Great Big White World

Посетители срочно спешили покинуть поезд, а Бруно, не желая торопиться, помедлил в дверях, давая возможность Польпо нагнать его. Но стоило им выйти из вагона в сияющий белизной просторный холл, сопровождающие, завидев их, вспорхнули со своих мест и скоро разлучили их: девушка с высоким пучком повела Польпо в северную часть помещения, а белокурый юноша с хитрой прической, лучезарно улыбавшийся Бруно, учтиво предложил ему проследовать за ним и начать приготовления к непосредственно посещению парка. — Приготовления? — с такой же вежливой улыбкой переспросил Бруно, гадавший, как три полусферические конструкции держатся на голове его спутника, — а что, требуются какие-то особенные процедуры? Оформления? — Нет, — юноша чуть заметно отрицательно мотнул головой, провожая гостя к высокому эскалатору, — все процедуры оформления вы завершили еще до того, как сесть в поезд. Процедуры действительно особенные. Все же, это не обычный парк развлечений. Скоро сами в этом убедитесь. Блондинчик, шедший так уверенно и сановито, будто это он собирается неделю провести неделю в самом дорогостоящем парке мира, провел его к автоматической двери, бесшумно раскрывшейся, как только Бруно оказался перед ней. Дверь скрывала комнату, черное пространство которой освещалось золотистым свечением диодов. Стены по обе стороны от входа были увешаны новенькими пиджаками, брюками, жилетами и прочей одеждой, только вся она была странного, почти нелепого, как показалось Бруно, фасона: крой устарел века этак на два с половиной. А вон ту кожанку несомненно только что сняли с ковбоя. Бруно окинул взглядом гардероб и посмотрел в глаза своему сопровождающему, выискивая в них поддержку, в которой он сейчас так нуждался. — Выбирайте. Все сшито по вашим меркам. — А это обязательно? Юноша в беззлобной усмешке улыбнулся. — Боюсь, что обязательно. Что же, вам вовсе ничего не нравится? — Ну-у-у… Бруно внимательно рассмотрел предоставленные куртки, суетливо минул кожаные брюки и ярко-синие джинсы, покосившись на них так, словно перед ним развесили лохмотья, а не дорогие кожу и деним, выцепил среди рубашек одну, иссиня-черную, точно в цвет волосам, и принялся заинтересованно изучать костюмы. Выбор пал на бежевую «тройку», чем-то отдаленно напоминающую собственный белый костюм, его любимый. Решительно кивнув, он выпроводил снисходительно улыбавшегося блондина, учтиво протягивающего ему уродливый клетчатый шейный платок, из комнаты. Чересчур затянув с выбором оружия и непозволительно (для кого угодно, но не для посетителя парка) долго провозившись с креплением к костюму кобуры (чехол никак не хотел цепляться за ремень, и в отчаянии уже почти было решено позвать на помощь дожидающегося за запертой дверью проводника, но карабин очень вовремя защелкнулся), Бруно наконец покинул гардеробную и оказался в длинном пустом коридоре. За первым же поворотом его дожидался его спутник, сменивший улыбку с учтивой на почти загадочную. Он указал на следующую дверь, укрывающую за собой что-то таинственно непостижимое и выглядящую вовсе не так, как предыдущая: деревянная, темная, сделанная под старинную резьбу, она не вписывалась в лаконичный интерьер остального центра. — Ну, — холодный тон юноши подтаял, как кубики льда в пламенном виски, и в голосе прорезалось подобие игривости, — готовы отправиться в незабываемое приключение? Бруно кивнул ему, и тот шагнул в сторону, открывая гостю доступ к двери. Нажав на литую ручку, он шагнул в неизвестность и оказался... а где он, собственно, оказался? Свет был чуть приглушен; где-то играла музыка, которая была чуть слышна из-за переговоров многочисленных гостей, одетых так же вычурно, как и сам Бруно; вездесущие шторки, рюши, тюль и бахрома заполняли каждое свободное местечко и без того неширокого помещения. Он протиснулся чуть дальше, и тогда комнатку, оказавшуюся довольно длинной, зашатало так, что и без того тусклые бра в панике замигали. Послышался громкий свист, и белый свет полился из окон, которые присутствующие только обнаружили. За ними далеко простиралась алеющая пустошь, вздымавшаяся тут и там громадными плоскогорьями. Они были в поезде. Меж тем Польпо нигде не было видно, да, собственно, и черт с ним: где-нибудь отыщется. Но это все потом, сейчас же было куда интереснее посмотреть, потрогать и прочувствовать все, что окружало посетителей. Приключение началось. Из общего убранства времен середины девятнадцатого века выбивалась одна деталь, Бруно весьма поразившая: за барной стойкой над лежащим на столешнице планшетом склонился молодой человек, что-то в этом самом планшете сосредоточенно высматривавший, и мягкий голубой свет отражался на его бледном худом лице. — Разве мобильные устройства не изымаются на время посещения парка? — присев рядом за стойку, без тени претензии дружелюбно поинтересовался у него Бруно. Тот сей же час встрепенулся, захлопнул планшет и сунул его за пазуху, затравленно озираясь по сторонам. Встретившись испуганным взглядом с изумленно отшатнувшимся Буччеллати и, верно, не обнаружив для своей персоны угрозы, он