Оглянитесь вокруг

      Аарон Бёрр знал, что однажды это случится. Они учились на одном факультете, и пусть его переход через курс разделил их, это не значило, что получится избегать встреч на протяжении двух лет, которые ему всё ещё предстояло провести в Хогвартсе. В факультетской гостиной Бёрр делал вид, будто не замечает её, и это стоило ему большого труда. Едва фигурка Теодосии мелькала в поле зрения, всё остальное в то же мгновение переставало существовать. Стоило только случайно услышать её голос — и ничего другого Аарон уже не слышал. Так он сидел, окруженный безмолвной пустотой, пока Теодосия не пропадала с горизонта, позволяя реальности вернуться. Но даже снова возвращая себе господство над телом, Бёрр странно тосковал по гипнотическому обману, который овладевал им, подобно сну.       Казалось, что Теодосия и сама его игнорирует. И Аарон чувствовал ярость в груди, когда думал, что девушка за лето и правда перестала думать о нём. Но Бёрр не смел и надеяться, что она сохраняет маску равнодушия с таким же трудом, что и он сам.       Трудно было сказать, случайно они оба оказались во внутреннем дворике, или шли туда со смутной надеждой на встречу, но, столкнувшись лицом к лицу, почему-то не смогли сохранить безучастного выражения. Теодосия Бартоу улыбнулась бывшему однокурснику. Но это вовсе не было приветливым жестом, которым встречают товарищей. Аарон столкнулся с этим выражением, не понимая недоверия и боли, замаскированных под улыбку. Лица таких юных девушек часто особенно ярко выражали самые тонкие оттенки эмоций. — Ты в порядке? — почти напуганный взглядом Теодосии, Бёрр порывисто шагнул к ней. — На тебе лица нет. — Я… — студентка покачала головой и приложила ладонь ко лбу, она выглядела по-настоящему несчастной. — Я не знаю.       Было невозможно остаться безучастным. Все прошлогодние объяснения, договорённости, обязательства перестали иметь какое-либо значение. Аарон мягко придержал Теодосию за плечо и настойчиво увлёк за собой — через арку во внутренний двор. Девушка послушно двигалась за ним, присела рядом на скамье, когда Бёрр слегка потянул её за рукав мантии. — Я знаю, мы почти не разговаривали в этом году, — Аарон по-своему истолковал её молчание и попытался начать разговор так, чтобы настроить девушку на доверительный лад. — Лишь потому, что я обещал тебе. Помнишь, мы оба решили, что так будет проще. Но если тебе что-то нужно, если что-то случилось, Тео, ты всегда можешь рассчитывать на меня, — Бёрр так выделил слово «всегда», что, казалось, оно одно смогло втянуть мисс Бартоу в разговор. — Аарон, я не знаю, что делать, — развела руками Теодосия. — Я чувствую себя в ловушке…       Повисла пауза, но Аарон чутко уловил, что если сейчас заговорит сам, то может не услышать ни слова больше, поэтому он лишь крепко пожал руку девушки, подбадривая собеседницу. — Мистер и миссис Прево считают, что Хогвартс плохо влияет на меня, — призналась она. — Я думала, что их сетования на образование, которое стало не таким как раньше, просто… ну, знаешь, просто ностальгическое ворчание.       Бёрр облегчённо перевёл дух. Вот теперь он снова узнавал Теодосию, её манеру говорить. И взгляд девушки как будто посветлел, когда она поняла, что отныне она со своей проблемой не один на один. — Оказалось, что они говорили об этом совершенно серьёзно, с полной уверенностью в том, что юной чистокровной леди не место в общей школе, — голос когтевранки слегка повысился, она приближалась к сути. — И мои родители совершенно согласны с Прево! В этом году мне пришлось почти сбежать от них на вокзал. Я посылала им письма, в которых убеждала, что мне необходимо хотя бы сдать С. О. В., и пока что они позволили мне остаться. Но после, — Теодосия сокрушённо вздохнула. — Год, может два, домашнего обучения и… всё.       