игнорировать ее, упорно, но не слишком-то увлеченно листая ленту инстаграма или фейсбука. Но сколько бы он ни натыкался на вездесущую рекламу, даже в тех же соцсетях, ни разу не углублялся в суть парка и выдерживал холодный скепсис, когда коллеги увлекали его в беседу по теме. Предложение, нет, настоятельная просьба Польпо отправиться в парк с ним застала его врасплох: посещать парк развлечений Бруно желанием не горел, вырос все-таки из возраста увлечения подобными предприятиями, да и к вестернам страсти не питал, однако выбора у него не было. Впрочем, за чужие деньги разок можно было бы взглянуть и убедиться, справедливо ли общественность так активно нахваливает «Мир дикого запада». Стоимость посещения одновременно поражала и интриговала: чего же такого предлагал парк за сорок тысяч в сутки? Цена вопроса, разумеется, не была проблемой Бруно, но просто так выпустить из головы кругленькую сумму он не мог. Хоть он и привык к роскоши (костюмы от брендов, не менее дорогие наручные часы — одни любимые, с сапфировыми вставками, и пара на смену —, апартаменты в бизнес-центре города с видом, не уступающим панораме в кабинете Польпо, записи у лучших мастеров маникюра на каждое второе воскресенье месяца, лак для волос с гордой пометкой «премиум» — такие детали, которые не могли не бросаться в глаза, выдавали в нем это), подобные излишки ему были непонятны, как, к примеру, была непонятна позолота на резных рамах у Польпо на портретах в кабинете, пока как сам Бруно предпочитал не картины маслом, а лаконичные панно вовсе без рам. Положение вице-президента нефтяной компании, смело вырвавшее его из многочисленного среднего класса в узкую элиту, позволило бы ему вычурную пышность в жилье, одежде или образе жизни, но Бруно видел тонкое изящество в жизни со вкусом, такой, которую нельзя уверенно назвать простой, как у большинства юношей его поколения, но и сравнивать с нелепым, на его взгляд, шиком привычек Польпо тоже было некорректно. И толком ни один человек, более или менее знающий Бруно Буччеллати, не мог решительно сказать, был ли он счастливчиком, баловнем судьбы, что подала наивному сыну хозяина рыболовного магазина богатую жизнь на позолоченном блюдце, или смолоду являлся умелым и бойким предпринимателем, что в столь юный возраст смог заслугами получить расположение не кого-нибудь, а нефтяного магната. Никто и понятия не имел, каким образом он достиг подобных высот, и это предавало его и без тому харизматичному образу шлейф притягательной таинственности. В сочетании с легкостью в общении, искренней отзывчивостью и простой добротой образ Буччеллати сиял, как золотой самородок, и определенно ни один человек, более или менее знающий Бруно Буччеллати, не смел усомниться в том, что никакая черная нефть не может запятнать чистый свет его души. Польпо это очаровывало не менее остальных, и он, неизменно окруженный людьми, но перманентно одинокий в действительности, видел в верном подчиненном единственного друга. Было ли это взаимно? Кто знает, но обоих подобные отношения устраивали, и Бруно даже перестал смущаться периодическим потоком денег, сливающимся на его персону в виде ценных подарков на день рождения или таких внезапных предложений провести внеплановый отпуск вместе. «Расслабься и получай удовольствие», — без устали вторил себе Буччеллати, как и сейчас, ожидая прибытия в парк на мягком сидении высокоскоростного поезда рядом со своим боссом. Тот, поворчав на ранний подъем, в вагоне уснул, пыхтя и тяжело вздыхая во сне, оставив Бруно в ничуть не смущающем того безмолвии. Вагон был лаконичен в дизайне, но оборудован всеми удобствами: комфортные сидения, мини-бар с охлажденной минеральной водой высшего качества и шампанским от известной марки, шумоподавляющая система, из-за первоклассной работы которой вовсе забываешь, что движешься со скоростью триста пятьдесят километров в час. Полностью затемненная поверхность окон открывала Бруно обзор лишь на собственное отражение. То немного удручало: его лишили возможности задумчиво глядеть на проносящиеся с огромной скоростью ландшафты города во время поездки. Он вгляделся в чернь зеркала. Отражение ему понравилось: измученный вид испарился, как капля воды на разгоряченной солнцем поверхности металла, и его глаза снова довольно сияли, а черное каре, уложенное волосок к волоску, лоснилось цветущим здоровьем. Увиденное, вероятно, пришлось по вкусу и даме с бокалом шампанского по другую сторону вагона, так как та вздернула подбородок, как только их взгляды столкнулись, и уголки ее губ игриво дрогнули в улыбке. Бруно лишь склонил голову и вежливо улыбнулся в ответ, снова погружаясь в свои раздумья. Не то чтобы он был застенчивым воплощением невинности или отпетым асексуалом, напротив, счастливицы и счастливцы, узнавшие Буччеллати чуть ближе, чем коллеги или приятели, отзывались о нем как о любовнике исключительно пылком, нескромном и, кроме того, весьма любезном: каждая дама, разделившая с ним ложе, была предварительно накормлена в престижном ресторане, поутру напоена свежим кофе и отвезена к дому личным водителем господина Буччелати, а на протяжении всего свидания — окружена трепетным вниманием вкупе с безупречными манерами. Бруно знал, что женихом был завидным не только из-за высокого положения в обществе. Об этом же поминутно напоминала его мать, названивающая из Сиэтла и пророчащая ему в жены подрастающую дочь коллеги или подруги; и с каждой из них он, чтобы не расстраивать родительницу, виделся хотя бы по разу, отсиживал вечер в каком-либо заведении, а на следующий день на вопросы матери вроде «ну, как она тебе?» непременно отвечал «очень приятный человек» или «замечательная собеседница» и… на этом все. Каждый месяц Бруно заводил себе с десяток одноразовых знакомств, которые вспоминал с улыбкой, но довольно сдержанной. Ни одно из них не продлилось достаточно хотя бы для того, чтобы стать друзьями, не говоря уж о чем-то большем. Дело не в том, что дамы были какие-то не такие, слишком навязчивыми или глупыми, вовсе нет, напротив, каждую из них Бруно глубоко уважал, кем-то даже искренне восхищался, но в какой-то момент инициатива с обеих сторон просто испарялась, и знакомые обоюдно сворачивали общение. Он не мог это объяснить даже для самого себя, да и со временем перестал пытаться — просто решил, что романтические отношения не созданы для человека с его образом жизни (или работой, или складом характера, или мировоззрением…), в общем, Буччеллати всего себя посещал карьере и нисколько любви. Это его вовсе не стесняло: вечера он все так же любил проводить в безмолвии одиночества, нарушаемым лишь вокалом Синатры с винила, в своих апартаментах на сорок втором этаже в компании одного только игристого. Треть часа, и поезд ощутимо замедляется, заставляя жидкости в бокалах чуть заметно пойти рябью; женский голос из тщательно спрятанных динамиков незамедлительно объявляет: — Добро пожаловать в «Мир дикого запада». Бруно будит Польпо и неспешно поднимается с места, потягивая затекшие конечности. Вот они и здесь. Он слышал тысячи восторженных отзывов посетителей парка, но каждый раз сомневался в их честности: неужели искусная подделка может заменить реальный мир? Неужели андроиды могут оказаться притягательнее живых, настоящих людей? Что ж, самое время самому в этом убедиться.