***
В доках по ночам было пустынно. Пока днем здесь кипела жизнь, она пряталась, дремала в тенях, но стоило покрывалу тьмы укрыть землю, выскальзывала в реальный мир, яркий, несмотря на тусклое, по сути, место, пропитанный жизнью, которая веками бурлила здесь… Ходила между обшарпанными коробками из металла и просмолённого дерева, гуляла по баржам и парому, когда тот швартовали к причалу, но перед рассветом всегда возвращалась обратно. Сколько времени так прошло, она не знала, но ночи стали ощутимо короче, а световой день — длиннее. Все это время в голове продолжали хаотично возникать воспоминания. Память о прошлом. Прошлом, которое больше не имело над ней власти. Она сумела детально восстановить проведенный над ней эксперимент, — естественно, со своей стороны — однако никаких эмоций не ощутила… А должна была задыхаться от ужаса и истерики. Вспомнила начало жизни девочки, которая сумела относительно без потерь пережить войну… ее страх перед солдатами, перед выходом на улицу, перед самолетами наконец. Память об этом ужасе была, а самого страха — уже нет. Пусто. Вспомнила жизнь скучной, заурядной, немного поверхностной симпатичной телефонистки Эмили, ее планы на дальнейшую жизнь… И снова не почувствовала ничего. Память о семье тоже не откликалась ни единым чувством: родители, сестра и племянники не вызывали никакого ответа — будто совершенно чужие ей люди. Даже имя ничем не отозвалось, хотя имя — самый первый якорь для этого мира, пришла мысль изнутри, и она непроизвольно кивнула, соглашаясь. Потом семья — близкие, те, кто рядом… Рядом только я — смирись. Темная Эмили словно бы пожала плечами и зевнула, снова собираясь задремать. А кто ты? И кто тогда я?.. Опаска, пусть и запрятанная глубоко внутри, перед второй своей половиной, всплыла на поверхность сознания… как всплыли и воспоминания о тьме, которая просачивается внутрь, пропитывает ее, меняет безвозвратно. Считай, что я твой компаньон до конца жизни… Твой инстинкт выживания… Другая Эмили смерила ее долгим взглядом и, отвернувшись, словно бы растворилась, окончательно погрузившись в дрему. Эмили дернула плечом и снова коснулась шеи: поводок давил с каждой ночью все сильнее — нужно было скорее отправляться на север. Дальше тянуть нельзя.***
30 января 1649 г. Казнь короля была очередным зрелищем, но сколько они с Эржи видели таких?.. Бывший маршал брезгливо поморщился и сглотнул горький привкус во рту — все это слишком напоминало ему собственные злоключения: та же беснующаяся толпа, тот же торжественно-устрашающий помост, забранный темным сукном, те же официальные лица с подобающими выражениями, а на деле — лишь масками, скрывающими страх или злобную радость. То же отсутствие справедливости и презрение к закону. У кого сила — тот и прав. Схожести придавала и погода: низкие свинцовые тучи, вот-вот грозившие разразиться то ли мокрым снегом, то ли ледяным дождем, усиливали мрачный настрой толпы. В Англию их привела возможность половить рыбку в мутной воде новых реформ. Его величество Карл I будто бы провоцировал окружающих своими действиями, и в этой волнительной во всех смыслах слова атмосфере было очень удобно доставать нужные им сведения и ингредиенты: большинство магов и светлых волшебных существ стремились убраться подальше от людских распрей, а возможности увезти с собой все, что хотелось, не имели. Эржебет была счастлива. Легкий тычок заставил отвлечься от тяжелых мыслей и немного расслабить закостеневшие мышцы спины. — Предаешься воспоминаниям ушедшей молодости? — ласковый вопрос Эржи заставил его вздрогнуть. — Не стоит, мой добрый друг, мы тут совсем не для этого, — она сложила руки на груди, плотнее закутываясь в длиннополый плащ, и прислонилась к башенке на крыше здания, задумчиво повторив: — Совсем не для этого… Отсюда было отлично видно море солдат, гвардейцев и конницу, заполонивших и саму улицу, и все подъезды к ней. Уайтхолл замер в ожидании. — Ты понимаешь, что происходит сейчас? — Жиль посмотрел на также замершую в ожидании химеру. Как бы графиня Батори ни старалась, она не могла пересилить в себе чудовище полностью. И сейчас, в