1954–1974 годы, Лондон, Англия
В трюме было плохо. Нет, теней хватало, но они слабые, словно ненастоящие, а все потому, что рядом не было земли. Почти не было — только жалкие щепотки в гробах, которые везли тела солдат Иностранного легиона обратно на родину. Именно поэтому и пришлось выбрать это утлое корыто, все пропитавшееся солью и «холодным железом».
Раздражение и злость темной половины потихоньку вытягивали силы, подтачивали, как вечно пребывающая в движении морская вода точит скалы, но как переубедить свое же упрямство, она не знала. Сил оставалось слишком мало, а времени охотиться не было, да и опасно это… Они чересчур затянули, но темную, сильную, часть ее души дергало страхом и дурными предчувствиями каждый раз, стоило ступить на доски настила, даже боль от натягивающегося все сильнее поводка не могла ее отвлечь.
Вторая половина, несмотря на свою
чуждую прагматичность и осознание их текущего бедственного положения, искать необходимое плавсредство почему-то не спешила, и Эмили постоянно убеждала ту, что нужно торопиться, пока они еще способны действовать — жгучая боль в груди постепенно нарастала, а поводок сжимался все крепче с каждыми прошедшими сутками, так что тянуть и дальше становилось смерти подобно.
Но наконец темная ее часть сдалась, отступила, дотянув до последнего, ушла
вглубь, и Эмили смогла выдохнуть, одновременно чувствуя тоскливое чувство сродни одиночеству — темная половина, кажется, впала в крепкий сон, почти перестав ощущаться, но все еще не перестав быть
половиной.
Транспорт нашелся довольно быстро: опять была какая-то война, то ли во Вьетнаме, то ли в Корее, и Эмили с грустью подумала, что обречена постоянно сталкиваться с ее последствиями.
Едва определив по разговорам (французский она понимала с пятого на десятое), что очередной подвезенный груз — не что иное, как тела солдат, отправляемых из Кале в Лондон, и порадовавшись, что наконец отыскала необходимое, как оказалась на вторых ролях — темная Эмили, только что, казалось бы, пребывавшая в глубоком сне, внезапно выдвинулась вперед и жестко подавила ее.
Впрочем, выбраться можно было в любой момент, она просто
знала это, однако сейчас подобное только навредило бы: не время для внутренних распрей, когда сил хватает только чтобы защититься от воздействия стихии. И то не до конца.
Выпусти. Я лучше перенесу дорогу.
Темная презрительно фыркнула:
Как же! Если уж мне так плохо, то ты точно не сможешь справиться.
Сложная эмоция, в которой смешались бессилие, раздражение, обреченное смирение, смех и даже капелька гнева, пришла от более слабой половины, и темная часть насторожилась, но спорить и убеждать… Нет. Так что она просто отмахнулась, оставив все как есть.
Она поморщилась и еще немного сползла по холодной металлической обшивке стены вниз. Составленные один на другой пирамидой ящики с гробами совсем немного не доставали до стены, и стоило порадоваться, что она такая маленькая и столь удачно уместилась здесь. Так ее никто не найдет. А если и найдет, то она спрячется от всех в тенях. Или ускользнет. Или убьет.
Баржа мерно покачивалась на волнах, а под тонким дном простиралась пугающая бездна… Стоит только чему-нибудь случиться — и умирать придется долго и болезненно: соль и текучая вода были теперь для нее опасны. Как и некоторые другие вещи.
Эмили сжалась в комок и устало прикрыла глаза — оставалось только ждать, когда они пристанут к берегу. Уже скоро…
***
Родная земля встретила ее дождем — мелким, тоскливым, больше напоминающем плотную водяную взвесь. Она еле сумела дождаться, пока выдастся шанс незаметно выскользнуть — за время пути, пусть и длился тот всего ничего, они обе порядком ослабли.
Тихо шмыгнув на берег по трапу и тут же спрятавшись между контейнеров, Эмили облегченно выдохнула — наконец-то. Горло медленно отпускало стягивающее чувство, в груди постепенно стихал жар и она только теперь осознала, что дышала до этого с трудом: проклятый поводок перекрывал доступ к живительному воздуху.
Необходимо поесть — силы на исходе. Поспеши.
Эмили слабо отмахнулась и попыталась собраться с мыслями.
Раннее утро, но солнце проглянет еще не скоро… И это им на руку: как бы ни был противен дождь, сейчас он — естественный союзник.
