Спутанная нить

Скрипнули ворота. Мать у входа в дом стоит. Дожидается, видно. Светло-синие глаза оглядели строго. — Тебя долго не было. Несмотря на ласковую улыбку, сталь в голосе. Молча остановилась рядом. Строгий взгляд упал на испачканную одежду. — Вижу, ты была на болотах. Что тебе там понадобилось? — Я… Я ходила к старой ведьме. Строгость во взгляде страхом сменилась. — Зачем ты пошла к ней? Сколько раз я говорила, чтобы ты к дому этой старухи не приближалась? Ты должна понимать, как это опасно! — Не гневайся, матушка! Я ведь столько просила отвести меня к жрицам Фрейи, чтобы те открыли, что меня ждет! Но ты всегда отказывала. Вот я и отправилась к ней, чтобы судьбу узнать. — Так что же… Что напророчила тебе эта ведьма? — Ничего. Она просто безумная старуха. — Тогда почему на тебе лица нет? — Мне было страшно идти туда, вот и все. Усмехнулась холодно. — Но ты все равно пошла. Что ж, ты добилась, чего хотела. Но за упрямство я накажу тебя. Как мне поступить с тобой, Сванлауг? Может, под замок посадить? От возмущения голову вскинула.  — Что ты такое говоришь, мама? Я уже слишком взрослая для подобного, а ты обращаешься со мной, словно я какая-нибудь тир, а не твоя дочь! Ты не вправе… — Не вправе? Я твоя мать! Или ты об этом забыла? Пока ты не выберешь себе мужа, именно я отвечаю за тебя. — Видимо, именно это мне и стоит сделать, чтобы наконец от твоей заботы избавиться. Ты бы заперла меня в доме навсегда, будь на то твоя воля. А достойного мужа найти мне труда не составит. Я молода, принадлежу к знатному роду, да и собой недурна. Мать улыбнулась снисходительно. — Пожалуй, ты еще слишком молода, чтобы повесить ключи себе на пояс. Тебе лишь пятнадцать зим, Сванлауг. Совсем ты еще дитя. И пусть ты считаешь, что я слишком строга к тебе, но на то есть причины. Я ведь беспокоюсь просто. — Быть может, когда я выйду замуж, беспокойство твое поубавится! Взглянула печально. — В жизни не стоит полагаться только на мужа или мать. Рассчитывать в первую очередь лишь на себя нужно. Видимо, моя вина, что ты не научилась этому. Нет в тебе пока, дитя мое, ни хитрости, ни мудрости. — Возможно, это ты слишком умна, что остальные тебе глупцами кажутся. А хитрость с мудростью я у богов попрошу. Может, они и услышат меня. Подняла к небу лицо, рассмеялась звонко. — Славьтесь, Светлые Асы! Услышь меня, о Отец Битв! Даруй мне частицу своей безграничной мудрости. И ты услышь, коварный Сын Лаувейи. Даруй мне частицу хитрости, которой так славишься. Пальцы схватили за руку, дернули на себя. — Разве так к богам обращаются? Или ты смешным это находишь? — Не сердись так. Вдруг да стану такой же, как и ты, мудрой! — За то, что я имею, дорого заплатить пришлось! Когда твой отец к Одину отправился, слишком многое на мою долю выпало! — Раз ты смогла научиться, то и у меня тоже получится. Пальцы руку до боли сжали. — Тоже получится? Да ты хоть понимаешь, что говоришь? Моли лучше всех богов Асгарда, чтобы они избавили тебя от подобной участи! — Я… Прости, матушка! Пальцы по-прежнему держат крепко. Развернулась, потянула за собой, к дому. — Прошу, не надо, не наказывай меня! — Наказаний никто не любит. — Матушка… — Раньше надо было думать. Посидишь под замком немного, может, на пользу пойдет. — Нет! Выдернула руку, отскочила назад. — Что ты за дочь, раз ни мать, ни богов не уважаешь? Убирайся тогда прочь! В лесу переночуешь или на болотах, если смелости хватит! — Хватит, не сомневайся! Мощеные деревом дорожки заскрипели под быстрыми шагами.