преддверии казни, была напряжена как гончая, почуявшая раненого зверя. — Казнь, — Эржи пожала плечами, — мол, сам не видишь? — но Жиль продолжал испытующе смотреть на нее, поэтому леди соизволила дать более развернутый ответ: — Грязный балаган для черни. Мы видели не одну, и еще не одну увидим, — хмыкнула она. — Нет, — он качнул головой и перевел взгляд вниз, — эта отличается. Химера лениво потянулась и чуть приподняла бровь. — Сейчас на наших глазах умрет эпоха, — бровь приподнялась выше. — Если мракобесы Кромвеля удержат власть в течение века, нам всем будет очень невесело. — Что ты имеешь в виду, мой друг? — лениво, словно делая одолжение, спросила она. — А то ты не понимаешь! — некромант передернул плечами. — Прольется просто море крови, а ведь уже пролилось немало. Однако сегодня… Сегодня прольется кровь короля. Законного коронованного монарха. И казнит его чернь. Эржебет полностью развернулась к нему; ее тело заметно напряглось, черты лица чуть заострились, а глаза засветились желтоватым хищным огнем, хорошо заметным даже при тусклом дневном свете. — Вся страна сошла с ума. Попробуй чернь возникать у доброго господина Надашди, сидели бы на кольях при первых поползновениях. А здесь как умопомрачение какое… Ты думаешь, она все-таки появится здесь? Жиль еще раз осторожно коснулся теней, проверяя пути отхода. — Эржи, она уже здесь, — увидев, как дернулась подруга, он мягко улыбнулся и поспешил ее успокоить: — Не в прямом смысле. Она уже властвует над островами минимум двадцать лет. — О чем ты? — Эржи прищурилась. — Ты не говорил мне об этом. — Моя дорогая, ты настолько закусила удила в личных поисках убийцы, что просто не смотрела по сторонам и не слушала, что происходит в мире. Очевидно, что ты пропустила мимо ушей и мои последние рассуждения, что весьма прискорбно. Бывшая графиня надулась — Жиль опять намекал на ее неопытность в плане бессмертного бытия. Однако не могла не признать его правоту: ей действительно все еще было трудно воспринимать и анализировать мир не с точки зрения «здесь и сейчас», а в очень долгосрочной перспективе. Несомненно, любому, кто получил бессмертие, было приятно осознавать, что ни годы, ни века не прервут твое существование, однако мыслить не узкими рамками сиюминутной потребности поначалу было сложно. Он сам еще помнил это чувство… Время все расставит на свои места. — Рядом с вами, сеньор де Лаваль, мсье Старик, — состроила кислую мину Эржи, — я периодически чувствую себя ребенком, — Жиль хмыкнул старой дружеской шутке, хотя разница между ними была всего лет двести. Хотя стоило признать: двести лет опыта — это довольно много, особенно в начале долгой послежизни. — Да-да, главным образом, когда я цитирую своего излюбленного Сунь-цзы. Я помню, моя леди, можешь не продолжать, — отмахнулся он, и Эржи только фыркнула. — Так ты поняла, что сейчас происходит? — Да, — процедила химера и сверкнула на него недовольным взглядом ярко-желтых в полумраке капюшона глаз. — К чему вопрос? Поведайте мне, убогой, я что-то упустила? Мы потратили столько времени, чтобы выяснить, что эта тварь любит масштабные зрели… Или что? — голос Эржи вмиг поменялся, став из раздраженного напевным и нежным. — Мой милый друг волнуется? — и она мерзко захихикала, вопросительно вскинув брови. — Отчасти, — не настроенный шутить, он легко согласился с предположением подруги. Да и как не согласиться? За столько лет они слишком хорошо изучили друг друга. Признаться оказалось труднее: — У меня плохое предчувствие… — Странно, — ехидствовала дальше Эржи, и это лучше любых слов показывало, что она точно также волнуется, — я думала, по предчувствиям у нас я. Жиль только вздохнул: как он и думал, Эржебет не упустила случая подпустить шпильку. — И все же? Почему она «властвует над Островами»? — отсмеявшись, тихо спросила леди Батори. Жиль промолчал — на его взгляд и так все было понятно, и продолжил наблюдать за обстановкой внизу. Леди Батори что-то проворчала под нос, глубже накинула капюшон и замерла, опираясь на стену позади себя. Ни один из них не рассчитывал, что придется так долго искать убийцу