Поспеши! Делай уже что-то…
Настойчивое требование темной половины вызвало усталое раздражение, но спорить с самой собой не хотелось, — это отнимало слишком много сил — и Эмили постаралась объяснить еще раз:
Сначала нужно найти убежище и набраться сил. А потом можно и на охоту… Нет, сначала охота, иначе как искать убежище, если не можешь соображать от голода?
Изнутри пришел согласный отклик, но еле слышный.
Темная почему-то оттолкнула ее
вглубь сознания, как только она нашла им нужное судно, зато под конец пути столь же бесцеремонно вытащила ее
на поверхность и оставила вместо себя. Зачем были все эти лишние телодвижения? Почему было сразу не оставить ее? Как будто она куда-то сбежала бы посреди моря!
Глухое раздражение с капелькой вины всколыхнулось и угасло, и Эмили улыбнулась: все-таки есть что-то, в чем она лучше. И это логично, ведь их
две половины — значит, неизбежно, что и она в чем-то разбирается больше.
Недовольного ворчания с оттенком угрозы, как от измученного травлей дикого зверя, Эмили уже не боялась. В конце концов, не будет же она кусать сама себя? Нелепость какая.
Медленно пробираясь сквозь тени, не быстрее обычного человека, она постепенно удалялась от порта, чувствуя волнительное предвкушение. Скоро начнутся более людные районы, там наверняка найдется что-то подходящее… для охоты. Ощущать, что обычно более сильная темная ее часть сейчас слабее котенка, было непривычно… Но это ненадолго — уже скоро они возьмут все, что им нужно.
Иди туда, где живут слабые. Туда, где они спят. После сна много сил.
Эмили призадумалась. Насколько она помнила, до жилых районов отсюда было далековато, да и питаться от добропорядочных граждан ей претило. Они же… ну… ни в чем не виноваты, а она отберет у них энергию.
Глупости! Чем здоровее и сильнее человек, тем больше у него энергии. А нам она нужна.
Эмили порадовалась: темная половина настолько истощена, что охотиться сейчас не способна. В голове быстро складывался план.
Ну-ну, посмотрим, как у тебя получится.
Насмешка вызвала глухое раздражение. Она справится, что бы там ни думала худшая ее часть.
Ранним утром в Доклендс царило оживление: работяги направлялись на работу, а те, кто проводил ночи в питейных заведения, — домой. Вот последние ей и нужны.
Ну-ну…
Упрямство темной и нежелание признавать любое другое мнение, отличное от ее собственного, по-настоящему злили. Эмили гордо вздернула подбородок, напряженно выпрямив спину, но тут же расслабилась: не хотелось быть похожей на ту, другую, значит, нужно попробовать донести свою мысль еще раз:
Зачем тревожить добропорядочных людей, тех, кто приносит пользу, если можно использовать всякую шваль?
У порядочных, как правило, больше здоровой энергии. И для прокорма их нужно меньше.
Мы никуда не торопимся.
Твоя правда.
Внезапное согласие и доносившиеся отголоски веселья темной настораживали, но Эмили не имела права на сомнения, иначе она не справится.
Первая жертва попалась быстро: из подвального помещения, откуда отчетливо шибало смрадом сивухи и чего-то пригорелого, вывалился вусмерть пьяный мужчина и тут же расплылся в улыбке, стоило ему напороться взглядом на Эмили. Мутные заплывшие глазки аж прояснились, и выпивоха расплылся в щербатой улыбке:
— Кака-я-а цы-ып-па, ик!.. Иди сюда, позн-накомимс-ся! — и снова икнул.
Эмили огляделась, но в проулке, кроме них, больше никого не было, только с главной улицы долетало треньканье велосипедного звонка да слышались отдаленные гудки с кораблей, стоящих в порту. Еще слишком рано.
Чувствуя странную робость, она неуверенно приблизилась, остановившись в паре шагов от покачивающегося индивида, и незаметно поморщилась — воняло от того знатно.
— Эй, ну ты чё т-такая скром-мная, детка? — почти не запинаясь, пробормотал пьяница и протянул к ней свою грязную лапищу.
Эмили сделала еще шаг.
— Во-о-от, молодец малышка, ик!.. — осклабился тот и споткнулся, брякнувшись на колени. — Блядь!
