Еще абсента, сударь?

*** «Душно. Жарко. Горячо. Я не понимаю, где начинается мое тело, а где вдруг заканчивается другое. Что-то я совсем не в форме». Странно, но у Кольта еще оставались в голове смутные когнитивные очертания. Они путались, вязались в какую-то непонятную, но очень вкусную лазанью, и опять путались. Каким-то невероятным образом он очутился сидящим на жестких коленях Булла лицом к нему, без всякой возможности предупредить действия Мортиса сзади и в целом в беспомощном состоянии: уж кто-кто, а он не был в силах прекратить собственное бесстыдное растление. Да теперь уже и не пытался. - Вы точно этого хотите? – сзади послышался густой, отрывистый смешок. «Хотят. Ну что же… Машина дьявола запущена. Почему бы и нет?» Склонившись над кожей шеи, которая, к удовольствию хладного, имела совершенно отличный от его любовника вид, – здесь хотя бы не было взбухших, дубовых на ощупь вен - он плотоядно прихватил ее губами. Было в этом мальчишке что-то изящное, как ни посмотри. Аккуратно и, может быть, слегка нежно трогая грудь ганфайтера под его едва слышные стоны, Мортис в своем сознании вновь восстанавливал позабытое за его с Буллом отношениями чувство доминации, полнейшего «сабмишшена» над половыми партнерами. Так было всегда, ибо пассивная сторона лежала не шевелясь, а Мортису оставалось только одно: просто брать ситуацию под свой контроль и безудержно трахать. Не важно кого, – таких мелочей он не запоминал – и делать все самому, в итоге больше напрягаясь, чем получая удовольствие. «Может, есть те, кому нравится, когда перед ним лежат бревном, но я не из их числа». Теперь же ситуация наконец переменилась. В сексе, а теперь и в своих термоядерных отношениях они доминировали оба, хотя такое, на первый взгляд, казалось заведомо невозможным. - Не сдерживайся, малыш, – Мортис подался вперед, с силой нажимая на спину ганфайтера и инертно поваливая обоих – Булл этого не ожидал – на угрожающе скрипнувшую кровать. – Ну, покричи для меня немного, – хладный массирующими движениями то прижимал, то отпускал нежные соски Кольта под аккомпанемент сопящего от перевозбуждения быка снизу. «Как же охуенно доводить его до такого состояния, а потом… Бля, а потом… Ощущать, как он нетерпеливо входит» - по его подбородку непроизвольно стекла слюна. «Инстинкты, ебись оно конем». Тем временем распаленный Булл не знал, куда себя деть. Пока его многозадачный любовник с гранатой в заднице продолжал свои нехитрые игры, явно издеваясь над бедным Кольтом, он перемещал свои ладони то на бедра парня, то пытался продвинуться выше, а потом снова спускался, морщась от ноющей боли в области паха. Несмотря на то, что ему уже минут эдак пять назад нужно было спустить яйца, он держался, ибо ганфайтеру было сейчас намного, намного хуже: у того явно все было впервые. Максимально осторожно он прижал к себе Кольта, ощущая каждой своей блядской клеточкой крупную дрожь и поднимающуюся температуру юного тела. Бланко чувствовал к нему что-то вроде отцовской любви, что было крайне странно, учитывая обстоятельства, в которых она вдруг проснулась. - Мортис, сделай одолжение, хватит гребаных прелюдий. Уступи мне его на минутку. – суровый взгляд желтых глаз словно сулил отгрызть какую-нибудь конечность в ответ. - НЕТ, – ну вот опять. Дьявольская кровь шалит. – Нет, - повторил он, смягчившись – я хочу его прямо сейчас. - Минута, Мортис. Отдай мне эту сраную минуту, а потом делай с ним, что хочешь, – он выжидающе посмотрел на гробовщика. Тот, нехотя, сдался: - Минута пошла. – он отстранился и с коварной ухмылкой отсел подальше – наблюдать. - Вы что, реально меня делите?! – только и сумел пискнуть Кольт. Казалось, еще немного, и эти двое доведут беднягу до ручки. Бык на это лишь потрепал его по макушке в успокаивающем жесте, вновь приподнимая и усаживая лицом к себе. - Ты сам себя подготовишь, или мне попробовать? – Кольт сглотнул: то, как с ним сейчас говорил Бланко, не шло ни в какое сравнение с тоном Мортиса, «чертового садиста и собственника!» Он не напирал, не кусал себе губ от жадности и несдержанности, а, напротив, был так нежен, что парень вдруг поймал себя на мысли, что не против ощутить в себе его пальцы. Мало того, он явственно этого хотел, однако скорее бы кадык себе вырвал, нежели попросил об этом сам. - Ну же, не молчи. – Кольт уже расплавился окончательно. Он просто не знал, что можно предпринять – отсутствие опыта давало о себе знать. - Да растяни ты уже эту сучку, видишь же сам, парню яиц не хватает. – гробовщик уже ерзал на месте от нетерпения и желания кому-нибудь засадить. Ну, или чтобы ему кто-нибудь засадил. - Ладно, малыш, давай-ка я лучше сам… - смочив собственной слюной два пальца, он осторожно вошел в моментально сжавшегося ганслингера. Тот инстинктивно содрогнулся от наплыва неприятных ощущений, но не издал ни звука под молчаливое одобрение и хладного, и быка. Грубые, дубовые пальцы были на удивление умелыми и осторожными. Кольт уже чувствовал, что не возражал бы быть трахнутым ими: этого было достаточно, однако, глянув на трясущегося от нетерпения гробовщика, он, нервно дернувшись, понял, что на него имеются свои планы. А прелюдия все продолжалась. Ганфайтер уже бесстыдно стонал Буллу в шею, оттягивая и пробуя на вкус металлическую кожу, потную и горячую - Бланко совсем измотался, дышал с явным усилием, но держался. Уж кто, как не он, имел в этой комнате шары из стали, не ржавеющие ни при каких обстоятельствах. Каменный стояк даже не думал уходить, а все напоминал о себе тянущей болью внизу живота. - Бык, есть у тебя варенье? – Мортис внезапно разорвал и без того державшуюся на соплях иллюзию хорошего секса. - Ч-что? - Булл ошалело уставился на него, пытаясь прокрутить в тяжелой голове, что от него хотели. - Ну, не знаю, мы же здесь, блять, посидеть собрались, так что решил предложить обливаться вареньем, а потом его слизывать друг с друга. Если не нравится, можно еще обложиться черемшой и лежать в обнимку. А ТО ВЕДЬ ПРОСТО ЗАНЯТЬСЯ СЕКСОМ НЕ ВАРИАНТ, ДА?! – не успел хладный что-либо сообразить, как ему под дых прилетел кулак, выбивший из легких весь воздух к чертям. В мгновение ока Булл оказался меж раздвинутых ног кашляющего и отфыркивающегося гробовщика. - Не забывайся, мразь! Главный здесь я, так что хватит ставить мне ебаные условия! Ты, сука, понял?! – на его лице краснота приливающей крови смешалась с синевой вен на лбу – мало того, что он перевозбудился, так еще и пришел в ярость, какой не ощущал со времен мирского сотворения. И Кольт, и Мортис синхронно поняли, что он себя не контролирует. «Интересно, - хладный не замечал за ним подобного даже задолго до их бурной, но еще совсем зеленой сексуальной жизни. - Надо бы быть с ним поосторожнее, а то мало ли что…» Булл приставил пульсирующий член к анальному отверстию гробовщика, метнув на него совершенно дикий взгляд налившихся красных глаз. Мгновение - и он уже внутри разгоряченного Мортиса, таранит его разработанные, но при этом сильно сокращающиеся внутренности. - Как тебе