Мисс Бартоу не решилась продолжить, но Аарон хорошо знал, что именно она обозначила словом «всё». С четырёх лет Теодосия была обручена c Жаком Прево — наследником блестящего чистокровного рода. И лишь совсем недавно она начала осознавать всю безвыходность своего положения. *** — Постой, постой, — взмахнул рукой Гамильтон, останавливая Бёрра, который обстоятельно и подробно пересказывал ему разговор с Теодосией. — Ты начал с середины, поэтому я никак не возьму в толк, что тебя вообще с ней связывает? С чего всё началось?       Аарон с досадой взглянул на Александра. Уж Гамильтон-то мог бы догадаться, какие детали и с какой целью Бёрр опустил. Но приходилось идти до конца… От начала. — Я люблю её, — выдохнул Бёрр почти с вызовом. — А Теодосия любит меня. Мы встречались в прошлом году… И только когда оба почувствовали, что всё заходит слишком далеко, она призналась мне, что с детства обещана в жёны другому человеку.       Гамильтон выругался и немедленно прикусил язык. Они с Бёрром устроились в отдалённом уголке библиотеки, но в Хогвартсе никто не мог быть уверен, что у разговора не найдётся неожиданных свидетелей. Если некоторые стены могли иметь уши, то что уж говорить о книгах. — Мы договорились, что прекратим общаться, — продолжал Аарон. — До начала учёбы это было… Довольно просто. То есть у нас ведь даже не было выбора. Тео ведь проводит каждое лето в семейном поместье. И в этом учебном году мы держались друг от друга так далеко как могли. До сегодняшнего дня! — Я никогда тебя не понимал, — покачал головой Александр.       Он не имел в виду, что история, рассказанная Аароном, показалась ему слишком сложной, напротив, Гамильтон прекрасно уловил её суть. Но на месте Бёрра он непременно поступил бы иначе. Александр ни при каком раскладе не смог бы так просто отступиться от девушки, в которую влюблён, только потому что какие-то предрассудки запрещают им быть вместе. — Если ты её любишь — и если она любит тебя! — просто будь с ней, — в голове Александра это всё выглядело до смешного элементарно. — Ведь её не выдадут замуж, если окажется… Ну… Ты же знаешь, да? Если окажется что невеста… Не чиста, — Гамильтон хотел подобрать максимально подходящее, но не грубое слово, получилось как-то старомодно. — У них же там средневековые нравы, значит и это должно сработать. — Я не смогу, — резко помотал головой Аарон. — Алекс, её семья откажется от неё.       Они оба надолго замолчали. Им было хорошо известно, каково это — лишиться семьи. Это не то чувство, на которое ты готов обречь любимого человека. — Это несправедливо, — вздохнул Бёрр. — Несправедливо, что любовь не видит различий между чистокровными и грязнокровками. — Нет, Аарон, — серьёзно ответил ему Гамильтон. — Только это и справедливо.       Но когтевранцы собрались в библиотеке не для того, чтобы размышлять о справедливости мира. Бёрр был озадачен куда более конкретным вопросом, и Александр согласился помочь ему обдумать, каким образом спасти Теодосию от домашнего обучения. Это было первым шагом. Вторым Аарон планировал сорвать навязанный девушке брак, но рвения у него было пока куда больше чем возможностей. — Может, ей позволят остаться в Хогвартсе на лето? — неуверенно предложил Гамильтон. — Можно поговорить с кем-нибудь из преподавателей, чтобы они убедили её родителей, что это необходимо… — Думаешь, кому-то будет до этого дело? — А погостить к подругам на лето её не отпустят? На месяц? На пару недель? — в ответ Аарон только качал головой.       Ни в библиотеке, ни по дороге в башню Когтеврана ни одна стоящая мысль так и не пришла им в головы. Александра это злило, Бёрр становился всё более молчаливым и сосредоточенным. — Аарон, — неожиданно громко сказал Гамильтон, который был так увлечён историей Бёрра, что совсем забыл об одном вопросе, который оставался неразрешённым между ними. — Я хотел спросить, ты ведь слышал, что я с гриффиндорцами собирался в Хогсмид?       