расслабленно выдохнул и, выравнивая в струнку вздрогнувший голос, заговорил: — Я сотрудник парка, инженер из поведенческого отдела. А планшет — мое оборудование, потому мне ношение мобильных устройств разрешено. Я периодически посещаю парк, чтобы лично убедиться в отлаженной работе некоторых машин, и сейчас как раз еду наблюдать одну из них. — А разве работники не имеют возможность дистанционно наблюдать за андроидами? — подсаживаясь ближе и предвкушая интересную поездку, спросил Бруно, — Если мне, конечно, можно задавать вам такие вопросы. — Да, почему нет, — повел плечом парень, значительно расслабляясь, — верно, мы обычно наблюдаем из центра, но… думаю, я могу вам рассказать. Вы же никому не расскажете, так, господин..? — Буччеллати, — подсказал он немедля и подал руку; инженер не крепко ее пожал, — Бруно Буччеллати. — Паннакотта Фуго, очень рад. Так вот, — Фуго завел длинную светлую челку за ухо и крайне увлеченно затараторил, — если вам хоть немного известна концепция парка, вы, вероятно, знаете, что все машины работают по программе и имеют в поведении лишь незначительные отклонения, импровизацию, которая необходимы для максимальной правдоподобности при следовании любому сюжету. Благодаря этому машины действительно трудно отличить от людей. Держу пари, вы даже не поняли, что ваш сопровождающий был машиной, — заметив, как глаза Буччеллати изумленно округлились, он довольно продолжил, но куда тише, почти шепча, — Так вот я считаю, что это не предел. Можно достичь куда большей правдоподобности. К тому же, сейчас все истории разрабатываются сюжетным отделом, но я хочу добиться эффекта, при котором машины самостоятельно, на основе доступных возможностей парка могли бы генерировать сюжеты. — Не придется ли при этом упразднить сюжетный отдел? — Да, вероятно, но-о, — уклончиво протянул Фуго, — вместе с тем это стало бы большим прорывом в инженерии! Я говорю теперь не о бизнесе, а о науке. Честно говоря, в свободное от работы время я занимаюсь доработкой основного кода машин, что не совсем законно, но… все равно мои результаты пока не утешают, однако вместе с тем у меня есть экспериментальное обновление, которое дало бы машинам куда большей свободы мысли. Они могли бы совершать небольшие, незначительные для сюжета действия на основе собственных решений. В рамках основного кода, разумеется. — То, о чем вы говорите, — Бруно сам заговорил тише, наклоняясь к своему удивительному собеседнику, — очень напоминает собственное сознание. — Да-да, — Паннакотта активно закивал, и Бруно уловил странный блеск его глаз, — отдаленно это напоминает сознание, можно сказать, первый шажок к нему. И сейчас я поспорил со своей коллегой-сюжетницей, что смогу повысить популярность персонажа, которого уж хотели списать из-за его незначительной роли в истории и экономии в обслуживании машины, с помощью своего обновления. А сейчас хочу убедиться лично, что все работает так, как надо. Когда Фуго кончил, Бруно снова оглядел его: впалые щеки и темные синяки, пролегшие под глазами, такие, как у него самого совсем недавно, свидетельствовали о бесперебойной работе инженера; вероятно, он мало спал и совсем немного ел, думается, из-за его большой увлеченности своим делом, граничащей с настоящей одержимостью; платье его хоть и было исполнено в той же манере, что и у остальных пассажиров, однако было изрядно поношено: или на обновление костюма у Паннакотты не было средств, или он вовсе не считал это необходимым. Он все еще шумно дышал, будто запыхался, посвящая в свои тайны почти что незнакомца, и лоб его, кажется, даже поблескивал от выступившей испарины. Однако, по неясному блеску в глазах Бруно решил, что тот собой, как и внезапной короткой беседой (монологом), был чрезвычайно доволен. Что-то торжественное, если не благоговейное мелькнуло в них. Но тут же, с оглушительным воем свистка, оборвалось, как и сконцентрированное на собеседнике внимание Бруно. — Мы уже прибыли, — так же растерянно, как в самом начале этого внезапного знакомства, возвестил Фуго, скользя взглядом по вырисовывавшимся очертанием невысоких зданий, — в Свитвотер. — Что же меня там ждет? — Бруно понадеялся, что механик не откажется пролить для него свет на манящую тайну парка. — Все, что пожелаете, — негромко ответил тот почти завороженно, не отводя глаз от окон, — от плотских наслаждений с бесстыдными оргиями до приключений, с которыми не сравнятся и голливудские кинокартины. А, поговаривают, некоторые обретают в парке себя. Бруно понимающе кивнул. Сам он не раз слышал наверняка приукрашенные отзывы о том, что посетители в парке «познают себя», «открывают доселе неизведанные грани своей души», «заново рождаются», «находят свое истинное Я» и проч. и проч. Бруно же считал, что давно себя обрел, познал и уверен, что открывать ему решительно больше нечего. Азарт, слабым огоньком зажегшийся в нем еще по дороге на остров, теперь распалился до уверенно потрескивающего пламени. Оно же и подгоняло его, позабыв об инженере-поведенщике, уверенно протиснуться меж замешкавшихся пассажиров и покинуть поезд.