***

Вслед дочери глянула. Вздохнула тяжело, деревянную стену дома рукой нащупала. — Ты такая же неугомонная и упрямая, как твой отец, Сванлауг… Скрипнула за спиной дверь. — Эй, ты здорова, фру Герлок? Что-то бледна слишком. — Не волнуйся, Бера, все хорошо со мной. — Никак с дочерью повздорила? Ох, ну и нрав же у девочки! В кого только… Улыбнулась печально. — Известно в кого. Бера нахмурилась, морщины обозначились резче. — Твой муж, Гуннар Щедрый, и впрямь упрямцем редкостным был. Но и человеком был хорошим, не то что… Взгляд отвела виновато. — Ты прости, не хотела я… К чему вспоминать все это лишний раз. — Тебе не за что извиняться. Мои воспоминания всегда со мной. Я случившееся до самого Рагнарёка не забуду. Хотела бы да не могу. А уж тот день… Словно вчера все. Хоть бы Гутторн, этот сын тролля, в Хель провалился! — Оставь ты это. Послушай свою старую рабыню. — Я ведь, знаешь, не хотела, чтобы Гуннар ехал тогда на эту охоту. Говорила ему… Меня до сих пор ночами кошмары мучают. Так и вижу, как Гутторн въехал на своем коне в ворота усадьбы. И голову Гуннара у его седла. Бера тронула осторожно за плечо. — Позволь отвести тебя в дом. Отдохнешь немного. Кивнула. Глянула в сторону ворот. — Странно это… Такое чувство у меня, словно никогда больше дочь не увижу.

***

Бухнули о землю толстые сучья, затрещали тонкие веточки. На ночь хвороста должно хватить. Поесть бы еще чего-нибудь. А в лесу ведь еще даже ягод нет. Вернуться бы, извиниться перед матерью. Только стыдно уж слишком. Повела себя, словно ребенок упрямый. Еще и удрала. Как будто заморочил кто — тролли, не иначе. Звякнул об огниво кремень. Искры брызнули в стороны, занялся слабый огонек. Светлее стало. За своими мыслями и не заметила, как стемнело. И прохладно уж к ночи становится. Запахнула плотнее плащ. Огонь хорошо разгорелся, потрескивает весело. Мысли только невеселые. Что теперь матери говорить? Она ведь никогда строга без дела не бывает. И в совете не откажет, кто бы ни просил. За то ведь ее так и уважают в округе. Тоже бы такой стать когда-нибудь. И красивой бы быть, как она. Мать ведь до сих пор еще… Только седина в волосах появилась две зимы назад, когда отчим в Валланде погиб. Жаль, что об отце упоминает редко. Интересно ведь, кто он такой. Говорила только, что и лицом и нравом дочь в него удалась. И обмолвилась раз, что отец из рода самого Одина происходит, верно знатным ярлом был. Совсем стемнело уже. Только пламя костра лесную темень разгоняет. Прошуршали палые листья — тепло огня ближе теперь. Улеглась поудобней. Вокруг скрипы, шорохи лесные, крики ночных птиц. И словно смотрит кто-то из темноты. Словно тролль голодный человечье мясо учуял и ждет удачного момента наброситься. Нет, здесь только привычные ночные звуки, никакой тролль в кустах не таится. Но все же… Как будто наблюдает кто-то, следит. В огне образы какие-то. Размытые, смутные. И голос откуда-то вдруг. Какая-то женщина молодая то шепчет что-то, то напевает громче. Слов не разобрать, но связаны они в заклинание, сила их даже издалека ощутима. Образы из пламени вокруг теперь проступают. И не разобрать поляна здесь или покой уютный. На полу шкуры, сундуки у стен. А у дальней стены та самая женщина. На полу сидит, волосы светлые на лицо упали — не разглядеть. Наплечные застежки сияют золотом, мерцают драгоценные камни. Задержала дыхание — только бы не заметила. Пригляделась внимательней. Богатое светлое платье незнакомки сплошь темными пятнами покрыто, высокие перчатки на руках, а перед ней… Вскрик разнесся эхом по ночному лесу. Перед ней мертвец на полу. Из разорванного живота внутренности выпали. Ведьма копошится в них с наслаждением, перебирает что-то пальцами. На руках не перчатки вовсе — кровь почти до локтя. И темные пятна на платье — тоже кровь. Рот ладонью зажала. Заклинание стихло тут же. Страшные льдистые глаза смотрят в упор теперь. Их только и видно, лица ведьмы не рассмотреть по-прежнему. Перепачкано темным, темные капли капают с подбородка на дорогое платье. — Ты… Ты меня видишь! От огня отскочила. Где находится — не разберешь. То ли покой богатый, то ли поляна лесная. Нереально все, призрачно. Лишь костер и ведьма окровавленная видны отчетливо. Зашуршал дорогой наряд. С пальцев срываются капли, на полу темные пятна остаются. — Как такое возможно? Ты ведь просто девчонка? Слышно теперь, как цепочки золотые позвякивают. Рядом совсем. Но даже с места не сдвинуться. А не сон ли это? — Кто ты и почему следишь за мной? Ведьма оскалилась в ответ злобно. — Остановись! Не смей подходить ко мне! — Что же ты мне сделаешь, глупое дитя? Вскинула руку. Начертила защитный знак. Над ухом смех презрительный. — Пожалуй, я не стану дожидаться, когда тебя поразит сталь. Я убью тебя прямо сейчас. Сама! Треснула в костре горящая ветка, разломилась надвое. Искры взлетели в воздух. Обломок горящий рядом совсем. Кора с необожженной стороны почти горячая. Ухватила покрепче пальцами. — Кем бы ты ни была, оставь меня! Ведьма не улыбается больше. Вновь шепчет что-то. Кинулась вперед. Обугленный конец палки в воздух взметнулся. Ведьма завопила страшно, повалилась на землю. Образ комнаты стал таять, лесная поляна ярче сделалась. Палка ударилась о землю. Ведьма скулит, пальцы землю скребут. Отступила подальше. Взгляд вслед — безумный, яростный. Вместо правой щеки — ожог. — Что ты сделала со мной, проклятая девчонка? Оскалилась диким зверем. — Клянусь кровью богов, я заставлю тебя заплатить! Я отправлю тебя в объятья Хель своими руками! Кинулась прочь, но на пути стена из огня вдруг… Распахнула глаза, заозиралась по сторонам испуганно. Вокруг все та же лесная поляна. Костер рядом — прогорел почти. Странное видение всего-навсего сном оказалось. Реальным чересчур, пугающим, но все же сном. А из-за древесных крон уже небо светлое проглядывает. Зубы от утреннего холода стучат. Или от страха, может? Мать бы сказала, что не стоит сна бояться и он не причинит никакого вреда. Верно. Домой нужно, рассказать обо всем матери. Отряхнула одежду, глянула вниз. Под ногами палка с одного конца обугленная. Та же, что и во сне. Нет, похожа просто. Палка она и есть палка. Почему только она от костра так далеко? Не все ли равно! Домой нужно и побыстрей!