А вот нецензурщина вышла у него на удивление четко. Эмили уже открыто скривилась и, преодолевая брезгливость, склонилась над выпивохой…
…и увидела себя. В мутных зенках с покрасневшими склерами отражалась какая-то оборванка: серое лицо, запавшие, ввалившиеся вглубь черепа глаза, заострившиеся скулы и нос, пакля вместо волос…
Она отшатнулась и убежала бы, если б пьяный не схватил ее за руку. Мгновение — и в тело хлынула живительная энергия, а отражение начало стремительно меняться: вот побледнела кожа, стала наливаться здоровьем, волосы заблестели и легли красивыми локонами, которые когда-то она так старательно выпрямляла, чтобы уложить в модную прическу, глаза засияли…
Человек перед ней оцепенел и как-то разом усох. Высокий крепкий бугай с уже намечающимся пузиком будто сбросил двадцать фунтов* за несколько секунд. Эмили моргнула и вырвала руку из его хватки, а тот, покачнувшись, осел на грязную, заплеванную землю и отключился.
Эмили выдохнула, машинально огладила пестревший прорехами подол своего платья, только теперь осознав, что это та самая одежда, в которой была, когда ее похитили… И удовлетворенно улыбнулась: тело налилось энергией и здоровьем, движения приобрели плавность, и внутри мышц, в самой ее крови чувствовалась
сила. Жизнь.
Она еще раз убедилась, что вокруг никого нет, и скользнула в тень.
Умничка, мурлыкнула темная половина и довольно — сыто — потянулась.
Пожалуй, пока район окончательно не проснулся, она успеет еще поохотиться. Про запас.
***
— Эй, мисс! Вам плохо?
Эмили чувствовала себя чертовски пьяной, будто в одиночку выпила целую бутылку крепкого вина. Или бочонок. Или целую бочку.
— Мисс? — настойчивый голос совсем рядом заставил ее прищуриться и всмотреться. Пожилой темнокожий мужчина, чье лицо было испещрено морщинами, склонялся к ней и с тревогой заглядывал в лицо. — Мисс, что случилось? Вам нужна помощь?
Она, подняла голову, открыла рот, но, не зная, что сказать, закрыла и в отражении темно-карих глаз снова увидела
себя.
Так хорошо, как сейчас, она не выглядела никогда: идеальная, будто светившаяся изнутри мягким сиянием кожа, что было заметно даже под грязными разводами, яркие глаза и губы…
— Мисс, вызвать полицию? — все не унимался… индус. Точно, этот человек… Такие люди, поправила она себя, называются индусами…
Темная Эмили выглянула в реальность, как ленивая, налакавшаяся сливок кошка, оценила обстановку и
молча уплыла обратно в сон.
— Вот, возьмите, — в руки ткнулась теплая металлическая поверхность, и Эмили недоуменно посмотрела вниз. В ее ладонях была потертая крышка от термоса, наполненная странным напитком.
— Что это? — с трудом выдавила она — голос почему-то не слушался.
Старик просиял широкой улыбкой. Зубы на фоне темной загорелой кожи казались ослепительно-белыми.
— Масала, — с готовностью ответил он, продолжая улыбаться, но улыбка быстро угасла: — Правда, вам скорее всего не понравится, но зато горячее.
— Спасибо, — тихо выдохнула Эмили и пригубила напиток.
К ее удивлению, это было вкусно, несмотря на странный пряный запах. Чай с молоком… и со специями. Непривычно, но приятно. Она снова глотнула и, посмотрев на старика, с благодарностью улыбнулась.
Внезапно на нее разом навалились ощущения: холод каменной стены за спиной, твердая неровная поверхность под босыми ногами, влажный затхлый воздух подворотни, где в углу громоздились какие-то ящики и прочая рухлядь, а у стены скрючилась она, тепло от нагревшейся крышки в руках, отдаленные звуки города в разгар дня…
— Спасибо, — тихо повторила она и протянула опустевшую емкость индусу.
Вместо того, чтобы забрать крышку от термоса обратно, тот подлил ей еще этого необычного чая и, порывшись за пазухой, протянул завернутый в промасленную бумагу кусок лепешки.
Вот вроде бы она только что буквально
обожралась, поглотив энергию сразу восьми человек, так что, кажется, едва сумеет ее усвоить, но… Увидев протянутую
настоящую еду, Эмили ощутила, как рот наполняется слюной; в животе громко забурчало, и лицо старика приняло виноватое выражение.
— Простите, мисс, это все, что есть, — и он развел руками.
Эмили мотнула головой, продолжая быстро, почти давясь, откусывать от пресной, зачерствевшей по краям, но такой восхитительной чуть солоноватой лепешки.