такое, сучара?! – страшный хрип вожделения, вырвавшийся, казалось, не из грудной клетки, а откуда-то из желудка быка, напугал Кольта. «Да что за чертовщина тут творится… Они сексом занимаются или пытаются изощренно размазать друг друга?!» - паззл в голове юного ганфайтера не желал складываться, а, если точнее, он усиленно пытался вставить фрагмент с птичкой в место, где явно недоставало цветочка и пчелки. Проглатывая отрывистое рычание где-то на уровне стиснутых зубов, Мортис бездействовал, отдаваясь озверевшему любовнику и просто ожидая, когда же придет заветное наслаждение. А пока он, испытывая множественные болевые судороги, корчился и изгибался под Бланко, держа себя под контролем, как во время боя, только без возможности избавиться от саднившей раны или настырного противника сверху. Нельзя. Пусть перебесится. Терпение, как водится, - а в особенности у хладного – вещь эфемерная, так что тот не выдержал, и, пытаясь спасти ситуацию для своего организма, переместил ладонь на член в надежде, что хоть чем-то себе поможет. Меж тем, Булл все видел, видел степень изнеможденности партнера, видел сузившиеся донельзя щелки зрачков в родных, слишком родных теперь желтых глазах, видел и осознавал, что тот ждет. Ждет, когда же вся эта ни на что не похожая блядиада закончится. Но она все не заканчивалась, и он, яростно вбиваясь в тугую плоть своей пассии, ничего не чувствовал: ни удовлетворения своей злобы, ни возбуждения. Между тем в его тяжелой голове что-то с треском щелкнуло – он понял, что задыхается, но не от нехватки кислорода, а от подступающих слез. Они, подобно каким-нибудь паразитам, сидели в горле раскаленным комом жести, царапающим стенки гортани, поднимались наверх, норовя разорвать сжавшееся в болезненной судороге лицо на части. «Покончи с этим сейчас, и ты его не потеряешь. Не будешь смотреть в гребаное окно с мыслями о том, как хочешь просто прикоснуться, как хочешь обнять его, пусть даже и в последний в этой ебаной жизни раз… Как не хочешь остаться один. Довольно. Слишком много ужаса оставлено позади, чтобы все вновь потерять… Я не смогу пережить все сначала. Я просто не в силах этого сделать». Он резко вышел из гробовщика, который в это время замер от неожиданности. Что именно изображало его лицо в этот момент, Бланко не волновало: казалось, весь мир внутри него на миг накренился. И тут ледяная рука коснулась отрывисто вздымавшейся груди, пихая Бланко с такой силой, что тот рухнул на ворохом лежащие простыни навзничь, с шумом ломая каркас кровати – все к этому шло. Бык опешил. - ТЫ ИЩЕШЬ ПРОШЛОГОДНИЙ СНЕГ ТАМ, ГДЕ ЕГО НЕТ. ТЫ ИЩЕШЬ ПРОШЛОГОДНИЙ ПЕСОК ТАМ, ГДЕ ЕГО НЕТ. ВОЖДЕЛЕНИЕ ТАК УЖАСНО, НЕ ПРАВДА ЛИ? – перепуганный до чертиков Кольт, Булл, провалившийся в образовавшуюся трещину, оба ошарашенно уставились на Мортиса. Он был, буквально, другим. Мышцы, бугрившиеся по всему телу, артерии и венки, которыми зазмеились предплечья, желтые глаза, налившиеся ярко-пламенным янтарем – перед ними был вовсе не хладный, не вурдалак, а самый настоящий дьявол. – ТЕБЕ СТРАШНО? – он с отчетливо видимой горечью, с первородной печалью сидел и ждал, сам не зная, чего. Не было в его взгляде ни желчи, ни презрения или усмешки, как обыкновенно. Земля, породившая его бренное тело, земля, затащившая его разум в червоточину, из которой не было выхода, земля, даровавшая ему полую душу и червей, которые бы ее дожрали, наполнись она хоть на дюйм… Где была она сейчас? Она предательски исчезла, похоронив и весь Древний мир за собой. Она