Бёрр ответил не сразу. Либо он не мог так быстро отвлечься от мыслей о Теодосии… Либо ему нужно было обдумать свой ответ. — Да, — признался он. — Я слышал Лоуренса за обедом. — Ты сказал профессору Вашингтону? — Нет.       Допытываться Гамильтон не стал. Ему хотелось верить, что это был не Бёрр. Но почему тогда декан ждал их возвращения? ***       На следующем завтраке Гамильтон уже не случайно занял место рядом с Аароном. Александр был возбуждён, и Бёрр заметил на лице юноши загадочную улыбку, которая мелькала на его губах время от времени, как будто в ответ каким-то мыслям. — Не сердись, я посоветовался с друзьями, — Гамильтон начал с чистосердечного признания. — Но подожди, — он вскинул руки в защищающимся жесте, не давая собеседнику времени ответить. — Я не называл имён, всё в порядке.       Торопливая речь Александра и его приподнятое расположение духа вселили в Бёрра надежду. У его товарища явно были какие-то мысли, которыми ему не терпелось поделиться, и мысли эти обещали быть утешительными. Но не успел Аарон призвать Александра поскорее выложить всё, что бы он там ни надумал, как внимание учеников привлёк директор Виндзор.       Мужчина поднялся и выпустил из волшебной палочки сноп трескучих искр. Они ярко сверкнули на фоне серой дымки облаков, затянувших заколдованный потолок. Студенты как по команде уставились на директора — он вообще не слишком часто посещал общие трапезы в Большом Зале, а с обращениями выступал всего два раза за учебный год: с приветствием в начале и с прощальным напутствием в конце. — В связи с систематическими нарушениями школьных правил, — голос усиливался с помощью чар. — Которые замечены за большинством учащихся школы, — он явно преувеличивал. — Проконсультировавшись с отделом магического образования и воспитания, я решил, что временные ограничения поспособствуют стабилизации учебного процесса. Я хочу обратить особое внимание: запомните, серьёзные нарушения влекут за собой серьёзные последствия. Если ваша вина будет доказана — вы вернётесь домой. Отстранёнными от обучения.       Александр нервно выдохнул. Ему показалось, что директор пронзил его взглядом, произнося последние слова. Но, должно быть, это же чувство сейчас овладело каждым студентом в зале. И это было лишь началом.       Длинный список правил, озвученный Виндзором без единой запинки, просто не мог стать по-настоящему реальным. Если бы Гамильтон и его друзья могли себе его представить в тот вечер, когда в Выручай-комнате началась их дружба, никто не стал бы спорить с запретом на ночные прогулки по школе. Отныне студентам было запрещено использовать потайные ходы, включая скрытые картинами коридоры, которые просто помогали сократить маршрут из одной части замка в другую. Строго регламентировалось время, которое позволено было проводить вне школьных стен, включая тренировки по квиддичу и посещения Хогсмида. Но самым безумным стало предписание для деканов и старост каждую неделю проверять волшебные палочки учеников — любая магия, применённая в агрессивных целях, запрещалась. При этом никаких уточнений о том, что считать агрессивной магией, а что нет, директор не дал. На этом Георг не закончил, оглашая всё в том же ключе бесконечное количество нововведений. Не только учеников затронули строгие правила: некоторые темы, включая почти весь курс Защиты от Тёмных Сил, были запрещены или пересмотрены для исключительно теоретического преподавания, чтобы не провоцировать у студентов агрессию. Теперь профессора — профессионалы своего дела — не могли давать студентам полезные и жизненно важные знания, ограниченные лишь необходимым и удобным для директора и Министерства.       