Подъев с ладони крошки, она зачем-то отряхнула руки и с помощью своего благодетеля поднялась на ноги. В голове — то ли от еды, то ли от чужой, наконец окончательно усвоившейся энергии — прояснилось, и даже темная часть души больше не ощущалась такой чужеродной, словно пропасть между ними незаметно уменьшилась в несколько раз.
— Мисс? Вы знаете, где находитесь? — спросил старик, разглядывая ее… Да, пожалуй, с жалостью. Эмили поджала губы, но честно помотала головой, однако, вспомнив, что еще несколько часов назад точно была в Лондоне, неуверенно пожала плечами:
— Лондон?..
— Да, мисс, вы в Доклендс… — старик индус замялся, помолчал, внимательно разглядывая ее платье, и все-таки спросил: — Вам есть куда пойти?
Эмили покачала головой; в горле внезапно встал комок, а глазам стало больно… Она не сразу сообразила, что так происходит из-за подступающих слез.
Её никто нигде не ждет…
— Мисс, как вас зовут? Я Раджив Наду.
— Эмили, — хрипло прошептала она, и старик кивнул, снова ей улыбнувшись.
— Если вам некуда идти, то я приглашаю вас к себе. Правда, район у нас… не очень, зато будет крыша над головой, и если нужно, у нас есть врач… В любом случае первую помощь старая Киллис оказать сумеет, даже денег может сразу не брать, подождет, пока заработаешь.
— Что? — растерялась Эмили.
— Говорю, что если некуда идти, я могу тебя приютить. Приглашаю в гости, — терпеливо, словно для ребенка, повторил старый индус, пока Эмили пыталась разобраться, почему встрепенулась и чуть ли не прыгает от радости темная часть ее души. — Приходи. Я постараюсь помочь. У всех в жизни бывают пасмурные дни.
— Спасибо, я приду… — заторможенно отозвалась Эмили, пока внутри пестрило с пулеметной скоростью чередой картинок, сбивчивых эмоций, которые буквально распирали темную, и на разные лады повторялись два слова: «якорь» и «гнездо».
Но чуть позже — у нее еще есть дела. Стоило разобраться с поводком и странной (но уже казавшейся чем-то привычным и оттого неважным) раздробленностью хозяина.
***
Приближается к Каиру судно
С длинными знаменами Пророка.
По матросам угадать нетрудно,
Что они с востока.
Капитан кричит и суетится,
Слышен голос гортанный и резкий,
Меж снастей видны смуглые лица,
И мелькают красные фески.
На пристани толпятся дети,
Забавны их тонкие тельца,
Они сошлись еще на рассвете
Посмотреть, где станут пришельцы.
Аисты сидят на крыше
И вытягивают шеи.
Они всех выше,
И им виднее.
Аисты — воздушные маги,
Им многое тайное понятно:
Почему у одного бродяги
На щеках багровые пятна.
Аисты кричат над домами,
Но никто не слышит их рассказа,
Что вместе с духами и шелками
Пробирается в город зараза.
Николай Гумилёв
1665–1666 гг., Лондон, Англия
Чума прокралась в Лондон незаметно — с корабельными крысами, словно диковинные скакуны несущими на себе блох и собственно болезнь. Первые умершие появились уже на пятый день, и горожан охватила паника. Все ринулись прочь из города, разнося заразу все дальше. Многие дома украсили красные кресты, небо закрыл дым от костров и вездесущие птицы, а церкви заполонили прихожане. Глупцы! Они еще на что-то надеялись, вот только Бог в дела людей не вмешивается*.
В городе, раскинувшемся на берегах широкой реки, пировала смерть…
Хорошо что им с Эржи чума никак не угрожала, но даже так смотреть, как сгорают от мучительной болезни другие, как быстро вымирает город, как жгут людей прямо в домах, — возможно, что и живых, наряду с мертвыми членами семьи, — было… непросто.
Когда темнота опускалась на Лондон, здесь поистине творились жуткие вещи. Впрочем, Эржи, кажется, не очень переживала… Или только пыталась казаться невозмутимой: слишком сильно сжимала она губы, видя на телегах наваленные кучами тела, слишком ярко горели ее глаза, когда она наблюдала за чудовищной лазаньей из тонкой прослойки грязи и толстой — мертвецов. Жиль мог только отправлять за Грань тех, кто в иных условиях остался бы на грешной земле до скончания времен. И он делал. Эржи, вопреки обыкновению, не упрекала в дурной трате силы, а молча помогала чертить фигуры и после ритуала также молча стирала их. Жилю после такой массовой отправки мятежных неупокоенных на тот свет хотелось только лечь и не двигаться… И плыл над городом заунывный звон колокола, запах гари и мертвечины.