оставила Мортиса одного, без выбора, а значит и без смерти. Выбор – это свобода, а истинная свобода – это смерть. Тот, кто может умереть, волен быть свободным, волен не быть рабом бытия, по правилам которого продолжает затянувшуюся на века «партию в ящик». Ему всю жизнь было больно лишь только оттого, что судьба его – в которую он, ко всему прочему, не верил – была не фатальна. Не было в этой вселенной силы, способной убить его, как не будет ее, даже когда вселенная отцветет наконец. Пытка будет вечной… Так думал он до встречи с Ним. Хладный клал болт на отношения, уходящие корнями в чистейшей воды альтруизм, бесплатное самопожертвование, и готов был повторять эту процедуру до скончания времен, пока не повстречался с Буллом. Он и раньше слышал о Бланко, более того, иногда отслеживал его стрик побед и поражений на арене, но никогда не ощущал к тому никакого влечения, ибо просто не пересекался лично. Как же сильно Мортис заблуждался в своих возможностях к той самой романтике, резистности к инстинктам. Булл, сам того не заметив, заставил его позабыть буквально обо всех паразитах, копошившихся в налитом дикою кровью теле вот уже многие тысячи лет. И как же ему это удалось? Он просто появился. Неотесанный, опасный, как урановый стержень, но совершенный добряк и неловкий любовник. Мортис старался не разбирать его на отдельные качества, ибо перед ним была абсолютная комбинация, которую тот успел полюбить всей душой и телом. Как ни крути, а гробовщик не был нежной девой, нуждающейся в продолжительных ухаживаниях и нескончаемой субординации над партнером в течение лет так пяти: ему хватило и нескольких месяцев, чтобы осознать, где и с кем он может быть как дома, и это приводило его в бешеный восторг. Хладный готов был поклясться, вырвать себе язык и истечь кровью в подтверждение этого: сейчас он не отпустит Булла. Только если тот сам не попросит. - ЕСЛИ ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЧЕГО-ТО БОИШЬСЯ, Я ВСЕГДА БУДУ ЗДЕСЬ, ЧТОБЫ ВЫРВАТЬ ЭТОМУ ЧЕМУ-ТО ПОЗВОНОЧНИК ИЛИ ЗАСТАВИТЬ ЭТО ВЫПЛЮНУТЬ ЕГО СЕЛЕЗЕНКУ. И ТЕПЕРЬ ВЫ ОБА ЗНАЕТЕ, – он посмотрел на Кольта – ПОЧЕМУ Я СДЕЛАЮ ЭТО БЕЗ ОСОБЫХ УСИЛИЙ. МЫ С ТОБОЙ ДВА СОВЕРШЕННЫХ ИДИОТА. СМИРИСЬ. – он немного помолчал. – РАЗ НИКТО ИЗ ВАС НЕ СБЕЖАЛ, ЗНАЧИТ НЕ ТАК УЖ ВСЕ И ПЛОХО. КАК Я ТЕБЕ, БУЛЛ? Тот утер покрасневшие глаза обратной стороной ладони и глянул на Мортиса снизу вверх. И вновь он чуть не плачет, и вновь ищет утешения в любви. И находит. Выходит, они все делают правильно. - Мне теперь кажется, что зря я с полжизни надрывал задницу в качалке. Выглядишь… Сочно, что ли? – гробовщик рассмеялся. - НЕ РАССТРАИВАЙСЯ, Я ПРОСТО НАМНОГО СУШЕ. НО, ЕСЛИ ЗАХОЧЕШЬ, МОГУ И УВЕЛИЧИТЬСЯ… УВЕРЕН, МЫ НАЙДЕМ ЭТОМУ ПРИМЕНЕНИЕ… - никто этого не заметил, но Булл сглотнул. С большими габаритами прибавилось и тяжести – Бланко чувствовал на себе приятный вес чужих бедер, которыми гробовщик ерзал туда-сюда. Сейчас масса гробовщика точно переваливала за сотню килограмм, отчего тот старался не слишком напирать на любовника, хотя хладный знал, насколько тот вынослив. Именно поэтому ему страсть как хотелось выжать из Булла все. Все до последней капли. Мортис насадился быстро, заставив Бланко шумно охнуть от неожиданности. Просидев в такой позиции секунд пятнадцать, хладный рванул уничтожать запас накопившегося в теле возбуждения, нещадно выбивая из быка хриплый рык с каждым толчком. Тот только и мог, что сжать чужое напрягшееся тело в своих стальных ладонях и любоваться… Любоваться