Адриана. Прошло несколько лет, а им каждый раз оставались только жалкие упоминания, но не реальный след. И вот теперь они действительно могли ее настигнуть: казнь монарха — не то событие, которое эта тварь может пропустить. Почему-то она питала нездоровую слабость к массовым сборищам, и были все шансы, что сегодня их месть свершится. По крайней мере, на это надеялась Эржебет. Жиль иллюзий не питал: он будто бы чуял эту тяжелую ауру злого ожидания, — можно даже сказать, предвкушения — витавшую над толпой. Нынешнее событие, как ни цинично это звучит, было не более чем итоговым тестом его гипотезы. Он мог бы спасти короля и в дальнейшем не терпеть неудач: теневые пути проникали везде, вот только это лишило бы его возможности доказать свою теорию. А еще он совершенно не забыл, кто сжег его Деву. — Госпожа моя Батори, а скажите мне, не удивляет ли вас персона господина Кромвеля? Эржи вздернула бровь, проявляя заинтересованность, и одновременно спрятала нос в полу плаща, — ветер с реки усилился, отчего тело пробирала противная дрожь. — Он удивительный человек, — усмехнулся Жиль, — и в первую очередь своим происхождением. Я навел справки… — Так вот зачем ты потратил столько золотых на жидов*! — не удержалась графиня. — Оно хотя бы того стоило? — Безусловно. Марраны** всегда полезны. Кому, как не живущим на полулегальном положении, иметь обширную сеть информаторов? Так вот, представь себе сына мирового судьи и почтенной вдовушки, ярых поборников этой новомодной пуританской ереси***, который в молодости больше увлекается играми и развлечениями, нежели знаниями. Эдакий типичный представитель рода человеческого. Под тычками родных он все же получает образование, женится и удаляется к себе торговать шерстью и по-плебейски варить пиво. Успешно, замечу. И вдруг, двадцать лет назад, его озаряет политическая жажда деятельности. Лавочника и сыродела! Не удивительно ли? — Ты шутишь, мой друг? Я помню, что говорили о нем люди, неплохо разбирающиеся в военном деле и политике. У всех, даже у тех, кто его терпеть не может, он оставил впечатление человека, компетентного в обоих вопросах, — Эржи нахмурилась, задумчиво перебирая каменные четки. На лице Жиля появилась довольная улыбка: она в первую очередь выцепила главное, именно поэтому он всегда ценил Эржи в ипостаси умной женщины, а не вставшей на след гончей. — Все верно, — кивнул он. — Я тоже удивился. Восемь лет, начиная от момента женитьбы, человек сидит в своем поместье, ведет жизнь типичного эсквайра и вдруг — внезапно! — избирается в Парламент. И там начинает чувствовать себя как рыба в воде. Более того, когда доходит до военной конфронтации, он показывает себя грамотным военачальником. Он ведет себя как человек, успешно прошедший несколько военных компаний. Его решения вполне в духе Альбрехта фон Валленштейна. Конечно, ходят слухи, что Оливер мотался на континент и участвовал в войне, однако марраны единодушны — он не покидал своего поместья. — Откуда бы такие таланты? — химера была заинтригована. — Вот и я задался этим вопросом. И пришел к выводу, что без колдовства здесь не обошлось, — Эржи вся обратилась во внимание. Де Ре кивнул, показывая, что ее догадки верны, и договорил: — Я предполагаю, что сеть над страной раскинула наша старая знакомая. Ей нужна кровь и энергия. Ничего не напоминает? Лицо Эржебет озарило внезапное понимание, и она пораженно выдохнула: — Фламель. Его Magnum opus! — Да! — Жиль энергично кивнул. — И я хочу убедиться, что я прав. — Именно поэтому ты налепил в округе своих артефактов! — нахмурилась Эржи, но он не успел ответить — толпа всколыхнулась и, прерывая их беседу, снизу ослышались возгласы: — Идут! Идут! Люди на площади замерли, глядя на это в чем-то даже величественное шествие: Карл I в парадном платье под гулкие удары барабана молча шествовал по аллее в сопровождении епископа и начальника гвардии. И отряда алебардеров. Напряжение сгустилось. Жиль резко взмахнул рукой — и перед ним и Эржебет повисла тонкая прозрачная пелена, позволяющая видеть магические потоки более ясно, однако не мешая смотреть за хорошо поставленной