Они вовремя оказались здесь спустя почти семь лет. Повезло. Пропустить такое ведьма не посмеет: просто не сможет сдержаться — и им остается только не зевать.
Двенадцатое апреля запомнится на века — Жиль был в этом уверен: охваченные паникой горожане обезумели, едва в массы просочились подтвержденные слухи о чуме. Люди видели собственными глазами страшные пятна и язвы на коже окружающих… И знали,
что это означает.
Жиль тоже знал. Но, как ни прискорбно, это означало, что они на шаг — на два! три! на пять шагов! — ближе к цели. Клятва не давала забыть, для чего они с Эржебет все это делают. С самого начала это дело было слишком личным, и плевать на последствия. Однажды они найдут рыжую гадину и сполна спросят с нее за все. И в первую очередь за Адриана. Сейчас у них есть шанс действительно ее выманить.
Такое она пропустить не сможет.
Правда, если бы некроманту выдалась возможность выбирать, он бы сам с радостью оказался где подальше отсюда. Пусть смерть — его призвание и выбор, от некоторых сопутствующих ей вещей он бы с готовностью избавился. Например, Жиль точно не желал бы видеть, как меняется лицо матери, когда она видит пятна на коже своего ребенка, обещающие скорую мучительную смерть…
Жиль, несмотря на все им пережитое, был твердо уверен, что именно этот день будет являться ему в кошмарах даже спустя века.
Расхожее выражение из священных книг «А те из вас, кто останется в живых, позавидуют мертвым!» обрело для него новый смысл. Это и правда было похоже на конец света: люди, только заболевшие и умирающие, — словом, те, кто еще мог передвигаться на своих двоих, — метались по городу, но вряд ли хотя бы половина из них была в ясном разуме. В глазах читались страх и обреченность. А еще какая-то звериная жажда… Урвать хоть еще мгновение жизни. Но увы… Бледный всадник еще долго будет собирать свой чудовищный
урожай.
Раздолье было только немертвым, а это означало новый разгул Инквизиции спустя полгода-год: вампиры, насытившись, какое-то время не охотились, но долго терпеть вновь проснувшийся голод они не смогут и опять вернутся на улицы крупных городов за новой порцией крови. Нужно будет уехать куда-нибудь, затаиться.
Церковь Святого Мартина на углу Трафальгарской площади буквально осадили. Глупцы верили, что Господь спасет их… Он никого не спасет. Бог давно не отвечает на молитвы, даже на самые искренние и чистые. Жиль знал, что
создатель существует… где-то, но давно забыл свое творение. Впрочем, и к лучшему.
Они привычно скрылись в тенях и теперь напряженно наблюдали за беснующимися от ужаса перед грядущим человеками.
— Когда выхода нет — остается только надежда…
— К чему это ты? — повернулся к Эржи Жиль.
— К дурным вестям, — скривилась химера, не отводя взгляда от солдат, перегородивших улицу и отгоняющих пиками людей, не давая тем двигаться ко дворцу.
— А! Теперь и у тебя предчувствие? — не мог не уколоть Жиль.
Эржебет промолчала, только гневно раздулись ноздри ее тонкого породистого носа.
Внезапно на ступени церкви забрался какой-то мужчина и взялся кричать. Слышно было плоховато, но Жиль разобрал, что тот призывает всех «бежать» от Черной Смерти.
— Неужели они всерьез рассчитывают сбежать?.. — она даже помотала головой.
— Они не думают, — процедил Жиль, прищурился, всматриваясь в людей внизу, и покачал головой. — Посмотри на их шеи — они все уже обречены.
Однако ведомая крикуном толпа уже разворачивалась, двигаясь к парку. Солдаты, ощетинившись пиками, провожали их настороженными взглядами. Церковь практически опустела, только на ступенях и поодаль остались лежать тела тех, кто уже не сможет подняться.
— Думаю, она здесь не появится: слишком мало людей, — Эржи задумчиво потерла подбородок и проследила за уходящими прочь горожанами. — Куда они идут?
— Вниз, к реке.
— Точно! Пристань, — сообразила Эржебет и перевела на него взгляд: — Веди нас, проводник. Нам нужно как можно больше актеров — трагедия лучше смотрится в масштабе.