***

Откуда-то дымом потянуло. Сильнее все. На костер не похоже. Слишком уж гарью пахнет. Трава под ногами быстрее замелькала. На холм бегом почти. С холма вся долина как на ладони. По долине едкий дым расползается. А строения усадьбы огнем охвачены. Так и замерла на месте. Не морок ли это? Земля рядом с оградой конскими копытами изрыта. Сразу ясно — не один всадник тут побывал. Прокралась к воротам осторожно. Ворота сорваны с петель, в пыли валяются. Рядом — конь дохлый. Из шеи стрела торчит. Чужой конь. Упряжь хорошая, дорогая. Во дворе разгром. Тела изрубленные в лужах собственной крови. Запершило в горле. Дым глаза разъедает. Грохнуло что-то под ногой. Шлем. В боку вмятина. Владелец бывший рядом лицом вниз лежит. Голова от шеи отделена почти. Кровь растеклась, стынет на земле. В руке топор окровавленный. Рукоять холодная, липкая. Рванула на себя. Этот кошмар куда страшней того, что ночью видела. Проснуться бы только. Кровавая вонь мешается с гарью, вздохнуть не дает. Стон тихий. Рядом совсем. Пальцы рукоять топора сильнее сжали. Огляделась. Рядом лежит. Лицо пепельно-серое, из раны на груди легкое виднеется. Один из рабов. Шагнула ближе. — Барди, ты меня слышишь? Ответь, умоляю… Вместо слов хрипы невнятные. Не разобрать. И те стихли тут же. Заозиралась вокруг. — Мама… Мама, где же ты? Женщина, что сидит под старым ясенем, так на мать похожа. Только одета странно. Зачем матери кольчуга? Оглядела внимательно. Волосы и одежда кровью пропитались. Правая рука вывернута странно. Разве это может быть она? Приблизилась, пригляделась еще. Правое плечо разрублено, кость из раны торчит. Меч окровавленный рядом валяется. Топор стукнул о землю. И сама рядом повалилась. В стороне грохнуло. Огонь еще громче заревел. Кажется, что и собственных криков не слышно. — Ты должна уходить отсюда немедленно, Сванлауг. Вздрогнула. От слез перед глазами расплывается все. А мать глядит властно. Как хозяйка, чьим приказам подчинялись всегда. Все та же благородная дочь Норейг, даже несмотря на раны. — Мама! Что ты говоришь! Я сейчас сбегаю к соседям, приведу помощь. Я быстро, обещаю! — Слушай, что я говорю тебе! Мне ты все равно уже помочь не сможешь… Закашлялась, кровь выступила на губах. Взгляд от боли затуманился. — Не дай им добраться до тебя. — Им? Что ты… Мама? Уставилась в сторону пустым взглядом. Голова свесилась безвольно. Схватила за руку. Холодная, словно замерзла. Потянула. Кольчуга звякнула тихо. Голову на грудь матери положила. Прижалась крепко. Как в детстве. Одежда пропиталась влажным, теплым. Липнет к коже. Это не взаправду все. Этот сон тоже закончится. Обязательно должен. Сны не бывают такими долгими. Чьи-то пальцы в плечо грубо вцепились, вверх потянули…