трагедией. В воздухе, кроме мелких снежинок, будто бы витали тяжелые душные эмоции: страх, нетерпение, предвкушение — людские пороки словно укутали толпу, уравняли — и плевать было, кто чернь, а кто аристократ — все они одинаково равны и перед Господом Богом, и перед демонами из Ада. В такие моменты некромант даже радовался, что больше не вполне принадлежит роду человеческому. Наконец процессия остановилась, король взошел на эшафот и недолго говорил с начальником гвардии и епископом. Эржи хохотнула: чуткий слух химеры позволял ей слышать его последние слова. — Что он сказал? Она покачала головой и искривила губы в слабой улыбке, пробормотав: — Король до последнего… он просит помолиться. Жиль зло улыбнулся. — Смотри теперь внимательно, моя дорогая! Сквозь вуаль теней было отчетливо видно, что всех на площади окутывает белесая дымка… Всех, кроме Карла. — Король единственный не подвластен. Его защищают корона и миропомазанье! Я был прав. Пуритане не соблюдают обрядов — в своей борьбе с белым стихарем**** они добились того, что стали полностью беззащитны перед внушением. По крайней мере те, в ком веры меньше, чем на кончике твоего мизинца. Он хотел рассказать поподробнее, но в этот момент ощутил, как все эманации людских чувств, вся эта давящая масса, начали стягиваться над помостом. Над головой короля. — Жиль!.. — выдохнула Эржи, резко выпрямляясь и указывая рукой с отросшим когтем в ту сторону. Но он уже и сам видел: в тот миг, когда секира опустилась, перерубая шею, время будто споткнулось на секунду, крохотное мгновение, а потом снова пошло привычным образом… Вот только вся энергия смерти и эмоций толпы уже исчезла, будто рассеялась вникуда. А ведь так не должно быть. Значит, ей помогли. И вот еще странность: видневшуюся с крышы Темзу стремительно забирал сероватый ледок, но размышлять дальше было некогда, и, схватив Эржи за руку, некромант шагнул в тень, оказавшись прямо под помостом, остановился на границе с обычным миром… В воздухе больше не витало напряжение: под помостом было пусто, только капала сверху парящая на холоде темная кровь, просачиваясь сквозь сукно и доски настила. — Ты видишь то же, что и я? — Да, мой добрый друг, вижу… — Эржи недовольно поджала губы, рассматривая стремительно разрушающуюся пирамидку, облитую драгоценной королевской кровью… Выполнившую свою задачу и отправившую рыжей твари прорву энергии. — Теперь она от нас никуда не денется, — Жиль с нескрываемым злорадством цапнул отработавший артефакт. — Не правда ли, Ваше Величество? — в отражении измазанной кровью грани пирамидки проявился бледный силуэт монарха. — Вы же почувствовали, кто лишил вас всего, и жаждете отомстить? Чуть позже мы с вами обговорим все условия, а пока отдохните, смерть — довольно выматывающее событие! Добыча отправилась в бархатный мешочек с серебряным шитьем. Жиль был доволен. Внезапно щеку обожгла хлесткая пощечина. — Какой же вы мерзавец, мой друг! Вы с самого начала не собирались ловить ее сегодня! — Эржи замахнулась для повторного удара, но Жиль перехватил ее руку. — Моя дорогая, я действительно повел себя как свинья, за что и прошу у вас прощенья, — он склонился и коснулся поцелуем тонкого запястья. — Однако и вы поймите меня. Теперь тварь не уйдет от нас: дух почует малейшие проявления подобной магии на любом расстоянии. С гарантией. Это того стоило, — уверенно проговорил Жиль и отпустил больше не пытающуюся совершать необдуманные поступки химеру. — И еще, вам не кажется, что я тоже имею право на маленькие слабости? — Эржи сморщила нос и закатила глаза, но все же кивнула. — Это великое удовольствие: запрячь на вечную службу короля той страны, которая лишила меня всего. — Не сомневаюсь, что твоя некромантская душонка в полном восторге, — фыркнула Эржи. — Но мог бы и предупредить, — все-таки недовольно пробурчала она. — Мог, — согласился Жиль, — но так наглядней. Собирать… ценный ингредиент будешь? — добавил он, кивая на быстро сворачивавшуюся кровь. — Да, с паршивой овцы хоть шерсти клок, — недовольная и надувшаяся Эржи шагнула из теней в реальный мир, доставая из-за пазухи пустую склянку.