Жиль уже хотел было оборвать ее, но взглянул в глаза и… промолчал. Эржи все происходящее тоже давалось тяжело, несмотря на все ужасы, что им доводилось видеть, столь массовые смерти (и не в бою, а в мирной жизни) — это что-то за чертой… Она справлялась как могла: расслабиться сейчас означало бы проигрыш. Ведь именно теперь у них есть реальный шанс поймать ведьму…
Они ее упустили. Дьявол!
Поначалу удача им сопутствовала: переместившись тенями по крышам на пристань, куда приставали угольные баржи, и обнаружив там солдат с пиками, которые не давали горожанам покинуть город по реке, они затаились и принялись ждать. На набережной бесновалось несколько тысяч человек, и Жиль благодаря своему дару был уверен, что именно тут скопилось самое большое количество лондонцев, еще способных передвигаться. Прочие сидели по домам, были мертвы либо умирали.
Ведьму он заметил сразу, даже раньше Эржебет. Женская фигура в дорогом бархатном плаще с накинутым на голову капюшоном передвигалась по краю, близ домов, и разительно отличалась внешним видом ото всех… но никто на нее не смотрел. Ее никто не видел.
Он тронул Эржи за руку и указал на укутанную в плащ фигуру.
— Попалась! — довольно оскалилась химера, демонстрируя заострившиеся черты лица и удлинившиеся клыки.
Вот под капюшоном показалась прядь ярко-рыжих волос — и Эржебет широко ухмыльнулась:
— Это точно она, Жиль! Идем!
Спуститься вниз и шагнуть на брусчатку из теней было делом пары секунд. Миг — и они загородили ей дорогу.
— Так-так… — довольно протянула Эржи, выхватив кинжал из-за пояса. — Какая встреча!
Ведьма промолчала и непроизвольно отшатнулась назад, Жиль уже достал меч, собираясь обезвредить ее, как из проулка вывалилось подкрепление королевским солдатам. Идущий первым — судя по форме, капитан — быстро оценил происходящее и скомандовал подчиненным напасть на них, крикнув ведьме: «Леди, бегите!»
Эржи зарычала и совсем потеряла над собой контроль, обнаружив, что та уже скрылась. Жиль также был не в восторге: беснующаяся толпа — с одной стороны, а с другой — наступающие на них солдаты. Оттолкнув ближайших, он схватил химеру за запястье и потянул за собой. Стоило им только скрыться с глаз, как он прыгнул тенями на колокольню церкви, откуда совсем недавно, меньше часа назад, они вели наблюдение.
— Сбежала! — взвыла Эржи и со всей силы ударила в стену, вышибая крошку. — Мразь!
Чтобы леди Батори, химера, гончая, способная месяцами выслеживать добычу, настолько вышла из себя… Если бы не видел своими глазами, ни за чтобы не поверил. Впрочем, чего стоят разрушенные ожидания, он помнил по себе.
— Успокойся! — потребовал Жиль. — Ты… — и осекся, заметив, что за кирпичами, которые она разрушила своим ударом, скрывается полость. — Ну-ка… Что тут у нас?
Очередная пирамидка слабо светилась зеленоватым гнилушечьим светом, быстро тускнея и уже начиная идти трещинами.
До этого им встречались только
отработанные артефакты, но эта еще действовала. Жиль выпустил силу и не сдержался, тихо ахнув: это творение какого-то безумца пропускало через себя чудовищный поток некроэнергии, отправляя ее своему хозяину… Точнее, хозяйке.
— Все, кто умер и умрет сегодня, славно продлят жизнь этой ведьмы, — он недовольно поджал губы и обернулся к Эржи. — Вот же дьявольское отродье!
— Почему ты решил?.. — все еще не до конца успокоившаяся химера тяжело дышала и периодически непроизвольно скалилась, сжимая и разжимая кулаки. Жиль тем временем вытащил из-за пояса специальные перчатки из драконьей кожи и аккуратно достал из ниши пирамидку, опустил на пол и принялся внимательно разглядывать, сидя на корточках.
— А для чего еще использовать энергию смерти? — выяснив все, что хотел, он встал и посмотрел на подругу. — Сомневаюсь, что она решила создать армию мертвецов.
— Дерьмо! — рыкнула Эржебет и снова саданула по стене. — Ненавижу!
— Зато теперь мы знаем чуть больше, душа моя. Мы ее найдем. Рано или поздно.
Эржи кинула на него тяжелый взгляд, все еще гневно раздувая ноздри, и с силой опустила каблук, растаптывая пирамидку в пыль.