огромными, но в то же время исключительно изящными предплечьями, красиво очерченной грудью, слегка влажной от проступившего пота, и его любимой частью гробовщика – трицепсами. Вряд ли у его фетиша было название, но его будоражил один только вид банок Мортиса, их специфическая рельефность. Он был, пожалуй, единственным существом на этой земле, с кем Бланко порою чувствовал себя слабее, пусть и ненамного. Сейчас кровать, а, точнее, то, что от нее осталось, напоминала адову топку: хладный буквально врезался в плоть быка, упивающегося жаром возлюбленного тела. Теперь Бланко даже не пытался контролировать процесс – впервые за долгое время он смог наконец сосредоточиться на собственных чувствах. Все в «новом» Мортисе распаляло быка: и его движения, и непривычно мощное давление сильных рук на грудь, и протяжные стоны, более походившие на рычание. Его хотелось кусать, трогать и пробовать на вкус везде, где получится достать… Его хотелось подчинить себе, распластать на полу и жадно, медленно съесть, смотря, как, возможно, сильнейшее на Земле существо бьется под ним в агонии наслаждения… Булл, не выходя из любовника, опрокинул его на спину и продолжил неистово трахать, ежесекундно получая в награду громкие стоны самой элитной «вавилонской блудницы» на свете. В потоке неконтролируемого возбуждения Мортис, не сдерживаясь, изо всех сил царапал спину Бланко, оставляя на своих пальцах чужую кровь и даже не думая останавливаться. Такого крышесносного секса у него не было давно. Все потому, что сейчас вместе с возбуждением хладный чувствовал любовь. Поверить в то, что он сам и на такое способен, до их с Буллом знакомства он бы не смог. Было что-то в этом парне, что заставляло подчиняться, отдаваться без колебаний, забывать о вечной жажде насилия и плотских утех, терзавшей его на протяжении тысяч лет. Его близость, его прикосновения, поцелуи его губ на коже не сводили хладного с ума, но окончательно срывали ему башню. Ах, как же Мортис любил эти добрые, но грустные глаза, смотрящие на него с такой нежностью и обожанием… Спустя десяток рваных толчков Булл излился в партнера, заполняя того изнутри. Не выходя из постепенно обмякающего тела, он помог хладному кончить и легко, но чувственно поцеловал, устраиваясь рядом. Гробовщик постепенно расслаблялся, возвращая себе прежний облик. Вместе с яркой разрядкой пришла и невероятная усталость, которая не позволяла ему даже подняться на ноги. - П-п-прости, Булл, я… Я, кажется, слишком устал… Если хочешь продолжить, то… - он был заткнут очередным поцелуем. - Я вот думаю, когда ты уже заткнешься? – Бланко тепло улыбнулся и потрепал того по растрепанным волосам. – Успокойся и спи, дурак ты мой несчастный. С трудом поднявшись на одеревенелых ногах, Булл свалил груду обломков, некогда служивших ему постелью, в дальний угол. Взгляд его задержался на мирно сопящем ганслингере, который за время их с Мортисом бурного соития успел два раза самоудовлетвориться и сразу после – уснуть. Булл, в который раз ощутив что-то сродни отцовским чувствам, бережно перенес парня к ним на матрац, невесомо заправив пряди малиновых волос за ухо. Не нарушая мирной идиллии, он осторожно устроился по другую сторону от хладного, блаженно прикрыв глаза. - Что ты почувствовал тогда? Испугался? Удивился? – пробормотал явно находящийся на грани со сном гробовщик. - Подтвердил свои догадки, – бык плотнее прижался к его спине. - Надо же… - он едва усмехнулся. - Не зря я тебя выбрал… - Люблю тебя. - И я тебя люблю.