Гамильтон был уверен, что едва стихнет голос директора, как раздастся хор возмущённых голосов — не могли же все студенты, все профессора просто проглотить такое. Сам Александр был готов закричать — впервые без слов, как раненое животное — он и чувствовал себя зверем, которого загоняют в клетку. Ведь нарушение правил наказывалось исключением… И куда он — сирота — пойдёт, если не сможет закончить школу? Будет делить хижину с Хагридом? А ограничение на практические курсы?! Это же уничтожит уровень образования в школе… — Всё это ради вашей безопасности и комфортного учебного процесса, — директор Виндзор даже слегка поклонился публике, завершая свою речь. — Не забывайте, что я всегда к вашим услугам.       Но ни единого возгласа не раздалось из-за факультетских столов. И профессора тоже молчали. Александр беспомощно оглядывался по сторонам, в надежде если не услышать кого-то, то хотя бы увидеть чью-нибудь приподнятую голову — не могли же все просто уставиться в свои тарелки, рассчитывая, что чем тише они себя поведут, тем больше снисходительности обеспечат себе в дальнейшем. С облегчением Гамильтон заметил, что его друзья-гриффиндорцы в знак поддержки махнули ему руками. Их жест повторили три девушки: сёстры Скайлер тоже не остались равнодушны к жестоким переменам. — Александр, — окликнул его Бёрр. — Александр, ты не договорил.       Гамильтон обернулся к Аарону, вспоминая, о чём хотел ему рассказать. Он продолжил без прежнего энтузиазма, но идея, к которой они пришли вместе с Лафайеттом, не стала из-за этого менее удачной. Жильбер пообещал, что сможет обеспечить Теодосии место на практике во Французском Магическом Департаменте в августе. Его отец хотел, чтобы сын начинал приобщаться к этой работе, но сам Лафайетт мечтал о карьере спортсмена, а не чиновника, зато Теодосия, умная и ответственная волшебница, вполне могла бы его подменить. — Но почему её родители должны согласиться на это? — спросил Аарон. — Издеваешься? Это же такая честь! Лишь единицам выпадает шанс проходить практику в Министерстве Магии! А тут речь идёт о другой стране: столько связей, столько возможностей. Тем более, Жильбер сказал, что его отец умеет быть весьма настойчивым. Они сдадутся. А после практики Лафайетт вернётся в Хогвартс вместе с Теодосией — и ещё на год она будет спасена от заточения дома. — Я поговорю с Тео, спасибо, Александр, — с благодарностью сказал ему Аарон. — Это правда очень важно для меня.       И если Бёрр покидал обед в более спокойном настроении, чем был в тот момент, когда пришёл в Большой Зал, то Александр Гамильтон стал намного мрачнее. Он встретился со своими друзьями и пару минут четвёрка шла в полной тишине, но Алекс был не из тех людей, кто молчит. — Мы расходимся из Большого зала, теряясь от страха и непонимания, — начал Александр. — Чёрт возьми, директор хочет одним махом превратить нас в дрессированных щенков. И если нам суждено стать никудышными магами без крупицы знаний, если нововведения директора столь беспощадны, значит мы можем взять это в свои руки! — Я мечтаю о свободе обозревания, — поддержал его Лафайетт. — Обозревания… Как вы это говорите? О, образования! Поэтому я и оставил французскую школу, я понял, что там мне не хватает свободы… И вот это происходит здесь. — Я родился в семье маглов, — Геркулес не остался в стороне. — И если я не научусь применять магию в Хогвартсе, я не научусь этому больше нигде. Это мой единственный шанс. — Мы никогда не будем по-настоящему свободны, — подвёл общий итог Лоуренс. — Пока нам указывают, что думать и что говорить, пока чистокровные ставят себя выше только по праву рождения.       Когда они поднялись на несколько пролётов лестницы, их догнал Аарон Бёрр. Всё это время он держался чуть позади, но был неподалёку, и, должно быть, отчётливо слышал каждое слово. — Ребята, ребята, — обратился он к ним. — Говорите потише. Не нарывайтесь на неприятности, и ваши шансы на успех удвоятся. Я с вами, но нельзя забывать об осторожности! — Тебе кажется, что мы говорим слишком громко? — насторожился Гамильтон. — Иногда я действительно увлекаюсь. Но будь я проклят, если ещё не наступило то самое время, когда нам пора оказать сопротивление.